Аналогичный мир. Том третий. Дорога без возврата

Эркин взбежал с мешком на свой этаж, влетел в квартиру. Времени уже в обрез, а дел… ёлку на кухонную лоджию, картошку в мешок, суп… суп на огонь, мешок на место, короб под окно, на обед… нет, он уже больше ничего не успевает, крестовину в кладовку, чёрт, он вообще ничего не успевает. Проваландался с ёлкой, совсем голову потерял… ладно… Эркин тряхнул головой, собирая мысли.

– Эрик, а теперь что?

– Теперь? – он посмотрел на стоящую перед ним Алису. – Теперь… Ты все свои вещи убрала? – Алиса как-то задумчиво кивнула, но он не стал выяснять, не до того. – Ты сама пообедаешь и ляжешь спать. А я пошёл на работу.

Опять эти слова, с которыми Алиса не могла спорить. И она молча смотрела, как он погасил под кастрюлей огонь, налил в тарелку дымящегося супа, нарезал хлеба.

– Я такой горячий не могу, – сказала Алиса.

Эркин поглядел на неё, улыбнулся.

– Я должен уже идти. Подожди, пока остынет, тогда поешь.

Алиса смотрела на него круглыми и блестящими от стоящих в них слёз глазами. Эркин взял её на руки. Она обхватила его за шею, прижалась к нему.

– Эрик, – всхлипнула она. – Не уходи.

– Я вернусь, – ответил он, опуская её на пол и касаясь сжатыми губами её щёчки. И повторил: – Я вернусь, Алиса.

Алиса молча кивнула и проводила его до дверей. Ведь он всегда возвращался.

До завода Эркин уже бежал. Торопливо, чуть не обрывая пуговицы и крючки, переоделся в пустой бытовке и без двух минут два вылетел на рабочий двор.

– Ага, Мороз, – Медведев возник перед ним как из-под земли. – Машину, вон, видишь? Давай, там Колька с Петрей зашиваются.

И исчез. А Эркин побежал к машине. Грузить в кузов картонные, но тяжеленные коробки. Едва управились с коробками, так снова контейнеры. Мучительно знакомо ныло в животе. «Давно голодным не ходил», – сообразил Эркин и усмехнулся. Ладно, до обеда он дотерпит.

– Мороз, а что за праздник индейский вчера был? – спросил за обедом Колька.

Эркин с трудом оторвался от тарелки со щами.

– Чего?

– Ну, старшо́й тебя вечор отпускал. Попраздновать, – объяснил Геныч.

– Ряха трепанул? – на всякий случай уточнил Эркин.

– А кто ж ещё? – хмыкнул Петря. – Так чё за праздник?

– День Свободы, – улыбнулся Эркин. – Год назад рабство отменили.

– А-а! – понимающе протянул Колька. – Это да, это я помню. Перед демобилизацией как раз говорили. Политрук аж целую лекцию забабахал.

– И я помню, – кивнул Геныч.

– Ага, – расплылся в улыбке Петря. – В школе училка говорила. Вместо контрольной. Здоровско было. Слушай, а ты к этому празднику с какого боку? Разве индеев он касался?

Эркин оторопело посмотрел на него, не зная, что ответить.

– Значит, касался, – спокойно сказал Геныч.

– Как отпраздновал-то? – глаза у Кольки хитро блестели в ожидании рассказа.

Но ответ Эркина его разочаровал.

– Чай с тортом пил.

– Ну-у, я всерьёз, а ты…

– И я всерьёз, – улыбнулся Эркин.

– Не-е, – покрутил головой Петря. – Это ж какой праздник без гульбы?

– Угу, – хмыкнул Геныч. – Раз не дрался, то и не гулял. Так, что ли?

– А то! – задиристо вскинул голову Петря.

– Ничо, – успокоил его Колька. – На Святках погуляем.

– Ага, стенка знатная будет, – авторитетно кивнул Петря и тут же покраснел под насмешливым взглядом Геныча.

Спрашивать, что за стенка, если говорили о гульбе, было уже некогда. Последние капли компота вытряхиваются в рот, и на выход. Пока они не заступят, Медведев никого в столовую не отпустит.

