Превзойдённые

Только вот Нерику боги принесли свой самородок…

Прекрасная рыжеволосая банесса Анфиса стала первым пережившим младенчество ребёнком мужчины. Необычайно крепкая и смышлёная девчонка, но по всей своей натуре вредная и с самых ранних лет. Она всегда интересовалась вещами интересными мальчикам, но Нерик солжёт, если скажет, что та не любила играть в куклы. Девушка росла и смотрела на мальчиков, и отцу даже приходилось оберегать её от лишних ухажёров. Ему была противна мысль, что та лишиться своей невинности не с мужем, и лишь сейчас бангед понимает: эта строгость, вероятно, была ошибкой.

Она росла, как прекрасная фиалка, и распустилась, но так долго её не срывали, что её стебель покрылся колючками, как у розы.

– Вспомнишь муху, вот и жужжит. Ха-ха! – Нерик заметил свою дочь по ту сторону лоджии. – Проголодалась же? Идём кушать.

Девушка, судя по всему, всё металась идти или нет, а своей шуткой папа лишь поспособствовал решению развернуться.

Поняв ошибку, мужчина изменил тон на тот, которым говорил с ней, когда та была совсем малюткой:

– Фися, иди к папе.

Она остановилась. Повернулась. Её взгляд выражал недовольство, но даже через него видна её любовь. «Фися» – как давно же отец не говорил так глупо.

Девушка подошла ко двери, как и Нерик.

Прежде чем отворить её, мужчина поднял руку и положил дочери на плечо.

– П-папа… ты чего? – Анфиса говорит очень нежно, даже слишком.

Видимо, мужчина сам не знал, как давно не говорил с дочкой тет-а-тет.

– Я люблю тебя и желаю для тебя всего лучшего, Фис. Мне очень жаль, что у нас есть конфликт. Правда.

– Тогда почему ты не уступишь?

– Из той же самой любви. Твоя мать носила тебя на руках сама, не доверяя служанкам и, не поверишь, мне. Она так хотела, чтобы ты жила, что не готова была дать кому-то другому. Я верю, что узы матери тебе необходимы так же, как воину оружие, Фиса. Дело даже не в политике.

– Я… не готова, пап. Я не хочу. Быть может, лет через сто…

Мужчина криво улыбнулся:

– Ты не проживёшь столько, дочь.

– Тогда пусть будет именно так. – она сама открыла дверь и вошла перед отцом. Наверное, лишь он услышал всхлип – то, как та сдержала свои слёзы.

По-мирному не удалось решить. Как отец Нерик не смог убедить дочь. Что ж, придётся вновь стать бангедом.

Он вошёл. Все встали.

Большой стол, а за ним уже сидят все, кто должен быть. По правую руку от бангедского стула восседает его совершеннолетний наследник Иван, по левую – жена Полина, дальше дети: трёхлетний Нерик-младший поближе к матери, напротив ещё не выдвинула стул Анфиса, и остальные в порядке старшинства; затем жена брата Нерика Мария; напротив старый заложник отца со своей женой и одним ребёнком, ставшие для Поселёвых полноценной частью семьи; далее банез Хлад – начальник стражи, он тоже взял отрока: маленькую дочурку. Гость Анфисы – Владимир из Барносков, он сидит напротив Нерика, рядом со своей старшей сестрой, двумя банезами и одним безродным дружинником, которого пустили за стол вопреки всем порядкам, чтобы чуть понизить градус напряжённости после всех выходок девушки. Слуги скрываются за арками галереи чуть в темноте, но готовые обслуживать гостей по высшему разряду, всем процессом руководит пфальцгед крепости банез Брений Колёв. За столом изящные столовые приборы и посуда, еда будет подана в процессе.

– Прошу прощения за опоздание, судари. Присаживайтесь.

Все сели, любимица бангеда Кранья – единственная котодевушка в замке – отодвинула ему стул, чтобы тот смог сесть. Также поступил другой слуга с Анфисой… вернее, хотел поступить.

Девушка демонстративно отодвинула сама, не дав ничего сделать юноше. Тот растерялся и шепнул ей на ушко. Хотя Нерик и не услышал, наверняка что-то вроде: «Я вас чем-то обидел?». Фиса ответила ему так же тихо и… да, она дала ему щелбан. Юноша улыбнулся и отошёл. Это определённо увидел Владимир, и, поняв всё, слуга быстро удалился под арку.

В обеденный зал поочерёдно стали заносить блюда: первым пошёл отличный суп из морской рыбы, которую так тяжело доставить свежей до гор и холмов. По обычаю наливают в горячие горшки, так он остаётся тёплым дольше.

Вино же, разумеется, разбавленное водой раз за разом подливается чашниками после каждого мало-мальски серьёзного глотка любого из тех, кто за столом, а дети, как и имеющая на счёт алкоголя предубеждения Анфиса, довольствуются компотом.

– Владимир, вы так мускулист. – отметил чуть запустивший себя Нерик. – Каким оружием вы владеете?

– Разным, ваше высокородие, но пуще всего мне близко ношение крупных секир.

Анфиса наконец-то посмотрела на бана. Вероятно, за тем тот и упомянул её любимое оружие. Хотя, возможно, сообщил правду.

– Думаю, вам известно, что и моя дочь, вопреки устоям, любит этот тип оружия.

– Ох, совсем нет. – юноша говорит довольно убедительно. – Очень впечатляет, как так вышло?

– Честно сказать, я не так внимателен к её увлечениям и не могу сказать наверняка. Анфиса, будь добра рассказать Владимиру о своей, так сказать, страсти.

Все затаили дыхание.

Девушка держит ложку и остужает суп:

– Не хочу. – она поглотила содержимое и будто надежды Нерика на нормальное развитие событий.

Владимир выдохнул:

– Я вам не мил. Почему?

– В том нет вашей вины. Боюсь, что, как выразился мой отец, моя страсть к оружию и битвам сильнее страсти к мужчинам.

– Страсть мимолётна, Анфиса. Но наши рода вечны. – отметил Владимир. – Как бы нам не хотелось, мы вынуждены идти на уступки. Я уверен, что подхожу вам. И если вы думаете, что обижу… не обижу.

– Меня «обижает» тот факт, что ваш язык касается зубов, десны и нёба и извергает столь просторечные формулировки. Ими, быть может, вы смогли бы пленить сердце деревенской доярки или чего-то подобного, с чем в силу статуса легко лишиться невинности, но меня, прошу, не смейте ими оскорблять.

– Фиса! – ещё не подали главное блюдо, но Нерик уже вне себя от злости.

Все вокруг поражены. Анфиса действительно перешла черту. Фривольные речи начинают войны, но Владимир всё ещё держит себя в руках.

Рыжие волосы, жёлтые глаза, чистое лицо, идеальная фигура – определённо это защищает девушку от многих последствий её высказываний, равно как и благородное происхождение.

Владимир тоже рыжеволосый, но по-другому. В отличие от Фисы, он конопат, у него есть веснушки, но несильно выраженные, но вот его голубые глаза ярче неба. Юноша, безусловно, красив и силён. Хотя и невысок.

Его род владеет замком в Лар-Пси, находящимся возле границы с Нар-Пси. В идеальном случае, лояльность дома Барносков может означать присоединения горы Каро́ндат в бангедство дома Поселёвых, а по меньшей мере обеспечить долгосрочный мир, почти на тех же условиях, на коих в своё время женился сам Нерик.

Тем временем суп был заменён на основное блюдо: целиком запечённый молодой дикий кабан. Бреник искусен в его нарезке, а потому лично подал каждому ту часть свинины, которая полагается по статусу.

Анфиса очень любит это мясо, а потому очень скоро попросила добавки, к чему, конечно, пфальцгед был более чем готов.

– Ваша дочь, несомненно, своевольна и неподвластна вашему слову. – подытожил «жених». – Она остра почти так же, каким был ваш меч, Нерий. Я наслышан о вашем достижении…

Анфиса не знает, ведь отец никогда не рассказывал ей историю, что могла бы возбудить ещё бо́льший интерес к битвам.

– Благодарю, Владимир. Но за этим столом я попросил бы вас не подымать подобные разговоры. – ответил Нерик.

– Какие такие разговоры, отец? – Фиса в замешательстве.

– Вы, верно, не чтите собственные заслуги, ваше высокородие. – заметил Владимир.

– Я хочу знать. – девушка впервые посмотрела на юношу взглядом отличным от безразличия.

– Боюсь, в отличие от вас, Анфиса, я уважаю слово вашего отца.

– Довольно колкостей. Если тебе есть, что сказать, говори.

Нерик смекнул:

– За этим столом, Владимир, не смейте. Но ежели даме хочется узнать, пусть та займёт соответствующее положение на ложе.

– Отец! – возмутилась девушка. – Ты меня держишь за свиноматку?! Или за рабыню?!

– Боюсь, что вам, сударыня, – начал юноша, – на обе роли вы ещё не обучены.

– Мерзавец! – девушка возмутилась, встала со стула, что упал тут же с лютым грохотом, а после потянулась к ножу и, протянув в сторону Владимира, принялась грозить: – Мужичок с ноготок, да как ты смеешь так обходиться с дамой? Я вызываю тебя на бой!

– Я так понимаю… на ножах? – усмехнулся Владимир.

– На… на секирах. Бреник, возратите мою секиру мне сейчас же! Уберите свинью, и мы устроим представление на потеху всем богам!

Все рассмеялись. Только дочь главы стражи прижалась к папе, испугавшись крика банессы.

– Я не шучу. – дождалась прекращения смеха Анфиса.

Владимир встал из-за стола.

– Господин, вы же не собираетесь… – удивился кто-то из свиты гостя.

– Анфиса из дома Поселёвых. Таким образом, вы предлагаете мне честную дуэль?

– Верно. – девушка сообразила. – И речь идёт не о просто схватке, а о пари. – она повернулась в сторону отца. – Глава моего дома Нерий, вы тоже участник нашей игры. Если побеждаю я, то будет по-моему.

Слуги, гости и домашние замерли. Опять они… взгляды.

– Выиграю я, – воодушевился юноша, – то ты моя до конца твоих дней. Всё так?

– Если победишь, – Фиса исключила такую возможность своей интонацией, – то да.

– Позвольте, ваше высокородие! Я не покалечу вашу точь, даю слово!

Нерик приоткрыл рот и приподнял язык, будучи готовым дать свой ответ. Поля не увидела движения уголков его рта и предупредила:

– Дорогой! Речь идёт о жизни твоей дочери. Хватит шуток…

– Мой господин, – пфальцгед тоже вмешался, – дуэль в такое время дня, я слышал, грозит чаще погибели обоим дуэлянтам. Тем более, в отличие от Владимира, Анфиса пила лишь компот. Прошу не совершать глупостей…

– Ваших советов я не спрашивал. – сурово ответил Нерик.

Он встал на ноги. За ним встали все остальные, их стулья очень грубо заскрипели.

– Именем молвангеда Бондара, – начал Нерик, – Анфиса Поселёва и Владимир Барноск, я разрешаю вашу дуэль. Как и было оговорено, победой девушка заслужит право самой выбирать жениха или вовсе не жениться за всю свою жизнь, а я, как её отец, никогда не вмешаюсь более; победой юноша заслужит её руку и сердце, она станет верной женой и будет во всём слушаться мужа, возляжет на ложе, подарит мне и моей жене внуков, если в то не вмешаются сами боги. – он тяжело выдохнул. – Прямо сейчас, пфальцгед, принесите им две одинаковые секиры и уберите еду со стола. Все присутствующие, вы будете свидетельствовать честность дуэли. Кто покинет стол или будет обездвижен и обезоружен, тот считается поражённым!

Стол был тут же освобождён.

Все встали на отдаление от него, а дуэлянты встали на него. Хотя поверхность немала, её нельзя назвать достаточной для боя, особенно на огромных секирах.

Девушке и юноше вручили их оружия. Это сделали стражники, значительные силы которых были привлечены для безопасного проведения схватки.

Получив секиру, рыжеволосая тут же приняла свою излюбленную стойку: она наклонила секиру так, чтобы та лежала на её ведущей левой руке. Юноша же поставил оружие ровно и поднял голову вверх, молясь богам, но после резко опустил голову и очень глубоко посмотрел на свою противницу.

– Анфиса, ты готова? – спросил Нерик.

– Да.

– Владимир?

– Более чем.

– Пусть боги помогут тому, на чьей стороне правда. Дуэль… – бангед выдержал паузу. – начать!

Стражники стучат своими копьями о землю, задавая ритм. Их никто не учил, не предупреждал… вероятно, то записано у них на костном мозге.

Анфиса вдохнула.

Её резкий удар, чуть не сбил юношу с ног, но он отбил своей секирой.

Девушка не дала тому и шанса контратаковать: как только лезвие коснулось поверхности стола, опираясь на оружие она ударила ногой по лицу Владимира, заставив того отступить почти на край стола.

Зрители закричали: «Да!»

Анфиса была бы готова столкнуть его, но юноша наконец-то нанёс свой первый удар, который ей пришлось резко заблокировать рукоятью, но девушка поняла, что это не её путь.

Последовали взаимные удары. Тени дуэлянтов красиво играют, оживляя гобелены, при свете свечей на стойках и люстре, что висит над столом.

Банесса предпочитала далее отпрыгивать и уворачиваться от сильных замахов, в то время как юноша блокирует её удары. Но это не значит, что она бьёт слабо: напротив, Владимир заметно устаёт, и ему не хватает скорости, чтобы уклоняться.

Он замешкался. Секира прошлась близко его довольно длинных волос, срезав значительную часть причёски и… уха, кусок которого рухнул на обеденный стол. Кровь потекла по его левой части лица, пока лёгкие волоски, как перья, очень медленно и воздушно осыпались с него.

Анфиса улыбнулась, но скоро пришла в себя:

– Ещё чуть-чуть и был бы мёртв! Сдавайся, это не шутки!

Бойцы остановились.

Владимир потёр раной по плечу и быстро посмотрел на количество крови. Оценив ущерб, он мужественно выдал:

– Не смей бить в половину силы. Руби, моя любовь! Руби!

А далее бросился на неё с бо́льшим боевым духом. Поранив, девушка открыла у юноши второе дыхание. Его замахи стали часты и точны. Владимир даже смог отвести её на середину стола, хотя весь бой вёлся на его половине.

Очень грубая схватка. Стол с каждой минутой шатается всё больше и больше, его доски с каждым шагом издают всё громче треск, который слышно несмотря на всю громкость дыханий бойцов.

Но в битве побеждает не всегда самый сильный, это Нерик усвоил ещё до того, как стал бангедом. Победа достаётся с хитростью. Настало время узнать это и его дочери.

Владимир поймал момент: когда девушка замахнулась, он прыгнул назад на край длинной доски, та поднялась вверх, Анфиса ударила по ней, а её оружие застряло и, когда тяжёлая двухметровая доска согнула рыжую вниз, юноша замахнулся. Девушка не растерялась: тут же подняла секиру вместе с доской, чтобы защититься, но план был в другом. Рыжеволосый резко поднялся по доске вверх, прыгнул и разрубил одним ударом верёвку, держащую люстру, и та с грохотом рухнула прямо на Анфису, прижав девушку и заточив в своих металлических переплетениях.

Банесса полностью обездвижена. Вся её дорогая одежда исцарапана, разорвана. Даже видна часть груди. Течёт кровь из неглубоких порезов. Она шокирована и очень расстроена, но всё равно пробует выбраться, нанося себе всё больше и больше ран и ссадин.

Юноша убрал часть свечей с люстры своим орудием, чтобы девушка не зажглась, а после поднёс секиру к её шее через прутья.

Находящаяся в обеденном зале стража разрозненно поздравила своими: «Да!», «Мужик!» и «Гений!» – молодого бана.

– Мерзавец! Бесчестно! – Анфиса принялась истерить.

– Ты обездвижена и обезоружена, я победил. Ха-ха-ха! – Владимир смеялся очень возбуждённо.

– Моё оружие… оно в моих руках… ты меня не обезоружил. Я не сдаюсь!

– Моя секира у твоей шеи…

– Пусть так, руби! Я лучше умру с честью, чем стану женой такого слабака!

– Ах ты… – юноша не знает, что предпринять.

Все зашуршали. Условия победы действительно не соблюдены.

– Передвинь с люстрой! – крикнул кто-то из стражников.

Наступила тишина. Каждый в комнате по-своему, но изменился в лице, ведь очевидно то, какая боль будет ждать девушку во время толкания такой тяжёлой люстры. Готовая умереть, она ни в коем случае не сдастся. Но тяжело даже представить, что ей сейчас придётся пережить.

– Не посмеешь… – Фиса заметила, как у Владимира проступили слёзы. – Не надо.

– Сдайся. Что ж ты за человек такой? – юноша очень расстроился и положил секиру на деревянный стол.

– Я… я не хочу… слышишь? Уступи, пожалуйста.

– Мне… я должен. Мой отец… мой род. – он взялся за люстру с той стороны, чтобы путь движения девушки и люстры был наиболее коротким…

– Не надо…

– Скажи: «сдаюсь». Слышишь? Как только скажешь, я перестану.

– Не скажу…

– Пусть помогут нам с тобой боги.

Владимир принялся толкать.

Металлическая конструкция, полная зубьев и прочего впилась в кожу Анфисе. Она попыталась терпеть, но с первым скрипом стола тут же закричала от лютой боли. Её одежда стала разрываться всё больше. Кровь полилась сильнее. Слёзы полились рекой.

– Нет! Папа! Помоги, папа! – девушка взывает о помощи.

Нерик смотрит. Он уже жалеет о своём слове.

С каждой секундой его дочь испытывает всё больше и больше страданий. Её честь посрамляется, ведь платье разрывается.

– Сдайся… пожалуйста. – крикнул Владимир. – Сдайся!

– Остановись. Остановись, слышишь? Стой! – Нерик вмешался.

Он поднялся на стол и сильно ударил кулаком расплакавшегося юношу. Только после этого люстра остановила движение.

– Вы… вы признаёте меня победителем? – понадеялся Владимир.

– Я не имею права… – Нерик подошёл к дочери. – Фися… хватит. Пожалуйста. Это того не стоит.

– Не выйду… не выйду. – всхлипывая промолвила девушка. – Моя секира, она у меня в руках!

– Ты уже проиграла. Сейчас он столкнёт тебя, и только богам известно, что от тебя останется. Хватит шуток.

– Нет… я не хочу…

– Что такое? Ну что такое?! Ты рождена банессой, пойми же наконец! Твои предки восходят к самим повстанцам Воигнева! Из долга Владимир причиняет тебе боль, из долга я разрубил в дуэли своего лучшего друга за право жениться на твоей матери! Пойми же наконец, какая на тебе ответственность! Ты носишь фамилию, а с ней и обязанности. Ты Поселёва! Ты Поселёва!

– К Молвангу…

– Что?

– К Молвангу твою фамилию, отец!

Наступила ужасная пауза…

Какое ужасное решение предстоит принять мужчине!

Он не допустит продолжение терзания своей родной дочери, но и не может в силу сотворённых им же правил дуэли признать её победу или победу Владимира. Ему ничего не остаётся иного:

– Я Нерий из Поселёвых, бангед Нар-Пси, за многочисленные противления моим решениям отчуждаю тебя от своего рода и лишаю всех титулов и фамилии. – он развернулся к Владимиру. – Отныне безродная; боюсь теперь она тебе не нужна.

Юноша упал на колени, закрыл ладошками окровавленное лицо и заныл полностью. К нему подбежала свита. Каждый попытался успокоить. Заплакала сильнее и Афниса, зарыдали многие из гостей и слуг, а Поля вовсе упала в обморок, но Нерик и его стража остались невозмутимы.

Эх. Как же ты сложна, жизнь бангеда горного Нар-Пси.

Глава 5. Привал у лампы

Сильная боль и тело горит. Но предательство пуще.

Однажды соседи пришли к родителям Гриши в гости. Семьи жили в одной каменице, но редко общались. В тот вечер он и познакомился с Марой.

Ему было шесть, а ей всего три года. Белокурая, полненькая и стеснительная. Она ничем не привлекала мальчика, который в свои юные годы уже умел мало-мальски колдовать. А эта девочка ничего не умела, кроме того, чтобы плакать.

Маря была напугана, равно как и её мать, чей муж в тот вечер их колотил. Папа Гриши пошёл разбираться с мужчиной, а мама стала ухаживать за женской частью дома Пятириковых.

Пока взрослые общались Грише было велено приглядеть за девочкой. С той самой поры мальчик не прекращал это делать.

Его ждало прекрасное будущее: маленького волшебника приняли на обучение в Академию Магов Старграда. В семь лет он стал учиться в школе при Академии, постигая азы базовых наук, а уже в восемь в его расписании занятий появились магические дисциплины. Так он проучился до шестнадцати лет, а сразу после юноша получил ранг волшебника. Через пять лет обучения в самой Академии, защитил кандидатскую диссертацию в области термомагии.

Но раз в два года он возвращался в Сафис на один квартал. В то время он и был рядом с той девочкой, которая с каждым годом становилась привлекательнее и интереснее. Гриша сам не заметил, когда же именно влюбился в неё. Привычка или ценность времени и общей памяти? Ему не было понятно, но он точно знал, что с ней ему лучше, чем с кем бы-то ни было другим.

Они вместе играли, гуляли и доверяли друг другу. Он учил её наукам, хотя ей и не давалась магия. Вероятно, благодаря Маре он понял, что хочет быть преподавателем, а потому завершил своё обучение в статусе мастера.

Четыре года Гриша и Маря были неразлучны. Он помогал ей чем только мог, поддерживал и приглядывал. Девушке было тяжело пережить и смерть матери, и тот факт, что она из-за каких-то неизвестных Грише обстоятельств не могла найти себе работу лучше, чем быть палачом.

Мужчина учил детей банезов и банов магии, готовя многих к поступлению в Академию или просто обучая тех нескольким заклинаниям. В конце концов, разница между родовитыми и безродными именно в возможности колдовать, хотя и так много таких представителей домов, которым это не даётся или неинтересно.

Гриша даже смог возыметь капитал. На его деньги была открыта кузня и так удачно, ведь с кризисом в Гайдании возник и спрос.

Жизнь выстроилась в приятную картину, но боги жестоки.

Девушка рассказывала ему об Ордене Звездоносцев. Говорила Грише, что является костяной, и делилась с ним полезными сведеньями. Он один раз признался ей в том, что в середине своего обучения в Академии совершил некоторое преступление.

Кто ж мог подумать, что та, кого он знает почти с рождения, посмеет предать его?

Сильный удар чем-то тупым по голове разбудил Григория. Сквозь плотную ткань надетого на лицо мешка ничего не видно.

– Проснись, преступник! – слышен громко неизвестный южный мужской голос. – Или ещё раз ударить?

– П-прошу, хватит… – Гриша ответил.

– О, ты не спишь!

– Что вам нужно?

– Ты совершил преступление, но не без связей с врагом государя Петиром Трибой.

– Триба вёл лекции моей группе на различных дисциплинах. Больше этого мне нечего сказать.

– Да ну?! А многие ли студенты знают про Шабония Шалония?

– Кого?

– Шакония Шикания…

– Вы смеётесь?

– А-а-а… как его?..

– Шанарий Шерпов.

– О, того самого!

– Поверить не могу… я умру от рук такого безграмотного быдла…

– Эй, я весьма добр к тебе. Твои когти ещё на пальцах, клейма нет и так далее. Мне велено тебя лишь разговорить, а дальше подойдёт другой звездоносец.

– Всё, что мне известно о Петире Трибе, уже наверняка есть в ваших документах….

– Григорий. Почему тогда в наших документах имя Шанария появилось только вчера? Более того, нет ни одной такой бумажки ни у нас, ни в Академии, что содержит упоминание об этом маге?

– Я уничтожил.

– Ты? Один?..

– Верно.

– И только из убеждений?

– Да.

Допрашивающий коснулся руки Григория, привязанной плотно к не самому комфортному стулу, а после провёл чем-то металлическим и холодным по кисти.

– Ч-что это? – Гриша стал догадываться. – Нет! Стойте! Я же не лгу!

– Правдоподобно не звучит. А мне надо именно правдоподобно… ещё раз попробуй сказать. Давай.

– Я уничтожил все документы, упоминающие Шерпова. Все, что были в архиве Академии. Доступ к ней был предоставлен Петиром Трибой, я был способным, а он весьма своевольным преподавателем.

– Триба знает о магии управления памятью?

– Не могу сказать точно, но, скорее всего, да.

– Кто ещё знает?

– Я очень надеюсь, что, кроме нас с ним, никто.

– Какие у вас с ним были отношения?

– Я студент, он преподаватель. Пару раз пили вместе, тогда же он мне и рассказал о Шерпове. Мне тогда нужна была тема на диссертацию, поэтому Триба предложил именно его почитать.

– Вопреки запретам и государственной тайне?

– Повторюсь, Триба был своеволен. Тогда ещё не враг, а главный друг геда, он мог делать всё, что захочет. Именно такая беспечность насчёт этого человека и начала ужасные события в Гайдании.

– Зачем Петир поднял армию мёртвых?

– Он стал новым Молвангом. Я полагаю, это тешит его самолюбие. Учитывая, сколько времени Триба был вторым номером в государстве, думаю, что речь идёт ещё об и властолюбии.

– Ты хочешь сказать, что таким образом он пытается заполучить цепь златую?

– Уверен.

– Оу, тогда же, когда он получит своё, ты обретёшь ранг бангеда, да?!

– Что?

– Пособник и главный соратник!

– Нет, я…

Мужчина схватил палец цесбана, а после потянул своими плоскогубцами, ломая и вырывая ноготь указательного пальца. Григорий кричал, просил о помощи, но пытка слишком была нужна этому мерзавцу.

Раз за разом задавались одни и те же вопросы, давались примерно те же ответы, но ничто не угождало кли́нку.

Бедняга Гриша испытывался им на прочность: ногти и пальцы рук и ног, небольшие прутики раскалённого металла били по всему его оголённому торсу. После некие болты сильно были вкручены прямо в кисти и сильно проворачивались с каждым неправильным, по мнению мучителя, ответом.