Пепел внутри нас

Зои Махт

Пепел внутри нас

Пролог

Всего час назад Руперт пил свой отвратительный бурбон и, вероятно, орал на кого-то по телефону. Планировал вечеринку по случаю открытия третьей забегаловки, которую он гордо называл «сетью ресторанов быстрого питания». Другими словами, он был жив.

На приборной панели мигает лампочка топлива – Руперт, как обычно, оттягивал заправку до последнего момента. Брюки и рубашка залиты слюной, которая стекала с его губ, когда он уже не мог контролировать своё тело. Его руки безвольно лежат на коленях, а голова опустилась на грудь, как если бы он просто задремал.

Тело, которое ещё совсем недавно кипело тщеславной энергией, теперь было холодным и неподвижным, прямо как металл кузова его любимой белой Ауди. Он вообще любил всё белое. Иронично, что на похоронах все люди будут в чёрном.

Вокруг нет ни свидетелей, ни камер, способных зафиксировать последние мгновения жизни Руперта. Только старые, покосившиеся деревья, растущие вдоль пустой дороги, могли бы рассказать эту историю, если бы умели говорить.

Запах жжёной резины от аварийного торможения и холодный вечерний воздух смешались в тревожный коктейль. Только три часа спустя рядом остановится патрульная машина, чтобы разорвать вязкую тишину коротким воем сирены и обнаружить бездыханное тело.

Десять лет назад. Эстер

Первое воскресенье октября началось как обычно: с хлопьев и повтора вчерашней серии «Я – зомби»1 по каналу The CW. Сюжет безумный и, местами, психоделический, но мне нравится. Тщательно выбеленная кожа Лив похожа на мою собственную и этот факт заставляет меня чувствовать с ней особую связь. Полный восторг!

Несмотря на раннее утро, мой брат Лиам до сих пор не вернулся с вечеринки, на которую отправился вчера сразу после ужина, а мама, свято следуя своему распорядку, уже уехала навестить бабушку – её дом расположен на расстоянии каких-то трёх кварталов от нашего. Город, в котором мы живём, совсем небольшой – всего, может быть, пять или шесть тысяч жителей. Но это и делает его таким уютным. Я не представляю себя живущей в шумном и грязном мегаполисе, где бездомных больше, чем кофеен, оккупировавших каждый свободный угол.

Воздух на кухне ещё не прогрелся, но небо без единого облачка и яркое солнце за окном наполняют меня ощущением счастья, искренне обещая что-то хорошее. Я прижимаю к себе ноги в тёплых носках и наслаждаюсь одиночеством. Мама не одобряет мои позы за столом, но я ничего не могу с собой поделать. Мои ноги просто не созданы для того, чтобы прятать их под столом. Достаточно и того, что я сдерживаю себя в общественных местах.

После обеда я должна встретиться с Эмили и ещё несколькими ребятами из класса, с которыми я дружу с начальной школы. Мы собираемся пойти на пирс, чтобы классно провести время и сделать кучу фотографий для социальных сетей.

Возможно, там будет присутствовать алкоголь.

Возможно, мне снова придётся просить Лиама прикрыть меня перед мамой.

Лиам – самый заботливый брат на свете. Он старше меня на четыре года, но ни разница в возрасте, ни разные отцы никогда не вставали между нашей дружбой. Люди говорят, что он мрачный и замкнутый, делая свои выводы лишь на основании того, что никогда не видели, как он улыбается в присутствии посторонних.

Он гораздо спокойнее и рассудительнее всех восемнадцатилетних подростков, которых я знаю, но окружающих это почему-то пугает. Люди попросту не знают, как вести себя в компании Лиама, поэтому предпочитают игнорировать его существование. Не уверена, есть ли у него настоящие друзья. Мир просто пока ещё не готов к будущей рок-звезде.

Лиам – мой лучший друг, как бы Эмили не настаивала, что это звание принадлежит ей. Ведь совсем не она в прошлом месяце сломала палец какому-то девятикласснику из параллели, который показывал им на мои волосы и трепался про сифилис. В глубине души я, конечно, против таких радикальных методов убеждения, но всё, что я знаю – это работает.

Небольшой участок моей головы и одна бровь затронуты витилиго, и на протяжении всей моей жизни я сталкиваюсь с ущербными людьми, которые пытаются самоутвердиться за мой счёт.

Да, я отличаюсь от всех вокруг, но знаете что? Зато их не отличить друг от друга: одинаковые причёски, одежда из одних и тех же магазинов и идентичные фильтры на фотографиях. Лиам говорит, что я слишком зрелая для своего возраста, но я просто отшучиваюсь, втайне желая получить ещё больше его одобрения.

Попытки оскорбить меня всегда выглядят жалко, поскольку я люблю свою особенность. Я жалею только о том, что другая часть моих волос светлая, а не тёмная. Из меня получилась бы отличная Круэлла2. Спасибо Хэллоуину за возможность побыть ей хотя бы раз в году.

Я скорчила забавную рожицу своему отражению в чайнике. Даже ожидающая наверху домашка по алгебре не испортит мне настроение.

Если повезёт, то завтра после уроков я успею на вторую тренировку мужской баскетбольной команды. Или хотя бы застану момент, когда парни начнут снимать с себя мокрые потные футболки. Обязанности второго помощника главы школьного совета иногда могут значительно меня задержать, но Макс Богер есть Макс Богер. Он учится в выпускном классе и совершенно недоступен для девочки, которая только что перешла в старшую школу.

Но никакие доводы разума не могут убедить моё глупое сердце.

Макс – лучший игрок в команде и самый красивый парень в школе. Да что там в школе – в стране! И я не преувеличиваю. Женщины всех возрастов вешаются на него, а парни завидуют его успехам. Он бывает грубым и заносчивым со своей вечной свитой, но лишь оттого, что он устал. Устал терпеть этих жадных до чужой славы придурков, чей привилегированный статус так никогда и не выйдет за пределы школы.

В отличие от Макса.

Уже три года его матчи посещают скауты всевозможных колледжей и университетов. Его ждёт оглушительный успех. Я знаю, что у него всё получится, в отличие от стаи шакалов, вечно кружащих вокруг него.

Эмили, как и большинство девушек в нашей школе, трубит о своей любви к Максу на каждом шагу, но я так не могу. Мои чувства слишком личные, слишком интимные, чтобы делиться ими с кем-то, даже с ней. Вообще-то, я даже не верю в серьёзность её громких заявлений. Стала бы она целоваться в раздевалке с Коулом из десятого, будь её слова хоть наполовину правдой?

Любить Макса Богера – это религия, которую все мы негласно исповедуем. И, как и в любой религии, здесь есть как праведники, так и грешники.

Бесчисленное количество раз я фантазировала, как он помогает мне поднять учебники, разбросанные по полу после случайного столкновения с ним, и влюбляется в меня с первого взгляда. Или как он подвозит меня домой на своём новеньком серебристом Лексусе, потому что моя мама, работающая на его отца, снова задерживается допоздна. Или как он спасает меня от бешеной собаки. Итог всегда один и тот же: Макс Богер влюбляется в меня, мы женимся и живём нашу лучшую жизнь.

Днём я держу свою одержимость под контролем, поэтому только моя подушка знает о слезах, пролитых по Максу. Я понимаю, что в конце концов чувства пройдут и я встречу правильного парня, я в этом даже уверена. Но здесь и сейчас мне нужны только Макс и песни Адама Гоньте3 для борьбы с этой зависимостью. Хэштег #ВрéменнаяОдержимость.

Поздно вечером этого же дня, когда я снова оказалась на кухне, моя простая и ничем не обременённая жизнь разделилась на «до» и «после». Ну, может это и не произошло в одно мгновение, но уже тогда интуиция подсказывала – сегодня всё изменится.

Я как раз изучала холодильник на предмет наличия в нём холодной газировки, чтобы запить таблетку от головной боли, когда в дверь грубо постучали. Для гостей было уже поздно, поэтому я не торопилась открывать дверь.

– Откройте, это полиция, – приказал приглушённый мужской голос после очередной волны агрессивного стука и внезапный приступ страха сжал мои внутренности в комок, оставив меня без сил противостоять происходящему.

Неужели с Лиамом что-то случилось? Если подумать, я не видела его всего сутки, но он не вернулся к завтраку и, судя по не опустошённым полкам с едой, дома он так и не появлялся.

Пока я тупила и пыталась собраться с мыслями, мама уже подошла к двери, бросила на меня взволнованный взгляд и, глубоко вздохнув, открыла.

– В чём дело, офицер?

– Брианна Моэм? – уточнил мужчина, за спиной которого маячил полицейский помоложе. Суровый тон говорившего обещал неприятности каждому, кто его слышал.

– Да, это я. Что случилось? Что-то с моим сыном? Он в порядке? – мама озвучила мои мысли, но ответа на них так и не получила.

– Мэм, вы арестованы по обвинению в убийстве Руперта Богера. Вы имеете право хранить молчание. Всё, что вы скажете, может и будет использовано против вас в суде. Вы имеете право на адвоката. Если вы не можете позволить себе адвоката, государственный защитник будет предоставлен вам бесплатно. Вы понимаете свои права и в чем вас обвиняют?

Не в силах пошевелиться, я просто наблюдала, как на маму надевают наручники и уводят из дома. Да и что я могла сделать? Никогда не забуду, как ослабли мои ноги, и я рухнула на гладкий кухонный пол. Писк слишком долго открытого холодильника заглушил всё, кроме моих лихорадочных мыслей, и стал единственным якорем, удерживающим меня на грани реальности, когда все остальные ощущения исчезли.

Вся ситуация казалась обычным ночным кошмаром, который рассеется едва первый луч солнца проникнет сквозь занавески.

Я знаю, что мама хотела долю в бизнесе. Она накопила достаточно денег и хотела стать равноправным партнёром Руперта. Из-за этого они часто ругались. Я слышала, что дело доходило даже до битья посуды, но убить? Нет, этого просто не может быть. Убийцы не готовят твои любимые вафли на завтрак и между делом не дают откровенно неловкие советы по поводу парней.

Нет, нет, нет. Всё это чушь собачья!

Не знаю, сколько прошло времени с тех пор, как полицейские увели маму, но когда пришла бабушка, я всё ещё прижималась к скулящему холодильнику. Новости в нашем городке распространяются со скоростью лесного пожара. К этой минуте, наверное, уже все жители были в курсе скандала вокруг нашей семьи.

Бабуля держалась гораздо лучше меня и предложила мне прогулять несколько учебных дней. Однако я решила, что если я сделаю вид, что ничего не произошло, то всё очень быстро вернётся на круги своя. Полиция поймет, что маму арестовали по ошибке, а я не пропущу контрольную по химии и тренировки Макса. На мой категоричный отказ бабушка только покачала головой, но спорить не стала.

Следующий день начался на автопилоте: рутина успокаивала. Мои друзья, казалось, не знали, как себя вести и ходили вокруг меня на цыпочках, всячески избегая разговоров о ночном происшествии. Наверное, они уже создали чат для обсуждения главного сюжета недели, но я всё равно была им благодарна за неуклюжие попытки уважать моё личное пространство.

Любопытные взгляды и непрекращающийся шёпот сопровождали меня даже в туалете. Где, чёрт побери, носит Лиама, когда я так в нём нуждаюсь?! Он бы быстро всех заткнул.

Просидев в столовой до первого звонка и игнорируя тихие и не очень комментарии в свой адрес, я направилась в кабинет истории. Он располагался на другом конце учебного корпуса, так что мне нужно было очень постараться, чтобы успеть на урок.

Эмили, Кейт и остальные девчонки из моей компании не стали меня ждать и, вероятно, уже заняли свои места в ожидании мистера Питерсона. Этот откровенно старый учитель, который взял у бога несколько лет жизни взаймы, на дух не переносит опоздавших и всячески усложняет им жизнь, так что я не злюсь на своих друзей за отсутствие желания попадать в неприятности.

Я была уже в двух поворотах от нужного кабинета, когда это случилось: начала осуществляться моя самая любимая фантазия про Макса Богера. Не в самое подходящее время и не при лучших обстоятельствах, но мы столкнулись.

Бабочки в моём животе как с ума посходили.

Он даже с места не сдвинулся, в то время как от удара с меня слетели очки, и сама я ненадолго потеряла равновесие, лишь чудом удержавшись на ногах. Боже, какой же он сильный… Учебники разлетелись по кафелю, как в замедленной съёмке, – даже лучше, чем я могла представить. И-де-аль-но.

Макс мог мне помочь, мог проигнорировать меня… Да мало ли, что он мог сделать – как бы ни казалось со стороны, я не ограничена рамками своих грёз и принимаю реальность такой, какая она есть.

Но вместо какого-либо более-менее адекватного варианта действий он всего лишь прищурил глаза и презрительно оглядел меня с ног до головы. Это заставило меня почувствовать себя грязью, которую никак не получается вычистить из-под ногтей. Продолжая испепелять меня уничижительным взглядом, он двинулся вперёд и, проходя мимо, с отвращением оттолкнул в сторону моё беспомощное тело своим мускулистым плечом – подальше со своего пути. Теперь уже никакая удача не смогла бы удержать меня от падения на пол.

– Перестань существовать, ошибка природы, – рявкнул на меня Макс, направляясь куда-то в сторону библиотеки, пока я, заливаясь краской стыда, пыталась прийти в себя и мечтала провалиться сквозь землю.

Уверена, что фотки моего унижения уже через две минуты были опубликованы в интернете каждым уважающим себя сплетником. Тогда я ещё не знала, что от этого пустякового позора мне уже никогда не отмыться.

Сильнее яростного смущения было только разочарование. Я не ждала мгновенных поцелуев и объятий, я всего лишь надеялась, что Макс из моих воображаемых сценариев действительно существует. Воспоминаний даже о небольшом дружеском взаимодействии с ним хватило бы мне до конца школы. Я что, о многом прошу?

Фантазия о Максе, всегда занимавшая в моём сердце особенное место, обернулась ещё одним кошмаром, от которого невозможно проснуться. Намеренно или нет, но он дал зелёный свет для моих будущих мучителей.

И началось.

Уже к концу дня я стала дочерью той женщины.

Так один совершенно незначительный момент определил всю мою дальнейшую жизнь.

Примечания

__________________________

1 Американский телесериал, выходивший на канале The CW с 2015 по 2019 год. Главная героиня – Лив Мур, бывший врач-интерн, которая после превращения в зомби начинает работать в морге и помогает полиции раскрывать преступления, временно получая воспоминания и черты характера жертв после поедания их мозга.

2 Культовая диснеевская злодейка из фильмов «101 далматинец» (1961) и «Круэлла» (2021). Её фирменная черта – контрастные волосы: левая половина головы ослепительно-белая, правая – угольно-чёрная, с чёткой вертикальной границей по центру.

3 Тексты Адама Гонтье, одного из солистов группы «Three Days Grace», – это голос человека, который прошёл через многолетнюю борьбу с опиоидной зависимостью. Он знает вкус зависимости, поэтому его слова способны помочь Эстер преодолеть эту эмоциональную ломку.

Глава 1. Эстер

В горле пересохло и я едва ли смогу произнести сейчас хоть слово – последствия очередной бессонной ночи в обнимку с мокрой подушкой. Это одна из тех немногих вещей, которые остались со мной с детства: я предпочитаю отдаваться страданиям только под покровом темноты, когда моя душа чувствует себя в безопасности от страха потерять контроль над тем, что люди называют «рассудком». Каждый день я балансирую на невидимом канате, с нетерпением отсчитывая минуты до момента, когда наконец смогу упасть в пустоту – без страха встретить осуждение.

Взгляд с трудом сфокусировался, а моих сил хватило лишь на то, чтобы убраться с затёкшей руки, которая уже перестала ощущаться, и лечь на спину. Моё собственное тело объявило забастовку и отказывалось подчиняться откровенно слабым попыткам перехватить власть. Хаотичные обрывки мыслей яростно сталкивались друг с другом внутри черепа, подпитывая и усиливая это отвратительное состояние.

На протяжении всей нашей дружбы Райан советует мне искать положительные моменты в каждом прожитом дне и не зацикливаться на неудачах. Он сам себя вообще слышал? Я уверена, что этот дурацкий совет он почерпнул от своей блаженной матери, которая в один прекрасный день полностью переосмыслила своё существование и примкнула к религиозной секте, основатель которой уже давно находится в федеральном розыске.

Конечно, вслух я всегда соглашаюсь с Райаном, но никакой оптимизм не сможет остановить то, как меня вновь и вновь уносит течением назойливых воспоминаний. Я не выбираю направление, не задаю вопросов и позволяю обстоятельствам решать всё за меня. Трудно изменить своё мышление после десяти лет, проведённых в режиме выживания и эмоционального оцепенения, когда даже мысль о том, чтобы вернуться к прежней версии себя, кажется непозволительной роскошью. Я так привыкла прятаться от чужих глаз и не привлекать к себе внимание, что это стало моей второй натурой.

Именно такой образ жизни привёл меня к тому, что фотография с моим изображением то и дело мелькает на огромном рекламном щите прямо в сердце Таймс-сквер. Это не совсем клеится с моим желанием жить тихую, незаметную жизнь, но двумя неделями ранее меня выгнали уже из четвёртой по счёту забегаловки, где я подрабатывала официанткой, а возможность быстро залатать растущую с каждым днём денежную дыру сама прыгнула ко мне в руки.

Полагаю, всё было бы совсем иначе, не откажись я взять деньги на оплату нескончаемых учебных кредитов у моего парня Итана, когда он предлагал. Может, будь он хоть чуть-чуть настойчивее, я бы с чистой совестью свалила на него эти изматывающие ежемесячные платежи, но он полностью закрыл тему после моего первого и единственного отказа. Глупая, неуместная гордость не оставила мне ничего, кроме как перебиваться скудными чаевыми и регулярно получать выговоры за «систематические опоздания и нежелание улыбаться клиентам».

Я была готова опустить руки и сдаться, но когда возможность подзаработать ударила меня в лицо, я засунула свою категоричность в задницу – вместе с принципами, которые, сюрприз-сюрприз, тоже не платят по счетам. Мне даже понравилось. На самом деле, давно пора было это сделать.

Моя однокурсница, Хлоя, параллельно с учёбой работает фотографом. И, видит бог, я искренне не понимаю, что она забыла в медицинском. Её фотографии настолько хороши, что она уже сейчас полностью обеспечивает себя с помощью одной лишь камеры. Она не имеет видимых финансовых проблем, и я ненавижу себя за то, что завидую ей. И да, у неё есть стипендия. Потому что, конечно, у таких, как она, всегда есть стипендия.

Я дружила с Хлоей Дженкинс со второго курса, с тех пор как мы обе завалили лабораторную по биохимии, и именно она предложила мне стать моделью в одном из её проектов. Для неё это была довольно необычная просьба. Она в шутку почти встала на колени, умоляя меня, но к тому моменту я уже была согласна. Перед напором Хлои вообще мало кто может устоять, хотя не буду делать вид, что деньги не оказались решающим фактором.

Мне хорошо заплатили, поэтому теперь целых четыре месяца я не буду просыпаться от кошмаров с коллекторами, которые запихивают меня в мешок с мусором. На сумму моих студенческих займов, наверное, можно было купить небольшие апартаменты где-нибудь на окраине Бронкса. А может и нет – жильё в Нью-Йорке чертовски дорогое.

Обычно я хорошо контролирую свою врождённую импульсивность и не позволяю себе выкидывать трюки таких эпических масштабов, поэтому даже в очереди за кофе меня не покидало настойчивое предчувствие: вся эта история с предстоящей фотосессией выйдет мне боком. Но серьёзно – мне всего лишь нужны были деньги и небольшой бунт против той, кем я когда-то была вынуждена стать.

К слову, эта съёмка открыла мне глаза на некоторые вещи.

Оказывается, перед камерой я становлюсь совершенно другим человеком: социофобия может у меня отсосать. Это подтолкнуло меня к тому, что я решилась восстановить свой микроблог: пустой профиль с сотней хейтеров, которые раньше были моими школьными друзьями. Я пока не знаю, стоит ли мне удалить старых подписчиков и начать с чистого листа или оставить всё как есть – в качестве напоминания о днях, когда их мнение имело первостепенное значение.

Ха-ха, как будто вероятность того, что я смогу забыть один из самых мрачных периодов своей жизни, вообще существует.

Помимо внезапно случившейся взаимной любви с камерой я поняла, что быть коммерческой фотомоделью – адски сложно. Даже после одного дня работы мне хотелось взвыть. Это совсем не легкомысленное занятие, поэтому я больше никогда не буду осуждать девушек, выбравших этот путь.

Так, ну и было же что-то ещё…

А, ну конечно!

Хлоя переспала с парнем, с которым я встречалась почти два года, – ради стажировки, которую Итан так долго обещал мне. Не знаю, было ли это её конечной целью, но в переписке Итан обещал «всеми силами поспособствовать продвижению её кандидатуры».

Б-р-р. От одной мысли об этих двоих меня тошнит. Не фигурально. Адские эмодзи персиков, баклажанов и капель воды, увиденные мной мельком в их чате, до сих пор вызывают непреодолимое желание помыть глаза с мылом.

Хлое стоило бы взять пример с Итана и установить пароль на все свои мессенджеры, а телефон брать с собой даже в туалет.

В тот день, поддавшись порыву, я выбежала из студии, не попрощавшись с Хлоей. Я ожидала слёз, гнева – хоть какой-то реакции – но испытала… облегчение? Против всякой логики я чувствовала себя счастливой – так же, как в день, когда получила письмо из колледжа и почувствовала ни с чем несравнимый, волнующий запах свободы.

Рациональная часть моего мозга решила вернуться в квартиру, которую я делила с Итаном, и спокойно всё обсудить. Однако у меня на носу был выпускной экзамен, поэтому прошла целая неделя, прежде чем я осмелилась на, в каком-то смысле, судьбоносный разговор.

Агрхгх. Будильник на телефоне прозвенел во второй раз, но, судя по всему, земная гравитация сегодня решила взять дополнительную смену. Колледж окончен – так какого чёрта я до сих пор не избавилась от этого раздражающего звука? Можно подумать, что мне мало страданий и переживаний, наседающих на мой и без того тревожный мозг.

Я проклята. Иначе как ещё можно объяснить предательство почти каждого человека, который когда-либо присутствовал в моей жизни? Совсем немногим раньше Хлои и Итана к постоянно растущему списку добавилось ещё одно имя: Тревор Ривз. Я до сих пор полностью не пришла в себя от публикации моей статьи под его именем.

Тревор не был мне другом в полном смысле этого слова, но мы проводили вместе так много времени, работая над домашними заданиями и учебными проектами, что он казался мне надёжным союзником. Спойлер: нет, я была лишь удобным способом продвинуться вперёд или куда он там спешил.

Плевать на эту статью – я напишу другую. Меня раздавило осознание собственной незначительности в его глазах. Он взял всё, что хотел, переступил через меня и просто пошёл дальше.

Все кому не лень пользуются мной направо и налево, а я до сих пор понятия не имею, как себя вести после такого. Жаловаться? Ругаться? Мстить? Пока получается только плакать.

Нахрен его. Нахрен их всех.

Долгий вдох. Резкий выдох.

Тусклый предрассветный солнечный свет едва начинает пробиваться сквозь покосившиеся жалюзи. Он такой же бесцветный, как и моё настроение. Обычно я люблю раннее утро, но сейчас мне жутко холодно и это уничтожает остатки надежды на то, что сегодня мне будет хоть чуточку легче. Моему замёрзшему кончику носа наплевать на то, что на календаре уже конец апреля, а обогреватель, стоящий в метре от меня, работает на полную мощность.

Прошло почти два дня с тех пор, как я сгребла все свои вещи в одну большую спортивную сумку – ту самую, с которой когда-то приехала в Нью-Йорк, – и заявилась на порог квартиры моего единственного друга в этой сраной жизни, Райана Кено. Насколько, кстати, печален тот факт, что вся моя жизнь уместилась в одну сумку?

Могла ли я подумать, что в довершение всего этого беспорядка у меня появится преследователь? Абсолютно точно нет!

Я столкнулась с крупным мужчиной, когда выбегала из квартиры Итана, второпях застёгивая куртку. Боль пульсировала в висках, слёзы жалости к себе застилали глаза, но даже сквозь эту какофонию я разглядела глубокий, уродливый шрам, рассекающий всю левую сторону его лица.

М-да, не повезло же ему – мои собственные шрамы и вполовину не такие заметные. На несколько секунд мне даже захотелось узнать, как он чувствует себя среди людей, осуждающих всех и вся, кто хоть немного отличается от их вылизанных стандартов, но это желание быстро растворилось в грохоте несущих стен, которые рушились внутри моей головы, затеяв грандиозную перестройку. Однако неровный участок на тёмной оливковой коже и терпкий запах необычного табака всё равно прочно впечатались в мою память.