Свет погасшей звезды

– …и что самое главное, – продолжил он, словно не замечая моего безразличия, – ты даже не понимаешь, что всё, что происходит, – это и есть наша природа. Мы всегда манипулируем, всегда играем. И ты тоже – ты не исключение.

Его слова были как старая, заезженная пластинка, но они всё равно вызывали у меня холодную отстранённость. Я знал, что он был неотъемлемой частью этого мира, в котором все маскировались и использовали друг друга. Рамиль обожал своё бессмертие, наслаждаясь каждым моментом, не думая о последствиях, ведь он был одним из первых вампиров. Он жил здесь и сейчас, и его вечная жизнь была для него оправданием всех его поступков.

В отличие от него, Микаэль… Микаэль был тем, кто мечтал о другом. Он не мог больше существовать в этом мире, полном лицемерия и пустоты. Его цель была ясна: найти ребёнка, рождённого в лунное затмение, который был ключом к разгадке, к решению нашей проблемы. Микаэль говорил, что первый ключ уже найден, но, как всегда, ничего не уточнял. Мы объединили силы, не зная, что нас ждёт, но все мы понимали: этот путь не будет лёгким. Мы все играли свою роль в этой тёмной игре, и ни один из нас не знал, чем она закончится.

– Напомни-ка мне, какая у вас цель с Микаэлем? – спросил он, положив указательный палец к губам. Его лицо мгновенно приняло задумчивое выражение, словно он пытался найти нужные слова, а потом он косо посмотрел в мою сторону, его взгляд был как у хищника, играющего с жертвой. – Ах, точно! Найти ключи и положить конец нашему существованию, – закончил он, его губы расползлись в ехидной улыбке, в которой не было ни малейшего намека на искренность. На слове «ключи» он сделал явное движение пальцем, изобразив кавычки в воздухе, будто это слово было всего лишь шуткой, каким-то абсурдным термином, над которым не стоило бы и задумываться. Его манера говорить, его тон – всё это злило меня. Он пытался свести всё к игре, к пустым словам, игнорируя реальность, и я знал, что это была его привычка – недооценивать всё, что на самом деле имело значение.

– Но говорил ли тебе твой дорогой друг о своих истинных намерениях? Говорил ли он о другой силе этих ключей, к чему это приведет? – продолжал мужчина, наклоняясь ко мне так близко, что я почти чувствовал его дыхание. Его голос стал тише, будто он хотел, чтобы только я услышал эти слова. Казалось, он намеренно создавал напряжение, словно пытаясь проникнуть в мой разум, заглянуть в мои мысли.

Его взгляд был полон иронии и вызова. Он знал, что я отвечу, и всё равно продолжал давить, как тот, кто получает удовольствие от разгадывания чужих тайн. Я же смотрел ему прямо в глаза, не отводя взгляд, и мой ответ был точен и твёрд:

– Нет, нечего такого, что мог скрывать Микаэль! – Я произнес эти слова с холодной уверенностью, пытаясь показать, что не дам ему запутать меня в его манипуляциях. В его вопросах не было ничего, кроме провокации.

– Ты такой наивный… – его лицо искажалось в гримасе жалости, как будто он жалел меня, иронично поглядывая. – Ты не знаешь этого ублюдка, который крепко засел в твоей пустой голове, и ты не видишь его настоящего! – его слова звучали как уколы, полные презрения, и я почувствовал, как внутри что-то сжалось.

Я ощутил, как его слова пытаются проникнуть в меня, но я был готов отбить их. Неужели он на самом деле думает, что может пробудить хоть каплю сомнений во мне? В его взгляде была уверенность, но мне было совершенно ясно, что это не более чем попытка манипуляции.

– Ты зря тратишь время. Я не желаю слушать твой бред лишь потому, что ты решил насолить Микаэлю в очередной раз, – я произнёс эти слова с такой твердостью, что мне самому стало легче. Я был готов встать и уйти, но когда я уже поднимался, его рука неожиданно схватила меня за запястье. Это движение было быстрым, но уверенным, как у хищника, поймавшего свою жертву. Я опустил взгляд на его руку, чувствовал холод от её прикосновения, а затем поднял глаза, встретившись с его насмешливым, застывшим взглядом. Он не отпускал меня, его выражение было жестким и полным какого-то странного ожидания, будто он знал, что мне предстоит сделать следующий шаг.

