
Полная версия:
Грамматические вольности современной поэзии, 1950-2020
Общий взгляд на отклонения от нормы, касающиеся категории одушевленности-неодушевленности, позволяет заметить, что если в нормативном языке эта категория считается классифицирующей, заданной словарем, то в современной поэзии она в значительной степени становится интерпретационной. И это не удивительно:
…одушевленные и неодушевленные субстантивы обозначают не объективно живые или неживые предметы, а предметы, осмысливающиеся как живые или неживые. Кроме того, между членами оппозиции «мыслимый как живой – мыслимый как неживой» существует ряд промежуточных образований, совмещающих признаки живого и неживого, наличие которых обусловлено ассоциативными механизмами мышления (Нарушевич 1996: 4).
Е. С. Яковлева совершенно справедливо замечает, что «малейшее отклонение от нейтрального в область экспрессии маркирует языковую форму человеческим содержанием» (Яковлева 1998: 413).
По результатам исследования категории одушевленности, выполненного М. В. Русаковой на обширном материале из разговорной речи с проведением серии экспериментов, оказывается, что
категория одушевленности / неодушевленности выходит за рамки морфологии – в область прагматической структуры высказывания, а возможно и текста в целом <…> эта категория занимает промежуточное положение в континууме «словоизменение – классифицирование», представляет собой в этом аспекте своего рода ‘тянитолкая’ (или тянитолкай?). Наблюдения над естественной речью, так же, как и экспериментальные данные, подтверждают торжество «и, а не или» принципа (Русакова 2007: 151–152).
Таким свойством категории одушевленности и определяется ее большой образный и семантический потенциал, активно используемый в современной поэзии.
ГЛАВА 4. КАТЕГОРИЯ ЧИСЛА
Поэтическое употребление форм числа в большой степени связано с тем, что «формы ед. и мн. числа могут выражать разнообразные вторичные (частные) значения, свидетельствующие не столько о количественных, сколько о качественных характеристиках предметов» (Захарова 2009: 7).
Множественное число неисчисляемых объектов
Во многих случаях наблюдается нетривиальная плюрализация существительных при обозначении недискретных объектов (абстрактных и вещественных существительных, собственных имен), особенно при метонимии:
жили утром хоть и хмурымспать ложились на зарепятками к литературамтеменем к печной золе Виктор Кривулин. «До Пушкина» 356 ; Там и туман… Двадцать девиц. Я, эмиссар эмансипаций, —двадцать, – вам говорю, – с фантиками, в скафандрах, мордыв цементе, ремонтницы что ли они драгоценных дворцов?<…> Домы-дворцы забинтованы в красные медицины(нету ковров!), ибо заветное завтра – триумф Тамерлана. СОСТОИТСЯ САТАНИНСТВО! Виктор Соснора. «Новая книга – ваянье…» 357 ; Химий кухонных звуки пóлны,окна раскрыты, ужин готов,науке легки препоныдаже сияющих домов. Алексей Порвин. «Химий кухонных звуки пóлны…» 358 ; Феодосия не город. Не страна. Не сторона.Море плещет у забора, но граница не видна.Турция пропала втуне, грецким небом на откус.Итальянские латуни не дошли до Сиракуз. Давид Паташинский. «География моя» 359.В этих примерах неузуальные формы множественного числа обусловлены метонимией, иногда объединенной с метафорой: у Кривулина литературами названы книги (дополнительным основанием плюрализации могут быть их заглавия типа Русская литература, Зарубежная литература); у Сосноры сочетанием красные медицины обозначены бинты в метафорическом изображении лозунгов360; у Паташинского итальянские латуни – метонимическое обозначение древнеримских войск, в котором актуализируется исторический корень -лат-, содержащийся в словах латунь и латынь: (латунь ‘сплав меди с цинком’ ← нем. Latun, от ит. latta – ‘жесть’). Ср. также: латы ‘металлические доспехи’.
