Прошлое никогда не проходит

– Крыса!

– Что!? Ты что, думаешь, я мог….

– Что именно, Коленька, друг ты мой верный? Я говорю, крыса пробежала, ну, или какой-то другой зверёк, серенький такой. Не видели?

И она опять засмеялась, не сводя пристального взгляда с Николая. Все, кроме него, стали вглядываться туда, куда указала Женя, а он покраснел и очень смутился, заискивающе поглядывая на девушку. Чуткий Фёдор решил разрядить обстановку, и тоже стал всячески расхваливать её крестик, расспрашивая, давно ли он у неё. (А может, у него свой интерес?) Удивительно, но Женя выдала ту же или почти ту же версию, что и Гриша. Мол, они зашли с ним в меншиковский храм и купили два одинаковых крестика – свой Женя где-то потеряла, а у Гриши был очень маленький, ещё детский – вот они и надели их сначала каждый на себя, а потом решили обменяться на память. Желая отвлечь их, она незаметно перевела тему разговора на историю церкви, чему никто не удивился – все знали её интерес к прошлому родного города:

– Кстати, знаете, почему храм Архангела Гавриила называется в народе «меншиковской башней»? Когда-то, внутри Белого города, змейкой извивалась река Рачка, кое-где заболачивая местность и создавая грязь. По её берегам москвитяне строили дома, и ныне переулки в обе стороны от Покровки до Солянки и до Мясницкой, причудливо разбегаются и сбегаются. Чтобы избавиться от сезонной жижи, речку запрудили, возникли многочисленные водоёмы, но сохранился только один из них – Чистые пруды, хоть в названии и осталось множественное число. В XVI веке на нынешней Мясницкой улице была слободка мясников, приноровившихся сбрасывать в пруды отходы производства, вот и прозвали их в народе Погаными. В 1740 г. Рачка так разлилась, что затопила на Покровке церковь Живоначальной Троицы на Грязях (она до сих пор там находится), это переполнило терпение первопрестольной, и шаловливую речушку заключили в подземную трубу. А в начале XVIII века эту территорию Пётр отдал во владение Меншикову. Тот очистил пруды, и с тех пор они носят название «Чистые».

Неподалеку от них находилась деревянная церковь Гавриила Великого, «что на Поганых прудах». Обычно храмы возводили на возвышении и строили как корабли, в ширину, а этот был поставлен вровень с землей. Такие церкви называются подколокольными, то есть они вырастают вверх, полностью находясь под колоколом. Князь раздобыл для неё Икону Богоматери, написанную самим Лукой, и в честь этого события решил переделать её в каменную. Переделать, а не построить иную, так как место для святыни выбиралось не случайно, практически каждый каменный храм сменял деревянную церковь, появление которой было связано с каким-либо божьим предзнаменованием. Он был сооружен в 1707 году в стиле западноевропейского барокко – воспитанный немцами Пётр со своими «птенцами» силой навязывали России всё западное. Однако её архитектор Иван Зарудный использовал при строительстве русские традиционные элементы, благодаря чему церковь Гавриила получилась дивной красоты, с необычным для Запада шестиярусным строением. В верхней части башни находились часы, бившие каждые 15 минут, а на самой макушке красовалась фигура парящего святого Гавриила с крестом в руках. Дивились москвитяне и часам с боем, никогда не украшавших ранее церкви, и высоте храма: в Москве запрещалось строить что-либо выше колокольни Ивана Великого, но это не остановило честолюбивого царского любимчика. Известное дело, из грязи в князи… Москвитяне прозвали храм «Меншикова башня», так это имя и сохранилось до сих пор – наши предшественники любили давать всему свои прозвища, каждое из которых приживалось на века. Трусоватый Пётр не наказал своего собутыльника, а велел использовать башню для наблюдения за Лефортово во время царских пьянок – вдруг кто-нибудь нападёт на него там! Однако вскоре гордыня нувориша была наказана высшими силами – молния ударила в 30-метровый шпиль и верхний деревянный ярус башни, они обрушились, а часовой механизм с 50 колоколами проломил своды, уничтожив внутреннее убранство храма.

Женя сделала паузу, обведя слушателей внимательных взглядом, и добавила:

– Ну, а чем закончилась жизнь Меншикова, вы и сами хорошо помните. Вот так наказывается гордыня. Впрочем, мы всё-таки вспоминаем его с благодарностью: он использовал наворованные деньги, в том числе, и на благое дело, а не только на бритьё бород, грязное пьянство, парики да заморские тряпки.