– Ты будешь глупцом, если отдашь себя ради этого, – произнёс Рамил с удивительным спокойствием, его голос звучал так, будто он говорил о чём-то банальном, но с глубоким презрением. – Он получит всю силу, но всё останется как прежде. Только будет ещё хуже, чем сейчас, – он откинул волосы назад, его лицо не выражало ни эмоций, ни сожаления. Это была просто констатация факта, и от этого становилось ещё более невыносимо. Его взгляд задержался на мне, как будто он пытался убедиться, что его слова нашли отклик. Но я лишь молча смотрел на него, не давая себе повода верить ни единому слову. Я знал, что он играет, как всегда.

– Есть ещё одна легенда. Раз ты любитель легенд, – продолжил он с едва заметной усмешкой, которая не дошла до глаз. Не обратив внимания на моё недовольство, он бросил взгляд на конверт

–Прочти-сказал напоследок, затем он резко встал, и с таким же холодным достоинством, с каким пришёл, покинул таверну.

Шум таверны сразу же снова наполнил пространство, но я оставался сидеть, скованный тем, что он сказал, и тем, что могло скрываться в этом конверте. В его словах был намёк, но что он на самом деле хотел от меня – мне не было ясно.

Он ушёл, но его слова продолжали звучать в моей голове, словно отголоски, не дающие покоя: «он получит силу…», «хуже, чем сейчас…» – эти фразы врезались в мой разум, как острые иглы. Я пытался избавиться от них, но чем больше я пытался, тем ярче они становились.

Я знал, что Рамил был мастером манипуляций, и если его цель была сеять сомнения, то он не мог не ожидать, что я не поддамся. Однако… внутри меня возникло какое-то странное чувство, которое не давало покоя. Это было что-то тёмное, скользящее по краю сознания, подталкивающее меня обратить внимание на его слова.

Но, с другой стороны, я знал, что Микаэля – это не тот вампир, кто мог бы предать меня. Мы с ним прошли через столько, что я был уверен в нём, как в себе. Он был моим братом, тем, кто спас меня от гибели несколько столетий назад. Мы пережили немало трудных моментов, и я был готов верить в его честность, даже несмотря на странности, которые могли возникнуть.

Я откинулся назад, пытаясь рассмотреть ситуацию в целом, но сомнения продолжали тревожить меня. Может, я был слеп, что не замечал чего-то важного? Или всё это – лишь игра Рамила, чтобы взбудоражить мою уверенность?

5 глава. Азаро

Выйдя на прохладный осенний воздух, я почувствовал, как легкий ветерок пробежал по моему лицу, словно отгоняя остатки напряжения, накопившегося за время встречи с Рамилем. Листья, жёлтые и красные, крутились в воздухе, напоминая о том, как всё меняется, как быстро уходит время. Я двинулся в сторону своего дома, мысленно подготавливаясь к одиночеству, которое мне предстояло пережить. Время вдали от всех этих мыслей, вдали от проблем и целей – возможно, это то, что мне сейчас нужно. Несколько дней покоя, чтобы разобраться в себе и прийти к какому-то решению.

Но потом мне снова нужно будет вернуться в Эбрус. Микаэль ждёт меня там. Он всегда был рядом, как мой соратник и друг, но в последнее время его глаза стали более серьёзными, а слова – осторожными.

На днях мы напали на город Сота. Очередной город, где не осталось ничего, кроме пепла и страха. Каждый раз, когда мы совершаем эти нападения, я ощущаю, как всё становится бессмысленным. Это не приближает нас ни на шаг к нашей цели. Сколько ещё городов должно быть уничтожено? Сколько жизней должно быть разрушено, чтобы мы, наконец, нашли то, что ищем? Ответ на этот вопрос я так и не нахожу.

Время… Оно у нас бесконечное, но именно эта вечность убивает, как ни странно. Мы всё равно обречены повторять одни и те же действия, продвигаясь в поисках чего-то, чего, возможно, нет. Мы, бессмертные, бессильны перед самим временем. Оно не щадит даже тех, кто не может умереть. Мы теряем то, что когда-то было важным – чувства, смыслы, веру в свою цель.

И вот я стою среди развалин, среди тех, кто не вернётся домой, среди тех, чьи семьи больше не встретят их у порога. И всё это ради чего? Рискуя каждым днём, мы не приближаемся к тому, что должно закончить этот ад.

Идя по просёлочной дороге к своему маленькому дому, ничем не отличающемуся от остальных, я вдруг услышал громкий женский вопль. Звуки, полные боли и отчаяния, прорезали тишину вечернего города. Где-то вдалеке, на границе, этот крик, возможно, остался бы неуслышанным для обычного человека. Но не для меня. Моя чуткость к таким звукам была другой – я не мог игнорировать этот призыв о помощи.

Мгновение – и я оказался на узкой улице между домами. Вокруг царила пустота. Тени домов растягивались по грязным камням улицы, но в этом мраке не было людей. Только пустые окна, в которых отражался тусклый свет заходящего солнца. Крик был близко. Я ускорил шаг, его громкие, испуганные нотки эхом отдавались в моей голове. Лай и рычание собак послышались из-за одного из домов, и я, не раздумывая, побежал, рассекая тишину, прокладывая путь через пространство между заброшенными постройками.

Я чувствовал, как сердце ускоряет свой ритм. Ужас. Это не просто крик. Это что-то большее.

Завернув за угол дома, я увидел картину, которая на мгновение остановила меня. Молодая девушка, не выше метра шестидесяти, стояла в конце узкой улочки, словно в ловушке, окружённая зловещей сворой собак. Клыки сверкали в тусклом свете заходящего солнца, и каждый рычание этих животных звенело в ушах, как грозовой раскат. Она сжала в руках обломок камня, будто верила, что этот жалкий кусок камня может защитить её от яростных зверей.

Её лицо было искажено страхом – глаза, серо-зелёные, как мрак на предзакатном небосводе, наполнены ужасом. Она смахивала слёзы с щеки, не в силах справиться с напряжением, но не отступала, готовая сражаться, несмотря на явную беспомощность. Её дрожащая рука, сжимающая камень, выдавала решимость, но было видно, что ей уже почти не оставалось сил.

Я сделал шаг вперёд. В тот момент собаки, почувствовав угрозу, мгновенно повернулись ко мне, их взгляд стал агрессивным. Я стоял, не двигаясь, не торопясь. Тишина, словно тянущаяся туманом, царила в воздухе, пока я не издал рычание, присуще мне, когда собаки, ощутив, что я был готов к встрече, не сразу, но побежали в разные стороны, скрываясь в темных уголках улицы.

Девушка осталась стоять, не веря своим глазам. Она так и не двинулась с места, видимо, не понимая, что её спасение уже рядом

Девушка вдруг ослабла и начала падать, её ноги подкашивались, и лицо, искажённое ужасом, становилось всё более бледным. За мгновение до того, как она коснулась земли, я успел подхватить её хрупкое тело. Она потеряла сознание, не выдержав напряжения, и теперь, как безжизненная кукла, её голова беспомощно свисала в сторону.

Сдерживая её в своих руках, я почувствовал её слабый, едва уловимый пульс. Я поднялся на ноги, не позволяя её телу коснуться земли, и с каждым шагом ощущал, как её тяжесть давит на мои руки. Это было странное чувство, которое я не мог объяснить – смесь заботы и тревоги, которая терзала меня. Я смотрел на её бледное лицо и осознал, что это была она. Мика. Дочь Кейра. Та, за кем я следил все эти годы. За её безопасностью, её будущим. Она была как личное поручение, которому я посвятил столько времени и усилий. И вот теперь она лежала в моих руках, без сознания, как незначительная нить в этом сложном мире, где, казалось, не оставалось места для простых вещей, таких как забота.

Самый главный вопрос, который сразу возник в моей голове – как черт возьми она оказалась в моем городе? Где её отец, Кейр? Он был один из самых лучших военно-начальником, человек, за которым я следил так долго, чтобы гарантировать, что с его дочерью всё будет в порядке. Кейр не мог бы просто оставить её без защиты. Я чувствовал, как тревога растёт внутри, сжимая грудную клетку.

Мика… её имя не сходило с моих губ, когда я смотрел на её беспомощное тело в своих руках. Где её отец? Почему она оказалась здесь, без его сопровождения? Сколько времени прошло с того момента, как он исчез, и как она оказалась в таком опасном положении?

Они с отцом должны были переехать в Бордо, начать новую жизнь – так было договорено. В последний день, когда они собирались в путь, мне посчастливилось попрощаться с ними. Это была встреча, на которой я ничего не сказал ей, но каждый взгляд на Мику, её лицо, её глаза, запечатлелся в моей памяти. Были дни, когда я тайком следил за ними, оправдывая себя мыслью, что это для её же блага, что я должен убедиться, что с ней всё в порядке. Как так получилось, что она оказалась здесь, в самом сердце моего города, без защиты, в окружении собак?

Наше знакомство с отцом Мики произошло в ту злополучную ночь, когда я не смог помочь всей семье. Та ночь была туманной, как и всё, что ей предшествовало. Микаэль отправил свою армию на город Лангрессо. Мы ранее проверяли записи, и в том городе не было тех, кого мы искали. Но, как оказалось, Микаэль не собирался идти по привычному маршруту. Лангрессо находился под покровительством Рамиля, и отношения с ним в тот момент были далеко не самыми хорошими. Поэтому Микаэль отдал приказ на набег – жестокий и безжалостный.

Я всегда знал, что такие решения – это не просто так. Но в тот момент мне было трудно оценить, насколько глубоко мы погрузились в тёмную сторону этой войны. Принятый порядок был всегда таким: мирные жители не страдают, лишь те, кто каким-то образом пересекается с нашими путями. Но вот в ту ночь всё пошло не так, как ожидалось. Я не мог предусмотреть, что в этом городе будет семья, которая потом сильно повлияет на мою судьбу.

О своих планах по набегу на город Микаэль мне ничего не говорил. Всё стало известно случайно, когда Ринго, один из главнокомандующих армией, сообщил мне о том, что готовится операция. Я сразу отправился в замок, чтобы встретиться с Микаэлем и попытаться понять, почему он решил атаковать этот город. Но его не было там, и, оставшись без информации, я оказался в безвыходной ситуации. Я был вынужден действовать наугад и пытаться как-то остановить это безумие.

Когда я прибыл в город, большая его часть уже была разгромлена. Дома горели, улицы были усеяны обломками, а люди кричали и молились о пощаде. Их крики звучали, как эхом, отражающиеся в пустых и разрушенных стенах. Всё, что я мог сделать, это наблюдать, как жизнь этого города медленно угасает. Я увидел женщину с двумя детьми, бежавшую в укрытие, и безжалостные глаза одного из вампиров, следившего за ней. Он не собирался отступать.

В одно мгновение вампир оказался рядом с женщиной, и я увидел, как он вцепился в её шею. Взрыв крика, когда я вонзил клинок в его сердце. Всё произошло так быстро, что я даже не успел ощутить в себе ни малейшего сожаления. Он был мёртв, и я не сомневался, что поступил правильно. В этот момент вся тяжесть разрушенного мира вновь навалилась на мои плечи.

Два маленьких ребёнка, не старше 11-12 лет, смотрели на меня с такими глазами, полными ужаса, что я почувствовал, как сердце сжалось. Они зажались в углу, спрятавшись между бочками. Мальчик с темными волосами отчаянно защищал свою сестру – маленькую девочку с золотистыми волосами, которая прижималась к нему, будто он был её последней надеждой на спасение. Я видел, как она тряслась от страха, но мальчик стоял твёрдо, как мог, защищая её.

Когда всё немного утихло, и я убедился, что опасность миновала, я передал детей их отцу. Но в тот момент мне стало ясно, что что-то в этих детях глубоко зацепило меня. Я стал часто навещать их дом. Кейр, их отец, вёл себя настороженно, как и любой человек, оказавшийся в такой ситуации, но это не помешало мне следить за детьми и наблюдать, как растёт маленькая девочка с золотистыми волосами. Это было странное чувство, особенно учитывая моё существование. Я не привык заботиться о других, но что-то в этих детях – в их невинности, в их страхе – тронуло меня. Возможно, я не был готов признаться себе в этом, но то, что я наблюдал за их жизнью, было не просто обязанностью. Это стало для меня чем-то большим.

Идя по пустой улице с грузом на руках, я остановился у своего маленького дома. Когда-то здесь жил старик, за которым я приглядывал, и после его смерти дом остался мне. Вроде бы ничем не примечательное место, но оно стало чем-то важным для меня. Старик выращивал здесь свою маленькую плантацию винограда, а его руки, иссохшие от времени, обрабатывали землю, создавая вино, которым гордился. Теперь этот дом, где звуки жизни будто остались в тени, был моим. Мне никогда не было необходимости обживаться в этом месте, но я не мог его продать или просто забыть. Несмотря на всё, что произошло, я оставил этот дом как частицу былого – ещё одного воспоминания о временах, когда я был человеком. Когда моё сердце не было таким холодным, а чувства – такими чуждыми. Здесь, в этих стенах, как бы странно это ни звучало, оставалась какая-то часть меня, которая пыталась найти утешение в простых вещах. Я думал, что это место, этот дом, мог бы стать чем-то большим для меня. Может быть, здесь во мне ещё жива та человечность, что была давно потеряна.

Дом был маленьким, скромным, будто специально построенным для того, чтобы спрятаться от суеты мира. Из простых каменных блоков, его стены были покрыты патиной времени, местами изогнувшиеся и потрескавшиеся от старости. Крыша, покрытая потемневшими черепицами, покосилась, но всё ещё стойко держалась, защищая от дождей и снегопадов. Прикосновение к деревянной двери, слегка покосившейся от времени, оставляло ощущение старого дерева, которое помнит каждое прикосновение, каждый взгляд. Крепкие деревянные ставни на окнах были уже почти изношены, но за ними всё ещё скрывалась мягкая тень, будто замерившая от ветра, что раньше гулял по этому дому. Перед домом простиралась небольшая огороженная плантация винограда, где когда-то с трудом вырастали плоды. Сейчас виноградные лозы переплелись и заполонили землю, лишь несколько уходящих вглубь участков ещё оставались чистыми. Когда-то старик много трудился, заботясь о растениях, но теперь виноград как бы снова завоевывал пространство, напоминая о времени, которое неумолимо уходит. Внутри дома царила тишина, лишь лёгкий запах старых книг и дерева. Пол был скрипучим, а потолок низким, с обветшалыми балками. Простое, но уютное пространство с одним-единственным камином, который когда-то согревал стены, теперь уже не мог утолить холод одиночества. Стол и несколько стульев вокруг него – символ того, что в этом доме была жизнь, даже если сейчас он пустовал. Дом был не большим, но в нем было что-то тёплое, что тянуло возвращаться, оставляя за собой следы прошлого и воспоминания.

Пройдя в дом, я аккуратно укладываю свою гостью на кровать, стараясь не потревожить её. Её тело кажется лёгким, почти хрупким, и я сдерживаю вспышку защитного инстинкта, который обычно просыпается, когда вижу ее уязвимом положении. Вид девушки говорит о том, что она прошла через немалые трудности. Её лицо, покрытое грязью и пылью, кажется уставшим. Одежда испачкана, порвана в нескольких местах, и видно, что она не раз падала или цеплялась за что-то. На коже, особенно на руках, видны мелкие порезы и ссадины – следы того, как она сражалась или пыталась вырваться из ловушки. Руки, покрытые тёмными пятнами, выглядят как будто их мучительно терзали. Её светлые волосы, когда-то такие золотистые, теперь тусклые и спутанные.

Она что-то бормочет, похоже на имя, но разобрать не удаётся. Звуки её бессознательных слов звучат приглушенно, как если бы они исходили издалека. Я внимательно следую за её дыханием, чтобы убедиться, что всё в порядке. Её лицо спокойное, но глаза закрыты. Светлые волосы, немного взлохмаченные, ниспадают на подушку, и на её бледной коже видны следы усталости и страха

Взгляд на её бессознательное тело заставил меня почувствовать внутреннюю борьбу. Что-то внутри меня резко обострилось, как зверь, которого долго сдерживали. Тело напряглось, и я едва сдерживался от того, чтобы не поддаться своей природе. Эта девушка, с её сладким запахом крови, так близко – это испытание, которому я не был готов. Я знал, что, если останусь рядом, это может стать моим падением.

С чувством беспокойства и желания уйти как можно дальше, я резко отвернулся и быстрым шагом направился в подвал, будто с каждым шагом отдаляясь от искушения. Здесь, среди запасов вина старика, я надеялся найти хоть немного спокойствия. Вино всегда помогало мне сдерживать этот голод, напоминая о человеческой стороне. Но я не знал, смогу ли я ещё удержать себя, если эти порывы будут продолжать одолевать меня.

Я стоял в подвале, ощупывая пыльные бутылки, и моё внимание привлекла одна, покрытая временем и пылью, но всё ещё сохранившая свою ценность. Бутылка старинного вина, стоявшая на полке среди других, напомнила мне о старике, его доброте и вине, которое он умел делать. Вкус его труда был запечатлён не только в вине, но и в каждом воспоминании о нём.

– Старик, хорошее вино ты оставил, – пробормотал я, глядя на бутылку с уважением. В этот момент мне показалось, что он всё ещё где-то рядом, как и раньше – наблюдает и ругается за мои поступки. В прошлом он частенько терял терпение по поводу моих решений, и я не мог не вспомнить его голос, наполнявший дом теплом и уверенностью.

– За тебя… – сказал я, отпив прямо из бутылки. Вино напомнило мне о времени, когда я ещё был человеком, когда мир был другим, а не таким туманным и чуждым, как сейчас. Я стоял в темном подвале, почти как в прошлом, когда старик был жив, и, казалось, что он на секунду снова был здесь, ругаясь, что я не использую бокал, как приличный человек. Но старика не было. И что будет после смерти – это вечный вопрос, на который я не мог найти ответа. Уходят ли души куда-то? Или они просто исчезают, оставляя нас с тем, что мы сделали за свою жизнь?

С каждым глотком я пытался найти хоть немного спокойствия, но был уверен: даже если старик и слышит меня, ответ он мне не даст.

Тёмная комната была поглощена полной бездной. Луна, как всегда, пряталась за тяжёлыми тучами, не давая ни малейшего намёка на свет. Ветер завывал за окнами, и с каждым порывом ощущалась приближающаяся буря. Когда он зловеще гудел в пустоте, словно предвестие дождя, я ощущал, как что-то внутри меня тоже начинает меняться.

Моя гостья лежала без движения, её дыхание ровное, но звуки, которые я слышал, были необычайно громкими. Тук-тук её сердца. Он резонировал в тишине, этот звук, будто отражая пустоту и тревогу, что затаились в самой глубине моего существования. Она не двигалась. Не просыпалась. Но каждый её удар сердца резал тишину и прокладывал путь к тёмной, бесконечной жажде, что зарождалась внутри меня.

Давно я не чувствовал этого – потребности, которая была невыносимо близка. Подавленный голод разгорался, медленно и уверенно. Я жил долго. Долго в этом теле, которое когда-то было человеческим, но теперь было отрезано от всего живого. Большинство моих сородичей решают бороться с этим, держаться подальше от такой пищи, считая её проклятием. Я не осуждаю их. Наоборот – я восхищаюсь их силой воли. Но я не из их числа.

Я пил кровь редко, исключительно для поддержания своего организма. Мне нужно было быть в форме, всегда готовым к битве, как истинный воин. Но сейчас, в эту минуту, когда звуки её сердца так близки, когда тишина вокруг разрывается этими ударами, я чувствую, как трудно будет сдержаться.

Никто не может понять, что это такое – потребность, которая становится частью тебя. Когда ты уже не чувствуешь себя живым, когда ты – не просто существо, а нечто иное, и ты не можешь вернуть себе ту человечность, что была когда-то.

6 глава. Мика

В комнате царила абсолютная темнота. Я пыталась открыть глаза, надеясь вернуться в тот светлый мир из моего детства, где смех и радость были частью повседневной жизни, а мама готовила завтрак, заполняя дом теплотой. Я готова была побежать к ней, почувствовав знакомый запах еды, а Никко уже, наверное, был готов побежать на перегонки. Но когда мои глаза всё же открылись, мне встретилась лишь пустота. Шум ветра снаружи, глухой и непреклонный, и ощущение, что я потерялась в собственном сне. Темнота была невыносимой, почти физически ощутимой. Я пыталась найти свет, но ничего не было видно, лишь бездна перед глазами. И тогда я почувствовала его. Тень в углу комнаты, такая же, как та, что преследовала меня в ночи. Страх растёкся по венам, заполняя меня до краёв, а перед глазами затмилось всё остальное.

Сначала я не могла понять, кто это. Но затем фигура повернулась, и в этой темноте я увидела их. Карие глаза, холодные, но такие знакомые. Они не просто смотрели на меня – они казались такими уверенными, будто пронизывали меня насквозь. Я чувствовала, как каждое его движение проникает в меня, его взгляд был как прочтение моей души. Я замерла, вцепившись взглядом в его фигуру. Высокий, массивный, этот парень был чуждым и одновременно знакомым. Каждая его черта была словно штрих в картинах моего прошлого, но сейчас она обретала совершенно другой смысл.