Прошлое никогда не проходит

Николай работал в средней, более пологой части скалы, и стоял устойчиво, в отличие от остальных. Он стал угрожающе улюлюкать и сердито ругаться на птиц, размахивая геологическим молотком, одновременно вдоль разреза с лаем бегал взволнованный Бренди, но птицы игнорировали вопли и угрозы обоих, у них всё более накалялась ненависть к непрошенным гостям, вторжение которых грозило гибелью их детям. Женя сказала:

– Нужно уходить, видимо, у них здесь где-то рядом гнездо.

– Если б ещё знать, где… А то как раз туда и рванём. Ой, Женя, берегись!!!

Повернувшись, девушка увидела прямо перед своим лицом жёлтые хищные глаза нависшего напротив и пытающего её клюнуть орла. Женя невольно отпрянула, отшагнув назад, и немного проехала по осыпи. Из-под её ног полетели карбонатнокремневые обломки породы в сторону Дениса, стоявшего чуть ниже её, от неожиданности он резко дёрнулся, поскользнулся и потерял равновесие. Сначала медленно, а потом всё быстрее и быстрее по гладкой поверхности нижележащих сланцев, он «поехал» в сторону обрыва, безуспешно пытаясь за что-нибудь ухватиться или хотя бы изменить направление. Рюкзак с образцами болтался за спиной и периодически лупил его по затылку. Молоток Денис упустил, и тот, отскочив рикошетом от камня, быстро и весело поскакал вниз, но не в пропасть, а по направлению к Николаю, и едва не разбил ему лицо, которое тот задрал вверх, наблюдая за поединком ребят с орлами. Коля успел отскочить, но песчинки запорошили ему глаза, да и молоток не совсем промахнулся – заострённой металлической частью он попал в щиколотку, как раз в то место, что не было прикрыто ни ботинком, ни брюками. Николай выругался от неожиданности, боли, и мучительного осознания своей полной беспомощности в столь сложной для коллег ситуации: нога мучительно болела, а глаза ничего не видели. Женя отчаянно махала молотком в сторону орла, но он только ещё злее шипел и, устав зависать в воздухе, плюхнулся рядом с ней, и тоже слегка пополз по осыпи, учащённо хлопая крыльями. Из-под лап и крыльев виновника их бед на Дениса вновь посыпались камни, усугубляя его положение и ускоряя скольжение в пропасть.

Все изложенные события происходили мгновенно, как в кошмарном сне, и не было никакой возможности хотя бы замедлить этот процесс. Денис уже мысленно прощался с жизней, но в двух шагах от пропасти его нога попала в расщелину, и он почувствовал резкую боль: в неё вонзились перпендикулярно торчащие в трещине острые пачки тонко напластованных сланцев, по гладкой поверхности которых он сползал вниз, зато это приостановило на время его падение в пропасть. Как не цеплялся он, ломая ногти, за что только возможно и невозможно, укрепиться не удавалось, даже не для того, чтобы хоть чуть-чуть облегчить боль в защемлённой ноге. Впрочем, тиски, в которые попала нога, удерживали тело Дениса, а стоило её освободить, он тут же полетел бы вниз. Голова кружилась от одного вида пропасти, над которой он навис, по ноге от пронзающих её сланцев струилась кровь, привлекая комаров. Нет, не выбраться… Неужели – всё!?

– Дениска, я сейчас!

Он ничего не ответил, ощущая, как с каждым вздохом приближается к пропасти, и только бросил на неё молящий взгляд. Так хочется ещё пожить! Да разве хрупкой девушке вытащить его!?

Орёл продолжал сидеть в двух шагах от Жени, и всем своим видом мрачно угрожал ей. При любом движении девушки он придвигался к ней и махал крыльями, а она с ужасом наблюдала за отчаянным положением Дениса и понимала, что ничего не может сделать. От безысходности и отчаяния, она обратилась к орлу с мольбой:

– Послушай, нам не нужны твои детки, честное слово! Пожалуйста, орлик, птичка моя, пропусти меня к Денису, и я тут же уползу, ей Богу! Мы все уйдём, клянусь, миленький дружочек!

– «Миленький дружочек!?» Нашла время проводить душещипательные беседы с этой сволочью! – мрачно произнес Николай, моргая воспалёнными невидящими глазами.

Орёл наклонил голову чуть на бок и внимательно слушал Женю, потом вдруг зло зашипел и посмотрел вниз на заливающуюся лаем собаку и ворчащего Колю, словно обвиняя её.

– Не злись, они за нас переживают, как ты – за своих птенчиков. Хочешь хлебушка?

Она достала из кармана сухарик и протянула его птице. Орёл, обалдев от такой наглости, уже хотел было клюнуть её, но, передумав, злобно схватил презент, и вновь уставился на Женю своими непроницаемыми жёлтыми глазами, не собираясь улетать. «Всё бесполезно, Господи, что же делать!? Где я видела эти непроницаемые глаза?» – промелькнуло в голове, и она тут же вспомнила холодный пронзительный взгляд Пасикиса, и, неожиданно для самой себя, понизив голос, отчаянно и отчётливо процедила:

– Пасикис, я тебя узнала!

Орёл смутился, словно его и впрямь разоблачили, отвернулся, взмахнул крыльями и, к удивлению девушки, улетел, не выпуская из клюва сухарика.

– Смотри-ка, уговорила, речистая! Женька, я ничего не вижу и нога болит… Не знаю, как вам помочь!

– Ладно, стой, где стоишь, я теперь свободна.

Передвигаться нужно было очень осторожно, если бы из-под её ног выпал хотя бы и небольшой камушек, у парня не осталось бы ни единого шанса для спасения. От любого неловкого движения и сама Женя легко могла соскользнуть вниз, переломав Денису ущемлённую ногу и составив ему кампанию для дальнейшего совместного полёта. Быстро, как горная козочка, она добралась до Дениса, попутно отшвырнув в сторону от обрыва свой рюкзак с образцами, затем осторожно, сбоку и чуть ниже юноши, подползла к нему и основательно укрепилась, упершись ногами в небольшой скальный выступ. Затем Женя постаралась обеспечить для него хоть какие-нибудь точки опоры: молотком она выскребла ямки для ноги и руки Дениса, и парню сразу стало немножко легче, хоть это и были всего лишь небольшие углубления. Затем попыталась освободить защемлённую ногу, буквально выцарапывая её из породы. Это удалось не сразу, да и юноша ещё немного продвинулся в сторону пропасти, зато второй рукой он теперь тоже смог уцепиться за какой-то хилый ненадёжный кустик. И тогда Женя, крепко держа молоток за рукоятку, подставила его под другую ногу Дениса, всем телом прижавшись к скале. Почувствовав опору, он до конца высвободил ногу, пристроил ступню поперёк трещины, немного подтянулся вверх и продвинулся в сторону Жени. Она отползла, чтобы не находиться под ним, тщательно укрепилась, и опять подставила ему под ногу молоток. Денис вновь осторожно приблизился к ней, развернулся лицом к скале, и, встав более-менее устойчиво, облегчённо вздохнул и почувствовал себя почти в безопасности. Хлипкая опора в виде молотка сыграла роль той самой соломинки, что рекомендуют постелить при падении. Уже через несколько минут он добрался до Жени и благодарно сжимал маленькую верную руку своей очаровательной спасительницы, его глаза пылали любовью, обжигая смутившуюся девушку. Возбуждённый от пережитых ужаса и боли, Денис прижался к ней и поцеловал её в губы, она не сопротивлялась, только с опаской глянула вниз, на Колю. Немного передохнув, геологи стали осторожно спускаться, самый трудный участок преодолевали мучительно долго, коленки дрожали от постоянного напряжения, ведь скала в этом месте была достаточно крутой. По дороге Женя захватила свой рюкзак, слегка съехавший по осыпи вниз. Постепенно спуск терял свою крутизну, двигаться вниз становилось всё легче; и ребята, стараясь не смотреть друг на друга и боясь соприкоснуться руками, добрались потихоньку до Николая. Успешное преодоление смертельной опасности, пережитое волнение, радость спасения и влюблённость переполняли их. Увидев, что Коля, с красными, почти неоткрывающимися глазами и распухшей ногой не может сделать и шага, Женя помогла ему спуститься и подвела к реке, а Денис плюхнулся на землю и стал стаскивать с распухшей ноги сапог и засовывать её в воду. Бренди носился от одного к другому, радостно виляя хвостом и сочувственно поскуливая. Когда Женя ласково потрепала пса за загривок, Денису показалось, что тот победоносно взглянул на него. Николай с добродушным сарказмом заметил:

– Нет, это надо уметь, всем троим так дружно и одновременно вляпаться!

– Да уж, не каждому дано! Один Бренди избежал неприятностей.

– Ну, он ещё неопытный! Освоится, поддержит бывалых бойцов! – со смехом добавила Женя.

– А если честно, ребята, я уже мысленно прощался с вами обоими, чувствуя полное бессилие.

– Да и я тоже! – ответили ему хором Денис и Женя, и тут же встретились глазами, улыбнулись, и вновь почувствовали какую-то незримую нить, крепко соединившую их.

Коля тщательно промыл глаза в приятно холодной воде, стало полегче, но нога ещё сильно болела и кровила. Жене и Денису показалось, что Николай догадывается о произошедшем между ними, и они невольно, вроде бы, отвлекая его, стали чересчур возбужденно болтать. Он с интересом взглянул на них воспалёнными глазами и заметил электрический разряд, исходящий от обоих, но по своей рациональности подумал, что это результат шока. С трудом загрузившись в лодку, через несколько минут они уже оказались в дружеских объятиях обеспокоенного Фёдора, который напряжённо и беспомощно наблюдал с другого берега за их бедствиями, не имея возможности что-либо предпринять. Он стал было ругать орла, но Женя возразила ему:

– Это мы к нему вторглись, а он только защищал свою семью.

– Лучше расскажи, орлиный адвокат, где ты так научилась лазить? Не тебе ли Высотский посвятил: «такая близкая и ласковая, альпинистка моя, скалолазка?» – спросил Федя.

Женя густо покраснела, а потом произнесла с гордостью:

– Такой замечательный институт мы заканчивали, и альпинизму, и конному спорту, и гребле нас обучали, уж про геологию я и не говорю: специалистов из бывшего МГРИ по всему Советскому Союзу с распростёртыми объятиями принимали!

– И кому это всё мешало?! – горестно вздохнул Николай.

– А нам, теперешним студентам, остаётся только завидовать, – с грустью заметил Денис. Коля с Женей переглянулись: студенческие годы быстро промелькнули, а теперь они, как и их альма-матер, оказались стране, превратившейся вдруг из матушки в злую мачеху, абсолютно не нужны. На ушибы Женя сразу нанесла ребятам сеточку из йода, а затем намазала троксевазином и протянула им тюбик. Встречаясь глазами с Денисом, она ощущала себя влюблённой школьницей. Стараясь не поддаваться этому щемящему сердце чувству, она через чур строго напутствовала пострадавших в неравном бою со стихией.

– Будете мазать им ноги каждый час. Вот ещё что, съешьте вместе с ужином и утром по 3–4 таблетки аскорутина, и синяки пройдут быстрее. Это витамины, а не лекарство, не бойтесь.

Николай поблагодарил Женю за заботу и обещал, что вместе со студентом они будут добросовестно лечиться. Он подчеркнул голосом слово «студент», и Жене показалось, что сказано это далеко не случайно.

В лагере ребят уже давно ждал горячий ужин и вкусный душистый чай, после чего измученная кампания залезла в палатку, ничего уже более не обсуждая, лишь Николай мрачно предрёк:

– Чувствую, наши приключения только начинаются.

– Ладно тебе, не каркай, постараемся далее обойтись без них. Главное наше дело – вернуться живыми и здоровыми. И работу потихоньку сделаем, и отдохнём, только выздоравливайте, мальчики, и разумно оценивайте сейчас свои возможности. Нужно будет полечиться – посидите в лагере, ничего страшного, у нас есть запасной игрок – Степаныч… Коля, подержи ватку, промоченную в чаю, на глазах. Они у тебя всё ещё очень красные. Болят?

Николай послушно плюхнулся и положил ватный тампон, после купания его в собственной кружке с чаем, на глаза, и полусонно произнёс:

– Есть немного, дерёт. Но зато какой такое под конец крикнула орлу? доктор – хоть век болей, не надоест… Жень, я не понял, а что ты

– Не важно, впрочем, хочешь, спроси у него.

Но Николай, не дожидаясь ответа, засопел прямо с мокрым тампоном на глазу.

5. Фома Фомич развлекается, а перестройка недобрым словом поминается

На следующий день Женя постучалась в палатку к ребятам, и, разувшись в «предбаннике», открыла молнию, проскочила к ним и быстро закрыла её за собой. Фёдор удивился:

– Что случилось, от кого ты прячешься?

Денис с Николаем понимающе переглянулись и вздохнули.

– Да в чем, собственно, дело? – забеспокоился Фёдор.

– Не всё коту масленица. Последние три дня было тепло и солнечно, – и Женя подняла глаза вверх. Между палаткой и тентом беспокойно суетились многочисленные комары и пару паутов – сибирских слепней. Да, недолго длилась их райская жизнь, теперь уже не посидишь спокойненько на разрезе, неторопливо заполняя маршрутный дневник.

– Ой, а я думал, это дождик стучит…

– И дождик тоже, однако, это ничуть не мешает убывать воде в реке, так что, все удовольствия сразу. Нужно сплавляться, ребята, а то всё на себе потащим. Доставайте ваши лапы и смажьте их. Передвигаться сможете? Денис, покажи ногу, ой, как распухла, в сапог-то влезет, ты как думаешь? А у тебя вроде ничего, Коля, правда, тоже припухла, вот здесь, на лодыжке справа. Намазали? Накрывайте завтрак здесь, я чайничек поставила. Доедим остатки хлеба, а то он уже плесневеть начинает.

– Ну, ты прям, как дома говоришь: «Чайничек поставила!».

– Для меня везде дом. Помнишь песенку:

Мой адрес не дом и не улицаМой адрес Советский Союз.

Правда, теперь наш дом основательно подрастащили…

– Ничего, Женечка, всё это уже было, а потом мы стали только сильнее и больше, враги не дадут нам спокойно загнивать.

– Жень, как это ты на своём хитром малюсеньком костерке в камнях так моментально кипятишь чайник? У меня что-то не получается, я люблю костёр так костёр, вроде пионерского.

– Да здесь не Подмосковье и не тайга, Коля, чем дальше, тем будет хуже с дровами, прибавь к этому сумасшедшие ветра и болото, придётся всем осваивать искусство укладки дорожного камина. Только бы вы в сапоги смогли влезть!

– С таким удивительным доктором и мёртвый встанет. Посмотри, какой страшный синяк у Дениски по кругу от раны, а где ударился, гораздо светлее. По-видимому, там ты вчера не помазала своим волшебным гелем, вот они и почернели.

– Да, это моя недоработка, не думала, что такой большой участок пострадал. Главное – сразу намазать, потом уже не так работает.

Дениска ласково посмотрел на неё, и сказал, галантно поцеловав ей руку:

– Да что ты, Женечка, спасительница моя, если бы не ты, не было бы нужды думать о ноге, у трупа ничего не болит.

Женя смутилась и покраснела, а Николай подчеркнуто вызывающе уставился на них:

– Мы вам не мешаем, сладкая парочка? Хоть бы меня, старого поклонника, постеснялись! Задушу обоих!

– Да ладно тебе дурака валять, Отелло доморощенный!

– Я не Отелло, а благородный рыцарь без страха и упрека.

– То-то ты всё время ворчишь и упрекаешь всех подряд.

Все, включая Николая, рассмеялись. Женя выскочила из палатки и вернулась с чайником, ребята позавтракали, разведя в мисках мюсли и с удовольствием выпив по «чашечке» кофе. Выйдя из палатки, они с растерянным недоумением уставились на скукоживавшуюся реку, обнажившую огромные диабазовые глыбы – неприятное препятствие для лодок. Казалось, словно ночью какой-то баловник передвинул их лагерь вместе с костром, даже лодки оказались на берегу. Оценив, насколько катастрофически мельчает, Женя, любившая Достоевского, заметила:

– Помните, в романе «Село Степанчикова и его обитатели» такой омерзительный фарисействующий тип был, Фома Фомич? Вот и наш Фомич прикинулся душечкой, а теперь Бог знает, что вытворяет! Говорят, он быстро превращается в цепь луж с хариусом, но нам бы уж лучше без рыбы, да с рекой. Вокруг густо заросшие болота, сопки и каменистое дно, по которому со снаряжением не протащиться…. Нужно торопиться.

Ребята быстро собрали лагерь, загрузили лодки, тщательно закрепили груз тентом и верёвками, и двинулись в путь. Мелкие комары с волосатыми лапками, несмотря на сильный встречный ветер, нагло облепили и лодку и геологов. Обычно на воде отдыхаешь от них, но только не здесь. И всё коварный Фома Фомич, это имя, с легкой руки Жени, так и закрепилось за речкой. Полдня ребята плыли без особых приключений: напряжённо вглядываясь вдаль, им удавалось обходить все преграды и выбирать правильное направление. Топооснова далеко не всегда помогала, ведь вода вольна бежать, куда ей вздумается. Частенько по дороге попадались многочисленные мелкие острова и глыбы темно-зелёного диабаза, и необходимо было быстро и точно направить лодку в нужное русло, чтобы не сесть на мель или не попасть в водоворот. Речка часто широко разливалась на многочисленные мелкие рукава, разделённые почти высохшими зонами, и, если ребят обманывало наитие, их ручеек иссякал, и приходилось перебираться в другой, волоча тяжёлую лодку по камням. В некоторых местах, наоборот, неожиданно было достаточно глубоко, по грудь, и тогда мощный поток уверенно направлял их на скрытую под водой или едва выглядывающую диабазовую глыбу. Прибавьте к этому слепящее глаза «встречное» солнце, мешающее обзору. Ближе к вечеру, когда ребята уже порядком устали от постоянного напряжения, Женя с Денисом всё-таки наскочили на такую глыбу. Все их активные телодвижения и размахивания вёслами ни к чему не привели, да и шибко дёргаться страшно: вдруг лодка порвётся. Пришлось обоим влезать почти по шею в воду, чтобы как-то снять её с камня, да ещё придерживать на лодке обеспокоенного Бренди. Вторая пара, наблюдая сзади за их потугами, свернула в правый рукав, пристроившись в узкий бурный потоп, и тут же наскочила на невесть откуда взявшееся среди скудной тундровой растительности подлое бревно, перекрывшее им реку. Лодка развернулась боком и моментально перевернулась, хорошо, что все было основательно закреплено, практически ничего не выпало, за исключением средства от комаров, которое лежало сверху. Хоть и неприятно, но пережить такую потерю пока можно – есть ещё одно в запасе.

Переодеться не было возможности: все вещи упакованы, а встать лагерем и разгрузиться негде, пришлось продвигаться далее в мокрой одежде, под ледяным ветром. Правда, он же и помогал подсушить её, благо гениально продуманные советские штормовые костюмы были и не жаркими, и от ветра прикрывали, и сохли быстро. (Однако, с наступлением перестройки, их перестали выпускать; магазины заполнились дорогой и красивой импортной одеждой, но, увы, совершенно непригодной для экспедиции, поэтому каждый из геологов трепетно хранил на складе свой старый выцветший штормовой костюм. Лучшей демонстрацией дружбы являлось предоставление его коллеге на полевой сезон, конечно, только в том случае, если обладатель ценной одежды не ехал сам). Да только под штормовой курткой у каждого из наших геологов находился свитер, который и не собирались сохнуть, а достать что-либо взамен невозможно.

У советских плоскодонок был приподнят нос. Один человек в них сидел «верхом» на носу, опустив ноги в болотных сапогах в воду, что экономило место в нагруженных лодках, и грёб байдарочным весло, другой – на корме, с коротким рулевым веслом. Но ничто не вечно под луной, честно прослужив четверть века, лодки стали приходить в негодность, резина пересыхала и трескалась. А новое снаряжение, как только началась перестройка, и «начальству» всех мастей брошен лозунг «обогащайся!», бурной рекой стало утекать со склада института. Дошло до того, что даже ружья, так необходимые геологом, чтобы просто выжить, и те распродали. Не избежали этой участи и знаменитые ГАЗ-66 с глобусом на борту – все до одной машины дружно уплыли с академической автобазы. Бюрократами разных уровней разворовывалось в Академии наук всё подряд: квартиры для иностранных гостей, институтские машины, загородные научные базы, санатории и детские лагеря, даже музейные экспонаты и редкие старинные рукописи быстро «уплывали» за рубеж. Об этом, конечно, знали и на самом верху, но смотрели на «прихватизацию» весьма благосклонно, собирая свой налог на воровство, да и в денежном эквиваленте для них, захвативших крупнейшие объекты страны, это были мелочи жизни. Кроме того, новым властям не нужна была отечественная наука, чем скорее её сами же «золотые мозги» развалят под одобрительное улюлюканье продажных либералов, тем больше облагодетельствуют их западные хозяева, так что эту кость с увесистым мясом бросили на растерзание академическим чиновникам.

Научные сотрудники не имели к разворовыванию собственности Академии наук никакого отношения, более того, если они вдруг случайно что-то узнавали и пытались хоть как-то противостоять «местным» делягам, их выживали из института. Но зато появилась причина посадить им на шею более тысячи бюрократов с огромными зарплатами, предъявляющих учёным самые идиотские требования. А ведь именно бывшие в советские годы молодыми учёными, с начала перестройки голодные и нищие, но не сбежавшие за границу, сохранили разоряемые институты и остатки научных школ.

И обо всём этом автор с горестью вспомнил лишь потому, что у новых лодок, по импортному образцу, нос не был задран, и вперед смотрящему приходилось плыть по пояс мокрым – встречный поток воды постоянно захлестывал лодку и человека на мысу, что добавляло неудобств в полевых условиях. Да и откуда может появиться подобное нашему импортное снаряжение, ведь никто и никогда в других странах не работал так, как наши геологи, тем более, в условиях крайнего севера!

Столь дружное купание заставило ребят срочно искать место для лагеря. Как назло, со всех сторон их окружало болото, и встать было негде. Пришлось проплыть ещё около двух часов, прежде чем тундра не только сжалилась, но ещё и побаловала их: они нашли чудесную уютную полянку, почти полуостров, утопающей в зелени и окруженный с двух сторон водой: в этом месте в Фомич впадала какая-то милая речонка, благодаря которой и растительности, и дров было предостаточно.

Первым делом Денис стал выцарапывать из-под брезента рюкзаки и передавать их соскочивший с лодки девушке, затем выволок плоскодонку на берег.

– Женя, давай повернёмся друг к другу спиной и переоденемся в сухое, а то зуб на зуб не попадает.

Дрожащую Женю не нужно было долго уговаривать, трясясь от холода, они с наслаждением скинули тяжелую мокрую одежду и облачились в сухую, обоим сразу стало немного легче, но мандраж всё не проходил. Женя нашла под брезентом спирт, налила в бутылку воду, а затем влила в него спирт: в этом случае он не нагревается. Они с удовольствием опрокинули его и закусили салом, тепло разлилось по их уставшим и продрогшим членам, жизнь заиграла многочисленными красками, усталость как рукой сняло. Бренди было сунул свой любопытный нос в Женин стакан, и тут же с отвращением отпрянул, обиженно отвернувшись от смеющихся ребят. Пришлось, ради примирения, и ему выдать кусочек сала. Ребята разгрузили лодку и стали разбивать лагерь.

Через полчаса они встретили своих товарищей, и, пока те переодевались, налили и им по полстакана эликсира здоровья и протянули бутерброды с салом – незаменимым спутникам заполярных исследователей.

– Вот это да, вот это начальник, ох, и угодила, Женечка, сокровище ты наше! А я, дурак, баб, пардон, дам ругал. Есть, оказывается, среди них настоящие бриллианты! И это ж надо, ровно 40°, как в аптеке! Талант, во всём талант!

– Ну, твоё сердце, морячок, растопить нетрудно – достаточно стакана горячительной влаги, и ты мой!

Смеясь и перешучиваясь, они дружно разгрузили вторую лодку, и лагерь зажил своей обычной жизнью. Ужин, сон, завтрак, маршрут, опять ужин и сон, и так продолжалось четыре дня, на пятый наши герои покинули эту симпатичную полянку и опять шагнули в неизвестность.

6. Следы былых цивилизаций

Сердце в будущем живёт;Настоящее уныло:Всё мгновенно, всё пройдёт;Что пройдёт, то будет мило.А. С. Пушкин

Незаметно и относительно благополучно прошёл первый месяц их жизни. Время в поездках воспринимается иначе, а уж в поле – тем более. Обычно мгновенные и неотличимые один от другого дни, в поле становятся длинными, объёмными, насыщенными событиями и впечатлениями. Месяц здесь равен году в Москве. Правда, правда, ну, что ты вспомнишь о вчерашних или позавчерашних днях, даже неделях дома? В лучшем случае, какой-нибудь небольшой эпизод, и так проходят месяц за месяцем, год за годом, иногда не оставляя в памяти ничего, и чем человек старше, тем быстрее бежит драгоценное время. Только в детстве оно длилось бесконечно, казалось, что никогда не станешь «большим», и мы торопили его, а повзрослев, с ностальгией вспоминаем ушедшие навсегда эти счастливые денёчки. Ах, если б молодость знала, если б старость могла…. В школе жизнь делится на четверти и каникулы, в институте уже на полугодия, после его окончания она летит сначала годами, а потом и десятилетиями. Казалось бы, человек, становясь старше и мудрее, уже точно знает, что нужно делать, а чего лучше избежать, когда следует отстаивать свою точку зрения, а когда лучше промолчать, да только зачем ему эти знания? Молодые всё равно не поверят, а самому уже очень скоро ничего не будет нужно… Мало, слишком мало мы живём… Впрочем, верни нам юность, и мы вновь не послушает даже собственного совета, и наделает те же самые глупости, за которые корим себя с возрастом, и от которых пытаемся остеречь других.