скачать книгу бесплатно
Наследники Белого слона
Наталья Николаевна Землянская
Она немного не в себе, и часто прячется от житейских неурядиц в выдуманном мире. Но реальность неумолима: из-за махинаций вокруг фармацевтической фирмы, где она работает, её начинает преследовать неведомый убийца. Спасая свою настоящую жизнь, она вынуждена заняться расследованием, в котором действительность переплетена с вымыслом.
Он ищет пропавшего мертвеца – на кону огромные деньги! – и заодно пытается раскрыть убийство многолетней давности.
Однажды они встретятся…
Наталья Землянская
Наследники Белого слона
Часть 1
Под подушкой у меня живет Дрипс, а моя нижняя соседка – ведьма. Не по характеру, а по образу жизни… Не знаю, получится ли у меня рассказать эту историю внятно, – мысли так путаются!– я вообще очень рассеянная.
Как-то в воскресенье, ближе к середине дня, зазвонил домашний телефон и Дрипс схватил трубку. Он был голоден и сделал это нарочно, опасаясь, что я заболтаюсь надолго.
– Это Б.Б… – сказала трубка. То есть мой начальник.
Контора у нас небольшая и, соответственно, все на дружеской ноге, по крайней мере, когда глаза в глаза. Дрипс тоже вежливо так чего-то ответил, и трубка спросила, где я и что.
– Она на кухне, – сухо ответствовал Дрипс, – играется кастрюльками. Может, из этого даже получится обед… – меланхолично добавил он.
Дрипс не верит в мои кулинарные способности. Трубка уже была чем-то взволнована и потому окончательно растерялась:
– Она что, не может подойти?
– Нет! – решительно отрезал непрошеный секретарь. – Обед – это святое.
– А кто это говорит? – рассердился Б.Б.
– Автоответчик… – безмятежно заявил Дрипс и перекусил провод.
Не знаю – тупой он или просто плохо воспитан, но каждый его телефонный диалог кончается одним и тем же. Дрипс – вообще сплошные убытки, но без него было бы скучно. Я, честно говоря, как-то проворонила точный момент его появления в своей жизни: он просто завёлся сам по себе. Смутно подозреваю, что он был у меня и раньше, может быть, ещё в детстве, только тогда я не знала, что он – настоящий.
Разделавшись с телефоном, Дрипс пришлёпал ко мне, вскарабкался на стол и уселся на краешек тарелки с зачатками будущего салата. Мне было некогда: вечером намечался ужин на двоих – и чёрт меня дернул устроить это у себя, лучше бы напросилась в кабачок! Словом, должен был прийти Серж, и нужно было подготовиться.
– Убери свой зад из салатницы! – приказала я.
– Мне нужна бумага и ручка, – деловито заявил он, не двигаясь с места, но после тычка ложкой перебрался в чашку. Сел на краюшек и сунул в кофе ноги.
– Я тебя стирать не буду! – сурово предупредила я.
– Куда денешься! – благодушно отозвался нахал, и стал прихлёбывать чёрную жидкость, пока не показались его стоптанные ботинки. – А обувочка-то у меня – не фонтан! – задумчиво протянул он, задирая ноги на край чашки. – Э-эх, бесприглядный я…
– И бумагу не дам!
Тогда он начал противно канючить, – как всегда, – пришлось выдать требуемое, а в наказание я запихнула его на полку с цветами. Продолжая свои труды, я слышала, как он там пыхтит и сопит; потом эта мелочь сообщила:
– Тут места больше нет на листе…
Но я была сердита из-за кофе – вари-ка теперь новый! – и посоветовала:
– Пиши на пузе.
Он ещё посопел, и говорит:
– Неудобно…
– Что?
– Неудобно на пузе! Да и как оно в конверт потом влезет?
Оказывается, он сочинял письмо своей милашке, та как раз была в отъезде, – но про неё я ещё расскажу отдельно. Потом обнаружился перегрызенный провод – и я нудно ругалась, а Дрипс скучал и жевал цветок. Я бухтела долго – всё время, пока искала скотч, и занималась починкой, и Дрипс успел сгрызть один бок у цветочного горшка и, конечно, рассыпал землю. Позвонила Сержу, напросилась на встречу в нейтральном месте, съели с Дрипсом неоконченный салат, – и остаток дня прошел спокойно. А когда я достала приготовленное на вечер платье – миленькое такое, очень сексапильное и очень дорогое, – Дрипс неожиданно всполошился:
– И ты вот в этих верёвочках собралась в люди?!.
Почему он вдруг стал таким ревнителем нравственности, я поняла, когда обнаружила, что в платьице прожевана большая дыра.
– Знаешь, – виновато пытался объяснить негодяй, удирая по занавеске в открытую форточку, – у этой синтетики довольно приятный вкус…
Этого я понять не смогла, и вечер был испорчен так же, как и платье. C расстройства снова позвонила Сержу и отменила встречу. Потом, пригрозив Дрипсу сделать с ним что-нибудь ужасное, натянула джинсы и свитер, и отправилась в кафе на встречу с Б.Б, который сумел-таки дозвониться: что-то в голосе его было странное…
***
Кафешка, где мы уговорились встретиться, расположена в том же доме, где я живу. Но я всё равно умудрилась опоздать минут на двадцать – это моя норма. Правда, у меня есть оправдание: примерно с год назад я попала в аварию, и с тех пор ещё неважно хожу, а костылями стараюсь не пользоваться.
Б.Б торчал у входа, явно нервничая: глаза за стеклами очков – шальные, морда вспотевшая. Схватил меня за руку и чуть ли не ползком потащил между столиками. Успокоился он, только оказавшись в затемнённом углу.
– Что такое? – спросила я. – Твой банкир сбежал в Бразилию или контору накрыла налоговая? Между прочим, из-за тебя я пропускаю свидание и недополучу свою порцию гормонов радости, и потому буду завтра, а может, и послезавтра! – злая и нервная…
Но он продолжал таращиться куда-то в сторону и, казалось, не слышал. Потом взглянул как-то странно и испуганно, мне даже стало жаль его: такой приятный, большой, импозантный мужик, – и такой испуганный взгляд! – и говорит:
– Посмотри, вон там… видишь девушку? – и тычет пальцем.
Я посмотрела. Там, куда он показывал, была целая россыпь девиц, этакий герл – Клондайк.
– Которая? – спрашиваю.
– В чёрном, – говорит, – и длинные светлые волосы…
Сколько я не пялилась, подобного экземпляра не заметила. Он вздрогнул, сквозь его очки сочилась неподдельная тревога:
– Не видишь её?..
Я честно напряглась снова – и вдруг увидела: там и вправду была такая женщина. Это длилось несколько секунд – точно вспышка, а потом она исчезла. И вот, что интересно: я тут же забыла её лицо, запомнила лишь, что она молода и очень красива. Обычно я часто что-нибудь забываю – нечаянно или нарочно, особенно неприятные моменты, – это, знаете ли, лучшее средство от стресса. Но не так быстро.
– Так ты её все-таки увидела? – взвился Б.Б. и я не могла понять, рад ли он этому.
– Какие-то проблемы? – поинтересовалась я осторожно, а он промычал в ответ что-то невразумительное. Я поняла только, что с ним произошло нечто такое, «во что я ни за что не поверю!..»
Ха!.. Если бы он знал о Дрипсе и обо всём остальном, он бы понял, что уж меня-то удивить трудно! Интуитивно, однако, он всегда подозревал, что я немного не от мира сего. Да, он так и сказал:
– Мне обязательно нужно этим с кем-нибудь поделиться, но ты же понимаешь – ни Амалия, ни Соня, ни ребята для этого не годятся…
Это я хорошо понимала.
– Я… Только не сегодня… Как-нибудь потом я тебе кое-что расскажу, – бормотал он и беспрестанно вытирал лицо носовым платком.
Между прочим, я давно приметила, что с некоторых пор он не в своей тарелке – с того самого времени, как купил новый дом. Он еще хвалился, что взял его задёшево. Видать, чересчур много сэкономил, и это ударило ему в голову.
Мы заговорили о работе – после аварии, госпиталя и реабилитационного курса я, в основном, работаю дома, и, конечно, иногда у нас с Б.Б. возникают кое-какие вопросы, которые не решить по телефону. Но я все время почему-то ощущала, что он хотел бы поговорить вовсе не о делах. Может, о той девице?
Потом он заказал мне ликёр и кучу пирожных, себе – виски, мы стали трепаться о вещах совершенно посторонних, но я видела, что он напряжён и мысли его далеко. Из-за этого я опять так и не решилась сообщить ему о том, что у меня при несколько необычных обстоятельствах безвозвратно погибли важные служебные документы.
Где-то через часок мы попрощались и разошлись по домам.
Вернувшись, я зажгла свет в гостиной и обнаружила Сержа. У него были ключи от моей квартиры. При иных обстоятельствах я была бы рада, но…
Он лежал на полу у дивана, и ковер вокруг его головы и светлые волосы пропитались кровью, потому что кто-то проткнул ему шею осколком бутылки.
Какое-то время я просто не хотела верить увиденному. Потом меня затопила ледяная волна – не страха, нет… Я не знаю, каким человеческим словом назвать то, что я чувствовала.
Помню, я закричала… Негнущиеся пальцы давили кнопки телефона…
Полиция, соседи, "скорая"…
***
Дело поручили детективу Шедлингу. "Я буду копать!" – пообещал он многозначительно. Ну, пусть себе копает, – вряд ли мне станет легче. Внутри словно перегорело что-то, и Сержа он не вернёт.
Я взяла отпуск на неделю и целыми днями оцепенело валялась на диване, а рядом сочувственно пыхтел Дрипс.
– Ты что-нибудь видел? – спросила я его.
– Нет, – ответил он, – я был в магазине игрушек.
Он часто воровал игрушки и прочие понравившиеся вещи. Я поначалу ругалась, а потом махнула рукой: не смогла ему объяснить, почему нельзя этого делать, – трудно втолковать нормы человеческой морали существу иного порядка: до него просто не доходило.
– У меня ведь нет денег, чтобы поменяться, – наивно заявлял он.
– Но ты же можешь попросить их у меня!
– Зачем? – удивлялся он. – Когда я и так могу взять всё, что захочу?
На этот раз он стащил роскошный заводной автомобиль. Игрушка работала от двух небольших батареек, но батарейки Дрипс съел, и авто бегало просто так, само по себе. Пытаясь меня утешить, он переключился на консервы: таскал мне икру, банки с тунцом, сардины, еще что-то, но есть мне не хотелось…
А потом вдруг зазвонил Будильник.
Это случилось в день после похорон.
Боже! Я думала, что этого больше никогда не будет! Этот звук словно вытащил меня из могилы, куда опустили гроб с телом близкого. Глотая слезы, я поспешно оделась, накинула плащ и шляпу, и бросилась вниз по лестнице. Тёмно-вишневая Карета с позолоченным узором на дверцах ждала у входа. Огромные, почти чёрные Кони нетерпеливо высекали из мостовой золотые брызги. Лакей в ливрее цвета переспелой вишни сидел на козлах и, как обычно, не удостоил меня даже взглядом. Отчего-то я всегда неуютно чувствую себя рядом с ним: мне кажется, что это кто-то, кто всё обо мне знает, всё плохое… Я торопливо приоткрыла дверцу и юркнула внутрь, и в тот же миг Кони сорвались с места, огни за окном слились в цветные полосы и пропали в ночи…
***
…Я шла по влажной осенней аллее, еле-еле моросил тёплый редкий дождик, в просветы рваного неба проглядывало солнце. Вдали темнело море. Я с наслаждением вдыхала свежий морской воздух, – он действовал как хорошее шампанское: всё будет хорошо, печали призрачны, и всё мирское – суета.
День был тихий и пасмурный, но не грустный. Он наполнял душу покоем. Под ногами шуршали листья, из окон доносились приглушённые голоса, иногда – смех или музыка. Рождающиеся звуки вплетались в тихую мелодию осеннего города, и ветерок тут же подхватывал и уносил их прочь вместе с опавшей листвой.
Рассеянно глядя по сторонам, я испытывала радость узнавания, как это бывает, когда возвращаешься в близкие сердцу места, где не был целую вечность. Возвращаешься, и оживают все твои редкие сны о былом, и кажется, будто и не было долгих лет, что провел вдали, и тихие волны смывают ил и грязь, что оседают на дне души просто потому, что приходится жить. Жить в мире, придуманном людьми. Я не знала, что это за город – город детства, или город, где хотелось бы жить. Это было и неважно.
На углу, там, где кончалась аллея, устремил ввысь острые шпили Собор. Проглянувшее сквозь серое небо солнце золотило цветные стекла витражей. Кажется, в прошлый раз здесь стоял белоснежный храм – светлая память погибшей Византии, а вот теперь – готическая громада, торжественная и чуть суровая, и проплывающие облака цеплялись за её вершины. Но детали здесь тоже не имели значения.
Поднявшись по гранитным ступеням, я толкнула тяжёлую дверь. Полутёмная прохлада внутри встретила запахом горящих свечей, ладана и старых книг. На мозаичные плиты пола из высоких окон ложились дрожащие цветные пятна, в глубине негромко звучал орган, и высоко, под самым куполом, ворковали голуби. Я направилась туда, где трепетали огоньки свечей, зажгла ещё одну… Молитва моя была долгой. Потом кто-то сказал беззвучно: ступай с миром, Бог любит тебя! Он любит нас всех. Но как трудно об этом помнить!
За Собором лежала Набережная – уступы, одетые в белый мрамор и ракушечник. На этих уступах – разбросаны клумбы, горевшие яркими красками осенних цветов. Я спустилась к самому морю, туда, где обрывался мрамор, и волны омывали огромные чёрные камни, поросшие зелёными и коричневыми водорослями, оживавшими с каждым набегом волны. Однажды какой-то великан в припадке безумного веселья пошвырял эти глыбы в воду, и с тех пор они и жили в море, точно большие странные животные, – всегда безмолвные, всегда неподвижные, – и волны разбивались об их скользкие бока.
Я присела за один из стоявших на мокром мраморе столиков. Над головой проносились, пронзительно крича, большие чайки. Солнце спустилось ниже, и по беспокойному морю пролегла кипящая дорожка.
Рядом бесшумно возник официант, приветливо улыбнулся, и поставил передо мной бокал с янтарной жидкостью.
– Что это? – засмеявшись, спросила я. Он снова улыбнулся и исчез – он никогда не отвечал.
Справа выдавался в море высокий меловой мыс, на его вершине стоял маяк. Ночью он посылал проходящим кораблям красные и белые лучи. Из-за мыса показался белокрылый парусник… А вон за тем столиком у парапета я когда-то впервые увидела Морехода…
***
Я попала тогда в аварию – у моей машины вдруг отказали тормоза. И это не было простой роковой случайностью.
Накануне вечером я сидела дома, настроение ввиду нечаянной простуды было неважным: голова болит, нос заложен, в горле точно железной щеткой скребут, а на улице – жара!
Дрипс упал головой в банку со сгущенкой, да так и приклеился там, пока всё не слопал (как можно есть вверх ногами?) Я еле вытащила эту рыжую бестию обратно – раздувшееся брюшко мешало ему вылезти. Пришлось, конечно, отмывать его. Все время, пока я его полоскала, он прихлебывал из таза мыльную водичку.
– И откуда ты только взялся на мою голову, чудик? – устало поинтересовалась я.
Раньше я часто его пытала: кто он такой – гном, домовой, или ещё что-нибудь, но он с негодованием отвергал подобные измышления:
– Я – дитя асфальта и бензиновых паров! – гордо заявлял Дрипс.
Уж это точно: на прогулках он бросался к каждой останавливающейся машине и, подпрыгивая, с наслаждением вдыхал газ, идущий из выхлопной трубы. Один раз какая-то тачка дала назад и переехала его. У меня в тот момент чуть не случился инфаркт, а ему – хоть бы хны! Потом он ещё как-то раз до смерти перепугал меня: возвращаюсь домой, а он лежит неподвижно на дне наполненной ванны. Заснул, говорит.
Отвлекаюсь…
Так вот, выстирала я его, и повесила на форточке сушиться. Полюбовалась, как он чертыхается и дёргается, пытаясь освободиться. Смешной такой, похожий на маленькую тряпичную куклу: мордаха толстая, круглая – аж щёки по плечам; на голове – рыжий мягкий ёжик, и рыжая шёрстка полоской спускается от шеи по спине, и плавно переходит в короткий хвостик на манер кошачьего. Полюбовалась, и уползла к телеку, радуясь, что в кои-то веки посмотрю в тишине и покое, ибо у Дрипса только три состояния – есть, спать и таращиться в ящик. Но, к сожалению, спит он мало, а чавкать можно и на диване перед экраном. И вся-то беда в том, что больше пяти минут один канал он смотреть не может, а захватывать пульт дистанционки бесполезно – он переключает каналы мысленно.
Сижу я, значит, радуюсь. Дрипс на форточке любуется звездами. И вдруг он сообщает, так это между прочим:
– А старуха-то снизу – ведьма… Надо же! Не одна ты ненормальная…
