Прошлое никогда не проходит

Г еологи считают года иначе – полями, сначала воспоминаниями о них и обработкой привезённого материала, потом планами, сборами и подготовкой к новой экспедиции, и наконец – оно, долгожданное времечко. Здесь всегда живёшь до конца, полной жизнью, словно это твой последний день. В недоступных районах понимаешь, что деньги – всего лишь бумажки, которые никого никогда не спасут, не согреют и не накормят, и что труд, помощь, взаимовыручка и внимание друг к другу и есть единственно возможный способ существования. И не какой ты не царь природы, а всего лишь игрушка в её руках, страшнее всего лишиться тех, кто рядом с тобой – без них действительно трудно, подчас даже невозможно просто выжить. Нужно уметь прощать их слабости, беречь близких и заботиться о них, в экстремальных условиях человек человеку может быть только братом.

Каждый день, каждая минута в поле – труд, чтобы ты не захотел, ничего не подаётся на блюдечке. Желаешь помыться – собери дрова, натяни тент на шесты, натаскай воды и часть её выплесни на камни для пара и тепла, оставшуюся поставь на угли. Пока она греется, дым и пар ушли, и комары начинают зажирать тебя, намыленного. Много ли воды притащишь в котелке и чайнике? Вот и бежишь голый за следующей порцией, в это время камни полевой сауны остывают, спасительный пар пропадает, и комары вновь вонзают в тебя свои кровожадные хоботы, пауты с остервенением выгрызают мясо из мокрого тела, мошка поедает кожу, а ты опять с ожесточением разводишь на камнях костёр и тащишь воду, поливая ей то камни, то себя, и так бесконца. Особенно не просто в этой, да и во многих других ситуациях, девушке. Даже в таком, казалось бы, пустяке, как мытье, не обойтись без товарищей. В лодке, в маршруте, в лагере – везде рядом с тобой должна быть надежная рука друга.

В поле не бывает ничего наполовину, здесь всё по-настоящему, как на фронте. И неприятности, и смертельные опасности одни на всех. Впрочем, даже просто прожить вчетвером со случайными людьми 2–3 месяца без взаимных упрёков, обид и ссор – это тоже не мало. А общаться тебе здесь более не с кем, за много километров вокруг есть только ты и они. Твой эгоизм обернётся против тебя: если ты кого-то подведёшь, так же поступят и с тобой, и это может стоить жизни не кому-то, а именно тебе. Смерть здесь всегда рядом и уже с вожделением поглядывает в твою сторону… Связанные с тобой люди поневоле за это время становятся ближе, чем твои домашние; хоть ты их и не выбирал, но ежеминутно делишь с ними стол и дом, работу и отдых, будни и выходные, и часто достаточно длительное время. И ещё, здесь начинаешь понимать, что жизнь действительно бесценный дар, а единение с природой – великая радость, несовместимая с суетностью и раздражительностью. Так хорошо, когда мозги не засоряются бездарными кровавыми боевиками, и тебе на голову с утра до ночи не сыпятся негативные новости! Нужно сказать, что при социализме людей оберегали от этого, даже чересчур, а вот с приходом перестройки, вместе несметных богатств, мы увидели звериный оскал капитализма, и ужаснулись.

Но вернёмся к нашим героям. Прошло уже почти половина полевого сезона, однако Жене так и не удавалось найти то, зачем они, собственно говоря, и приехали, рискуя жизнью, на край света – она так и не увидела своих строматолитов. Несмотря на часто моросящий дождь, Фомич стремительно мелел, что могло существенно затруднить дальнейший сплав к месту встречи с вертолётом, и лодка буквально прыгала по гальке до первого крупного камня, выступающего над водой, часто приходилось волочить её вслед за собой, шагая по реке. При этом дно лодки то и дело цеплялось за камни, и каждый раз при этом скрипящем звуке путешественники тревожно переглядывались, боясь её распороть. Если лодку направляли в правильное русло, её подхватывало бурное течение, и она летела с ветерком по низкой воде до первой мели, и тут только берегись, чтобы не перевернуться! Да как только определить это единственное правильное, среди множества других разветвлений, и как вовремя из него смыться, пока оно не иссякло? Решать только тебе, и мгновенно. Ледяной ветер хлещет в лицо, руки мёрзнут от металлических вёсел, комары не покидают ни на минуту. Обычно на реке отдыхаешь от них, но только ни на Фомиче, здесь эти мелкие гады всегда в строю, не обращая внимания ни на порывистый ветер с Северного Ледовитого океана, ни на холод и дождь.

