Дофамин

Я почувствовал, как раздражение поднимается волной, и, не выдержав, парировал:

– А ты думаешь, мне легко? Ты хоть раз задумалась, каково это – каждый день работать, зарабатывать, прокармливать семью, оплачивать школу, кружки, всё на свете? – голос мой стал резче, чем хотел. – Ты говоришь, что тебе одиноко, а ты подумай, сколько у тебя свободного времени! Ты могла бы посвятить его себе, заняться чем-то, что тебе нравится, а не выкладывать на меня все свои неудачи и обиды!

Сам удивился, как быстро и резко это вырвалось наружу, словно всё это время только и ждал случая высказать то, что копилось внутри. Но, кажется, мои слова лишь подлили масла в огонь.

В Алёне резко вспыхнула какая-то невообразимая злоба, как будто я нажал на самую больную точку. Она резко повернулась ко мне, глаза её сверкали, голос стал звонким, почти крикливым:

– Свободное время? Ты правда считаешь, что я тут отдыхаю? Ты правда думаешь, что заботиться о двух дочках, о тебе, доме – это «свободное время»? Да у меня его меньше, чем у тебя! Ты хоть раз спросил, как я себя чувствую? Ты хоть раз попытался понять меня? Или ты думаешь, что твоя работа – это оправдание тому, что ты стал чужим? Я не выкладываю на тебя неудачи, я просто хочу, чтобы у меня был муж, а у девочек – отец! Не хочу быть одна в этом доме!

Слёзы катились по её щекам, но уже не было ни страха, ни усталости – только злость и разочарование. Она словно выговаривала за все месяцы молчания. В этот момент конфликт достиг пика, и я понял: мы оба давно перестали слышать друг друга, каждый остался на своём острове, крича через бушующее море обид и недопонимания.

Чувствовал, как внутри всё кипит, и уже не мог сдерживать раздражение. Я посмотрел на Алёну, в её заплаканные, злые глаза, и, стараясь говорить ровно, хотя голос дрожал от усталости и злости, бросил:

– Знаешь что? Ты мне надоела. Мне нужно на работу. Если тебе так важно, кричи сама с собой. Пусть дети посмотрят, как их мать себя ведёт, чтобы знать, как делать не нужно.

С этими словами я решительно направился к выходу. Алёна шла за мной по коридору, не умолкая ни на секунду, всё ещё пытаясь достучаться до меня:

– Я пожертвовала своей работой ради твоей карьеры, Саша! Я всегда поддерживала тебя! Ты забыл, как я ночами не спала, когда у тебя были трудности? Ты забыл, как верила в тебя, когда ты сам в себя не верил?

Но я уже не хотел ничего слышать. Быстро надел туфли, схватил портфель, и, не оборачиваясь, вышел из квартиры, захлопнув за собой дверь.

В подъезде пахло холодом и чем-то чужим. Я спускался по лестнице, чувствуя, как на душе становится только тяжелее. За спиной осталась семья, осталась боль, остались неразрешённые вопросы. Шагал всё быстрее, спасаясь бегством, хотя знал – от самого себя убежать не получится.

Глава 3

Я сел в автомобиль и на мгновение замер, прячась от всего мира за стеклом. Руки предательски дрожали, а по спине пробежал холодный пот – как после тяжёлого сна, из которого вырвался слишком резко. Галстук душил, словно петля, и я, не раздумывая, ослабил его, пытаясь вновь обрести хоть каплю воздуха.

В голове царил шум: обида на Алёну перемешивалась с чувством вины, раздражение сменялось пустотой. Всё, что только что случилось дома, казалось, одновременно и важным, и каким-то нереальным – будто это был не я, а кто-то другой, кто только что хлопнул дверью, бросив за спиной всё, что когда-то называл семьёй.

Я попытался отстраниться – привычный, выработанный годами способ выживания. Включил музыку, надеясь, что знакомые аккорды разгонят тяжёлые мысли. Но даже любимые мелодии звучали как-то глухо, словно через толстое стекло. Всё внутри было сжато, как пружина, и я не мог понять: больше ли во мне злости или боли?

Машина тронулась, и влился в утренний поток города, где тысячи людей с такими же уставшими глазами спешили по своим делам. За окном мелькали серые дома, вывески, лица прохожих – все они были чужими, далекими, и от этого становилось только холоднее.

Я думал о том, как легко можно потерять что-то важное – не одним страшным поступком, а ежедневным молчанием, забытыми обещаниями, равнодушием, которое постепенно становится привычкой.

Смотрел на своё отражение в зеркале заднего вида – и не узнавал себя. Кто этот человек, который не смог удержать семью, не услышал крика о помощи, убежал, когда нужно было остаться и просто быть рядом?

