Пепел внутри нас

Во второй раз я заметила этого мужчину спустя полчаса – когда бездумно села в первый попавшийся вагон метро со свободными местами и поехала в случайном направлении. Это всё ещё могло быть совпадением, а мне нужно было подумать: где и как жить дальше. Вариантов особо не было. Мне нужна была передышка, и единственным, о ком я тогда подумала, был Райан.

Я полностью доверяю Райану, хотя, может, и не должна. Хотела бы я полагаться исключительно на себя, но для меня это не работает. Никогда не работало.

Мы познакомились с ним на центральном вокзале, когда оба стояли с потерянными лицами перед указателями, пытаясь сориентироваться и разрываясь между неуместно роскошной обстановкой и бесконечным потоком снующих туда-сюда людей. Десять золотых люстр и почти четырёхметровые часы Тиффани? Они это серьёзно?

Райан, как и я, приехал сюда без гроша в кармане и искал лучшей жизни. Он хотел стать кем-то вроде элитного телохранителя, которым когда-то был его дядя, но план дал сбой и из элитного у него только пиджак от Армани, на который он наткнулся в секонд-хенде, и не менее элитный жилой комплекс, в одном из зданий которого он работает консьержем.

По-настоящему я запаниковала, когда подозрительный тип со шрамом оказался в соседнем вагоне, даже после того как я кардинально сменила ветку метро, чтобы добраться до квартиры Райана. Может быть, мой преследователь не сильно маскировался, потому что я всё ещё не переставая плакала, а может, он просто новичок и я его первая жертва. Так или иначе, тогда мне очень повезло: у моего (теперь единственного) друга был выходной, и он смог встретить меня прямо на станции. Боюсь представить, какой ужас мне пришлось бы пережить в противном случае.

Сейчас я чувствую себя в относительной безопасности. Два хлипких замка на входной двери, наличие древней пожарной лестницы и чёрного входа в здании дают мне необходимые крупицы уверенности. Не самый приятный район, возможно, и вовсе отпугнул моего сталкера: у каждого второго кондоминиума здесь либо выбиты и заколочены окна, либо стоит удушающий запах гнили и мочи.

Я не заслуживаю такой дерьмовой жизни, но, кажется, кто-то наверху считает иначе.

Несмотря на мою не совсем типичную внешность, до перехода в старшую школу я жила беззаботной жизнью. У меня была замечательная, заботливая мама – управляющая сразу несколькими ресторанами, весёлые друзья, крутой старший брат и вполне приличные оценки в школе. Мир был безоблачным ровно до тех пор, пока арест мамы не перевернул всё с ног на голову.

Половина её сбережений была потрачена на довольно посредственного адвоката, который кое-как сумел добиться оправдательного приговора несмотря на то, что абсолютно все улики были косвенными.

Дело окружного прокурора против моей мамы развалилось, и он не придумал ничего лучше, чем накинуться на моего брата, который испарился за день до её ареста. Следствие, а чуть позже и я, пришли к выводу, что это, как минимум, странно. Так Лиам стал главным подозреваемым.

Он не попрощался со мной, а его номер стал недоступен. В тот единственный раз, когда бабушка взяла меня с собой в следственный изолятор, чтобы навестить маму, моя истерика не возымела никакого эффекта. Женщина по ту сторону решётки, как попугай повторяла, что с Лиамом всё хорошо и он, цитирую: «больше не хочет нас видеть». Что она знала и как такое вообще возможно? Он был моим лучшим другом. Я просто не могла поверить, что всё это время он лишь притворялся.

Примерно через год после его загадочного исчезновения я окончательно потеряла надежду увидеть его снова. Я возненавидела Лиама всей душой за то, как он со мной поступил.

Будучи не в силах терпеть постоянную тоску, я удалила все наши с ним совместные фотографии. В память о нём у меня осталась только безразмерная толстовка с капюшоном, которую я иногда брала у него без спроса и выбросить которую у меня так и не поднялась рука. Она стала последним напоминанием о том, что брат вообще когда-то существовал в моей жизни.

То ли последующая череда отказов в найме на работу, то ли исчезновение Лиама подтолкнули мою мать к краю. Никто не хотел иметь дело ни с так называемой убийцей, ни с матерью убийцы. Наша семья стала постыдным пятном на репутации Розенгейта.

Всего за год её глаза потускнели, и она потеряла себя в попытках найти утешение в алкоголе и таблетках. Вторая половина накоплений, так же, как и первая, была потрачена не по назначению. Как ни грустно это осознавать, но впоследствии она стала для меня всего лишь незнакомой, вечно обдолбанной женщиной, с которой я была вынуждена жить под одной крышей вплоть до своего совершеннолетия. Только бабушка, умершая всего несколько лет назад, немного спасала ситуацию.

Надеюсь, мой брат был в лучшем месте.

Сначала я хотела помочь маме, действительно хотела, – и дело даже не в том, что я не знала как. Для меня стало полной неожиданностью то, насколько дружно дети и даже некоторые учителя поддержали семью того пострадавшего, якобы от рук кого-то из моей семьи, человека.

Руперт был мерзким человеком, и никто его не любил. Его обрюзглая внешность и сальные взгляды, которые он бросал на меня, когда я заходила к маме на работу, до сих пор вызывают у меня отвращение.

Основная причина, вероятно, в том, что сын этого мужчины, Макс, был настоящей звездой школы. Так бывает, если ты дважды выводишь мужскую баскетбольную команду в полуфинал национального чемпионата и, ко всему прочему, выглядишь как ходячая влажная мечта девочек-подростков. А я, чего уж скрывать, в то время как раз относилась к этим самым девочкам.

Столкновение с его непререкаемым авторитетом стало жёстким испытанием для моей способности принимать удары. Отныне сам факт моего существования гарантировал мне получение незабываемого опыта травли и осуждения в стенах школы.

Я стала изгоем, прокажённой.

Постепенно одноклассники перестали разговаривать со мной без веского повода. Не сосчитать, сколько раз меня запирали в кабинетах или кладовых, так что я была вынуждена ночевать прямо там. Такое же бесчисленное количество раз были испорчены мои волосы и одежда. Я больше никогда не пользовалась своим шкафчиком, поскольку он превратился в местный филиал мусорки.

Но я терпела и молчала. Уродливая россыпь неровных бледных шрамов разных форм и размеров на руках и ногах каждый день напоминает мне о том, что случается с детьми, которые пытаются найти помощь у взрослых.

На меня давили со всех сторон. Каждый аспект моей жизни был погнут или сломан руками людей, не понимающих, где заканчивается детская шалость и начинается настоящее преступление. Чужая прихоть оставила тысячи трещин и синяков даже на моей душе.

Благодаря всему этому я не выношу внезапных прикосновений и зверею, когда кто-то трогает мои волосы.

И я ненавижу людей.

И всё же моя профессия физиотерапевта обязывает меня помогать им. Возможно, это мой способ доказать миру, что я чего-то стою – несмотря на презрение и унижение, с которыми столкнулась в прошлом. А может, это всего лишь попытка вернуть себе контроль и избавиться от ненавистного чувства беспомощности. Но вероятнее всего, мне просто хочется верить, что все испытания, через которые я прошла, имеют хоть какой-то смысл.

Я до сих пор не уверена, кому в те годы пришлось тяжелее – мне или моей дражайшей родительнице. Она с легкостью могла забыться в любое время. Мне же приходилось проживать каждый момент в ясном сознании, и все те вещи, которые происходили вокруг, навсегда отпечатались в моей памяти.

Спустя несколько месяцев, когда Макс Богер окончил школу и покинул наш славный городок, повсеместное издательство надо мной не прекратилось, но заметно ослабло. В любом случае, к тому моменту даже малейший намёк на непрошенное внимание в мою сторону вызывал у меня сильное желание забиться в самый тёмный и пыльный угол.

Уже тогда мне пришлось найти работу, чтобы не зависеть от витающей в облаках матери. Многие подростки подрабатывали официантами, в то время как для меня эта опция была недоступна. Один лишь ворчливый мистер Фостер разрешал мне иногда отвечать на звонки и брать деньги с клиентов его автомастерской, хотя его и бесило, что я вечно разглядывала внутренности двигателя или залазила под эстакаду, когда думала, что меня никто не видит.

Было чудом, что я вообще смогла поступить в колледж, учитывая, что я оказалась на обочине всей школьной внеурочной деятельности и не могла предоставить комиссии менее убогое резюме.

Без денег и связей я без оглядки сбежала из родного города, который когда-то считала лучшим местом на Земле, отрастила и покрасила свои вдоль и поперек измученные волосы, и, в конце концов, получила приличное образование.

Господи, я даже взяла фамилию своего отца, ту, которую в полубреду назвала мне мать. Почему же я не чувствую себя лучше? Неужели я никогда не выберусь из тисков постоянного страха, в которых однажды оказалась?

Мимолетная эйфория от чувства свободы давно прошла, и я снова осталась наедине с мерзкой липкой тревожностью. Что бы я не делала, это невыносимое, не исчезающее дольше чем на несколько часов, сверлящее чувство в животе продолжает меня мучать.

С того момента, как я обосновалась на раскладушке у Райана, моих сил хватает только на поддержание стабильной мозговой активности. Я не перестаю думать о том, что я сделала не так? Что во мне побуждает людей вытирать об меня ноги? Даже строгие рамки, в которые я загоняю всё своё существование уже много лет, не способны полностью защитить меня от чужого пренебрежения.

Мысли о человеке, с которым я жила до недавнего времени и вовсе вызывают во мне неконтролируемую ментальную диарею.

Последние дни наших догорающих отношений были наполнены не только повторением и зубрёжкой: я анализировала каждое действие Итана на протяжении наших отношений и поражалась своей наивности. Или тупости. Называйте, как хотите.

Когда мы познакомились, Итан был моей полной противоположностью – улыбчивый и обаятельный. Он заканчивал ординатуру по хирургии, но всегда находил время для того, чтобы окружить меня своим вниманием. Он был воплощением хорошего парня.

Никто до него не ухлёстывал за мной так настойчиво, и я могу это понять. Взгляд «не подходи ко мне нахрен, если не хочешь долго и нудно разбираться с этим ёбаным беспорядком в моей голове» отпугивал почти всех желающих, если таковые и находились. Тех, кто шёл против инстинкта самосохранения, я добивала всегда собранными волосами, очками, заклеенными скотчем, дешёвой одеждой из секонд-хенда и полным отсутствием косметики.

Итан же словно с луны свалился и не замечал моих вопиющих недостатков. Должно ли было это меня насторожить? Само собой разумеется. Показалось ли мне это хоть чуточку подозрительным? Ответом послужит большое и жирное «нет».

Мои подростковые годы даже с огромной натяжкой трудно назвать счастливыми, так что неудивительно, что я отдала всю себя первому человеку, давшему мне малейший намёк на то, что я ему не безразлична. Мне было это необходимо – снова почувствовать себя нужной. Ощутить стабильность.

Пусть он и не обладал чрезмерно эффектной физической формой, но его смуглая кожа, очаровательные черты лица и всегда аккуратный внешний вид давали фору многим и многим мужчинам. При первой встрече я сравнила его с Саймоном Бассетом из первого сезона сериала «Бриджертоны», даже не догадываясь, что необъяснимая агрессия персонажа тоже идёт в комплекте с Итаном.

Это глупо, но я просто хотела быть кому-то нужной в этом огромном чужом городе. Я устала справляться со всем в одиночку. Это не было похоже на любовь, которую я однажды испытывала к Максу Богеру, будь он неладен, но, тем не менее, каждую свободную минуту, которую не сжирало обучение в колледже, я посвящала Итану. Я не то чтобы не замечала других мужчин – я в принципе не обращала внимания на людей.

Уже через месяц знакомства Итан настоял на том, чтобы я переехала к нему из крошечной комнаты общежития, подальше от странной неразговорчивой соседки Мары, которая, казалось, любой ценой избегала встречи с шампунем.

Почти неосознанно я вцепилась в Итана как в свой последний шанс на лучшую жизнь – такую, где я не одинока и мне больше не нужно беспокоиться о том, хватит ли у меня денег и еды на следующую неделю. Немного расчётливо, знаю.

Итан казался старомодным мужчиной, поскольку я отчётливо чувствовала его восторг от моей скромности, которую я искусственно культивировала и использовала лишь как способ слиться с толпой. И я почти идеально справлялась с ролью кроткой девушки, которая не ищет неприятностей. Иногда, конечно, бывали случаи, когда моя истинная природа выглядывала наружу, но тогда Итан злился и быстро напоминал мне о моих собственных ограничениях. И он был прав – я не хотела лишаться той спокойной жизни, которую наконец-то обрела. Я лучше буду плескаться в тихой знакомой луже, чем снова попаду в бушующий хаос океана в угоду своему вспыльчивому характеру.

Теоретически я смогла бы простить ему измену. Или заставить себя поверить, что простила. Вот только ни в какой теории я не учитывала, что этот кусок дерьма поднимет на меня руку. В тот момент прошлое захлестнуло меня так сильно, что бегство стало для меня единственной верной реакцией на происходящее. Ни за что на свете я не собираюсь снова становиться грушей для битья.

Я коллекционировала красные флаги в поведении Итана, но предпочитала их игнорировать. Не могу сказать, что решение уйти от него стало внезапным прозрением. Ушиб плеча, рассечённая губа и огромный синяк на лице просто ускорили процесс принятия решения.

Скрипящая раскладушка Райана, которую он поставил в центре и без того крохотной комнаты, совмещающей в себе кухню и что-то типа прихожей, на удивление, удобная, но я всё равно поморщилась от ощущения слабости в результате короткого беспокойного сна и тоскливых размышлений о своих неудавшихся отношениях.

В какой момент наше с Итаном общение свелось к тому, что я постоянно оправдывалась за всё на свете? Не дай бог, он услышит, как я перебрасываюсь парой слов с мужчиной в возрасте от пятнадцати до девяноста, но неужели я должна игнорировать кассира в супермаркете?

В такие дни Итан выходил из себя по малейшему поводу. Его злило всё подряд, даже если я не имела к этому никакого отношения. Я считала это глупостью, но всё же старалась не попадаться ему на глаза лишний раз. В действительности его загруженный график стал моим благословением и основной причиной, по которой я так долго оставалась рядом – он просто не успевал быть со мной настолько часто, чтобы я полностью ощутила всю прелесть его характера и поняла, во что вляпалась.

Даже находясь вдали от Итана, я никогда не могла полностью расслабиться. Его растущее с каждым днём желание контролировать мою жизнь я списывала на чрезмерную заботу. В последнее время он даже не притворялся, а напрямую требовал отчёт о всех моих перемещениях, приятелях, оценках и даже о том, что я ела на обед. Он помешался на контроле, и это начинало меня раздражать. Не то чтобы я хоть раз на это пожаловалась.

Стараниями Итана я поверила в то, что меня невероятно сложно любить. По его мнению, это что-то из разряда фантастики. И, учитывая поведение моей собственной семьи, это выглядит до ужаса правдиво.

Почему я такая ущербная? Почему Итан всегда смотрел на меня с видом человека, который делает мне невероятно огромное одолжение, встречаясь со мной? Он мог инициировать расставание в любой момент, однако продолжал оставаться со мной. Наслаждался властью? Возможно. Его истинные мотивы остаются для меня загадкой.

Близость между нами быстро свелась к дежурному перепихону раз в месяц, а то и два, но я почти уверена, что в любых – даже самых искренних – отношениях, длящихся дольше полугода, это происходит. И в этом нет ничего страшного – у меня есть мои руки, и они знают своё дело.

Хотя, если подумать, даже в начале наших отношений Итан не был для меня мужчиной, заставляющим мокнуть мои трусики от одного лишь взгляда. Он симпатичный, но не более. Я хотела его хотеть, но на этом всё. И я обманывала себя, надеясь, что со временем между нами вспыхнет нечто большее.

Я лениво потянулась, различая громкий, но неразборчивый шум, доносящийся с улицы. Похоже, где-то совсем рядом случилась авария. С течением времени автомобильные гудки становились отчаяннее – совсем как мои мысли. Ничем хорошим это не закончится. Не могу же я и в самом деле продолжать лежать на этой самой уютной в мире раскладушке и прятаться от жизни. Или могу?.. Райан вряд ли оценит такой перфоманс.

Я с шумом выдохнула и приложила поистине титанические усилия, чтобы поднять свой зад. Ментально я ещё долго буду переваривать произошедшие события и сходить из-за этого с ума, но с телом ситуация чуть проще – для начала мне необходимо всего лишь расстаться с горизонтальным положением и попробовать вернуться к привычной рутине.

К моему огромному сожалению, я не могла позволить себе роскошь страдать и ничего не делать. Но какой идиот придумал выдавать дипломы лишь через два месяца после квалификационного экзамена?

Чувство голода сверлило мой желудок изнутри, а еле уловимый, но невыносимо соблазнительный запах из коробки с недоеденными бортиками от пиццы спровоцировал громкое урчание. Вчера я не притронулась к еде, но игнорировать физические потребности сегодня уже не представлялось возможным.

Случайная мимолетная встреча с моим отражением в небольшом заляпанном зеркале заставила мои глаза угрожающе слезиться. Рука непроизвольно взлетела к опухшей щеке. Мне пришлось больно закусить неповреждённую губу, чтобы сдержать рвущиеся наружу рыдания.

Совсем немного отросшие платиновые корни волос едва не стали последней каплей. Краска, мне срочно нужна краска, иначе удушающие воспоминания о прошлом меня догонят и доконают. Боже, я до сих пор безумно скучаю по Лиаму.

В очередной попытке отогнать непрошенные слёзы я начала изучать кофемашину на кухне моего друга, на которую до этого момента не обращала никакого внимания. Если быть совсем честной, меня пугал этот металлический монстр. Райан что, украл её из настоящей кофейни? Машина выглядела чертовски дорого для человека, постоянно разгуливающего по квартире в дырявых носках. Эта вычурная серебристая кофемашина до ужаса нелепо выделялась среди грязных тарелок, старой мебели и местами отклеившихся обоев.

Райан, у меня к тебе куча вопросов.

Если я что-то в ней сломаю, то к кредитам за обучение добавится ещё один. Только этого мне и не хватает для полного счастья.

Пожалуй, я приму душ, верну себе приемлемый человеческий облик и пойду в обычную кофейню. Кажется, я видела одну неподалёку. Да, звучит как план. Мой кошелек с последней сотней баксов напрягся, но дайте мне немного радости, окей? Позже я что-нибудь придумаю.

Меня нещадно подгонял урчащий желудок, поэтому я приняла душ за рекордные десять минут. Наскоро почистив зубы, я перетряхивала всю свою сумку в поисках одежды посвежее и наткнулась на свой вибрирующий телефон. Ого, это Итан. Я не раздумывая сбросила звонок. Тринадцать пропущенных. Хм. Мне казалось, что он будет гораздо настойчивее. Хотя, о чем я, в самом деле? Парень, наверное, счастлив, что наконец избавился от балласта, который сам же и повесил на свою шею. Где я и где Хлоя…

Я в полном беспорядке. Но если в прошлый раз я держалась благодаря надежде, то сейчас ненависть стала моей движущей силой. Мысли о том, что какие-то люди снова влезли в мою жизнь и решили всё за меня, поднимали волну гнева в моём животе.

Невыполнимые планы возмездия роились в моей голове как стая назойливых пчёл. Вот только я никогда никому не мстила, и у меня нет иллюзий на счёт своих возможностей. Эти мечты – всего лишь средство заглушить разъедающую внутренности боль. Мои фантазии никогда не сбудутся, зато они достаточно живые, чтобы удерживать меня на плаву ещё какое-то время.

Пустые карманы моей куртки, верой и правдой служащей мне круглый год, недвусмысленно напомнили мне о том, что у меня больше нет ключей от квартиры Итана. Они остались на столике в прихожей, когда я демонстративно оставила их там. Но это не то, из-за чего я расстроилась. Настоящая проблема заключалась в том, что я не обнаружила и свои наушники. Я могла потерять их в момент столкновения с тем жутким типом. А может кто-то просто украл их в метро, когда я маневрировала там в час-пик. В любом случае, всё произошло слишком быстро, чтобы я могла это заметить.

Я обречённо закатила глаза, но на всякий случай проверила каждый карман в своём любимом рюкзаке. Ничего. Жизнь в очередной раз подкинула мне повод в ней разочароваться. Однако я всё равно планировала получить свой кофе.

Входная дверь сбила почти невесомое препятствие в виде маленького бумажного пакета, лежащего на пороге. Я быстро осмотрелась. Лестничная площадка была пуста. Сомнений не оставалось: неожиданная посылка предназначалась именно для этой квартиры. Хм. Может, стоит дождаться Райана?

Мое любопытство оказалось сильнее сомнительных правил приличия. Я разорвала верх пакета и что вы думаете? Внутри лежали мои наушники. Это точно были они, хотя и выглядели чище, чем когда-либо. Кто-то явно позаботился о них – аккуратно протёр пластик и даже сложил провода.

– М-да, – выдавила я из себя. – Совсем не жутко.

Тогда почему по спине бегут мурашки, а в воздухе чудится тот самый странный запах табака?

Глава 2. Макс

В этом сезоне мы не смогли пробиться в финал. Плей-офф1 нас не пощадил. Пресса списала всё на травмы основного состава и «невнятную игру звёздного скорера2 Макса Богера».

Наверное, так и было. Я дважды повредил левую лодыжку во время последней игры с Иллинойсом, получил технарь3 и чуть не вынес за это судью в ответ.

Моя игра была гораздо хуже, чем невнятная. Она была отвратительная. Травма не критичная, но на паркет я больше не выходил. Как, собственно, и вся остальная команда.

Начало же сезона было многообещающим. Я много тренировался и был в лучшей форме, чем когда-либо. После ухода Джимми Уоллеса, директор команды назначил меня капитаном. В тот же день он поймал меня в коридоре перед утренней тренировкой и скучным будничным тоном вывалил на меня эту неожиданную информацию. Никаких цветов и фанфар, но я был невероятно доволен и горд собой. Даже без нового статуса эти эмоции сами по себе много для меня значили, учитывая, как редко я испытываю что-то, кроме скуки и злости.

Все мои усилия за эти годы, включая четыре сезона, проведённые в составе «Иглз», оказались не напрасны – моим заслугам наконец отдали должное. Капитан Макс Богер. Как звучит, да?

Будь жив отец, он бы точно заказал постельное белье с моим изображением в полный рост или выкинул что-нибудь ещё более нелепое. Этот ублюдок любил покрасоваться своим успешным отпрыском.

Второй сын никогда не был для него достаточно хорош – ни оценки, ни увлечения, ни друзья. Каждый раз, когда Роуэн добивался каких-то успехов, наш отец лишь насмехался над ним, загоняя его в угол своим ядовитым презрением. Даже после смерти Роуэна отец выглядел скорее разочарованным, чем убитым горем. Именно тогда ненависть стала моим постоянным спутником: я корил себя за то, что был слеп к тому, как отношение отца уничтожало Роуэна изнутри.

Из меня вышел никудышный старший брат и, ощущая вину перед Роуэном, я продолжаю наказывать себя день за днём: неважно, дочитываю ли я до конца неинтересную книгу или намеренно пользуюсь очевидно хреновыми вещами. Я чувствую себя недостойным радости, которую получил бы в ином случае. Мой тринадцатилетний лексус это подтвердит, только спросите.

С высоты прожитых лет легко судить о прошлом и давать оценку своим и чужим поступкам, но препарирование воспоминаний не делает прошлое менее драматичным – постепенно я просто научился его принимать. Или нет. В любом случае, я без малейших колебаний обменял бы свою успешную гламурную карьеру, на жизнь моего брата.

Кстати, о карьере.

Всё шло к тому, что в этом году мы точно поставим кубок на полку клуба и получим заслуженные чемпионские перстни. Один у меня уже есть, так почему бы не сделать это снова? Почти полное отсутствие травм среди игроков, никаких скандалов внутри команды – рецепт идеальной регулярки4. Что могло пойти не так?

Да абсолютно всё пошло по одному месту! Я, конечно, знал, что менеджеры некоторых команд ведут свою игру и вне паркета, но и представить не мог, что сам стану их жертвой. Психически здоровому человеку даже в голову не придёт проворачивать такое.

Первая половина ноября не баловала Нью-Йорк хорошей погодой, вот и сегодня выдалось хмурое пасмурное утро. Несмотря на усталость после напряжённого выезда в Чикаго и дикое искушение остаться в тёплой постели, я принял волевое решение начать утро своего единственного выходного с пробежки в парке. Я недостаточно страдал на этой неделе, а беговая дорожка в уютном оборудованном помещении с кондиционером никуда не денется.