Пейзаж вокруг более не радовал: топкие пустынные берега с редкой растительностью, мрачная холодная погода, постоянная сырость и ледяной ветер. Неожиданно плоские болотистые берега сменились невысокими скалами, подступающими к самой воде, река вновь стала глубокой, обрывистые берега обнажили прекрасные разрезы, и Женя стала внимательно вглядываться в них, выбирая место для лагеря. Вкоре они причалили к высокому сухому берегу и встали как раз напротив обнажения. Место для лагеря было очень уютным, сухим и живописным. Моментально лодки были разгружены, лагерь разбит, и в котелке весело зашипели макароны с тушёнкой – со стороны могло показаться, что они здесь уже сто лет живут. Вдруг раздался возглас Николая, отошедшего в кустики по делам:

– Смотри, Женя, что я нашёл! С тебя бутылка!

Все окружили его, забыв о дымящемся ужине, и стали передавать из рук в руки камень размером чуть больше ладони, с двумя округлыми выемками. Фёдору он напомнил двойную пепельницу. Да, это и были два строматолитовых столбика в поперечном сечении, но откуда они привнесены и где их искать, совершенно непонятно, вокруг ничего подобного не видно. Фёдор, с аппетитом поглощая макароны по-флотски, спросил:

– Жень, что же за ценность такая – твои строматолиты? Кому они нужны и с чем их едят?

– Это, Феденька, такие окаменевшие бактериально-водорослевые постройки. А интересны они тем, что построены первыми жителями нашей планеты, появившимися ещё 3,4 миллиарда лет тому назад и благополучно процветающими до сих пор. Своего рода, следы не очень-то известной нам цивилизации, знающей о нас всё.

– Они что, соображают? А мы когда появились?

– Люди? Менее миллиона лет тому назад. Существует такая немножко сумасшедшая гипотеза французского учёного, утверждающая, что именно бактерии создали человека для того, чтобы он им достал из земли необходимые углеводы, которых им стало не хватать. И уж не такая она бессмысленная или смешная, эта гипотеза, как может показаться. Каждый, кто изучает бактерии, поражается организованности и общности этих организмов, их предусмотрительности, умению передавать информацию, перестраиваться и интересы сообщества ставить выше своей жизни. Мы мним себя венцом природы, однако истинные хозяева жизни на нашей планете – бактерии, это они создали кислород, без которого люди так и не появились бы, они принимают участие в формировании различных пород и полезных ископаемых, решают, жить нам или не жить, и даже создают необходимые условия в нашем организме. Бактерии могут быть нам и ближайшими друзьями, и самыми коварными непобедимыми врагами, и кем им быть, решают они, а не мы.

– Знаешь, Женя, ты обо всем умеешь очень интересно рассказать. Так и хочется всё бросить и идти к вам в лабораторию.

– Вот я так и сделал, – сказал Денис.

– Ой, ребята, в Советские времена я была бы счастлива это услышать и помогла бы вам во всём. Но, увы, сейчас ни наука, ни геология никому не нужны, живёшь, как под занесённым топором. Так что простите меня, ребята, и не обольщайся нашими с Колей рассказами, просто мы любим свою работу.

Дремавший у её ног Бренди, стал толкать носом сначала Женю, а затем и остальных, в сторону палаток – мол, спать пора.

7. Окаменевший город

На следующий день ребята отправились в маршрут вверх по узкому притоку Фомича, и Бренди, как всегда, увязался за ними. Пробираясь вглубь тундры, геологи надеялись найти там строматолиты, но, увы, в обрывистых берегах извилистой речки и намека на них не было. Река уводила их вверх по течению, в комариное царство, где насекомые густым облаком облепляли геологов, и уже не имело никакого смысла отмахиваться от них или мазаться защитными средствами: во время движения даже самые сильные из них не помогают. Более того, кожа потеет, и маленькие ранки, укусы, обветренные и раздраженные участки на лице больно дерёт от этих агрессивных препаратов, а комары липнут только больше, влекомые теплом и запахом крови и ран человека. Да и при описании разреза не присядешь, комары продолжают настырно лезть в лицо, глаза и рот, забиваются в волосы под капюшон, и там мерзостно жужжат и кусают.

Река резко повернула вправо, образуя замысловатую петлю, и вновь возвратилась в прежнее русло. Геологи прошли ещё немного, буквально 500 м в сторону от поворота, и взволнованно замерли. Они увидели огромную скалу, сложенную тесно соприкасающимися бордово-красными столбиками строматолитов, словно выросшими из-под земли. Тучи и даже облака испарились на небе, и оно стало синего цвета, будто геологи попали в жаркие страны. Солнце освещало багряно-красную 250-метровую причудливую постройку, протянувшуюся на 4 км. Женя, оглядываясь вокруг себя, удивлённо воскликнула:

– Ой, да ведь это древний заброшенный город из «Маугли»! Помните мультик? Кружевные темпы! Только мартышек не хватает.

– И впрямь похоже, и даже небо такое же. Может быть, мы трансформировались в Индию? – возбуждённо спросил Денис.

– Чур, я буду удавом, а вы мартышками! – ядовито произнёс Николай, но они не обратил на него внимания.

Действительно, перед глазами всплыла удивительная картина, словно под южным небом раскинулся заброшенный город с ажурными храмами, сверкающими под лучами знойного солнца. У подножья скалы – древнего рифа – находились так называемые пластовые строматолиты, то есть порода с тонкими извилистыми слоями разного цвета, протягивающимися параллельно земле, постепенно из них вырастали небольшие куполовидные образования, которые переходили вверх по разрезу в многочисленные тесно соприкасающиеся параллельные столбики около 10–15 см шириной. Они также были сложены чередующимися тонкими волнистыми слойками серого, розового, ярко- и тёмно-бордового цветов, протягиваясь почти до верха постройки, а в её кровли были рассыпаны онколиты – «шарики» размером от 2,5 до 6 см в диаметре с концентрической слоистостью. Багряно-красно-серая скала подвергалась длительному воздействию воды, мороза, ветра и других природных факторов, что подчеркнуло её замысловатое строение: процессы выветривания превратили поверхность породы из разноцветных тонко чередующихся слойков в кружево с причудливым рисунком – ну, прямо, восточная вязь! Постройка и впрямь напоминала огромный индийский храм – темп, украшенный орнаментом из вырезанных на его поверхности неповторяющихся фигурок людей. Земля вокруг стромалитового рифа была усеяна нежной салатовой травкой и разнообразными атласно-бархатными цветами с плотными, шелковисто-перламутровыми листочками, покрытыми мягким серебряным пушком. Крупные цветы были удивительно привлекательны своей скромной необычной красотой и нежной окраской, они напомнили Жене одинокий эдельвейс, которые она видела высоко в горах Тянь-Шаня и Памира, но здесь, в тундре, цветы гораздо крупнее, ярче и разнообразнее, чем в горах, и их было много. В пятистах метрах от рифа, параллельно ему, протянулась другая, более массивная и плотная биогенная постройка с округлой кровлей, к ребятам была повёрнута её северная сторона, и казалось, что здесь навсегда поселилась зима: вокруг неё не было ни травы, ни цветов, а лишь островки голубого снега, от которого исходил леденящий холод.

– Нет, не трансформировались, мы всё ещё на семидесятой широте, – заметил Николай, указывая на неё глазами.

Нетронутость природы, отсутствие всё уродующего человека чувствовались здесь в каждом вздохе. Радостное возбуждение и отрешённость от бесконечно-скучной в последние дни серой погоды и тяжёлого каждодневного труда охватила их всех, включая лохматого спутника, удивленно поглядывающего на сказочное место, щедро освещённое солнцем. Они стояли, словно завороженные, а затем весело зашагали к высоченному сказочному замку, построенному самыми первыми обитателями нашей планеты. Бренди, очарованный растительностью и её богатыми запахами, бросился валяться в траве, радостно перевертывая своё лохматое туловище с боку на бок. Женя схватила за руку Дениса и почему-то шёпотом произнесла:

– Смотри, Дениска, это не просто отдельные строматолиты, а протяженный риф. Нам здорово повезло, я такого не ожидала! Он нигде не описан, мы первые его обнаружили, представляешь?

Денис ласково взглянул на своего начальника и восторженно произнес:

– Такая красота, да ещё и целая лаборатория под небом! Жень, значит, не зря мы здесь болтаемся, правда?

Она кивнула головой, и Денис демонстративно широко распахнул руки и обнял Женю, а затем осторожно поцеловал её в щёчку. Они обернулась к Николаю, ожидая прочитать в его глазах ту же радость, но на его лице застыло брезгливое недовольство и раздражение, холодные стальные глаза не отражали ничего, кроме завистливой неприязни. Жене с Денисом показалось, что им на голову вылили ведро ледяной воды. Увидев их удивленное оцепенение, Николай, словно комик на концерте, моментально сменил маску и нарисовал на лице трогательно-счастливое выражение. На это понадобилось не более секунды, и он тут же обхватил в охапку коллег и тоже чмокнул Женю в щечку:

– Ребята, как я рад за вас! Дениска, у тебя теперь будет самая лучшая дипломная работа! А ты, радость моя, с твоим умом и талантом, из такого материала запросто сделаешь докторскую.

– Навряд ли, и уж тем более, с умом и талантом, так что не расстраивайся раньше времени… Дай пока это никакой не материал, а только скала, которая может служить оправданием нашей экспедиции, и не более того, – холодно ответила Женя.

– Да что ты, я…

– Коля, тема закрыта. Думаю, и ты сможешь найти здесь для себя много интересного. Может, что-нибудь сделаем вместе, мы с тобой вполне сумеем дополнить друг друга.

Николай моментально изменился, и стал заинтересованно спрашивать у неё о том, как бы ему правильнее собрать материал, чтобы его можно было использовать для совместной работы. Ребята застучали молотками, отбивая от скалы образцы. Они не забыли сфотографироваться на фоне и солнечного, и снежного рифов, сняли и зарисовали различные фрагменты постройки, и, последовательно описывая разрез и собирая образцы, потихоньку поднимались по скале наверх. Хитрый Бренди обижал её с другой, более пологой, стороны, и когда Женя добралась до самого хребта, радостно бросился к ней, размахивая хвостом, словно вертолёт своими полостями. Он водрузил на Женю лапы, чуть не сбив её с ног, и нежно лизнул в щёчку бесполезно увёртывающуюся от него смеющуюся девушку.

Геологи, столько дней не видевшие ни солнца, ни строматолитов, в эти минуты чувствовали себя самыми счастливыми людьми на свете. Ветерок на открытом от тундры пространстве, словно по мановению волшебной палочки, почти избавил их от комаров.

Постепенно становилось всё прохладнее, да и голод брал своё. Николай сложил костёр-«коромысло», то есть на одну, поднятую сторону длинной палки подвесил котелок с водой, а другую придавил к земле тяжёлыми камнями, Денис и Женя подтаскивали ему с разных сторон дрова, и буквально через пять минут высыпали в кипящую воду 2 суповых пакетика, сырный и грибной, галеты с салом служили приятным дополнением. Казалось, что никто из них не ел ничего вкуснее, и ребята не уставали восхищаться незамысловатой похлебкой, оживленно обсуждая свою находку. Их небольшое открытие переполняло геологов радостью и любовью к жизни. Бренди крутился вокруг, завистливо поглядывая им в рот, но ему ещё не полагалось есть. Женя не выдержала молящего взора и тихонько сунула псу кусочек сала с галетой.

Эх, если бы они знали тогда, как на 180 градусов меняются приоритеты… Всё, что было открыто и сделано геологами, работавшими на будущее страны, распродавалось в это время за копейки, и осуществлялось это теми же самыми комсомольскими и партийными активистами типа чубайсиков и гайдарчиков, что сначала призывали советских граждан к трудовым подвигам, а затем набивали карманы на их открытиях, совершённых с непомерными трудностями и лишениями. Кто знал, кроме самих геологах, о голоде и жажде, пронизывающем холоде или удушливой жаре, об истёртых в кровь ногах и постоянной неустроенности, об опасных порогах бурлящих рек и перевёрнутых машинах на высокогорных перевалах!? Сколько их навсегда осталось в тундре, пустыне или в тайге, в горах или на дне морей… Кто вспомнит о них, кто позаботится об их детях!? Эти люди не гнались ни за славой, ни за деньгами, но просто и самоотверженно делали свое дело, а когда их спрашивали: «А что вы за это будете иметь?» – удивлённо округляли глаза. Дальняя дорога, радость открытия, красота невиданных мест, живой голос неутомимой природы и, наконец, горячий супчик – что ещё нужно для счастья!?

Богатство, успех, карьера – всё эфемерно, и может в мгновение превратиться в ничто. И не обязательно это сделают революции, судьи или бандиты, не менее опасны и непредсказуемы болезнь и смерть. А жизнь так быстротечна… Но воспоминания о звёздном небе и ночном купании, о капризах бурлящих горных рек и холодной красоте Заполярья, о величии Памира и непредсказуемости Тянь-Шаня никто у них не отнимет! Они навсегда останутся с геологами, как их работы и маленькие открытия, вот такой у них материализм. А можно ли забыть бирюзовый Иссык-Куль и волнение гордого Байкала, быстроту вод неустрашимого Енисея да капризы взбалмошной Лены, прелесть бурного Амура или таинственную красоту каменистых таежных берегов на их притоках? Скажите, купались ли вы в Тихом океане, заглядывали ли в жерло камчатских вулканов, срывали ли гроздья винограда в Дальневосточной тайге, любовались ли озёрами Алтая? Застывали ли в восторженном молчании перед волшебными закатами Карелии? Богата и прекрасна наша страна, и можно до бесконечности перечислять её красоты, о которых большинство людей не имеют представления, включая наших братьев из бывших республик, превративших свои земли в полыхающую войнами «заграницу». Не забудутся геологам и длинные маршруты, приключения и трудности, ночные споры и разговоры, песни под гитару, дружба и внезапно вспыхивающая любовь, подчас захватывающая их бродячие души. Нет, этого у них никто и никогда не отнимет, даже на смертном одре. Жизнь в палатке, единение с природой, интересное дело не заменят им ни один самый комфортабельный отель, а завораживающие размышления о жизни планеты, построенные на базе собранного и обработанного материала, захватывают учёного больше любого детектива. И останутся после них бесценные труды, книги и статьи с фактическим материалом и его оригинальной авторской интерпретацией, которыми будет пользоваться ещё ни одно поколение, немножко завидуя им, первооткрывателям своего маленького мира, умеющим жить «здесь и сейчас».

Сытые и окрыленные долгожданной находкой, превышающей все их ожидания, геологи аккуратно собрали свой небогатый скарб и образцы. Застегнув штормовки и прикрыв голову капюшонами, надвинутыми до самого носа, они отправились домой. Обратный путь с набитыми камнями рюкзаками и в сопровождении тучи комаров не показался геологам сложным: каждый из них был занят своими мыслями. Женя думала о строматолитах, о той необыкновенной силе жизни и единой организации бактериально-водорослевого сообщества, позволившей им существовать миллиарды лет, а Дениска – о Жене. Ему уже 24 года, он окончил техникум, поступил в институт, но не «свезло» парню – со второго курса забрали в армию – тогда вышел такой дурацкий указ, не дающий студентам отсрочки, действовал он всего лишь 2 года, однако многих юношей сорвал со студенческой скамьи. Вузы, особенно те, в которых учились преимущественно мальчики, опустели, и вскоре его отменили, но Дениса это не спасло: он отслужил 2 года. Сразу после армии он решил устроиться в экспедицию и попал в отряд к Жене, затем восстановился в институт, но только уже на другой факультет – тот, который кончала она, и все свои жизненные интересы: и науку, и гитару, и любовь связал с Женей. Но, увы, у неё семья, однако Денис чувствовал: не так уж там всё хорошо, и терпеливо ждал своего часа, в глубине души понимая, что навряд ли ему удастся увести её от мужа – кто отпустит такую девушку!? Но препятствия только усиливают чувства, и разум тут бессилен. А Николай размышлял о том, что у него нет своих идей, как у Жени или у Гриши, вот он и вынужден сладкой лестью да грубоватым подхалимажем пробивать путь в науку, а лучше, в администрацию. Видно, уж такова его карма – вытеснять хитростью тех, к кому приходится льстится, и пока у него это неплохо получалось. Николай знал: Женя хороший друг, никого не боится, не предаст, лишнего не сболтнёт, и в каждодневном общении приятна, что немаловажно, тем более, для геолога. Он сумел стать ей близким человеком, это и выгодно, и приятно, но для дела Николай сможет вовремя бросить нужным людям парочку нелицеприятных фраз за её спиной. Ничего личного, как говорят сейчас. Ведь, в конце концов, Женя ему не жена, чтобы быть ей всегда верным, хоть он и искренно уважает её, да и многим обязан ей. Николай мужчина, а не супруга дипломата, и должен реализовать себя любым путём, не разводя сантименты. Жизнь меняется, Советского Союза более не существует, а вместе с ним и порядочность вышла из моды. Будь он академиком, мог бы всегда оставаться благородным и добрым. Истории восхождение некоторых из них, ныне всё чаще потомственных, были ему хорошо известны, и что-то Вернадских среди них не видать, зато подлецов – пруд пруди. А таланты живут впроголодь в обнимку со своей наукой, и эти самые академики понукают ими. Ныне не Советский Союз, никого достижения в фундаментальной науке не интересуют. Всё-таки, стоит подумать о предложении Пасикиса, хоть тот и сволочь, – а вдруг что-нибудь выгорит!? И Женьку не хотелось бы терять, ведь её выгоднее иметь другом, чем врагом. Правда, если Колю хорошо пристроят, какое ему дело и до неё, и до института? Иначе в этой постсоциалистической жизни и не выжить… Вздохнув, он посмотрел на Женю, удивлённо поймавшую его взгляд, и смутился, словно был разоблачён.

Их путь завершился, засверкал серебристый Фомич и показался раскинувшейся на берегу лагерь. Но когда геологи вышли из тундры, Фёдор замер в недоумении: к нему навстречу шли четыре тёмных комариных тучи. Не дойдя до лагеря, они побросали рюкзаки и с криками: «Не подходи к нам, Фёдор!» – разбежались в разные стороны, размахивая руками и сердито подпрыгивая. Однако облепивших их комаров это нисколько не смутило. Бренди, скуля и жалобно потявкивая, бросился в холодную речку, выскочил на берег и, весело подпрыгивая, побежал отряхиваться к Жене, что вовсе не осчастливило её. Увы, принесённые ими комары не захотели более покидать лагерь, прекрасно чувствуя себя здесь, теперь в отличии от людей.

Пополоскавшись в реке, ребята смыли дорожную пыль с взмокшего тела и горящего от укусов лица, переоделись, привели себя в порядок, и за «макаронами по-флотски», мастерски приготовленными коком, возбуждённо рассказывали ему о своей находке и хвастались образцами, доставая их из пёстрых мешочков. Фёдор, внимательно рассматривая их, глубокомысленно заметил:

– Вот чудо природы! И что, им правда миллион лет?

– Нет, Степаныч, неправда, конкретно этим 1,8 миллиардов, а не миллион.

– Врёёёшь! Ой, извини, начальник. Что, серьёзно!? И тогда они уже состряпали себе целый город, да? Нет, даже целую страну, ведь они совсем малюсенькие… Жень, подаришь мне такой красивый камушек, а? Вот хоть этот, смотри-ка, прямо столбики! А можно я завтра с вами пойду?

– Конечно можно, вот сам и выберешь, что тебе понравится, а я тебе помогу. В Москве его распилим и отшлифуем с одной стороны, он станет ещё симпатичней, обещаю. В Дели такими строматолитами метро отделано.

– Интересное кино, Сонечка! А кто в лагере останется? И кто нас кормить будет? Бренди? – недовольно пробурчал Николай, сердито поглядывая на Фёдора, при этом пёс, на всякий случай, спрятался за Женю – видимо, его не очень привлекала подобная перспектива.

– Здесь за сотни километров никого нет, не волнуйся, можно спокойно уходить. А еду приготовим сами, когда вернёмся из маршрута, не бары. Впрочем, если хочешь, можешь остаться, ведь тебя, в отличие от Фёдора, строматолиты вроде бы не интересуют. А человек хоть раз сходит с нами в маршрут.

Николай промолчал, а потом вдруг, ни с того, ни с сего произнёс:

– Жень, какой у тебя красивый крестик! Не покажешь?

Женя пристально смотрела на него своими большими почти синими на загорелом лице глазами, ничего не произнося. Молчание затягивалось неприлично долго. Николай как-то вдруг смутился и завертелся на складном стуле. Вдруг Женя весело и задорно рассмеялась, не отводя от Николая глаз, и сказала: