Прошлое никогда не проходит

– Нет, как это тебе нравится, Фёдор Степанович, дорогой ты мой!? Совсем совесть потеряли! Любезничают и шушукаются прямо у нас на глазах! Может, нам уйти?

– И впрямь, забирай бутылку и пошли, мы обиделись! – моментально согласился моряк, вызвав у всех улыбку, и Женя вновь капнула в кружки понемногу настойки, виновато перетянулась с Колей и они примирительно улыбнулись: волшебный напиток, разливаясь по их внутренностям, сводил на нет обиды, по крайней мере, на время. Бренди по очереди облизал их, а затем довольный улёгся между ними, положив лапы на ноги Николая, а морду водрузив Жене на колени. Фёдор весело сказал:

– А я думал, между вами «собака пробежала», ошибся, братцы – она, как раз наоборот, объединила вас.

Этот каламбур их рассмешил, всем стало хорошо, спокойно и весело. В этот вечер они долго сидели у костра, разговаривая обо всём на свете, и тихонько напевая под гитару любимые песни. Затем Женя стукнула себя по голове, вытащила из планшета карту, и, внимательно разглядывая её; заметила:

– Смотрите-ка, ребята, ведь наш риф может выходить ещё вот здесь, и если следующим лагерем мы станем сюда и пройдёмся там маршрутом по притоку, можем подсечь его и с другой стороны. Только придётся пораньше выбираться, пока ветер не зверствует.

– Точно, как это мы раньше не подумали? Давайте сейчас соберём часть вещей, ведь мы вроде бы всё здесь завершили? А переночуем все вместе в кухонной палатке. Жень, ты не против?.

Все охотно согласились: хотелось сократить время утренних сборов, а завтра чуть дольше понежиться в спальнике: чувствовалась усталость за эти насыщенные работой дни. И они быстро, с настроением, загрузили одну из лодок «под ключ», и отправились спать.

– Вот оно, преимущество белых ночей! – заметила Женя.

Ребята залезли в спальники, а Бренди уютно свернулся клубочкам у их ног, только никому не удавалось заснуть: видно, полярные ночи не располагают ко сну. Они думали о том, как стали близки за это время, как хорошо понимают интонации и взгляды друг друга, но всё-таки не всегда способны до конца, от всей души, прощать. Невоспитанные в православии, они не унаследовали самого главного достоинства нашей веры – терпимости, без которой так тяжело быть рядом, но поле жестко учило их этому. Жене очень хотелось вычеркнуть из памяти историю с Пасикисом, но когда много лет дружишь с человеком и веришь ему, как себе самому, очень трудно оправдать даже попытку предательства. Николай вздохнул: он сейчас всё на свете отдал бы, чтобы они оба, раз и навсегда, забыли бы об этом неприятном инциденте… Однако в глубине души они отлично понимали, что благостное настроение, созданное ночью и гитарой, уйдёт, и никогда уже между ними не будет прежнего доверия и откровенности. Федя, словно прочитав их мысли, вдруг сказал:

– Жень, знаешь, я совсем забыл рассказать тебе, что рано утром, в день отъезда, у института меня остановил тот мужик, который приходил к вам с бутылкой виски. Привязался ко мне с предложением разузнать у тебя, с кем вы с Гришей встречались и что вам там какая-то дамочка передала. Говорил, что это твой муж его попросил. Я разозлился и обматерил его: что я ему, шестерка, что ли? Вот поэтому, уж извини, и невзлюбил твоего мужа – что, думаю, за бабское поведение!?

– Нашёл кому верить! И деньги предлагал?

– Кто?

– Кто, кто – Пасикис, конечно, ну не Олег же!

– Нее, говорил, что я помогу сохранить семью, а то ты, извини, шляешься, с кем не попало, а муж страдает. Но меня-то это нисколько не огорчило, как ты понимаете, скорее наоборот…

– Остряк-самоучка! – буркнул Денис.

– Вот сволочь! И ведь они тоже в этот день улетали. Правда, он живёт в двух шагах от института. А к тебе, Денис, не обращался? – раздражённо спросил Николай, а про себя подумал – всё проклятое перестроечное нищенство!

– Перед отъездом – нет. Но до этого он долго меня обхаживал, правда, ничего не спрашивал, а предлагал сделать приглашение в Америку, как только я окончу институт. Я ему ответил, что это меня нисколько не прельщает. Он обозвал меня дураком и добавил, что скоро здесь такое начнётся – и голод, и бесконечная война, и буду я себе, мол, локти кусать.

– Боюсь, он знает, что говорит. И всё-таки, как бы ни было трудно, но здесь мы дома, – заметила Женя.

– Да кто же он такой, этот ваш злой гений? Предсказатель будущего, что ли? Это вы из-за него ссорились, да?

– Я и сама не знаю, кто он, и как попал к нам в институт.

– Проходимец и сволочь, вот кто, – злобно буркнул Николай. Все вновь замолчали. Наконец, Денис произнес:

– Женечка, сказительница наша, поведай нам что-нибудь доброе, а то сна – ни в одном глазу.

Она не стала выпендриваться и артистично рассказала – сказывалась игра в самодеятельном театре – одну из необычных и оригинальных сказок, которую все слушали, затаив дыхание… По окончанию Николай удивлённо спросил:

– И где ты их только выискиваешь!? Никогда ничего подобного не читал!

– Правильные книжки нужно было в детстве читать! Помнишь, как у Высоцкого в Робине Гуде»?

Если путь, прорубая отцовским мечом,Ты соленые слёзы на ус намотал,Если в жарком бою испытал, что почём,Значит, нужные книги ты в детстве читал!

– Не всем же быть Робингудами, Женечка! – заступился за Николая Денис, чувствовавший себя виноватым за ревность.

– И чего я, дурак, в геологи не пошёл!? Начальник и кормит, и поит, и сказками тешит!

– Ну, наша Женечка только одна такая, единственная и неповторимая! Среди баб, ой, извините, даме, такие склочные стервы попадаются! Главное достоинство женщин, это то, что их мало среди начальников, – добавил Николай. Женя возмутилась:

– Мужской шовинизм! Забыл своего бывшего полевого начальника?

– Согласен, и мужики разные бывают! – вздохнул Коля

– Кончайте ля-ля травить, салаги! Не надо портить сказочное настроение своим брюзжанием. Нам хорошо вместе, и это главное, дети мои. А другие – ну, это их дело. Спокойной ночи, – назидательно сказал Фёдор, сладко зевнув, и все, невольно улыбнувшись, согласились с ним. Сон наконец-то достиг беспокойные души геологов, и они стали погружаться в мир грёз.

Слева от Жени лежали Николай и Фёдор, а справа – Денис. Как только все успокоились и уже стало доноситься ровное дыхание моряка, Денис осторожно взял её руку в свою. Она подумала сонно, что надо бы высвободить её, но не шелохнулась, и тогда он ласково и осторожно стал целовать каждый пальчик девушки. Женя давно уже стала забывать о любовных ласках, направляя всю свою нежность и тепло только на Алёнку. Она почувствовала, как тёплая волна с тысячами иголочек пробежала по её телу, словно впервые в жизни ощутила прикосновение мужчины. Коря себя за это чувство, она вспомнила было Олега, но тот давно ассоциировался у Жени только с одиночеством, ночными слезами и бесконечными вспышками «праведного гнева», когда она пыталась уговорами прекратить его бесконечные пьянки-гулянки. В конце концов, она предупреждала Олега о том, что давно считаем себя свободной от взаимных обязательств и демонстрировала ему холодное безразличие! Бесполезно… С болью вычеркнув из памяти мужа, Женя ласково провела ладошкой по щеке Дениса, смотрящего на неё широко открытыми любящими глазами.

Влюблённые потянулись было друг к другу, но тут Бренди, урча и поскуливая, бесцеремонно и возмущённо пролез между ними и улегся с самым невинным видом, как будто его полчаса уговаривали. Денис было попытался потихоньку сдвинуть пса, но тот выразил громкое неудовольствие. Угрожающее урчание нарастало при каждой попытке вытеснить Бренди или хотя бы просто протянуть руку к Жене Возбуждение влюблённых перешло в неукротимый и безрезультатно сдерживаемый хохот. Николай и Фёдор стали ругать Женю и её лохматого друга, «безобразно заласканного и избалованного», хоть это и было не так, и требовать «немедленного прекращения безобразия», иначе сейчас же выставят всю их троицу из ходившей ходуном от хохота палатки. Чем больше влюблённые пытались сдержать себя, тем сильнее их брал в плен смех, и слёзы потоком текли из глаз, а ревнивый Бренди делал вид, что спит мертвецким сном, лишь изредка приоткрывая один глаз и хитро поглядывая на них.

Вскоре все успокоились, удивляясь своему почти истеричному хохоту, и заснули. Только у Жени сна как не бывало, она лежала на спине, устремив глаза на замусоленный потолок кухонной палатки, вспоминала Олега и их когда-то всепоглощающую влюблённость, которая могла бы пройти через всю жизнь: недаром близким казалось, что они просто созданы друг для друга. Может, это так и было бы, хотя с ним она не так близка духовно, как с Гришей, к примеру, но зато они до безумия любили друг друга, и оба имели лёгкий немного авантюрный характер и весёлый нрав. Ах, как глупо мы иногда теряем самое дорогое, самое ценное в мире – любовь! В юности кажется, что, мол, успеем поправить или покаяться: подумаешь, ну, обидел жену, у всех бывает. И в голову не приходит, что она однажды уйдет раз и навсегда, может, даже к нелюбимому, устав от ссор и одиночества. Уж так устроен человек: обиды от тех, к кому равнодушен, не так ранят – да фиг с ним, наплевать и забыть, а вот боль, причинённая единственным, непереносима…

10. Не плюй в колодец, вылетит – не поймаешь!

На притчу и вилы стреляют.

Русская народная пословица

На следующий день геологи быстро сложили оставшиеся вещи и благополучно добрались до нового места. Разбив лагерь, они доели остатки вчерашнего пиршественного ужина, и даже успели сделать рекогносцировочный маршрут. Оказалось, что до строматолитового рифа здесь идти даже немножко ближе. Несколько дней они проработали на нём в тундре, притаскивая из маршрута в лагерь тучи озверевших от голода комаров. В эти дни Женя с Денисом невольно старалась держаться на расстоянии, но были очень внимательны и нежны друг к другу, довольствуясь всё нарастающим взаимным чувством, ещё ни к чему не обязывающим, но дарящим радость общения и неосознанное желание. Да и проявить хоть немного ласки не так-то просто, когда они не только не оставались наедине, но и были надёжно защищены от «восторгов любви» тучей безжалостных и вовсе несентиментальных насекомых. Пожалуй, это самое лучшее время при нарастающей взаимной симпатии, когда ловишь взгляды друг друга, и безотчетно трепещешь от каждого прикосновения, как влюблённый подросток. Вечерами геологи обсуждали свои находки и строили планы на будущее, забывая про усталость и укусы. Если бы вы заглянули ночью в их палатки, увидели бы, как они раздражённо чешутся и болтают во сне, переполненные разнообразными впечатлениями дня и напряжённым физическим трудом.

Работа здесь завершилась, и отряд отправился далее. Белёсое солнце теперь показывалось только по ночам, дни становились всё сумрачнее, мелкий нудный дождь, казалось, не кончится никогда. Чем ниже по реке они спускались, тем сильнее дул встречный ветер. Николай мрачнел, что с ним часто бывало под конец поля, его раздражали и погода, и всё сильнее разгоравшаяся взаимная симпатия Жени и Дениса, и болтовня Фёдора, добродушно подшучивавшего над ними: «Из вас получилась бы прекрасная пара!». Они смущались, что доставляла ему несказанное удовольствие, и злило Николая. Неожиданно, вместо заболоченных низких берегов с бесконечной скучной перспективой вдаль, лодки плавно вошли в зажимы между высокими скалами, подступающими к самой реке. В их основании приютились уютные песчаные пляжи со спокойной, словно зеркальной гладью кристально-прозрачной воды. Обе лодки в полной тишине плавно скользили мимо живописных уступов, окрашенных в багрянорозовые тона и покрытых кое-где редкими кустиками с разноцветными листочками и крупными отдельными цветками, примостившимися прямо на камнях. Милый пейзаж приковывал взгляды притихших путешественников, умиротворяя и завораживая их.

– Смотри, Коля, а вот это, кажется, знаменитое вендско-кембрийское обнажение, описанное Комиссаржевским, да и местечко для лагеря классное. Может, пришвартуемся? Ведь ты последнее время как раз вендом занимаешься.

– Нет, это не то. Плывём дальше.

– Ты уверен!? А я вот нет. Знаешь, давай остановимся здесь на денёк, лагерь разобьём как раз напротив обнажения, вон в той очаровательной бухточке. Впрочем, можно и прямо под разрезом, там, пожалуй, не хуже. А завтра слазаем на скалку, и разрешим наш спор.

Вместо ответа Николай стал интенсивно грести, чтобы скорее проплыть мимо.

– Коля, ты что, не слышишь меня?

Он, глядя в сторону холодными глазами, зло выкрикнул:

– Оставь меня в покое! Я без тебя знаю, что мне нужно, а что – нет! Нечего строить из себя всемогущего начальника!

Женя с Денисом удивленно переглянулись:

– И как тебе это нравится!? Ну, и фиг с ним! А вообще-то, жаль отсюда уезжать, интересное обнажение, да и местечко для стоянки чудное. Вот, видишь точку на топооснове? Это Комиссаржевский её нам отметил.

– Ну, что ж ты не настояла?

– Как ты себе это представляешь? В воду за ним броситься? Смотри, куда они уже уплыли! А ведь этот разрез нужен именно ему, а мне – так, для эрудиции. Интересно, как он нашему завлабу объяснит, что не соизволил взглянуть на него? Профессиональной непригодностью или тем, что с «Женькой-заразой» не захотел согласиться? Ведь его именно туда направляли. Жаль, конечно, но не хочет, как хочет. А знаешь, давай причалим хотя бы ненадолго, может, больше здесь никогда и не окажемся… Обидно находиться рядом, и проплыть мимо.

Они более часа провели на обнажении, поднявшись почти доверху, Женя отбила несколько образцов со знаменитой стратиграфической границы, и геологи отправились дальше. Как только скалы остались позади, Николай стал ещё мрачнее: оглядываясь, он понял, что ребята притормозили там.

– Зачем ты так грубо говорил с Женей? Она тебе ничего обидного не сказала, что ты психуешь!? Некрасиво… Эх ты, а я думал, вы друзья, – укоризненно буркнул Фёдор, глядя в сторону.

– Не твоё дело! Ты здесь вообще никто, лучше следи за рекой и помалкивай! А то – догадываешься, куда я могу послать тебя с твоими поучениями?

– Ой, испугал ежа голой жопой! Думаешь, я не могу!?

И тут последовала такая тирада, что Николай чуть не выронил весло из рук.

– Вот это да! – сказал он то ли с удивлением, то ли с восторгом, а Фёдор победоносно взглянул на него, и отвернулся.

Вдруг речка побежала очень быстро, разделяясь на многочисленные рукава. Они с трудом успевали направлять её то в один, то в другой поток: стоит промахнуться, и придётся волочить лодку по камням из одного вдруг затухшего ответвления в другое. Женя с Денисом и Бренди догнали их, попав в быстрое глубокое русло, и, как с горочки на саночках, понеслись вниз, опередив намного ребят, которым повезло гораздо меньше. Фёдор с Николаем сели на мель, им пришлось вылезти из лодки и протащить её некоторое время на верёвке по воде. Оглядевшись, они увидели, что находятся рядом с длинным островом, сложенным крупной плохо окатанной карбонатной галькой. Не успели ребята перетащить нагруженную лодку в бурный водный поток, как она выскользнула из-под рук, и, весело подпрыгивая, заскользила вниз по реке. Моряк изловчился и прыгнул поперёк её, спасая их небогатый, но жизненно необходимый скарб: здесь заменить его будет нечем; Николай остался на острове. В первую минуту он обрадовался, что Фёдору это удалось, но затем его охватил панический страх. По характеру он был очень осторожный и мнительный, одному Богу известно, каким образом человек такого склада выбрал геологию. В тоже время, несмотря на эгоизм, Николай хорошо понимал, что если будет плохо относиться к тем, кто рядом, и самому может не поздоровиться. Он старался быть порядочным человеком не из любви к ближнему, но из опасения, как бы и его потом не подвели бы, в полевых условиях это может стоить жизни. Николай вспомнил, как нагрубил и моряку, и Жене, и его охватил панический ужас. Что, если они его бросят? Ну, не совсем, конечно, а на денёк – для острастки, только и этого достаточно, чтобы сойти с ума от голода, холода и страха. И он побежал за лодкой вдоль острова с криками:

– Федя, Феденька, греби скорее сюда, слышишь, греби!

Фёдор с трудом вполз на нос лодки и оседлал её, спустив ноги с двух сторон в воду. Конечно, лучше было бы устроиться на корме, тогда ей легче управлять, но уж как вышло, не до жиру. Словно вертолёт лопастями, Фёдор вращал байдарочным веслом, энергично загребая воду. Ледяной штормовой ветер дул в лицо, руки от холодных металлических весел сводило, пальцы онемели, лодка не слушалась, а моряк всё налегал и налегал на вёсла, сбивая в кровь ладони. Вода с них широкими потоками лилась в рукава штормовки, которые стали тяжелыми и жесткими, раздражая покусанную кожу. В результате того, что нос лодки не был приподнят, ледяная вода заливала Фёдора по пояс. Иногда моряку казалось, что он превращается в омертвевшего робота, при этом ветер не давал продвинуться ни на шаг, а он всё грёб и грёб, молитвенно твердя:

– Господи, помоги мне, грешному!!

Надо бы перелезть на корму, чтобы лодка стала управляемой, да куда там – её быстро отнесло бы далеко от островка с Колей. Если он сейчас не справится, придётся причалить к берегу, выгрузить её, протащить против течения, заехать за этим новым Робинзоном, вернуться за вещами и опять всё загрузить. Это очень долго, а он весь мокрый, и так зуб на зуб не попадает, да и подходящего берега для швартовки рядом не найдёшь – кругом болото. Гружёную лодку одному не дотащить волоком против течения, ещё вновь упустишь её, а здесь это смерть. Его мысли при неустанном налегании на вёсла сопровождались истошными неумолкающими воплями Николая:

– Феденька, миленький, сюда, ко мне, скорее, раз-два, раз-два, левой-правой, ещё капельку, ещё чуть-чуть, родненький!

Фёдор пытался плыть к Николаю поперек реки, но лодку сносило как раз в то самое русло, по которому так быстро ускользнули Женя с Денисом. Нечеловеческие усилия моряка ни к чему не приводили, а он всё отчаяннее твердил «Отче наш», вспомнив неожиданно для себя слышанную в детстве молитву. Руки переставали слушаться, а лодка не только не сдвинулась ни на йоту, но и капризно развернулась по диагонали и накренилась на бок так, что Федя едва успел перенести вес тела на её приподнятую часть, чтобы не перевернуться. При этом он резко стукнулся виском о весло, и перед глазами тут же поплыли круги, из носа обильна пошла кровь, но он не заметил её даже на потрескавшихся на ветру губах – голова сильно кружилась и наплывала какая-то дурь. В глазах потемнело, его тело безвольно обвисло, голова свесилась вниз, а весло так и застыло поперёк лодки, на коленях у моряка. Николай сжался от ужаса, крик застыл у него в горле, и он, как завороженный, следил за байдарочным веслом, ожидая, как то соскользнёт в воду. Он, конечно, может перейти реку, но что делать дальше в мокрой одежде под ледяным ветром? Женя с Денисом уплыли далеко вперёд, их не догнать. Если лодку вместе с Фёдором унесёт, куда и сколько придётся идти по болотистым берегам? Он с грустью взглянул на узкий голый остров длиной не более 20 м, где и присесть-то не на что. Федя, Феденька, а ты как же!?

Фёдор почувствовал лёгкое прикосновение, открыл глаза и увидел женщину в длинном белом платье, она скользила по воде, протягивая к нему прозрачные руки и указывая, куда лучше направить лодку. Ему показалось, что она окутала его то ли туманом, то ли прозрачной шалью, и холод, боль и усталость как-то сразу отступили. «Фрези Грант!» – мелькнуло в голове. Он поднял со своих коленей байдарочное весло, и ему тут же удалось удержать лодку и направить к береговой линии острова тем самым путём, который Она ему указывала.

– Родной ты мой, Феденька, греби сильнее! Молодец, всё получается! Давай, давай, левой-правой, плыви сюда! Скорее! – услышал он заискивающе-панические крики Николая.

Загребая к берегу, Фёдор, наконец-то, почувствовал скрежет лодки по дну, здесь его уже ждал Николай, который сразу подхватил верёвку, привязанную к уключине на её носу, и притянул лодку к себе. Фёдор вручил ему байдарочные вёсла, а сам пересел на корму, и вытащил из-под верёвок, перехватывающих снаряжение на лодке, короткое рулевое веслом.

– Приплыл, слава Богу! А уж я и не надеялся… Ты как?

– Говно плавает, а я моряк! Что же ты разорался, думаешь, я бы тебя бросил!? Если бы лодку снесло, я бы её разгрузил и пришёл бы за тобой. Впрочем, совсем забыл, ведь я здесь вообще никто. И нечего без команды дёргаться!

И он демонстративно стал разворачивать лодку в сторону от острова. Николай побелел, как мел, и быстро плюхнулся в неё, не выпуская из рук байдарочное весло, которое он поднял кверху и чуть не стукнул им по голове моряка…

– Ты что творишь!? Чуть не зашиб меня!

– Ну, не попал же! Я не нарочно.

«С тебя станется» – мелькнуло в голове Фёдора. И они молча поплыли дальше. Николай вспомнил инцидент с Женей и то, как проигнорировал разрез – теперь он уже не сомневался, что ошибся, и на душе стало совсем противно. Ни он, ни Фёдор не обмолвились ни о его кратком отключение, ни о Фрези Грант. «Да и видел ли он её? Навряд ли…» – промелькнуло в голове моряка. Через некоторое время Николай не выдержал, и, немного заискивающе, медленно произнёс:

– Ты, это… Фёдор, не серчай. Дурак я, дурак и солдафон, что с меня взять?

– А ты, солдатик, не плюй в колодец, вылетит – не поймаешь, как Женя говорит.

– Фёдор, не говори ребятам про… ну, ты сам знаешь.

Николай обернулся и умоляюще взглянул ему в глаза. Тот ничего не ответил, и стал ещё более сосредоточенно грести. «Как Женька, когда обижается», – мелькнуло у него в голове.

11. Фрези Грант протягивает руку сильным

Женя с Денисом, не встретив более по дороге препятствий, довольно быстро добрались до Афанасьевских прудов, разбили там лагерь, насколько смогли без снаряжения ребят. Они поставили палатки для спанья, надули 2 матраса и бросили свои спальники, набрали дров, развели костёр, приготовили макароны с тушёнкой, вскипятили чай, да только ребята всё не появлялись. Они стали нервничать, беспокойно вглядываясь вдаль, и тут Женя отчётливо увидела вдалеке женщину в длинном белом платье, парящую над вечерней розоватой водой Фомича. Женя на минуту замерла, закрыла глаза и вновь открыла – никого. Она молча отошла от реки и бессильно опустилась на бревно рядом с костром.

– Что с тобой, Женечка? Тебе плохо?

– С ними что-то случилось. Знаешь, я сейчас видела…

– Что?

– Да нет, так… Если через час ребята не появятся, пойдём их искать.

Минут через 40 вдалеке замаячила лодка, они переглянулись, облегчённо вздохнули и перекрестились. Вот странно, большинство из нас не были воспитаны в религии, в церковь ходили, как в театр, скорее из любопытства, чем из праведности. Но как только мы остаемся наедине с неведомой угрозой, обращаемся к Богу, и свято верим, что Он нам, неблагодарным безбожникам, поможет. А ведь и впрямь помогает… Женя и Денис вытащили лодку ребят на берег и разгрузили её. Пока мокрый до нитки Фёдор переодевался, они быстро поставили большую кухонную палатку с печкой, Денис растопил её заранее приготовленными дровами, а Женя, заметив их изнуренные опустошённые лица, протянула по кружки с горячительным напитком:

– Согрейтесь, братцы, у печки, мы с Денисом пока надуем ваши матрасы. Что случилось, куда вы подевались, мальчики?

– Вот спасибо, ты настоящий друг! Не дашь спокойно умереть, – хмуро улыбнулся моряк.

Через 15 минут всё было готово, и они притащили с костра котелок с ужином, переставив его на печку. Женя пододвинула им ещё по 100 грамм, заметив бледность Феди и угрюмость Николая, уставившегося в пол. Кок посмотрел на него, стукнул по-дружески по плечу, затем они, не чокаясь, опрокинули свои кружку, и дружно фыркнули, не закусывая. Денис поставил перед ними миски с едой:

– Да вы ешьте, мужики. Так что, всё-таки, случилось?

– Главное – вы здесь, живые и здоровые, остальное фигня, – сказала Женя, понявшая, что произошло что-то такое, о чём ребята не хотят рассказывать, – Хоть закусите, мальчики!

Но они так и не преступили к еде. Моряк достал трубку из красного дерева и молча уставился на неё. Остальные с выжиданием смотрели на них, пока он скупо не прокомментировал:

– Не свезло, то на мель сели, то не в то русло завернули. Вот вы молодцы, угадали, пронеслись, как на крыльях.

Николай вздохнул было с облегчением, а потом стал ещё мрачнее, вспомнив проигнорированное им обнажение, ради которого, собственно, и приехал сюда. «Довыпендривался, идиот! Впрочем, это всё из-за Женьки, не хотелось идти у неё на поводу…» – подумал он, а вслух чуть заискивающе произнёс:

– Видели, какие здесь берега? Сплошные болота!

– А мы здесь переволновались за вас, уж собрались идти на выручку… Степаныч, покажи ка, пожалуйста, твою трубку.

Рассматривая на её конце силуэт летящей женщины в длинном развивающемся платье, Женя тихо сказала, глядя в упор на отрешённого Фёдора: