Гештальт

Когда-то давно, после школы, Лера хотела поступить в иняз и целый месяц ходила на курсы английского. Почему-то сейчас ей это вспомнилось. Future-in-the Past. Есть такое английское время – будущее в прошлом. Как это сейчас подходило к Лериной жизни, всё её будущее было в руках прошлого. Это прошлое, Past, как пасть разъярённого дикого животного, была разинута над ней, с клыков капала слюна, и отвратительно пахло внутренностями.

Как счастливы люди с розовым прошлым. Лера всегда им завидовала: они ходят на встречи выпускников, встречаются в ресторане, поздравляют с праздниками кучу народа, они не боятся жить, не боятся внезапных встреч, звонков на телефон с неизвестного номера. Как же здорово бывает раз в пять лет на очередной встрече сказать: «А ты помнишь?» И долго потом пересказывать, что было, перебивая, со смехом, друг друга, и слушать подробности, кто и как запомнил.

Лера была лишена такого счастья и всё из-за этого вот Костика, Константина Ивановича. Хотя, как посмотреть, и виноват ли в этом Костик, или она сама, Лера. Но ей, во всяком случае, казалось, что во всех её неудачах и страхах виноват именно Костя.

Давно уже Лере пришлось сменить несколько школ, уехать из родного городка, закончить институт, получить нелюбимую профессию, вернуться в свой городок и работать, мечтая никогда больше не встретить ни одноклассников, ни Костика. И вот теперь возник он в Лериной жизни, такой нужный и такой ненавидимый и избегаемый, что хотелось плакать от бессилия, повесить голову, как эти астры и георгины, и замёрзнуть навеки. Работа нужна. Десять лет Валерия Петровна работала в муниципалитете финансовым консультантом, но теперь пришёл новый начальник со своей командой и её «попросили». Приходится искать работу, где придётся. Но работа никак не находится, везде «свои», или «только взяли», или «вы нам не подходите», остался только вот этот шанс, который ей дала бывшая коллега, тайком засунув в сумочку листок бумаги с номером телефона. Сказала, что хозяин мужик нормальный, хорошо платит и ему сейчас просто позарез нужен толковый бухгалтер. Когда Лера, уже дома, развернула лист, ей захотелось бежать, упаковать чемодан и бежать из городка, не оглядываясь. Такой исход представлялся Лере единственно возможным и совсем невозможным одновременно. Единственно возможным – по совести, совсем невозможным – по финансам. Лера просто ненавидела слово «финансы». В детстве она хотела стать учительницей, но после происшествия с Костиком это стало невозможным. Так, по крайней мере, ей казалось. Прошлое могло внезапно всплыть, даже наверняка бы всплыло, и обнаружить Лерины тайны и грехи. Есть некоторые личности, которые, окончив школу, забывают про эти годы навсегда, мало ли с кем их сводила жизнь, чтобы они одиннадцать лет сидели в одном кабинете, в одной школе, ели в одной столовой, ходили на общие праздники. Эти личности потом не помнят имен и фамилий своих одноклассников и учителей, даже с трудом вспоминают номер школы, где они учились. Лера считала этих некоторых личностей счастливыми, потому что она так не могла. Вероятно, можно было прикинуться непомнящей, но Лера-то про себя знала, что всех она помнит и ничего не забыла.

Костик возник в юной Лериной жизни абсолютно случайно и благодаря тому, что родители купили компьютер.

Целый месяц Лера смотрела мультики и кино, раскладывала пасьянс, а потом родители провели интернет. Мама сказала, что в интернете много всякого хлама и интернетом можно пользоваться только с разрешения, заходить на проверенные сайты. Сайты, может, и были проверенными, но реклама тогда, в начале 2000-х, была везде и вылезала буквально из-за любого закоулка: груди, попы, высунутые языки и недвусмысленные телодвижения голых людей. Лере не то чтобы это всё нравилось, но вызывало интерес. После школы, когда родителей не было дома, она просмотрела все недетские сайты, несколько порнофильмов и пришла к выводу, что, если хочешь любви, надо вести себя, как эти тётки. Конечно, вести себя так сексуально в обычной жизни Лере бы никто не позволил, и она зарегистрировалась в одной известной социальной сети. Общаться виртуально Лере не очень хотелось, она мечтала завести себе парня, чтобы можно было с ним ходить гулять, обниматься и целоваться в губы, показывать завистливым подружкам, чтобы он дарил цветы и водил в кофейню, а ещё читал стихи и каждый вечер шептал в телефонную трубку: «Спокойной ночи, любимая!» Ну, а когда-нибудь потом можно бы было и сексом заняться, если уж очень будет хотеться. Для осуществления своих замыслов требовалось малое, привлечь кого-нибудь симпатичного к общению. Прошла неделя, но подходящий кандидат никак не находился.

Лерины воспоминания были нарушены телефонным звонком, звонила та самая коллега, которая наградила Леру Костиными координатами. Пока Лера держала в руке жужжащий телефон, размышляя, стоит ли отвечать, вызовы перестали поступать. Это сломало последнюю Лерину уверенность в своей особенности и необходимости, надо было попытаться уцепиться за соломинку. Костик уже мог и забыть про свои школьные годы и вообще не придавать никакого значения тому давнему происшествию. Лера набрала номер Костиной конторы. Долго не отвечали, а потом – молодой женский голос.

– Алло?

– Здравствуйте. Я Валерия Петровна Кубасова, бухгалтер. Я бы хотела поговорить с Константином Ивановичем.

– Здравствуйте. Его сейчас нет, но мы вас ждем завтра в 11 часов, мы очень заинтересованы, чтобы вы работали у нас. Записывайте адрес.

– Да-да, секунду. Я достану блокнот.

Пока Лера торопливо, карандашом, коряво записывала адрес, спутанные мысли и обрывки фраз метались в её испуганной красивой голове. «Очень заинтересованы! Очень ждём! Офис на дорогом месте центральной улицы. Не бедствует».

Тогда, много лет назад, Лера тоже недолго размышляла. Она стала заходить на страницы всех парней, что жили в её городке, пока не нашла Костину страницу. У него была красивая фотография и романтическая запись: «Ищу тебя!» Лера несколько раз моргнула длинными красивыми ресницами и написала: «Хочешь меня?» И отправила ему свою фотографию в полный рост. «А сделай фотку, где ты голенькая?» – быстро пришёл ответ. Лера ещё раз моргнула и ответила: «Хорошо». И стала думать. Одно было смотреть порнографию, а другое – в ней участвовать. Но очень уж хотелось завести парня, а все парни ценят секс и сексуальные фигуры, больше их ничего не интересует. И тогда, и сейчас Лера думала одинаково, подростка и зрелую женщину опыт и знания не разделяли. Но тогда ещё была надежда, что её оценят, а сейчас надежды почти не осталось.

Лера достала фотоглаз, как называл его папа, и прицепила к полке. Лера решила сфотографировать свою грудь. Но голая грудь на фотографии вышла как цыплячья грудка, плоская и несексуальная, неспособная привлечь красивого парня. Тогда Лера достала из шкафа красный мамин бюстгальтер, подложила в него ваты и надела. Получилось неплохо. Отправила Косте и стала ждать ответа. Костик что-то медлил. Ответ пришел через сутки: «Красивая грудь! Но я же просил, чтобы голая была, и не только грудь, а вся целиком и ноги раздвинуть не забудь!»

И тут Леру понесло.

Она решила не делать фото, а сразу – видео. Сняв с себя одежду, накрасив губы и глаза, Лера ощущала себя необыкновенно красивой и желанной. Она медленно прошла мимо камеры, крупно демонстрируя ягодицы, прилегла на диван раздвинула ноги и положила между них холодный желтый банан из холодильника, было не очень приятно, но возбуждало чертовски. Полежав так немного, она перевернулась на живот, постояла рачком прямо в глаз камеры и, напоследок, поцеловала и лизнула объектив. Дело было сделано, и файл немедленно отправился к Костику. Лера не сомневалась, что теперь-то ему всё понравится. Ответ пришел быстро, Костику всё очень понравилось: «Хочу тебя!»

Костик назначил Лере свидание, но на него не пришел. Лера ждала своего друга целых два часа на автобусной остановке, но всё было зря. Вечером от Костика пришло сообщение: «Лерочка, извини, что не пришёл. Хочу тебя… Хочу тебя попросить принести мне тысячу рублей до пятницы, иначе все твои друзья, знакомые и одноклассники узнают, какая ты без одежды».

Лера плакала долго, читая сообщение вновь и вновь. Она впервые столкнулась с таким вероломством. Оказывается, мужчинам вовсе не её прекрасное тело нужно, а деньги. Как водится, таких денег у Леры не было. На обед в школе родители выдавали пятьдесят рублей и ещё двадцать на маршрутку, итого 70 в день и 350 в неделю. До пятницы тысячу отложить было нереально. Где хранят деньги родители, Лера не знала. Пришлось честно написать мальчику, что таких денег у неё нет. Он не настаивал, только ответил: «Не хочешь – не надо». И всё, вроде бы, успокоилось. Лера продолжала ходить в школу, как обычно.

Только через месяц начались последствия. Лера пришла в школу и в гардеробе встретила одноклассницу, которая вместо приветствия прошипела: «Как твои дела, звезда порносайтов?» Боже! Все оборачивались ей вслед, что-то шептали, смеялись. Лера поняла, что Костик выполнил свою угрозу. Что было потом, Лера плохо помнила, её вызывали к разным психологам, приводили печального Костика, кстати, в отличие от интернета, он не был красив, даже просто приятен не был, прыщавый, худой. Мама плакала, папа ушёл из дома, громко хлопнув дверью. Лера две недели не ходила в школу, сказала маме: «Переводи меня в другую, или давай уедем отсюда». Мама её перевела, но дурная слава преследовала Леру. Пришлось пройти все школы городка и потом уехать доучиваться к бабушке в кубанское село, это очень далеко, и Леру там никто не знал.

С тех пор Лера не верила мужчинам. И всё шло не так, как хотелось.

А теперь жизнь сталкивала Леру с Костиком опять, и опять весьма жестоко. Хотелось не плакать, выть. Выть о безысходности и возмездии, случайности и предназначении. Лера всё-таки закурила, отвернувшись от всего мира, выпуская носом дым, любуясь, как дым её сигареты смешивается с солёным дымом осенней листвы и сухой картофельной ботвы. Вот если бы она, Лера, могла так раствориться, как сигаретный дым, смешавшись с толпой, став молекулой.

Лера надела перчатки на свои красивые руки и встала со скамейки. Что уж теперь сидеть, надо продолжать движение. Зайти в супермаркет, купить корм собаке и себе кефиру. Коньяк? Нет, завтра нужна свежая голова. Хотелось понять, помнит ли Константин Иванович, что был когда-то Костиком, помнит ли, что Валерия Петровна была когда-то Лерой.

Старуха у супермаркета просила милостыню, Лера никогда не подавала, но сегодня подошла и вложила в сухонькую ладонь сто рублей. Старуха ухватила Леру за карман: «Не осуждай! Не осуждай! Чести к коже не пришьешь, коли нет». Лера остолбенела, она с ужасом всматривалась в старушечье лицо. Неужели старуха знает что-то? За спиной засмеялись: «Она была социальным педагогом в твоей школе». За Лериной спиной стоял и улыбался Былков Константин Иванович, на свиданье он принёс букет алых роз и своё запоздалое извинение.

Матвей

Солнце ещё не село, а только спряталось за крыши домов напротив. Только пыль от проезжающих машин висит в воздухе, на клумбах качаются какие-то непонятные цветы. Нет, они, конечно, понятные, какие-то там петуньи, львиные зевы и космеи, но пыльные и грязные, как и мы вечерние, их даже и не хочется рассматривать. Ветер дунет на них, но пыль не смахнет, и они бесконечно качают и качают своими пыльными головками. Кажется, вот этот порыв оторвёт им головки, уронит в пыль, а стебельки так и останутся качаться ритмично из стороны в сторону, будто им эти головки и не нужны были вовсе. Земля у ног цветов треснула и, как губы, лежит в кривой усмешке, ей, земле, и цветам, и мне, нам хочется пить…

Аптека в сером панельном доме на первом этаже. У этажа жёлтое помпезное двухэтажное здание, понты местных предпринимателей. Городским властям не хочется вкладывать деньги в благоустройство, а красоты и прибранности в городе очень хочется. Здесь-то и сходятся интересы городских толстосумов-бизнесменов и мэров. Одни разрешают витиеватую постройку где-то в центре города, хоть и не памятник культуры, а всё же культурный вид городу придаёт, облагораживает, а вторые им за это у постройки клумбочку, и с растительностью попышнее делают, или остановку общественного транспорта приютят, чугунную кованую скамеечку поставят. Вечерами чугунная лавочка пользуется популярностью у гуляющих и отдыхающих, и просто недошедших после работы домой.

Матвей сидел на скамеечке в одиночестве, расставив подле себя целую роту пивных бутылок: пустых, полупустых и даже полных. Пил изо всех одновременно, то из одной, то из другой, но бутылки не убывали, а только добавлялись. Редкие будущие пассажиры общественного транспорта старались на Матвея не смотреть, стыдно лезть в чужую жизнь, пусть и опустившегося человека, но в чужую. Матвей пил и смотрел на всех синими бессмысленными глазами, хлопал ресницами и припадал к спинке лавочки ссутуленной спиной, тёр ладонью коленку, поднося очередную бутылку к разбитому рту. Каждому новому ожидающему рыгал в спину, сопел и протяжно гудел: «А! А-а-а… А… Ак!» Затем брал в руку бутылку «Быка», пил двумя-тремя глотками, со звоном ставил куда-то вниз, сопел и тёр руками колени. Старухи во дворике напротив поглядывали на Матвея возмущённо, перешёптывались и в такт звякающим бутылкам качали головами. Они знали Матвея давно: знали, как родился, женился, сходил в армию, развёлся и снова женился, и снова развёлся и женился, а потом, уже не женясь и не разводясь, водил к себе женщин, на ночь, на три месяца или на дольше, как получится… Но больше всего они знали про то, как он пил… И обсуждали в подробностях, ибо более говорить было не о чем.

С первого взгляда, даже и не знаю, почему, Марина узнала Матвея. Хотя видела его на этой скамейке впервые, да и вообще видела, наверно, в третий раз в своей жизни. Познакомились они с ним лет десять назад. Впрочем, знакомством это тоже назвать трудно. Как-то в ресторане Марина с подругой сидели и пили пиво, или ели мороженое, или так сидели и болтали. Был вечер, а вечером в ресторане все танцуют. Ну, или почти все. Он подошел к Марине, склонился над стулом и вытянул руку вперед, показывая, что хочет с ней танцевать. Танцевать Марина никогда не отказывалась, ведь это ни к чему не обязывает, не все любят танцевать, а Марина любит. И некоторые тоже любят, короче, они двинулись в танце, мягко, ноги у кавалера уже плохо сгибались.

– А ты танцуешь,– сказал он с удивлением и остановил взгляд на её груди.

– А чё сисек нет? Хоть бы чего подложила или вверх подняла, знаешь, такие балконы есть, – и он показал руками неопределенное движение вверх. – Поднимают и ничего смотрится.

Он захрюкал и мокрым носом уткнулся в её небогатую грудь и хрипло зашипел:

– Пойдем ко мне, а? У меня вино есть, и эти… Я их не люблю, но для тебя купил. Тебе понравятся… Эти… Клеветки и устрицы…

– Пойдем уже! – подруга дернула Марину грубо за юбку.

– Сколько можно его сопли собирать, смотреть противно.

И подруги вышли из ресторана.

Луна была полной и висела аккурат над автомобильной трассой. Марина тоже чувствовала себя полной… полной дурой. Подружка продолжала что-то недовольным громким голосом ей выговаривать:

– Нашла с кем танцевать, говорила же тебе, нормальных мужиков пошли снимать, а ты со всяким мужичьём пьяным обнимаешься, да кто на тебя после него посмотрит. И себе вечер испортила, и мне, нашла тоже кого…

Подруги стояли лицом к этой полной луне, и она светила им в лицо, и было похоже, что это и не луна вовсе, а какой-то мистический летающий корабль, сейчас отворится дверь-люк и некто, в фосфорицирующем скафандре, поведёт их внутрь. Пришельцы в городе!!! Но дверь не отворилась, а со скрипом раскрылась пышущая пасть ресторана и подругам под ноги упал мертвецки пьяный Матвей. Это Марина уже наутро узнала, что его зовут Матвеем.

– Опа! – подруга звонко хлопнула себя по коленке, коленка была холодная, и звук получился смачным и резким. – Вот и друг твой, танец продолжить хочет.

Она повернулась на каблуках и ушла навстречу полной луне. Марина посмотрела ей вслед, на её черную, резко очерченную на фоне полной луны фигуру и подумала, что все мы полные. Я – полная дура, она – просто полная, оттого злая и без мужа, а луна полная, как назло.

Матвей лежал у ног Марины и держал её за щиколотку.

– Пошли домой? – сказала Марина ему.

– Пшли! – сказал он ей и чему-то улыбнулся. – У меня для тебя есть вино и клеветки, и устрицы.

– Надо говорить креветки! – зачем-то поправила его Марина.

Он только улыбнулся. Было на взгляд ему лет 40, если сделать скидку на пьяное состояние и сделать поправку, лет на 35-45.

– Ты где живёшь?

– Там! – И он неопределённо махнул рукой, будто опять приглашал Марину танцевать.

– Тогда – веди! – со смехом приказала Марина ему.

И они пошли. На удивление, для пьяного и только что валявшегося на асфальте, он шёл быстро и уверенно, так, что Марине даже пришлось ускорить шаг.

Тогда они спали вместе на его двухместном диване, накрывшись колючим узбекским покрывалом. Его рука лежала на её пупке, с лицом в подушке он страшно, подвывающе храпел. Марине хотелось его перевернуть, но было страшно, что он проснётся. Ушла она, чуть стало светать, по сумраку и мокрой от утреннего дождя и тумана дороге. Натужно гудели поезда на сортировочной станции, колготки отсырели в росе, и Марине очень хотелось холодного лимонада и какую-нибудь зашибенную сигаретку.

Тогда впервые она провела ночь без сна, без секса, в постели незнакомого мужчины, наверно, она, как мать спящего хворающего младенца, совершала подвиг во имя человеколюбия и человекобезопасности.

Этот случай Марина помнила всегда. И, когда во второй раз увидела Матвея, сразу вспомнила его, и какой она была полной дурой. Случилось это года через два после первой их встречи. Зимой темнеет рано, всем известная истина. Марина в темноте добиралась домой после работы. Автобусы шли плохо, она замёрзла и тёрла щёки варежкой. На противоположной стороне дороги какой-то мужчина тоже долго ждал автобуса, напряжённо вглядываясь в темноту и поворачивая голову из стороны в сторону. Марина ещё подумала, что вот, мол, она не одна зимой в темноте добирается домой с работы и ждёт транспорт.

Не успела она подумать, как мужская фигура с противоположной остановки стала быстро приближаться к ней. Марина испугалась.

Фигура уже почти приблизилась и громко крикнула «ЧЁ?»

– Чё ты меня зовешь? – завёл он разговор, пытаясь разглядеть её в темноте.

– Я вас не зову, – испуганным голосом промямлила Марина.

– А чё машешь?

– Ничего я не машу!

Марина начинала взвинчиваться.

– Ну, лицо руками трёшь, что ли? А я думаю, зачем ты меня зовешь?

Подошёл спасительный автобус, и Марина, ловко повиснув на цыпочках на верхней ступеньке, почти ввалилась в пустой салон.

– Поехали! – почти выдохнула она водителю. И он, быстро оценив ситуацию, закрыл дверцы.

Матвей остался на холодной зловещей остановке. Марина узнала его.

Кто думал, что на этом вторая встреча завершилась, очень ошибся. Как ошиблась и Марина, думая, что избавилась от маньяка с автобусной остановки. Странным кажется поведение некоторых, но это только в том случае, если вам не известны его мотивы. Мотивы Матвея были неизвестны. Но он стал преследовать Марину на следующем за первым маршрутном такси и, когда Марина вышла из своего транспорта и делала пересадку, увидела, нет, услышала, как кто-то истошно кричит за её спиной: «Эй! Девка! Девка!» Матвей бежал по скользкому асфальту, непонятно, каким образом, но умудряясь ловко лавировать между телами и огнями проезжающих машин. Он бежал за Мариной. Если бы не его сумка, висевшая на боку, она значительно сбавляла его скорость и ловкость, он бы догнал её. Марина не видела погони и не торопилась. Что-то надо было делать, встреча с ним обещала что-то непонятное, но, конечно, ненужное и проблемное. Марина запрыгнула в микроавтобус знакомого водителя маршрутного такси и проорала ему в ухо, перевесившись за стойку: «Двери закрывай!» Он послушно закрыл двери, и они поехали. «Поклонник?» Отвечать было некогда, нужно было убедиться, что Матвей остался в темноте, и убедиться, что это действительно был Матвей. Это был Матвей.

С тех пор прошло достаточно лет. Марина стала молодой женщиной, а он – молодым стариком. Они не знали никогда друг друга, даже не были просто знакомыми, то, что они пересекались где-то и как-то, значения не имело ни для него, ни для неё. А вот сейчас Марина его узнала. Он валялся в пыли остановки, запутавшись ногами в головках цветов на клумбе, политый липким пивом, под осуждающие взгляды старух, его ровесниц.

Будить его было бы не правильно, звать – бесполезно, Марина тихонько пошевелила его носком туфельки где-то в районе лица. Думала, ничего не случится. Но он ловко, как когда-то раньше, ухватил её за щиколотку и стал подниматься по её ноге, тяжело дыша и причмокивая губами, завалился на её плечо, пришлось сесть на лавку: стоять с ним, а точнее под его тяжестью, Марина не могла. Пиво, пролитое на лавку, быстро просочилось ей сквозь юбку, и зад стал предательски влажным. Но выбирать уже не приходилось. Он, Матвей, посмотрел в её лицо, улыбнулся пьяной и кривой улыбкой, сказал: «А я тебя знаю!» Сердце Марины удивилось и забилось сильнее, разум шепнул: «Сомневаюсь». Марина промолчала, и он продолжил:

– Ты – Людочка! Из Омска!

– Как догадался?

– А! У меня прекрасная память на бабские лица!

– Я тебя звал!

– Когда?

– Сама знаешь, когда! И ты! Приехала!

Он восторженно ухватил Марину за колено и стал мять его.

– И ты! Приехала!

– Нет… Я здесь живу.

– Ты врала мне!

И он стал гневаться, что-то пьяно бормотать, Марина испугалась, что он вырвет ей коленную чашечку и отдернула ногу. Он не заметил.

– Ты в «Одноклассниках» у меня, там написано, что ты из Омска. Я звал тебя, и ты приехала ко мне! Не соврала! Такая, как на фотографии, ко мне приехала!

Что-то подтолкнуло Марину прекратить этот поток его фантазий.

– Я не Людочка! Я не из Омска! Я к тебе не приехала! Я еду домой с работы и жду свой автобус! Меня нет в «Одноклассниках»! Я не знаю тебя.

Он, чуть дыша, посмотрел ей в лицо, потом на свои грязные ладони, на её грязные колени и упал с лавки, перевернулся на спину и громко, но без вызова, спросил:

– Да?

– Конечно, да!

И уснул.

Старухи на лавках с любопытством посмотрели на них и пошли по домам, собирая внуков, кошек, собак, тяжело переваливаясь на коротких своих ножках, в тапках с коричневым искусственным мехом и цветастых халатах на больших желтых пуговицах на грузных своих телах. Меняют зрелищное прелюбодеяние соседа на остановке с какой-то девахой на сериальные прелюбодеяния. Жизнь продолжается.

Наступила темнота. Марине, конечно, следовало бросить Матвея и отправиться домой, он бы проснулся и пошёл домой к себе и, конечно, нашёл бы свой дом и спал там, завтракал, смотрел телевизор. Но Марина продолжала сидеть возле него, непонятное чувство жалости и желания выслушать его не дали ей возможности уйти. Часа через два он проснулся, было темно и холодно, слышно было только, как одинокие машины проносятся по дороге, какой-то парень тоже, видно, жалостливый, остановился и спросил, не дотащить ли её мужика до дома. Марина отказалась. Матвей высморкался, икнул и, встав на четвереньки, повернул голову в её сторону. Было видно, что он не понимает, кто она и что делает ночью на автобусной остановке. Марина, честно говоря, тоже не понимала.

– Ночь! – сказал он хрипло. – Ты кто?

Но было как-то понятно, что ему всё равно, кто она, и спросил он об этом просто из какой-то вежливости, просто надо было что-то спросить.

Одет он был сложно, с какой-то претензией на официальность. Серая рубашка в голубую крупную клетку и пиджак, старый, немодный из какого-то материала 60-х годов: то ли драп, то ли твид, или ещё из чего. Пиджак и брюки были кофейного цвета, мятые, истерзанные и не знавшие стирки уже давно, очень давно. Китайские кроссовки, высокие сверху и на вспененной подошве, снизу придавали ему какой-то нелепый вид, типа деревенской элегантности. Видно было, старик ходил куда-то по официальному случаю.

Покачавшись из стороны в сторону, он стал спускаться с остановки, пошёл домой ночевать. Но потом зачем-то замер и нетвердой походкой вернулся назад, упал в изнеможении на лавку возле Марины и стал рассказывать:

– У меня давно никого не было, и я позвал в гости подругу соседки Светки, Арину, к себе. Чтобы, значит, мы полюбили друг друга, и она убрала в моих комнатах, унесла в мусорку бутылки, сварила борщ, и чтобы сделала из меня человека! Но ничего не вышло! Ничего!

– А почему? – спросила Марина без интереса.

– Потому что я подал на неё в суд! На неё, суку, в суд! В суд! – закричал он в темноте громко, что даже бродячая собака испуганно на него оглянулась и негромко, больше для порядка, тявкнула.