– Шибко не любишь ты Петра, Женя, – заметил Фёдор.

– Есть за что. Согласитесь, если бы он не натаскал в Россию всю западную гниль и не уничтожил бы наш быт и традиции, мы жили бы сейчас в другой стране. Думаю, Лефорт недаром приваживал к себе будущего русского царя, спаивая его и подсовывая мальчишке доступных немок. Дошло до того, что Пётр чуть в протестантство страну не обратил, а на русский трон посадил гулящую неграмотную чухонскую бабу. Да он и по русски-то плохо говорил, недаром существует версия, будто за границей царя подменили. Но нельзя же не видеть и того хорошего, что сделал Пётр. Впрочем, плохое, с моей точки зрения, перевешивает, ведь ему приписали многие заслуги тех, кто правил до и после него. Ну, да ладно, не отвлекайте, это ещё не всё. Так вот, после смерти царского фаворита, приблизительно, в 1773–1779 годах, церковь восстановили по инициативе масона Измайлова, правда, без верхнего яруса, и русский храм стал использоваться для масонских собраний. Вот так, Николай, бывает, когда люди своё отечество предают ради денег и карьеры.

– Я-то здесь причём!? Гришки своему скажи… – взбеленился Николай, но Женя проигнорировала его замечание, и спокойно продолжила.

– Так вот, кто становился масонам, для того все двери открывались, а кто отказывался плясать под их дудочку, как Пушкин, неожиданно погибал. Однако и судьба масонских шестёрок недолго была завидной, как только к ним утрачивали интерес или они пытались выйти из беспрекословного подчинения, с ними жестоко расправлялись. Вот так и получилось, что наш храм и внутри, и снаружи разукрасили масонской символикой, и 90 лет там проходили их службы. Но справедливость восторжествовала, хоть, увы, и не так быстро, как хотелось бы. В 1852 г., по распоряжению митрополита Филарета, весь этот сатанизм был уничтожен, с Божьей помощью.

– «Ну, мне-то и 90 лет благополучия хватит, я не церковь. Тоже мне, напугала…» – промелькнула в голове у Николая.

– Да уж, тут не поспоришь, масоны всегда были и будут врагами нашей страны и православной веры. Всё, что ты нам поведала, Женя, очень интересно. С тобой не пропадёшь и не соскучишься, – заметил Фёдор, внимательно слушавший её рассказ. Женя со смехом сказала:

– Мой папа говорит, что с нашей Женей не пропадёшь, но горя хватишь.

– Ха-ха, это он точно заметил! – ехидно одобрил Коля.

– Зато ты весёлая и всегда разная, – с восторженной улыбкой произнёс Денис.

Николай открыл было рот, но не решился для наведения мостов на сладковато-грубоватые комплименты: лучше промолчать: лесть на фоне их искренности может только подвести. И он мрачно уставился на костёр, размышляя, что сильным мира сего по любому проиграешь, будь хоть за, хоть против. И только подобные Жени Дон Кихоты способны сражаться с мельницами, имея лишь один приоритет – Родину и её народ. Да только нужно ли это сейчас хоть кому-нибудь, спасут ли бессмысленные жертвы наше будущее? Навряд ли… И он вспомнил Москву осенью 1993 г., Белый дом, псевдоинтеллигенцию, вопящую на Васильевском спуске «Пли», и крики из всех средств массовой информации: «Распни их, распни!», и Гавроша-Женьку на баррикадах. (Лучше бы о себе подумала!) А потом – поражённую, притихшую столицу, залитую русской кровью, гордых своей «победой» ельциноидов, нагло затоптавших собственный же Закон, крики поражённой американской журналистки над трупами защитников конституции…

8 Доверие и ложь несовместимы

На следующий день неожиданно появились яркие крупные бабочки, и когда ребята завтракали, одна из них уселась Жене на волосы, другая на пальцы с ложкой сгущёнки, а третья на губы. Фёдор философски произнёс:

– Вот, что такое красота, и всё им за неё позволяется. Женя аж пошевелиться боится! А попробуй я что-нибудь подобное сделать, сейчас же получу по морде.

– Ну, если ты вдруг бухнешься ей на голову или на руку, то искалечишь её, и бить тебя придётся не ей, а нам, – ворчливо пробурчал Николай.

– Первая из бабочек самая умная, я бы тоже предпочёл губки.

Тут уже не выдержал Денис и обозвал его нахалом, а Николай – пошляком, что страшно не понравилось моряку, который обвинил обидчиков в отсутствии чувства прекрасного и заявил, что это они циники, грубияны и солдафоны. Полевая жизнь в маленьком коллективе, в общем-то, случайных людей, утомляет и может приводить к совершенно дурацким ссорам. Женя всегда старалась отвлечь ребят от надуманных проблем и перевести всё в шутку, а в этот раз пустая болтовня на ровном месте перерастала в в ссору из-за ревности Дениса и брюзжания Николая. Одна из бабочек с руки девушки соскользнула в банку со сгущёнкой, а другая всё продолжала сидеть на её губах. Женя аккуратно вытащила ложкой погибающее приторной смертью воздушное создание, но крылышки уже слиплись, и пыльца на них была повреждена, она грустно вздохнула:

– Их жизнь здесь длится всего лишь день, а эта бедолага и его не прожила…. Вот так же и мы – суетимся, ссоримся, думаем, что нашли сладкий рай, и тонем в нём. Родные мои, долго ли нам быть вместе? Долго ли нам вообще быть? Стоит ли из-за пустяков препираться? Эх вы, мужики…

Им стало стыдно за своё глупое раздражение, и они молча, без комментарий, продолжили наблюдение за прелестной бабочкой на Жениных губах. После завтрака все вместе отправились в маршрут к рифу, который произвёл на Фёдора колоссальное впечатление, усиленное экскурсом Жени в прошлое планеты. Вернувшись домой, ребята, освободили непривычного к маршрутам кока от приготовления незатейливого ужина. Остужая холодной водой натёртые ноги и искусанное лицо, он заметил:

– Да, ребята, если что не так, извините меня: я ведь не представлял, как вы работаете. Думал, гуляют, паразиты, целый день, а я их обслуживаю.

Женя бросила выразительный взгляд на Николая, и тот в ответ одобрительно махнул головой: он оценил её настойчивое требование взять в маршрут Фёдора. Николай припомнил, как иногда моряк встречал их с некоторым недовольством, раздражением или обидой. Отныне он стал ругать их за то, что после ужина каждый из них шёл мыть свою миску, хотя отучить их от этого «безобразия» так и не смог: ребята не привыкли барствовать за чужой счёт. Фёдор продолжил, удивленно пожимая плечами:

– Эх, Женечка, смотрю я на твои маленькие ручки и ножки, да на стройную фигурку и нежную кожу, и не устою удивляться: тебе бы дома в белом платьице и брильянтовом колье на груди за фортепьянах музицировать, а ты на краю цвета тяжёлые камни таскаешь.

– Думай, что говоришь! А мы как же? – с деланным возмущением заметил Николай. Женя на него даже не взглянула, а Денис, покраснев, поддержал его:

– Помнишь, Степаныч, строчку у Баратынского: «Во всех ты, душечка, нарядах хороша!». Разве наша Женя не прекрасна в своей штормовке!?

– Вот именно. А во время прыжка в воду с развивающимися по ветру волосами? Солнце, снег и Афродита, погружающаяся в воду, это что-то!

– Ну, вы меня прямо в краску загнали! Только Афродита как раз наоборот, Николай, выгружалась из воды. А платье мне действительно идёт больше, тут Фёдор прав, зато после поля мы вернёмся красивые, подтянутые и покрытые стойким северным загаром. Вот приедем в Москву, приглашу я вас к себе в гости и обязательно надену белое платье и какое-нибудь незатейливое ожерелье, уж извините, фамильных брильянтов не имею, во время революции да войны они к всевозможным чубайсикам перекочевали, а моей зарплаты ныне и на хлеб не хватает. И ещё, специально для вас, раздобуду, раз вы у меня настоящие ценители прекрасного, коктебельскую мадеру – смотаюсь за ней в Крым.

– Ты сама, как солнечная мадера. Всегда в хорошем настроении, ни разу не видел тебя мрачной или скучной, – ласково сказал Фёдор, поглядывая на раскрасневшуюся девушку. Николай заметил, что она даже не смотрит в его сторону, несмотря на цветистый комплимент. После ужина он отвёл Женю в сторону:

– Женька, что произошло? Я вижу, что ты ко мне изменилась, но не могу понять, чем я тебя обидел. Мы столько лет вместе работаем, можно сказать, с полуслова друг друга понимаем. Ты ведь сама говорила, что лучше всё открыто сказать, чем прятать камень за пазухой. Что за кошка между нами пробежала?

Женя немного помолчала, думая, как лучше объясниться с ним и вообще, стоит ли это делать. Но открытость характера и желание покончить с подозрениями заставили её играть во банк, и она, пристально глядя ему в глаза, произнесла:

– Не кошка, Коленька, нет – КРЫСА.

Коля напряжённо ждал и, услышав ответ, вздрогнул, растерялся и смущённо пролепетал:

– Не понял…

– Всё ты отлично понял. Жаль, не видишь себя в зеркале.

Николай молчал, ожидая, что Женя выложит ему всё, что знает. Но это не входило в её планы. А что, собственно, она может ему предъявить? Не свой же внутренний голос, который настойчиво рекомендует не доверять ему более! Молчание затягивалась, Женя с укором посмотрела на него, горестно рассмеялась и шагнула в сторону лагеря. Коля схватил её за руку, но продолжал молчать.

– Остается только пожалеть тебя…

– Это ещё почему?

– Не понимаешь, так посмотри на Гришу и его сломанную жизнь. И ты веришь обещаниям этой крысы? Запомни: дьявол – отец лжи и всегда всё делает в темноте, вверх ногами и задом наперёд, а масоны ему покланяются. Каков идеал, таковы и слуги.

– Ну, знаешь, это не совсем так… Вообще, вопрос о масонах спорный, среди них известны и очень достойные люди, ведь это было модным в прошлые века. Например, говорят, что…

Женя резко перебила его, сказав с горечью

– Извини, Коля, о масонах поговорим в следующий раз. Раз уж ты сделал свой выбор, то от меня-то чего хочешь? Теперь мы с тобой по разные стороны баррикад, может, из тебя и выйдет настоящий удав вроде Пасикиса, но я не собираюсь играть роль мартышки, отправляющейся в твою пасть, как ты недавно размечтался.

Она вновь развернулась уходить, а Николай всё продолжал удерживать её за руку, понимая, что или он навсегда потеряет Женю, или должен всё рассказать ей. И выбор возможен только сейчас… В конце концов, Женя права: рассчитывать на Виктора глупо и опасно, к тому же, тот в Америке, а она рядом. Сколько раз она его выручала, а что, кроме ничего незначащих обещаний, он видел от этого хитрого лиса? Собственно, Коля даже не понимает толком, что должен узнать у Жени. Ни своих, ни тем более чужих тайн она не выложит и за дружеской беседой, а теперь этого уж точно не добьёшься, и давить на неё бесполезно: Женя слишком умна и независима. Не пытать же её! Постоянно следить за ней и всё докладывать Пасикису – это уж слишком, что он его, за подонка держит? Да и загадочность её крестика весьма сомнительна. И Николай сбивчиво заговорил, всё ещё продолжая держать её за руку:

– Нет, что ты, Женечка, неужели думаешь, что я мог что-то задумать против тебя!? Ты совсем не так меня поняла!

Женя вскинула на него глаза и с горечью сказала, вырывая руку:

– К сожалению, именно так, Коленька, хоть теперь не лги!

– Подожди, я всё расскажу. Сам не знаю, почему этого раньше не сделал, что на меня нашло.

Женя посмотрела на него с усмешкой:

– Так не хотелось смотреть правде в глаза, слишком много мы с тобой вместе соли съели. Ну, да куда деваться!?

Николаю стало ясно, что он загнан в угол, сообщить правду наполовину с ложью бессмысленно: и друга потеряет, и себя подставит.

– Пасикис не раз ко мне подкатывал со всякими предложениями, но я как-то не относился к этому серьёзно. Он ведь и вокруг тебя ходил и обещал золотые горы. Ты же знаешь, я его тоже не люблю, да и не доверяю ему. Накануне нашего отъезда, после пьянки, он поймал меня в коридоре и с издёвкой заметил, что настоящие мужики не стоят на задних лапках перед смазливой девчонкой, и что из меня никогда не выйдет толку, пока я у тебя на побегушках, как он выразился. Мол, в институте меня за твою шестёрку держат, и всё в таком роде, повторять противно и обидно.

– Это его любимый конёк с мужиками. А Гриша с ним был?

– Нет. Я огрызнулся и ушёл. Женя, поверь, меня трудно настроить против тебя, я сам кого хочешь настрою. («Это правда», – подумала Женя). Если бы мне не было бы полезно и интересно работать с тобой, я бы давно ушёл. Моё несчастье в том, что я лишь исполнитель, и не имею идей, одному с моим утилитарным умом в фундаментальной науке делать нечего, а производство развалено. Кроме того, ты мне начальник только в поле, и то формальный, мы всегда всё решали вместе, зато с тобой у меня есть и экспедиции, и оригинальный материал, и своя тема, и общие работы. С такой умной и красивой..

– Не нужно, Коля, не забалтывай меня льстивой чепухой.

– Не перебивай, это невежливо. Так вот, с такой умной и красивой женщиной каждый бы с удовольствием работал. Жень, пойми, я реалист, и всё оцениваю: и твою порядочность, и хороший характер, и просто удовольствие общаться. А согласись, это не мало, когда мы с тобой по три-четыре месяца в полях зависали. На следующий день, поздно вечером, часов в одиннадцать, он мне вдруг позвонил, хотя я никогда не давал ему свой номер телефона, и предложил хорошо подзаработать. Он просил выяснить у тебя, с кем вы с Гришей встречались на Чистых прудах, о чём говорили и что вам подарили. Я грубовато отрезал, что это его не касается. Он объяснил, что жена Гриши переживает из-за ваших встреч. Она девушка нервная, а он очень любит и жалеет свою племянницу, круглую сироту.

Женя хмыкнула:

– Себя и деньги он любит.

– Да и боится, что Гриша его кинет в последнюю минуту, а он в него столько денег вложил!

– Вот наглец!

– Я, говорит, его в Бостон пристроил, а она его отговаривает, вот и испугался, что это ваша какая-то общая знакомая куда-нибудь его перетащит, и Гриша в последнюю минуту «кинет благодетеляПасикиса». Он буквально умолял меня и обещал самолично перевести и напечатать в любом их журнале мою статью и даже устроить протеже в Америке. Я сначала резко отказался.

– Еще бы! Ты же не мог позвонить мне ночью и устроить допрос!

– Зря ты так, Женя. Он просил узнать у тебя про него в Хатанге и ещё про то, что она вам вручила в кафе и где эти вещи.

– И как же он объяснил эту важность?

– Да никак, говорит, заплачу столько, что мало не покажется, и вам с Гришей это нисколько не навредит.

– И ты согласился!?

– Жень, если честно, я не согласился, но и не отказался. Вдруг, думаю, какая-нибудь мура, а можно будет подзаработать при нашем унизительном нищенстве. Я бы никогда не сделал ни тебе, ни Грише ничего плохого. Ну, подумаешь, какая-то безделушка…

– Плохое или хорошее, это ты знать не можешь. А он не говорил, что именно ему нужно?

– Да нет, конечно, только бубнил – узнай, что они так тщательно скрывают, вы же друзья.

– Скрываем!? Если б мы сами это знали! И чего он привязался? Даже следил за нами, как тебе известно. А мы просто рюкзак с деньгами потеряли, какая-то дамочка помогла его найти, а потом попросила Гришу передать его соседям альбом с фотками: она их дома не застала. Кажется, она их родственница или знакомая, я не вникала, и Гришу с детства знала.

– А в коробочке-то что?

– В какой ещё коробочке? Ах, да, у нас спичек не оказалось, вот она и подарила нам эту красивую коробочку. Говорит, возьми в поле, растеряха, она тебе пригодится.

И Женя достала из кармана бархатную коробку с охотничьими спичками, по цвету похожую на ту, в которой лежал крестик. Она как-то по случаю купила её специально для поля, и всегда таскала с собой. Николай машинально взял её из рук Жени и стал внимательно разглядывать.

– Хочешь, я тебе её подарю? Продашь её вместе со мной Пасикису.

– Что ты говоришь, Женька, спятила! Просто она оригинальная, я таких не видел, и к тому же непромокаемая. Слушай, извини, если что не так, давай забудем эту чепуху, мне не нужны ни он, ни его деньги.

Женя кивнула головой, отметив про себя, что с Николаем всегда нужно быть настороже… Жаль, очень жаль, она привязалась к нему за эти годы и во всем доверяла. Но, видно, времена чести и порядочности сгинули, им на смену пришёл новый жизненный принцип: «купи-продай», грустно и страшно…

– Жень, теперь точно – мир, так!?

Она ещё раз кивнула головой, даже не взглянув на Николая, и тот с сожалением подумал, что так глупо разрушил их доверительные отношения, ничего не приобретя взамен.

9. Капли датского короля

Не суди, и не судим будешь.

Евангелие от Матфея

На следующий день Фёдор встретил ребят как никогда приветливо, у накрытого в кухонной палатке стола. Переодевшись и умывшись, они с удовольствием расселись вокруг печки, на которой подогревался плов с оленьим мясом и какими-то подозрительными, с точки зрения Николая, грибами. Лакомка Денис воскликнул:

– Боже, где ты всё это раздобыл!? Как пахнет, а!

– Нет, не кок, а волшебник! – поддержала его Женя. Фёдор расплылся в детской улыбке и с гордостью объяснил, что нашёл в старом, давно проржавевшем капкане оленя с двумя переломанными ногами, он страшно мучился, и спасти его уже было невозможно. И хоть бедняжка ещё и не нагулял жирка, ведь был только конец августа, но после многодневного употребления консервов, свежее мясо – необыкновенное лакомство

– А ты у нас ещё и охотник, оказывается!

Николай мрачно буркнул под нос: «Прямо два в одном», а потом, недоверчиво покосившись на грибы в плове, спросил:

– А это что ещё за поганки, где накопал? Отравишь нас, волшебник!

Он объяснил, что это были сухие грибы, которые моряк предусмотрительно привёз из Москвы: их можно добавить в любое блюдо, и оно обретёт новый вкус, а объём и вес у них небольшие. Теперь уже все стали восхищаться Фёдором, а он самодовольно покручивал усы, по-отцовски поглядывая на них. После хвалебных од кок без мук совести стал тонко, как ему казалось, намекать на рюмочку под свежее мясо с грибками, да и надо же отметить находку рифа, а то удача ускользнёт! Женю не пришлось долго уговаривать: она понимала, как требуется в поле эмоциональная разгрузка и всегда имела наготове бутылочку настойки: с целью экономии места и веса, геологи брали с собой только спирт. После каждого возлияния Женя разводила следующую порцию в их единственной стеклянной бутылке и настаивала её на пряностях. Эту ответственную работу она всегда выполняла сама, и только Денису позволялось помогать «алхимику»: можно было быть уверенной, что он не начнёт выпрашивать, ведь Женя его интересовала гораздо больше выпивки.

Все с любопытством ждали, что за настойка будет на этот раз: Женя привезла с собой разнообразные корешки и травки. Как человек науки, она ко всему относилась творчески, в том числе, и к пряностям, придающим и еде, и водке особый, ни с чем несравнимый вкус и аромат. После первой же «рюмки» Фёдор с восторгом произнес:

– Что за божественный напиток!? Прямо капли датского короля! Нет, я всё-таки отобью эту удивительную женщину, уведу её от противного мужа, ей Богу! Я уже просто ненавижу его!

– Вовсе Олег не противный, а очень даже симпатичный. Оставь надежды, старый бабник, мы тебе не дадим её охмурить! – строго произнёс Николай.

– Ага, мы её сами охмурим! – мрачно произнёс Денис, и видно было, что он не шутит, а злиться и ревнует. Николай удивлённо взглянул на него и уже приготовился съехидничать, но тут Женя пропела:

– Это крепче, чем вино, слаще карамелии сильнее клеветы, страха и холеры…Капли Датского короля пейте, кавалеры!

– Точно, капли датского короля! Я их как-то принимал от кашля.

Вновь глухо зазвенели кружки с целебным напитком, снимающим напряжение и усталость дня, и, отправив в рот вслед за анисовкой водочкой ложку плова, Женя заметила:

– Ты угадал, моряк, это настойка на бадьяне, так называется звездчатый анис. И совсем не обязательно меня отбивать, чтобы её пить. Я тебе и бадьяна дам, и расскажу все свои секреты.

– Ты ему бадьяна дай, и хватит с него, а секреты лучше мне расскажи, – неудачно сумничал Николай.

– А ты их продашь, – с издёвкой добавила Женя ему в тон, взяв в руки гитару. Николай покраснел и резко подскочил.

– Ну, ладно, извини, не хотела обидеть, язык мой – враг мой. Я лучше специально для тебя, друг мой верный, продолжу песенный тост:

– Слава головы кружит, власть сердца щекочет.Грош цена тому, кто встать над другим захочет.Укрепляйте организм, принимайте меры…Капли Датского короля пейте, кавалеры!

Когда она закончила, Николай хмуро посмотрел на неё и тихо, на ухо, сказал:

– Не простила, а ещё, как православная, крестик носишь.

– Во-первых, не как, а я и есть православная, и тебя давно простила, только верить перестала – шепнули ему, и добавила как бы себе самой, глядя в сторону, – Что же с этим сделаешь?