И снова ослепительно белые прожектор а ы, блестящие контейнеры, лязг металла о металл, крики, автомобильные и паровозные сигналы, грохот крепёжных цепей, липнущая к потному телу одежда, обжигающий губы холодный ветер… Эркин не понимал, да и не пытался понимать, что и куда он тащит, вкатывает и выкатывает. Быстрее… не тряхнуть… эти не наклонять!.. скорее… не дёргай… это туда… эти… оставить? Ну и пусть стоят… Да их навалом можно… быстрее… у Кольки контейнер застрял, сейчас придавит… кой чёрт тут масло разлил?!.. толкать надо… братцы, Ряху придавили!.. Нажми ещё, чтоб дурь вышла!.. вышла!.. И вдруг:

– Всё, Мороз, вали в бытовку. Завтра в двенадцать.

– Ага, – выдыхает Эркин и из последних сил спрашивает: – В субботу как?

– Завтра и узнаешь, – отмахивается Медведев и убегает с криком: – Куд-да ты их тащишь, мать твою, это ж из третьего, их…

Конец фразы утонул в грохоте сцепляемых вагонов. Эркин тряхнул головой и побрёл в бытовку. Уже у входа его нагнал Колька.

– Слышь, а ты чего про субботу спрашивал?

– Беженское новоселье в субботу, – язык почему-то ворочался плохо, и слова натужно выталкивались.

– А! – понимающе кивнул Колька. – У дружка, что ли? Ну, чёрный, длинный такой. Тимофей, вроде.

Эркин кивнул. Говорить ему совсем не хотелось.

В бытовке было тесно. Ряха опять сидел за столом и словно спал, уткнувшись лицом в свою шапку. Остальные переодевались. Эркин протолкался к своему шкафчику, отпер замок и сдёрнул с головы ушанку. Волосы были мокрыми, и он подумал, что, пожалуй, Медведев, переодеваясь, и шапку меняет не от форса и выпендрёжа, и ему самому тоже бы так стоило. Не спеша, преодолевая тягучую усталость в мышцах, он разделся до белья, снял нижнюю рубашку: как ни крути, но если он сейчас не потянется хоть немного, то до дома не дойдёт, прямо здесь за столом уснёт, как Ряха. И как накликал.

– Во, ща вождь танцевать будет, – заверещал за его спиной Ряха. – Духов заклинать, понимаешь ли.

– А пошёл бы ты, Ряха!.. – не выдержал Эркин.

Дружный хохот перекрыл конец длинной фразы.

– Вот это загнул! – со слезами на глазах крутил головой Колька. – Вот это я понимаю! По-нашенски, по-флотски!

– Однако крепко ругаешься, – хмыкнул Антип.

– Могу и крепче, – всё ещё сердито буркнул Эркин.

Он сцепил руки на затылке, осторожно, чтобы никого не задеть, качнулся вправо, влево… Нет, всё равно не получится. Эркин взял полотенце и пошёл к раковине.

– Да не злись, Мороз, – отсмеявшись, сказал Серёня. – У Ряхи же язык без костей.

– А я при чём?

Эркин быстро умылся, обтёр торс холодной водой и стал растираться полотенцем.

– В сам деле, Ряха, – Колька возился в своём шкафчике. – Чего ты цепляешься? Гимнастики не видел?

– Я-то видел, – голос Ряхи стал серьёзным. – А вот он откуда её знает?

– А твоё какое дело? Мешает он тебе?

Ряха промолчал, явно не желая заводиться. Эркин вернулся к своему шкафчику, оделся. Ряха, по-прежнему сидя за столом, исподлобья, будто ожидая удара, следил за ним.

– Мороз, идёшь? – позвал от двери Миняй.

– Иду, – откликнулся Эркин, запирая шкафчик.

И, пока они шли по коридорам к внутренней, а затем внешней проходным, Эркин по возможности играл под одеждой мускулами, гоняя волну. Волна на шаге – не простое дело, это когда нагишом танцевали, в одежде тяжело, и волна некрасивая, зажатая, но ему ж только усталость отогнать, сойдёт и так. И сошло. К выходу на улицу он уже шёл легче.

– Фу-у, – вздохнул на улице Миняй. – Ну, гонка, не помню такого.

– Ничего, – улыбнулся Эркин. – Бывало и хуже.

– Это-то да, конечно, – согласился Миняй, поворачиваясь на ходу спиной к ветру и закуривая. – Ты к Тимофею-то идёшь?

– К Тиму? Иду, конечно. Только он в субботу тоже работает.

– Говорил с ним?

– Нет. С Зиной. Когда картошку с грузовика у дома покупали.

Этим Миняй заинтересовался больше всего и, подробно расспросив Эркина о цене, размере вёдер, виде и цвете картофелин, сокрушённо покачал головой.

– Если моя не подсуетилась… хреново. На рынок только в воскресенье получится, а там уж все цены как скакнут… – Миняй затейливо выругался.

Эркин кивнул.

– Я сегодня на рынке был. Уже всё дороже стало.

– Ну вот, – Миняй пыхнул сигаретой. – Ёлку-то купил?

– Да, – улыбнулся Эркин. – И… крестовину, и подарки.

У дома они расстались и разошлись по своим подъездам.

И пятница была таким же сумасшедшим днём. Правда, до работы Эркин успел натереть как следует пол в большой и дальней комнатах, пока варился суп и разогревалась вчерашняя каша. Спокойно пообедал вдвоём с Алисой, и бегать не пришлось. Нормально дошёл, переоделся. А вот во двор вышел, гонка и началась. Только, кроме контейнеров, были ещё мешки и ящики. И грузили, и выгружали, то со склада на платформу, то с грузовика в склад, то из одного склада в другой… как только бригадир помнит всё? Ну, да, это его работа, ему за это деньги и платят.

Эркин то ли втянулся, то ли ещё что, но работалось ему сегодня полегче. И даже уже мог о своём думать. Что у Жени, в её… машбюро, такая же гонка наверняка, она и так устаёт, да ещё его допоздна ждёт. Он сказал, чтобы она ложилась, не ждала его, а Женя будто не услышала. А спорить с ней он не может. И… и не хочет. А торт они вчера доели. Когда он пришёл домой. Два последних куска. Алисе как торт понравился. Надо будет на праздники ещё купить. И это что ж получается? Неделю, даже больше, они не работают, значит, получит он завтра за одну неделю и субботу, за шесть дней, это… это… – умножение у него плохо получалось – это сорок пять рублей, а следующая получка во вторую пятницу января, это… это уже три недели, пятнадцать рублей на неделю, да, ещё же «ёлочные». Сколько ни дадут, всё хорошо.

– Мороз, о чём думаешь?

– Деньги считаю, – улыбнулся Эркин. – Сколько дадут и на сколько хватит.

– Нашёл о чём думать, – хмыкнул Ряха. – Есть деньги – трать, а нет…

– Ага, – засмеялся Серёня. – Чего делать, когда денег нету?

– Зарабатывать их, – весело ответил Эркин.

Саныч кивнул.

– Верно говоришь.

– Последнее дело халявщиком жить, – согласился Лютыч.

Они всей бригадой стояли цепью, передавая с рук на руки небольшие, но увесистые коробки. Работа не особо сложная, и чего ж не почесать языки.

– Кому и халява сладка.

– Сладко естся, да горько рыгается.

– И то верно.

– «Ёлочные» большие будут?

– Завтра увидишь.

– Ох, братцы, неужто святки гулять будем?!

– Как до войны!

– А ты помнишь, как оно до войны было?

– А ты?

– Ну, я уж в школу вроде пошёл.

– Да-а, давненько, значит.

– Гулять, братцы, не проблема…

– Проблема, на какие шиши!

– А драка бесплатна!

– Это ты, щеня, задарма кусаешься, а Ряха…

– Он за выпивку.

– Ряха, тебе сколько выпить надо, чтоб с Морозом задраться?

– Давай, Ряха, на гроб тебе мы скинемся.

– Слышали уже, новое придумай!

– Ладно вам, на «стенке» всех посмотрим.

– А чё?! Я жилистый, меня на прошлый год в остатних сшибли.

– Ага, потому как против тебя контуженный стоял.

– Мужики, как завтра работаем?

– Старшо́й скажет.

– Точно. И скажет, и укажет, и пошлёт…

Эркин охотно смеялся вместе со всеми. Он уже догадался из разговоров, что «стенка» – это драка, но не простая, а по правилам. Если это вроде ковбойской олимпиады, так отчего ж не поучаствовать. Святки, святочные гулянья, целая неделя праздников… Интересно! Рождество и Святки в Паласе – вспоминал он – это сплошная работа, тяжёлые угарные смены, в питомнике… голод из-за надзирательского загула и опять же работа, а в имении праздников он вообще не видел, да и какие праздники или выходные со скотиной. Доить, кормить, поить, навоз выгребать каждый день нужно. Даже на выпасе и то без присмотра бычков не бросишь. Нет, это всё не то, не праздник, нет, не было у него никогда раньше праздников. Вот только… День Матери в Джексонвилле, когда они с Андреем ходили купаться на пруд, да… да всё, пожалуй. Остальное не в счёт. Воскресенье в Джексонвилле – не отдых, а досадная помеха, перерыв в заработке, церковная нудьга, тоскливое сознание, что Женя дома, а он должен до сумерек где-то шататься, потому что их могут застать врасплох, ощущение обделённости… Эркин тряхнул головой. Нашёл, что вспоминать, дурак. Здесь… здесь совсем по-другому.

– Эй, старшо́й, шабашим никак?

Медведев, сбив на затылок ушанку, вытирает лоб.

– Так, мужики. Сейчас ещё вон ту гору раскидаем и завтра выходим в восемь.

– Чё-ё?! – взрёвывает Ряха. – Охренел?! За полночь уже. А пошёл ты с такой работой!..

– В сам деле, – кивает Геныч. – До дома дойдём и обратно поворачивать, что ли?

– За ночь смёрзнется, – Медведев сдвигает ушанку обратно на лоб. – Завтра дольше проколупаемся.

– Не об этом речь, старшо́й.

– Больно рано завтра.

– На казарменное тогда уж лучше.

– Выйдем в восемь, уйдём в час, – спокойно ответил Медведев. – А если с двенадцати… сам посчитай.

– Тогда уйти в пять, – сказал Эркин и кивнул. – Я выйду в восемь.

– На охоту вождю приспичило, – съязвил Ряха.

– Нам на беженское новоселье ещё завтра идти, – кивнул Миняй. – Я с Морозом.

– Ещё кто с восьми? – прищурился Медведев.

– А чего? – сразу насторожился Колька.

– Пятеро остаются и выходят завтра в двенадцать, а пятеро шабашат и завтра с восьми. Все поняли?

– И я с восьми, – сразу кивнул Саныч.

– И я, – подхватил Колька. – Серёня, с нами?

– А чё ж! – тряхнул головой, едва не уронив ушанку, Серёня.

– Валите, – кивнул им Медведев. – Остальные за мной!

– Лихо, – хмыкнул Лютыч. – Ловко подсуетился, старшо́й.

Колька с размаху хлопнул Эркина по плечу.

– Всё, айда домой.

Они уже не спеша, отдыхая на ходу, пошли в бытовку. Так же не спеша переоделись. Эркин даже потянулся немного. Народу мало, Ряхи нет, никто к нему не цепляется. А Серёня… тот вовсе смотрит на него… Эркин вспомнил Толяна в лагере и усмехнулся.

– Всем до завтра, – бросил от порога Колька. – Серёня, айда.

– До завтра, – откликнулся Саныч, запирая свой шкафчик. – Бывайте, мужики.

– Бывай. Мороз, готов?

– А то! – Эркин притопнул, плотнее насаживая на ноги бурки. – До завтра.

Размявшись, он шёл легко и быстро. Миняю пришлось подстраиваться под него.

– Куда спешишь?

– Хочу успеть выспаться, – улыбнулся Эркин.

Миняй кивнул.

– Тимофей, надо думать, завтра тоже с утра.

– Тогда пошабашим, поедим и к нему, – сразу решил Эркин.

– Дело, – согласился Миняй. – Спрошу у своей тогда и завтра обговорим, – улыбнулся. – Всё купил?

Эркин как-то неуверенно кивнул.

– Думаю… нет, не знаю, – и смущённо признался. – В первый раз же.

– Я вон тоже… – задумчиво ответил Миняй. – Считай, забыл всё.

– И как? – заинтересованно спросил Эркин.

– Где спрошу, где подсмотрю, а где, – Миняй усмехнулся, – а где и сам придумаю.

– Что ж, – Эркин сосредоточенно кивнул. – Что ж, и так, конечно…

– Главное, чтоб хорошего побольше, подарков, угощения там…

– Ну да, ну да, – кивал Эркин.

– Гостей принять, самим в гости сходить… Святки-то я плохо помню. Ряженые, вроде, ходили… Ну, в масках, как…

– Masquerade? – спросил Эркин по-английски.

– Ну да, так оно и есть, – обрадовался Миняй.

За разговором они незаметно дошли до дома. Эркин взглядом нашёл свои окна. Нет… нет, шторы такие плотные, что даже непонятно: горит свет или нет. Может… может, Женя сделала, как он просил? Он попрощался с Миняем и побежал к себе.

В квартире было тихо и темно. И пахло как-то странно. Похоже на обойный клей, но по-другому. Ладно, всё завтра. Эркин бесшумно разделся и прошёл в ванную. В душ и спать. Есть он не то, что не хотел, но… но спать хотелось больше. Он вымылся под душем, вытерся, натянул лежащие наготове старые джинсы и осторожно вышел.

Он был уверен, что не мог разбудить Женю, что сделал всё бесшумно, но в кухне горел свет, а в дверном проёме стояла Женя.

– Попался?! – сказала она грозным шёпотом, обнимая его за шею и целуя в щёку.

– Ага, – счастливо выдохнул Эркин. – Женя, ты… я же…

– Всё потом. Сначала поешь.

Через плечо Жени Эркин посмотрел на накрытый стол и неожиданно для себя сглотнул слюну.

– Вот так, – засмеялась Женя. – Меня ты не обманешь.

– Я и не обманываю тебя, ты что, Женя…

– Садись и ешь, – с шутливой строгостью сказала Женя. – Я же знаю, что ты голодный.

– А ты?

– Я чаю выпью.

Он ел необыкновенно вкусное жареное мясо с картошкой и солёным огурцом и смотрел на Женю. Да, он всё понимает, но… но это так хорошо, что Женя рядом с ним.

– Женя, – он, не удержавшись, вытер тарелку куском хлеба и виновато посмотрел на Женю: еда людская, а он по-рабски…

– Ничего, – улыбнулась Женя, – ты устал, проголодался. Ничего. Ты что-то сказать хотел?

– Да. Я завтра с восьми и до часу.

– Да? – обрадовалась Женя. – Я тоже. И Тим завтра с утра. Так что как раз. Придём, пообедаем, Алису спать уложим и пойдём к ним.

– Хорошо, – кивнул он, придвигая к себе чашку с чаем. – Женя, а… а почему клеем пахнет?

– А я и не замечаю, – улыбнулась Женя. – Это мы с Алиской украшения на ёлку клеили.

– А-а, – протянул он.

Женя рассмеялась.

– Завтра увидишь. И завтра вечером ёлку занесём и поставим. За ночь она оттает, и с утра наряжать начнём.

– Хорошо, – сразу согласился Эркин, залпом допивая чашку.

Женя быстро убрала посуду и протёрла стол.

– Всё, давай спать.

Он легко встал и взял её на руки.

– Я отнесу тебя.

– Эркин, ты с ума сошёл.

– Как скажете, мэм, – он быстро поцеловал её в висок и совсем тихо: – Я только отнесу, Женя, ну, позволь мне, ну, можно?

– Можно, – согласилась Женя.

И увидела, как радостно осветилось его лицо.

У выхода из кухни Эркин замедлил шаг, и Женя, дотянувшись до выключателя, погасила свет. Он внёс её в спальню и положил на кровать. Мягко, не горяча, раздел и укрыл. Потом быстро разделся сам и нырнул под одеяло, лёг рядом. Женя погладила его по плечу.

– Ничего, Эркин, впереди праздники.

– Мг-м, – он подвинулся ближе к ней, чувствуя, что засыпает. – Женя, прости, я сплю.

– Спи, милый.

Женя поцеловала его ещё раз, он вздохнул в ответ. Всё его тело обмякло, расслабилось. Как же он устал за эти дни. Сумасшедшая неделя. Ей пришлось отложить ту папку и печатать совсем другое. Девочки называли это сопроводилками. Как и раньше, она не вникала в печатаемый текст. Главное – не задумываться. Тогда будет и быстро, и без опечаток. И не успевала закончить один ворох, как Лыткарин клал перед ней следующий. И остальные работали так же. И в столовую не ходили все вместе, а бегали по очереди. И Васса – самая старшая из всех, почти старая – всё вздыхала:

– Ну, как в войну. Только что не бомбят.

А Ольга всякий раз кивала:

– И писем ждать не надо.

– И что вместо письма похоронку принесут тоже, – откликался ещё кто-то.

И работа шла своим чередом. Конечно – думала Женя – Эркину обидно. Он так старался, делая спальню, и вот… Ну, ничего, впереди праздники, целых… да, с двадцать четвёртого и до третьего, целых десять дней. И отдохнём, и погуляем, и повеселимся.

Она уже спала и улыбалась во сне, потому что ей снилось, как она покупает подарки Эркину и Алисе. Господи, какое же это будет великолепное, небывалое Рождество. Настоящее.

Во сне Женя положила голову Эркину на плечо и обняла. Он, не открывая глаз, мягко прижался к ней, чтобы чувствовать её рядом, всю, всегда. Он же не может без неё.

Эркин спал без снов, но сон был каким-то… светлым. Наверное, от ощущения рядом тела Жени, от её запаха, окутывавшего его. Обнять её он даже во сне не рискнул, но одно сознание, что она рядом, что они вместе, делало его сон лёгким, и встал он совсем выспавшимся.

Женя подняла Алису, и они сели завтракать. За завтраком выяснилось, что сегодня им на работу идти вместе. А возможно… возможно и возвращаться.

– А если задержат меня? – вздохнул Эркин. – Нет, Женя, ты не жди меня.

– Ну, посмотрим, – Женя улыбнулась. – В конце концов, найдём, где встретиться.

И сразу ответная улыбка Эркина.

Женя быстро приготовила Алисе поесть, пока Эркин убирал со стола и в спальне.

– Ну, всё, маленькая, мы пошли, будь умницей.

Женя, а за ней и Эркин поцеловали Алису, и вот уже за ними захлопнулась дверь.

На улице Эркин взял Женю под руку. Дул неровный, толчками ветер, мелкий колючий снег, серый тусклый рассвет…

– Эркин, поправь шарф, тебе задувает.

– Нет, Женя, хорошо, – он улыбнулся. – Я вспомнил. Мы уже шли так. Ну, когда приехали только. Помнишь?

– Да, – сразу улыбнулась Женя. – Конечно, помню. Хорошо, что мы сюда приехали, правда?

– Да, – Эркин счастливо оглядывал улицу, обгонявших и идущих вровень с ними людей. – Да, я даже не думал, что будет так хорошо.

У завода им пришлось разойтись: проходные у них разные.

Уже у внутренней проходной Эркина окликнул Колька.

– Привет.

– Привет, – охотно ответил Эркин и, увидев, что Колька какой-то взъерошенный, спросил: – Ты как?

– Нормально, – буркнул Колька, покосился на Эркина и не выдержал: – Я ещё им навтыкаю, гадам. Крабы придонные, а туда же…

Эркин понимающе кивнул: дело житейское.

– Ладно, ещё сочтусь с ними, – Колька рывком распахнул дверь их бытовки. – О, Саныч, привет! Серёня, ты чего в такую рань прискакал?

– Раньше сядешь, раньше выйдешь, – откликнулся Серёня, натягивая валенки. – Привет, Мороз.

– Привет.

Эркин прошёл к своему шкафчику, открыл его и стал переодеваться. Привычные движения, уже привычные голоса вокруг. Миняй, уже одетый, курил у окна.

В бытовку вошёл Медведев.

– Айда, мужики.

– Без пяти, старшо́й.

– Айда-айда, не мелочись.

После сумасшедшей гонки последних дней двор показался Эркину полупустым. И он не сразу сообразил почему. Так… так контейнеров же нет! И не грузить пришлось, а выгружать. Мешки, ящики, коробки… После тех дурынд, что не тряси, не толкай, не мочи, не дёргай – это ж не работа, а игрушки, в одно удовольствие. Где цепью, где в паре, а где и в одиночку… Работали споро, без задержек и спешки. И разговор обычный, больше, конечно, о том, как будут гулять.

– Мороз, на гулянье пойдёшь?

– А чего ж не пойти? – ответил за него Миняй. – Ну, сначала в церковь, понятно.

– Об этом и речи нет, – кивнул Саныч. – А колядовать – это молодым забава. Вон Кольке с Серёней.

– А чё?! И пойду!

– Серёня, большой мешок припас?

– Да уж не меньше твоего.

Эркин внимательно слушал: если молча слушать, то почти всё можно и без расспросов узнать и понять.

– Колядовать да славить – рождественские забавы.

– На святках ряженые ещё.

– А то! Колька вон, небось, приготовил уже.

– Ну, стенка ещё.

– На Новой площади ёлку ставят. Агромадную.

– Управа, что ли?

– Ага. И говорят, там артисты выступать будут.

– Тоже можно посмотреть.

– А на Новый год фейерверк бы ещё.

– Не мало тебе стрельбы было?

– Да ну, Саныч, это ж другое.

– Старшо́й, теперь куда?

– Жрать не пойдём, что ли?

– Беги, малец, мы с Морозом докидаем. Лады?

Эркин кивнул. Осталось всего ничего. Десять мешков на двоих – это пять ходок. Штабель, правда, высокий уже, но приспособиться можно.

Они перекидали оставшиеся мешки. Эркин поднял и закрепил борт опустевшего кузова. Саныч, стоя рядом, молча курил.

– Всё, мужики, валите в столовую, – подошёл к ним Медведев.

Саныч внимательно посмотрел на него.

– А потом?

– Потом в кассу за деньгами.

Саныч кивнул.

– А то полуденникам делать будет нечего?

– Догадлив ты, Саныч, – улыбнулся Медведев и показал кивком на Эркина. – И ему объясни.

– Я понял, – ответил Эркин и улыбнулся. – Шабашим, да?

– Вы, да. С наступающим вас.

– И тебя так же, – ответил Эркин.

– И тебя, – кивнул Саныч. – Айда, Мороз.

Эркин кивнул, но с места не сдвинулся.

– А третьего как?

– В первую – улыбнулся Медведев и крепко хлопнул Эркина по плечу. – Счастливо тебе отпраздновать.

– И тебе! – крикнул уже ему в спину Эркин.

В столовую пошли не спеша. Всё-таки перекусить надо, наломались. Саныч искоса посмотрел на Эркина.

– А ты, я смотрю, предусмотрительный.

– Как это? – не понял Эркин.

– Ну, вперёд заглядываешь.

– А, – Эркин невесело улыбнулся. – Не хочу вслепую жить. Когда не знаешь, что завтра будет.

– Так, – кивнул Саныч. – Понятно.

В столовой было шумно и многолюдно. Но особо никто не задерживался, да и обычного выбора блюд нет. Суп, хлеб, компот и каша.

– Не до разносолов нынче, – хмыкнул Саныч. – Им тоже охота раньше закончить.

Эркин согласно кивнул. Кольки с Серёней уже не видно, а Миняй дохлёбывал щи. Они подсели к нему.

– Пошабашил уже?

Миняй кивнул и облизал ложку.

– Парни к кассе побежали. Сказали, займут там.

– Ага. Тогда мы быстренько.

Ну, есть быстро Эркина учить не надо. Он хоть и сел последним: выглядывал, нет ли в зале кого из тех, что с Женей работают, чтобы у них узнать, как там Женя, – но закончил есть первым, опередив и Саныча, и Миняя.