В следующем примере сочетание исчадье горь является этимологизирующим: оно указывает на семантическую связь корней -чад– и -гор– с коннотацией, обусловленной фразеологизмом исчадие ада. В этом же контексте имеется слово угарный:
Слесарный, фрезерный, токарный,ты заусенчат и шершав,завод «Полиграфмаш», – угарныйсостав да хворь —посадки с допусками – словаря, – вот,смотри, как беспробудно ржав,сжав кулачки, сверлом буравит,исчадье горь. Владимир Гандельсман. «Полиграфмаш» 361.В современной поэзии представлены формы множественного числа и других абстрактных существительных, например:
Взаимно отраженьями дрожаСтруктуру пустоты круша и рушаКосмические выбросы наружуПоплыли по окружности кружаА в них такое множество веществА их такое множество количествИх качеств не помыслить – и не счестьЭнергий, биологий, электричеств Света Литвак. «В кругу огней и вспышек Альтаира…» 362 ; А я Господних язв до дьявола приях,и остаюсь я не во сне загробном,а – как в беспамятстве многоутробном —и в Божьих, и не в Божьих бытиях. Сергей Петров. «Надгробное самословие. Фуга» 363 ; Господи, прекрати.Господи, перестань,перестань.Куда проснуться – не выбирала,упала с кровати, опять упала,падалаво вчерашнюю шкуру,но тонкую скобку над небытиями. Екатерина Боярских.«Утром» 364 ; Как из Индии за Невский запахнемся занавескойза Нью-Йоркский тост Леньградский: «кто там тростью в стекла бьет?»Может, молотком из бронзы сам Э. По, скиталец бездны,хочет мой лимонец брынзы съесть, связать меня за бинт?Но мы с ним, как с че-ловеком По-дойдем лечиться к чашам, руки к рукописям, к чтеньям, — Брат! Виктор Соснора. «Баллада Эдгара По» 365 ; Настоящий негодяйТочно так же любит чай:И с вареньем, и с печеньем,И с блинами – только дай!Ему бабушка и мамаТащат булок килограммы —Негодяем стал он вдруг,А для них он – сын и внук!И живут они, не знаяТо, что стал он негодяем,Так как между негодяйствамиОн и милый, и хозяйственный! Ольга Арефьева. «Негодяй» 366 ; И такие заводит коленца,и такие колóтья в боку,будто горло стрекает ему заусенцаслóва маленьких слов о полку. Игорь Булатовский. «Олегу Панфилу» 367 ; Еще лет пятнадцать. И что же нам делать в эти пятнадцать лет? Хоронить родителей. Жечь роман. Верить в красоту своих тел. Говорить на сломанном языке о том, как починить людей. Слушать брёх сердца в темноте: ёк-ёк. Оставлять в истории след. Правда, Иван Петрович?.. А потом выйдем утром в домашний сад, твердой походкой, без прежних хромот, и все станет ясно тогда. Игорь Булатовский. «Четыре тени А. П. Чехова» 368 ; И честность прочих – вздоры слов никчемных,возмыли – и забыл их небосвод.Всех подсознаний, стынущих в ночевьях, —заглавный он, неоспоримый вождь. Белла Ахмадулина. «Ночь под Рождество» 369 ; Немного облаков припаяно к земле российской стыни. Прочие голубы разветриваясь, покидая срубы и каменки, роднятся в глубине иной отрадно-речевой системы. Их дождь родит приблудные посевы, опутанные роем свежих лих… Но есть венчальный и сохранный стих, воспитанный руками ясной девы. Он свет и хлеб, словарь, клинок и стены. Петр Чейгин. «Немного облаков припаяно к земле…» 370 ; А супруги, разлипшись, лежат не в пылу, и пиджак обнимаетв углу спинку стула, и мáсляет вилка на столе, и слетаютк столу беспризорные звуки и мраки, и растут деревянныедраки веток в комнате, словно в саду. Владимир Гандельсман. «Вступление» / «Я шум оглушительный слышу Земли…» 371 ; Поедешь в глубинку, где дел недосуг,Где тусклые светы струятся,Там встретит тебя партработник Барсук,Поможет те обосноваться. Евгений Мякишев. «Мучительный романс» 372 ; Как бы я любил тебя, ночь, кабы не звезды,чей свет говорит на понятном языке!Нет, по мне – пустота, чернота, нагота!Эта темь сама – грунтованная холстина,где живут, нахлынув тьмами из моих глаз,те, что исчезли, но знакомо смотрят вспять. Игорь Булатовский. «Бодлер. Чужая поэма» 373 ; то, что вижу – не зрение видит,не к тому – из полуденных тоск —сам себя подбирает эпитети лучом своим ломится в мозг. Владимир Гандельсман. «Из пустых коридоров мастики…» 374 ; Это – как в метро читать «Ист Коукер»на перегонах. Тьма тьма тьма. Черная полоса,пробел, черная полоса… Как за луной – облако…Поезд уходит по ветке Мёбиусаи останавливается где-то во тьме господней,где не о чем думать, но догадкиесть у каждой из теплых вагонных теней,свисающих вниз головой, будто цветы из кадки,и слышащих, как машинист, учасьговорить, говорит: внимай, беги к ней из маéт…А потом с ним пропадает связьи слышно только, что вода прибывает… Игорь Булатовский. «Это – как в метро читать „Ист Коукер“…» / «Две тени Т. С. Элиота» 375 ; Пройдемся по злодеяньям моим, словно по этой роще.Приготовься любить меня с особой силой.Я убивала людей. Трех-четырех. Не больше.Это я и хотела сказать, мой милый.<…>Я убивала их, как по римским норамУбивали живущих в теле христовом,Но не в огне костровом, в венце терновом —Словом.Ох уж, они горели, жарились, ох уж, трещали кости.А я подливала в костер горючие слезы,А я подкладывала безразличие и сухие злости,И раздувала пламя метафор на влюбленные лозы. Мария Ватутина. «Исповедь» 376 ; Отшельник ежится в пещере,когда над ним занесеныи блещут тщи, как Лота дщери,и сны, как блудные сыны. Сергей Петров. «Босх» 377 ; Я вижу маму, как мне жальеё (хоть болен я), и вдруг, в размерахуменьшившись, уходит вдальи, крошечная, в шевеленьях серых,сидит в углу, тиха.Тогда-то, прихватив впервые,как рвущейся страницы шорохá,шепнуло время мне слова кривые. Владимир Гандельсман. «Разворачивание завтрака» 378 ; Тики-таки! Тики-таки! Стуки рыщут как собаки, стуки ищут новостей стуки – суки всех мастей. Если даже и молчат, так сердца у них стучат, днем и ночью – тук-тук-тук! — по начальству ходит стук. Сергей Петров. «Стук» 379 ; Здесь успешно поработали конвейеры природ.Убедительные серии народов и породНа глазах воспроизводятся, потомством обзаводятся,Невзирая на неволю и намордник на лице.И покуда возле пруда хороводы хороводятся,Натура-полководица, потатчица-заводчица,Повышает поголовье и пирует на крыльце. Мария Степанова. «Зоо, женщина, обезьяна» / «О» 380 ; В соснах, дождем остекленных;В плохо заплаканных кленах;В коротко-палых платанах;В реках – у сходней расстанныхдо желтизён растоплённых Олег Юрьев. «Где?» 381 ; Отсюда сам собой рождается наш взглядна поднятый вопрос длины пустого взгляда,что сумма белых длин, где каждая есть взгляд,равна одной длине, длине пустого взгляда. Александр Еременко. «К вопросу о длине взгляда…» 382 ; Причудам турок, серый их серальСовсем поблек. Всё минуло, всё в прошлом.Ну, так и быть, уж выпишу спираль:«Снег Дании и инеи в ЕгиптеБелее ок татарских век бровейИ дивно уха вылепленный диптихВ чужие скулы смешанных кровей». Анри Волохонский. «Ручной лев» 383 ; Апельсиновых шкурок и праздничных мылТихий завтрак на майской траве.Приходи, пошерсти шелковистую пыльИ кошурку на свежем белье. Елена Ванеян. «На кладбище» 384 ; Суета сует,толчея толчей,предзакатный светтвой и мой – ничей.Мой троллейбус «Б»,почему не «А»?Говорю тебе,что всему хана. Евгений Рейн. «Кольцо „Б“» 385.В некоторых текстах появляются неологизмы – абстрактные существительные – сразу во множественном числе:
Пехота-матушка! Царица-пехтура! —штык наотлет, и шинеля раздуты,когда волнами катится «ура!»на батарейные редуты.Когда в музейном мареве знамен,в тусклотах эполет и аксельбантовломают бровь водители колонни рассылают адьютантов. Аркадий Штыпель. «Батальная фреска» 386 ; и всё, что вечером знал наизусть, исчезло,выветрилось из головы на воровском ветерке,от удара его понтового жезла,завернутого в газетку, зажатого в легкой руке,и, с легкой его руки, исчезли все мелкие знакии дальнозоркие звуки; и вызревшие фонариразом упали в снег, и втянули носом собакирозово-серые скользóты зари Игорь Булатовский. «Ласточки наконец» 387.Евгений Клюев образует форму множественного числа не только слова иго, но и наречия немало, тем самым субстантивируя его:
Вилось над тобою иго —беспечнейшее из иг,готовая за день книгавымарывалась за миг.В ней было всего немало —поменьше б таких немал…Ах, что бы ты понимала!Ах, что бы я понимал… Евгений Клюев. «Сидела в тиши субботы…» 388.Стихотворение Гали-Даны Зингер «памяти астр» основано на обманутом ожидании. Дательный падеж конструкции, представленной в заглавии389, если его воспринимать изолированно от дальнейшего текста, оказывается формой множественного числа абстрактного существительного:
памяти астрпамяти астр бывают разные:активная память, когда их, ещё не расцветших,выкапывают спозаранку и везут на кладбище к бабушке Кейле.пассивная: тоже ветшает.моторная: направопрямо и налево в двух шагах от душа.ассоциативная: ели борщ со сметаной.фотографическая: первое сентября и крахмальный передник,ретушь.избирательная: не помнить белое опереньепомнить серо-буро-малиновые бредниастральная: никогда не любила астры в той жизни.то ли дело: теперь Гали-Дана Зингер. «Памяти астр» 390.Исчисляемость того, что названо абстрактным или вещественным существительным, обозначается и количественными оборотами, и конструкциями с местоимением каждый, например:
А любовь у Петра – одна, а свободы – две или три,и теперь наши слезы текут у Петра внутри,и теперь наши кости ласкает кленовый веник,кто остался в живых, словно в зеркало, посмотри —в этот стих про черный-черный вареник. Александр Кабанов. «В черной хате сидит Петро без жены и денег…» 391 ; в первом же сумраке, когда споткнулся лучи мигом засверкал расшибленным коленом,еще не знали даль, стоявшую в углу,вернувшуюся вдруг из варварского плена.то есть она была уведенакаким-то родом туч неправых,чья до сих пор ли сединазияет в летучих провалах?тогда привстав с расшибленным коленоми меряя взором перо,он с этим смыслом раскаленнымне думал, что полдень разрушит окно.но, оттолкнув прозрачных сторожей,вонзилось два или три количестваножей. Владимир Казаков. «в первом же сумраке, когда споткнулся луч…» 392 ; Человецы суть, и нам винаЕвина аукается в муке:святота без грешности – скучна,грехота без святности – в три скуки! Марина Матвеева. «Глаза тигриные» 393 ; два её завтра,по всей видимости, не задержались.только, падая, теряли свою встречу,как цветочные горшки с балкона. Гали-Дана Зингер. «Чужая, может быть, жизнь» 394 ; так и не выплыв из-под глухой землив море уходят белые кораблиизголодавшись море их не возьметнад парусинными перьями запоетпро города древесная глубинадве тишины в обхвате как нет и даи за домами имени нет водыдверь закрывается на золотое иты ли тот ангел забывший нас во дворев тихом огне корабликами во мне Марина Чешева. «так и не выплыв из-под глухой земли…» 395 ; Бары – на свалку,лавчонки – в утильницу,храмы…оставлю, покуда стоят,но и на них не хватило бы мыльницывесом в сто совестей, сдавленных в ряд. Марина Матвеева. «Чернуха» 396 ; всегда в сентябрьском дне,она других не знает.ее простая речьто медленно быстра,то, словно две листвы,беззвучно догорает,к их золоту прильнув,как нежная сестра. Владимир Казаков. «всегда в сентябрьском дне…» 397 ; …когда распоротый туманнабухнет, точно две сирени,скользнет по яхтам и домамстрела в горящем опереньи,и вспыхнет башня на скале– во мглы слабеющем растворе —для всех, заблудших на земле,для всех, блуждающих на море,и бросится с востока назакат, незнамо кем влекома,внезапная голубизнау окаема окоема.…тогда, сквозь минные поля,расплавленные в датских шхерах,всплывут четыре кораблярасстрелянных. Четыре – серых. Олег Юрьев. «Письмо с моря, июль 2000 г., отрывки» 398 ; У каждой темноты московскойиль петербургской – есть дворы,есть улицыно заткнут пробкойкакой-то угол до поры. Ксения Букша. «У каждой темноты московской…» 399 ;Е. С. Кара-Мурза пишет:
Морфологический запрет на образование формы мн. числа у абстрактных существительных нарушается с такой дивной регулярностью, что становится затруднительным использовать его как диагностический показатель этого лексико-грамматического разряда. Развивается идея «разновидностей», «проявлений» некоей абстракции – а это признак динамики языкового сознания (Кара-Мурза 2005: 608).
Это утверждение можно отнести и к функционированию вещественных существительных, особенно в поэзии.
Нередко вполне обычная плюрализация вещественных существительных, системно образующая значение ‘разновидности, сортá’, оказывается небанальной, так как в форме множественного числа стоит слово, которое в сознании носителей языка не связывается с обозначением разновидностей:
В парик под гипсом застарелых пудрСтыдливо прячет год седые клочья…Густеют августеющие ночиПредчувствием стеклянно-полых утр… Марина Матвеева. «Фаэзия фаэма-триптих» 400 ; А бутылка вина – столкновенье светящихся влаги вертящихся сфер, и подруга пьяна, и слегка этот ветерей благ – для объятий твоих, например. Покосится странаи запаянный в ней интерьер. Владимир Гандельсман. «Вступление» / «Я шум оглушительный слышу Земли…» 401 ; кругом лежала как словапустая сырá земляжелезной щетины траварядила отчие поляв свои свинцы и оловá Игорь Булатовский. «я брил во сне лицо отца… » 402 ; Вечером – бурямглою,утром – янтарный блеск.Алая тень алоэна занавеске. Бес кправеднику приходити предлагает злат.Счастье свистит в природеострое как булат. Игорь Булатовский. «Вечером – буря мглою…» 403 ; У дуба лист опал, нет в саду воды,на замке амбар, и, как вепрь, вернывсе суки-клыки на моих стенах,и графин из клюкв на столах, столах.Я скажу: О гость, выйди и войди,у дуба лист опал, нет в саду воды,пусть под лампой грез горизонт как пуст,есть тушеный гусь в госпожах капуст! Виктор Соснора. «У дуба лист опал, нет в саду воды… » 404 ; Я думал, что он уже умерили вроде того —уехал в Житомир, в Ростов,и только его женаносит из магазинавсякие ботвыдля себя и сына-котика,для вдовы и сироты. Игорь Булатовский. «Я думал, что он уже умер…» 405 ; Вон артишок под шляпой шампиньонаЖдет своего Катулла иль ВийонаИ овощ – чьи зады меж пшен и просНелепые как земляная похотьЦветут корнями выставясь по локоть —Кряхтит, не зачиная – супорос Анри Волохонский. «Стихи с базара» 406 ; На улице трогая пальцынарядную с Богом читатьНо, может быть, дома остатьсягде книжные пыли глотать. Андрей Поляков. «Последний поэт (книга воды)» 407.Владимир Строчков, образуя форму родительного падежа пылец, создает в том же контексте грамматически двусмысленную форму пыльц (она может восприниматься и как форма единственного числа мужского рода винительного падежа, и как генитив множественного числа):
Нектар и сыр бывают даромдля ловких целей. И с товаром —полна коробочка пылец —взлетает жужень-удалеци, семеня, по атмосференатужно ползает, гружён,и снова лезет на рожонтычинок, пестиков, за двериинтимных женских лепестковпросовывает свой шерштевеньи, пыльц в глаза пуская деве,творит засос – и был таков,каков бывают не робея. Владимир Строчков. «Махатмый жужель над цветком…» 408.Следующий пример с ненормативной плюрализацией показывает, что собирательное существительное способно преобразовываться в конкретное:
Я нить свою тяну из стран теней,оттуда роза вянет больше, – годы! —в шкафу, где с полной вешалки туниквыходят моли, золотые губы!Хоть всюду счастье, все же жить тошней,я шкаф рывком открою, книги правы!Олеографий пыль от ног тенейна всех костюмах со всех стран Европы. Виктор Соснора. «Anno Iva» 409 ; В окно выходит человек – без шляпы, босиком, —и в дальний путь, и в дальний путьсрывается ничкоми там, где с каплющих бельёв струится затхлый сок,встречает чёрных воробьевлетящих поперёк. Линор Горалик. «В окно выходит человек – без шляпы, босиком…» 410.Ненормативная форма множественного числа может быть основана на фразеологических связях. В следующем контексте производящим элементом является, вероятно, пословица слово – серебро, а молчанье – золото:
Гостинец положи в колючие побегичто золота молчат, живые, как ножи,неистовой души мечтою о побеге,следы твоих волчат теряются во ржи. Давид Паташинский. «Я рядом проходил, но зеркала не тронул…» 411.У Марии Степановой плюрализация вещественного существительного, вероятно, вызвана метонимией серебро – ‘изделия из серебра’:
В день июньского солнцестоянияЯ как солнце стояла в Германии.…Цыган, просящий на опохмелку,Индус, торгующий серебрами,Раскосый мальчик, кормящий белку,Обозначаются номерами,В каких – без смысла – произнесеньеМоя забота о всех-спасенье. Мария Степанова. «Чемпионат Европы по футболу» 412.Имена собственные во множественном числе как аксиологические показатели или как способ типизации – явление в языке обычное, но в поэзии представлена и нетривиальная плюрализация топонимов:
Москва, как вода, вымывает мой мозг.Я пишу, давно уже, вкривь и вкось.Все слова стали мягкими, будто воск.Это даже досадно – я же не мозговая кость<…>А она все тянет, вытягивает мой мозг.Да возьми, конечно, не жалко, пока я жива.Ты одна такая. Ведь нет же нескольких Москв.…Так стоит и дует в каждый мой позвонок Москва. Вероника Долина. «Москва, как вода, вымывает мой мозг…» 413 ; Над пожарным щитом говорю: дорогая река,расскажи мне о том, как проходят таможню века,что у них в чемоданах, какие у них паспорта,в голубых амстердамах чем пахнет у них изо рта? Александр Кабанов. «Отплывающим» 414.Когда возвернёшься из страшных сибирьв залитое городом – Господи, душно —кого ты здесь встретишь, скажи? Как срубилзаветное, яблонь. Кому ты здесь душу? Анджей Иконников-Галицкий. «Когда возвернёшься из страшных сибирь…» 415.Употребление антропонимов в переносных предметных значениях тоже способствует плюрализации:
не увозили в марусяхкатюшами не оглушаличто же я бедный боюсь ихдевически слабых именчьи звуковые скорлупыфлотилии чьих полушарийвниз по теченью плывутпо державинской речке времен Виктор Кривулин. «По течению песни» 416.Особая экспрессия создается абсурдными сочетаниями звуков и соответствующих им букв:
В астральном плане: борьба добрил с темными силами Зла,и Роза Мира за край Курил ползет и уже сползла.Ползут полотна Гойй и Утрилл, кредит и объем продаж.За край сползает святой Кирилл, Мефодий тоже; туда ж —кефир мелодий, рассол марин, соус тартар гобелен;Рим расползается и Турин; ползет плащаница. Тлен.Плесень Сыра. Лишай. Грибок. Ссохшийся майонез.Дежурное блюдо Гибель Богов с прокисшей лапшой словес… Владимир Строчков. «Жанровое многообразие на смерть автора в рамках постмодернистской парадигмы» 417.Аномальная сочетаемость форм числа
Во многих текстах встречается аграмматизм числовых форм. Нескоординированность подлежащего и сказуемого может указывать на абсурдность этикетных форм числа при употреблении местоимения вы, адресованного одному человеку:
А Галатея: «Руки прочь!»Вы стар и некрасив собою,А впрочем, я пройтись не прочьПусть даже с Вами мостовою Михаил Крепс. «Русский Пигмалион» 418 ; Моха чёрная летелавыше прочей мелюзги.Утомилася и селана высоком берегу.<…>«Вот какая вы большая! —говорили мужики. —Мы вас очень уважаемза величественный рост.Сколько скушали компосту!Сколько съели мармелад!Хорошо, что вас немного!Хорошо, что вы одна! Александр Левин. «Моха и Поселяне» 419.В следующем контексте несогласованность каждого из подлежащих со сказуемым сидят можно понимать двояко: как стилизацию под архаическое социально-этикетное просторечие (употребление «множественного числа общественного неравенства» – Есперсен 1958: 223) и как синтаксически опережающее обобщение всех подлежащих одним сказуемым: