Форсайт Эпистемона

– Слушай, – пробормотал Саня, – мы правда… это все… правда? То есть не белка, а реально так?

Он говорил тихо, я едва смог разобрать его речь. Я не сразу ответил. Просто покосился на него, потом медленно произнес:

– Это место – то же самое. Я почти уверен. Бадук. Озеро, рельеф. Все сходится. Но оно не такое. Как будто… не сейчас. Или не тут.

– Типа… что? Назад в прошлое?

– Может, вперед. А может, вообще не во времени, а как-то… в сторону. Не знаю. Но не другое место. Мы не телепортировались в Австралию. Мы на том же самом месте – только в нем самом что-то стало другим.

Саня кивнул, уставившись в костер.

– Звезды… – сказал я и поднял взгляд.

Они сверкали неестественно. Цветные. Красные, зеленые, фиолетовые. Яркие, как дешевые гирлянды. И ни одного знакомого рисунка. Ориона нет. Большой Медведицы нет. Просто россыпи. Но не хаотичные – казалось, что нарочно их кто-то переставил. Как будто нарисовал другой небесный свод.

– Они не такие, – сказал я. – Не астроном, но уверен – такого не бывает. Ни призмы, ни атмосфера, ни магнитные аномалии – это просто другое небо. Понимаешь? Мы не просто не дома. Мы – не на Земле. Или не на той, которая нам знакома.

– Слушай… – Саня сглотнул. – А если мы не одни? Ну типа… нас сюда как-то затянуло. А вдруг и других тоже? Или… они отсюда?

Слово «они» повисло в воздухе. В этот момент в лесу справа что-то щелкнуло. Мы оба резко обернулись. Тишина. Ни ветра, ни шороха. Но звук был – четкий, как ломающаяся ветка под чьей-то ногой. И не просто одна через мгновение за ней другой, мягкий. Будто кто-то наступил, а потом замер.

Саня подвинулся ближе ко мне.

– Животное?

Я молча покачал головой. Не похоже. Звери не ходят так. Не топчутся и не останавливаются, будто разглядывают тебя. Это был шаг. Человеческий. Во всяком случае мне так показалось.

Мы ждали. Минуту. Другую. Третью. Ничего не происходило. Только костер трещал. Но огонь теперь казался не спасением, а мишенью. Мне казалось, что кто-то мог видеть нас отсюда, но мы его нет.

Я встал, прошелся к краю поляны. Вгляделся в темноту. Ни огонька, ни света. Только плотная чернота между деревьями. Но все мое нутро сжималось, как перед прыжком. Как будто где-то там, на уровне инстинкта, организм уже понял, что рядом чужое. Но очень… внимательное.

Я вернулся к костру.

– Вроде ничего, – сказал я, скорее успокаивая Саню. – Нужно ждать рассвета. Дальше будет видно. До ближайшего поселка – четыре, может, пять километров. Но идти туда в темноте – самоубийство. Даже если там и есть поселок.

Я осекся. Потому что не был уверен – если он там есть, он вообще будет тем же самым? Саня понял без слов. И не стал спрашивать. Только потер плечи и сел ближе к огню. Мы молчали. Только в голове что-то тикало. Мне жутко хотелось курить. Почти до дрожи в пальцах. До липкой тоски в груди. Глупо – мы сидим у костра, мокрые, вымотанные, где-то черт знает где – может, в другом времени, может, в другой реальности – а я лезу в пачку за сигаретами, как будто это что-то решит. Но это было единственное, что могло вернуть мне хотя бы иллюзию контроля.

Пачка была похожа на мертвую лягушку – смятая, разбухшая от влаги, противная на ощупь. Я начал двумя пальцами выуживать из нее сигарету, аккуратно, с какой-то хирургической осторожностью. Одна, скомканная, почти расползшаяся, все-таки вылезла. Фильтр разваливался, кончик был размокший, как губка. Я подержал ее в пальцах, посмотрел. Потом достал зажигалку. Я щелкнул несколько раз. Пламя вспыхнуло сразу. Короткое, живое, настоящее. Его свет оказался теплее костра.

Я затянулся. Горько, мерзко, как будто жег не табак, а тряпку, смоченную в керосине. Но все равно – затяжка, выдох, теплый дым в горле – и на секунду стало легче. Точнее показалось, что стало легче. На самом деле я просто обменял часть своего здоровья на непродолжительное моральное успокоение.

Молча протянул сигарету Сане. Он покосился, помедлил и покачал головой:

– Не курю.

– Удивительно, – сказал я, не глядя. – Ну и хорошо.

На самом деле я испытал дикое облегчение. Не потому, что не люблю делиться. Не потому, что Саня мне противен. А потому что я не знаю, когда найду следующую сигарету. Может, никогда. Может, это были последние.

Огонь потрескивал. Саня сидел молча, сжавшись, как школьник после драки. Колени к груди, взгляд в костер. Иногда на его лице пробегала тень: вроде бы сейчас заговорит, спросит что-то, но потом передумывал. И снова тишина. Только потрескивание сучьев и хруст веток. Запах дыма, смешанный с мокрой землей, пах как детство. Как палаточный лагерь, в котором никто не исчезал в другие миры.

Я затянулся еще раз. Уже медленнее. Оглядел озеро. Черное зеркало, почти без отражения. Плоское, как будто мертвое. От него веяло чем-то старым, неправильным. Не страшным даже, а нелогичным. В этом озере теперь не было перехода. Не было ворот. Мы уже по ту сторону.

***

Прошло, наверное, минут сорок. А может, час. Мы просто сидели, слушали треск, вдыхали дым, и старались не думать. Потому что думать означало начинать собирать мозаику. А у нас в руках были одни лишь обломки, и ни одна деталь не подходила к другой.

Саня держался неплохо. Я, честно говоря, ждал, что он начнет ныть, возмущаться, строить версии… Конечно, любопытный тип. На вид – мой ровесник, может, на пару лет моложе. Молчаливый, резкий. Но больше я о нем ничего не знал. И, если честно, пока и не хотелось. Все происходящее было слишком странным, чтобы тратить силы на любопытство. Пока я даже не успел сложить мнение – кто он такой, что за человек. Просто – попутчик. Вынужденный.

Молчание затягивалось. Оно уже перестало быть неловким, стало чем-то вроде оболочки, в которой мы сидели – как в скафандрах. А потом – появился звук.

Тихий. Почти неслышимый. Сначала я решил, что это просто гул в голове. Может, давление, может, усталость. Но нет. Он был снаружи. Низкий, протяжный, отдаленно похожий на звук индукционной плиты, когда ее включаешь. Звук постепенно нарастал. Мы оба поняли – это не просто шум. Это что-то приближается.

Мы посмотрели вверх. Сначала не было ничего, кроме темноты и звезд. Потом – оно. Появилось над верхушками деревьев. Медленно, как айсберг в небе. Что-то большое. По форме – как морской контейнер. Только края сглажены. Поверхность глянцевая, как у черного рояля. Никаких иллюминаторов. Никаких винтов. И даже звука двигателя не было. Гул шел откуда-то изнутри тебя самого. Как будто все вокруг дрожало. И ты вместе с ним.

В голове у меня всплыла странная, неуместная ассоциация – модульная баня, которую мы с Аней недавно установили на даче. Современная, стильная, с окнами в потолке. Только баня не летает. И не делает так, чтобы твои внутренности сжимались, когда ты на нее смотришь. Это не было похоже на технику. Скорее – на предмет, каким он был бы в чужой культуре. Или в чужом времени.

– Это что за… – начал Саня и замолчал.

Я не ответил. Просто встал. Рефлекторно. Потому что иначе сойдешь с ума. Надо что-то делать. Даже если не знаешь, что именно. Контейнер, или что бы это ни было, плыл над лесом. Медленно. Уверенно. Не машинами двигался, не тягой – просто был там, и этого хватало. Он знал, куда летит. И – похоже – знал, что мы тут.

Он исчез за деревьями. Гул еще какое-то время стоял в ушах. А потом – все.

Только все теперь казалось… чуть-чуть иначе.Пауза. Звезды снова стали звездами. Огонь – огнем.

– Ты видел? – тихо спросил Саня.

– Ага.

– Это… наш?

Я посмотрел на него. И сам не понял, кого следует иметь в виду под «наш». Земных? Современных? Людей?

– Не думаю.

– Тогда чей?

Я пожал плечами.

– Не знаю.

Как же часто я стал говорить эту фразу в последние несколько часов. Но я правда ничего не знаю. НИ-ЧЕ-ГО. И не понимаю. Я попытался успокоиться и логически прикинуть, что сейчас произошло. Вспоминаем Бритву Оккама – это когда не множим сущностей без необходимости. То есть, если ты слышишь топот копыт – скорее всего, это лошадь, а не зебра. Тем более не единорог.

Вот только в моем случае копыта оказались крыльями. Или чем-то еще, чего я даже не смог разглядеть. И в небе над нами прошел не дирижабль, не дрон, не воздушный шар, а нечто. Беспредельно чуждое, и в то же время – пугающе точное. Уверенность его полета была действительно устрашающей – словно оно знало маршрут, словно ему передали карту, а на карте была пометка: «Пролететь над ними».

– Бритва Оккама, – пробормотал я, как мантру.

Саня не понял.

– Что?

– Да ничего.

А что я ему скажу? Что по самой простой версии мы – психи? Отравились чем-то, ударились головой, и теперь вместе, синхронно, галлюцинируем? Но я слишком хорошо чувствовал запах костра, вязкость дыма, прикосновение мокрого мха под ладонью. Я не в бреду. И если то, что мы видели, настоящее, то оно не вписывается ни в одну простую теорию.

Я сел обратно. Костер еще теплился, но уже начал сдавать. Саня тоже сел. Он не задавал лишних вопросов – и за это я был ему благодарен.

Минут через десять я понял: здесь что-то изменилось.

Не просто в нас. В окружении. Небо – прежнее. Звезды вроде те же. Но – воздух. Он стал как будто еще гуще. Не в смысле влажности, а плотности. Как будто тебя укутали в прозрачную ткань, через которую слышишь все чуть приглушенно. Даже собственные мысли.

– Слушай, – пробормотал я. – А ты замечаешь…

– Что?

– Воздух какой-то… странный. Саня кивнул. Медленно. Не отрывая взгляда от леса.

– Как будто… все стало глухим, да?

– Да, – сказал я. – Именно. Глухим.

– Как в подвале.

Я снова кивнул. Он вдруг подался вперед, а потом обмяк, как будто кто-то выкрутил у него внутренний выключатель. Он качнулся вперед и рухнул бы прямо в огонь, если бы я не перехватил его за ворот. Обжег руку – не сильно, но достаточно. Я с усилием оттащил его назад и аккуратно уложил рядом с собой. Сердце колотилось так, словно билось не в груди, а в висках, в пальцах, в ребрах – везде, где только может болеть живое.

А потом… накрыло и меня.

Все внутри сжалось, словно по позвоночнику прошелся холодный импульс, оставив за собой вату вместо нервов. Мир начал дрожать – не вокруг, а изнутри, как бывает перед потерей сознания. Я успел сориентироваться и вяло завалился набок – прямо на толстовку, которую час назад разложил сушиться у огня. Ткань была влажной, теплой, пахла гарью, дымом и тревогой.

Глаза хотелось закрыть. Очень. Они налились тяжестью, как будто туда налили свинец. Но я упрямо удерживал их открытыми. Не потому, что знал, зачем. А потому что чувствовал: если закрою – все, конец. Я останусь с этим ощущением в пустоте – с гулом в ушах, с огнем, который догорает внутри, с этим чертовым «контейнером» над водой.

Он уже не летел. Он плыл – нет, не так, висел, завис над озером, как будто знал, где надо остановиться. В этом было нечто мерзко-уверенное. Слишком плавное. Слишком точное. И слишком специальное.

Потом он раскрылся. Не как машинный люк или дверь. Как бутон, как мягкая раковина. Все происходило тихо. Слишком тихо.

Свет вспыхнул внутри. Беловатый, рассеянный, без источника. Будто в нем не лампы горели, а само пространство было подсвечено изнутри, как кожа фонарика. Он будто говорил: смотрите. Мы вас видим. Заходите. Добро пожаловать.

Внутри было… что-то. Я долго пытался подобрать слово. Мастерская? Гараж? Алтарь? Все и сразу. На стенах висели предметы – странные, вытянутые, с кривыми изгибами и знакомым, почти бытовым блеском. Какая-то ассоциация с инструментами. Паяльники. Лампы. Только они были… не наши. На полу – аккуратные ряды деталей. Круглые, квадратные, конические, с пупырышками, шипами, пленками и светящимися вставками. Они были разложены с педантичной, почти болезненной аккуратностью. Так инструменты может расставить только тот, кто или обожает свое дело, или… ждет операцию.

Это была не просто техника. Это был – ритуал. Пространство, оформленное по внутреннему коду, чужому и потому пугающему. Ты смотришь – и не понимаешь, как пользоваться этим, но уверен, что оно может использовать тебя.

Я попытался зафиксировать как можно больше. Разложить в уме, сделать мысленную фотографию. Но все скользило. Мозг не удерживал. То ли перегрузка, то ли защита. Как если бы подсознание само закрывало ставни: не смотри, не время.

Саня лежал рядом. Я прислушался к его дыханию – он жив. Это стало опорой. Простой факт – он дышит – делал реальность хоть чуть-чуть устойчивей. Хотя и не объяснимей.

А потом – провал. Не сон. Сон можно вспомнить. Это было выключение. Мир выключили, и меня вместе с ним. Без предупреждения. Без обратного отсчета. Просто – не стало.