На светофоре я закрыл глаза, сделал глубокий вдох и выдох, пытаясь собрать себя по кусочкам. Всё, что оставалось – это ехать дальше, прятаться за делами, отчётами, совещаниями. Только бы не думать. Только бы не чувствовать.

Но где-то внутри всё равно скребло: так ли всё правильно? Неужели это и есть судьба – просто уехать, не разобравшись, оставить за собой закрытую дверь и тишину?

Я ехал, уставившись в поток машин, когда из динамиков вдруг заиграла какая-то приторно весёлая мелодия – из тех, что обычно звучат на радиостанциях для домохозяек и водителей маршруток. Музыка казалась особенно чуждой на фоне того, что происходило у меня внутри. Раздражённо нажал кнопку, переключая волну, и в салоне тут же раздались бодрые голоса ведущих.

– Доброе утро, друзья! – с энтузиазмом провозгласила женщина, голос у неё был приятный, звонкий, словно она действительно верила в то, что утро может быть добрым для всех без исключения. – С вами, как всегда, Маша и Миша, и сегодня мы обсуждаем то, что касается каждого – судьбу! Да-да, именно так, судьбоносные решения, которые меняют жизнь. Миш, а ты помнишь, какой твой выбор был по-настоящему судьбоносным?

– О, Маш, ты знаешь, у меня таких решений было, наверное, целая куча, – бодро отозвался Михаил с лёгкой иронией. – Но, если честно, самым судьбоносным было… купить тот самый билет на поезд, который увёз меня из родного города в Москву. Если бы не это – не встретил бы тебя, не сидел тут, не будил бы наших слушателей каждое утро! Вот такая вот судьба – делает поворот, и ты уже не узнаёшь свою жизнь.

– Ну, ты романтик, конечно! – засмеялась Маша. – А у вас, друзья, были судьбоносные моменты? Пишите нам в чат, звоните в студию, делитесь историями – самые интересные мы обязательно зачитаем!

Я слушал этот обмен репликами, и чем бодрее звучали их голоса, тем больше всё это казалось мне чужим и даже немного абсурдным. Наверное, кому-то их разговор показался бы милым, подбадривающим, но для меня это был какой-то бред – как можно так легко говорить о судьбе, когда она давит на тебя всем весом, когда ты не знаешь, какой будет твой следующий шаг и есть ли у него вообще смысл?

Машинально переключил передачу на другую волну, но в голове всё равно звучал этот весёлый, слишком оптимистичный диалог. Казалось, что весь мир сегодня сговорился напомнить мне о судьбе – только вот у меня не было ни желания, ни сил искать в этом хоть какую-то иронию.

Я всё так же ехал по дороге, стараясь ни о чём не думать, просто следуя за потоком машин. Вот уже знакомый перекрёсток, ещё один светофор – и я свернул к офисному зданию, огни которого казались особенно холодными в это утро. Спустился на подземную стоянку, где даже воздух был чуть влажным и пах металлом. Машина сама знала дорогу – припарковался на своём привычном месте, заглушил двигатель, но не спешил выходить. Радио всё ещё играло, ведущие продолжали весело болтать, словно у них не было плохих дней.

Я уже собирался отключить приёмник, потянулся на заднее сиденье за портфелем, когда вдруг в студии раздался звонок. Не сразу обратил на это внимание, но затем – что-то кольнуло внутри. Голос, который прозвучал в эфире, был до боли знаком.

– Алло, здравствуйте! – бодро обратилась ведущая Мария. – Как вас зовут и откуда вы нам звоните?

– Доброе утро, меня зовут Александр, – ответил голос, в котором я неожиданно узнал самого себя. – Я из Москвы.

Застыв с портфелем в руке, сердце на мгновение забилось чаще. Внимательно прислушиваясь, сложно было поверить – совпадение ли это, или просто кто-то с таким же именем и похожим голосом?

– Александр, расскажите, чем вы занимаетесь, – с интересом спросил Михаил.

– Я… заместитель генерального директора в одной крупной компании, – прозвучал ответ. – Работаю в холдинге, занимаюсь организацией, стратегией, командой… Да, в общем, всё как у всех – работа, семья, заботы.

– Ого, звучит солидно! – восхитилась Мария. – А у вас были какие-то судьбоносные решения, которые изменили вашу жизнь или карьеру?

– Конечно, – голос Александра был уверенным, даже чуть ироничным, но в нём слышалась усталость, которую я знал слишком хорошо. – Знаете, иногда кажется, что каждое утро – это судьбоносное решение. Проснуться, поехать на работу, не сдаться, когда хочется всё бросить… Но если говорить серьёзно – наверное, самое важное решение было не в работе, а в личной жизни. Когда понимаешь, что успех – это не только цифры и должности, а люди рядом, семья. И если однажды ты перестаёшь это ценить, всё остальное теряет смысл.

– Как мудро! – с уважением сказала Мария. – Спасибо вам, Александр, за честность. Думаю, многие слушатели сейчас узнают себя в ваших словах.

В машине царила неподвижность. Кто-то только что произнёс вслух всё то, что так долго не удавалось признать самому себе. Возникло ощущение, этот голос – отражение, только немного смелее и честнее, чем на самом деле.

В голове всё смешалось: утренний скандал, глаза Алёны, смех девочек, и вот этот странный разговор из радиоприёмника, который оказался ближе, чем я мог ожидать.

Диалог на радио продолжался, но теперь голос Александра звучал иначе – в нём появилась грусть, даже какая-то обречённость. Он вздыхал, не скрывая своего настоящего настроения:

– Если честно… – начал он после небольшой паузы, – я, наверное, впервые говорю это вслух. Я устал. И, если говорить откровенно, сам не знаю, какая у меня судьба и есть ли она вообще. Много раз задавался этим вопросом, пытался разобраться, но так ни к чему и не пришёл. Вроде бы всё есть: работа, семья, стабильность… Но удовлетворения уже не чувствую ни от работы, ни от дома. Всё как-то… потеряло смысл.

В студии повисла тишина. Даже бодрые ведущие растерялись – их обычно весёлые голоса стали сочувственнее.

– Александр, – первой заговорила Мария, – вы, наверное, просто выгорели. Это сейчас у многих бывает. Может, вам нужно отдохнуть, сменить обстановку, взять паузу? Миш, а ты что думаешь? – спросила она у коллеги.

– Мне кажется, – осторожно произнёс Михаил, – временами нужно позволить себе быть слабым. Не всё держать в себе. Просто поговорить с кем-то, кому можно доверять. И, может быть, пересмотреть свои приоритеты. Всё наладится, правда.

– А мы, – подхватила Мария, – специально для вас, Александр, поставим сейчас одну песню. Она о том, даже если вам кажется, что вы в тупике – всегда есть выход. Держитесь, мы с вами!

В эфире заиграла какая-то трогательная, обнадёживающая мелодия. Я сидел в машине, и мне казалось, что это не просто совпадение. Кто-то взял мои мысли, мои сомнения, мои страхи – и озвучил их на всю страну. Готов был поклясться, что это я говорил в эфире, что это мой голос звучал в динамиках. Но как такое возможно?

Каждое слово и интонация незнакомца притягивали внимание, словно речь шла именно обо мне – о усталости, пустоте, потере себя и смысла жизни. Портфель, работа, всё остальное перестало существовать; мир за окном растворился, оставив лишь странную, мистическую связь с человеком на другой стороне радиоволны.

И тут в окно постучал коллега, улыбающийся, бодрый, с кофе в руке. Он махнул мне, возвращая в реальность, где всё ещё есть совещания, отчёты и бесконечные разговоры о результатах.

Я вздрогнул, очнулся после долгого сна. Пришлось вынырнуть из своего кокона и вылезти из машины. На секунду задержался, глубоко вдохнув прохладный воздух подземной стоянки. Галстук снова тянул шею, портфель казался тяжёлым, как никогда.

– Доброе утро, Саша! – бодро произнёс коллега. – Ты идёшь? Уже все собрались!

Я кивнул, натянул на лицо дежурную улыбку, хотя внутри было пусто – вся эта мистическая, странная история на радио, и мои настоящие чувства остались где-то между песней и стуком в окно.

Пора было отправляться на совещание, снова играть роль и быть заместителем генерального директора. Новый рабочий день ждал меня впереди. Новый день – и та же самая, знакомая до боли пустота, которая становилась только глубже с каждым прожитым часом.

Я шагнул к лифту, бросив последний взгляд на машину, где только что чуть не встретился с самим собой, и пошёл навстречу офисному свету, чужим голосам и очередной порции деловой суеты.

Глава 4

Двери лифта распахнулись, и меня сразу же встретила Кира – моя неизменная спасительница и кошмар любого запоздавшего дедлайна. Кире всего двадцать два, но она уже умудрилась стать незаменимой частью нашего офиса. Упрямая, целеустремлённая, всегда с блокнотом и телефоном наперевес, Кира напоминала маленький ураган, который может навести порядок даже в самом запущенном хаосе.

– Доброе утро, Александр Владимирович! – её голос звенел бодростью, но в глазах стояла тонкая тень тревоги – будто она предчувствовала мою хмурость.

Я только шагнул за порог лифта, а Кира уже оказалась рядом, деловито протягивая мне одну папку за другой:

– Вот отчёт по вчерашнему проекту, – объясняла она, не сбиваясь, – а это материалы к совещанию с инвесторами. Кстати, в одиннадцать у вас встреча с юридическим отделом, потом в двенадцать – звонок с партнёрами из Санкт-Петербурга, и не забудьте, пожалуйста, подписать документы по Сокольникам, я их положила вам на стол.

Мы шли по длинному коридору, где уже начиналась офисная суета: кто-то спешил с кофе, кто-то обсуждал новости, кто-то пытался поймать вай-фай у окна. Кира, не сбавляя шага, продолжала:

– Я ещё уточню по презентации для совета директоров, – добавила она, мельком бросив на меня взгляд. – И, если что, напомню за пятнадцать минут до встречи, как обычно.

Неожиданно на лице появилась улыбка – её энергия оказалась настолько заразительной, что даже усталость и ощущение опустошённости на мгновение отступили. Кира уже давно догадалась о моём тяжёлом периоде: она никогда не задавала лишних вопросов, но всегда вовремя напоминала о важных делах, подсовывала кофе или просто смотрела с таким сочувствием, что хотелось хоть на секунду поверить – всё ещё можно исправить.

– Спасибо, Кира, – выдавил я, стараясь, чтобы голос прозвучал чуть теплее, чем обычно.

Она кивнула, улыбнулась в ответ и тут же исчезла в очередном потоке дел, оставив меня с ворохом папок и мыслями, которые всё равно не отпускали.

Стою посреди офиса, окружённый движением, голосами, бумагами – и неожиданно приходит понимание: каким бы важным ни казалось это место, ему не под силу заполнить ту пустоту, что принесена из дома. Усталость тяжело оседает на плечах, утягивая их вниз, тело становится ватным, а мысли – медленными и вязкими, словно осенний туман. Медленно бреду в свой кабинет, ощущая себя чужим.

Через две минуты должно было начаться совещание у генерального директора – Аркадия Павловича Мельникова. Человек он был строгий, требовательный, но справедливый; наши отношения нельзя было назвать тёплыми, но и врагами мы не были. Скорее, я всегда ощущал себя перед ним как на экзамене: важно держать планку и не подвести. Вот только сегодня даже не мог вспомнить повестку дня – всё вылетело из головы.

Я машинально подошёл к окну, тому самому, в которое вчера вглядывался с надеждой и грустью. Теперь за стеклом солнце плавило город, асфальт мерцал горячими волнами, но мне было только холодно. Холодно от собственной пустоты и мыслей, которые растекались за окном вместе с этим безжалостным светом.

Поставил портфель на стол, бросил взгляд на телефон. Экран мигнул, высветив новое сообщение от Алёны. Я почти не решался его открывать, но всё-таки провёл пальцем по экрану.

«Саша, прости меня за утро. Я не хотела усложнять. Просто иногда боль и усталость берут верх, и мы оба забываем, ради чего всё начиналось. Ты самый важный человек в моей жизни, и я очень хочу, чтобы у нас получилось всё наладить. Мы с девочками скоро выедем на дачу. Я всё приготовлю к твоему приезду, чтобы ты мог вкусно поужинать и немного отдохнуть. Очень тебя люблю. Ждём тебя, как всегда.»

Взгляд задержался на этих строках, и внутри что-то дрогнуло. В них оказалось столько тепла, мудрости и нежности, сколько сейчас выразить самостоятельно не получилось бы. Это было похоже на тихий лучик света в холодном, слишком ярком офисном дне. Глубоко вдохнув, попытался удержать это хрупкое, едва заметное, но очень настоящее чувство. Однако с каждой секундой, проведённой перед экраном, внутри становилось всё тяжелее. Вместо облегчения пришла неприкрытая тяжесть стыда – за утренний срыв, за то, что не удалось сразу откликнуться на тревоги Алёны, за то, что заставил её ловить себя на мыслях, которым не место между любящими людьми.

Я чувствовал себя слабым, растерянным, словно размазня, неспособная взять себя в руки. Даже Алёна, несмотря на всю свою боль и обиду, смогла собраться, найти в себе силы быть мудрой, поддержать меня, протянуть руку через эту пропасть, которую я же и создал. А я? Всё, что делал – только разрушал, отдалялся, лил холод в отношения и теперь не мог даже толком объяснить почему.

С каждым новым взглядом на её сообщение всё больше ощущал себя виноватым, жалким, неумелым – человеком, который не умеет быть ни мужем, ни отцом, ни просто близким. Я был той самой размазнёй, которую презирал в других, а теперь видел в себе.

Погружённый в собственные мысли, почти не заметил, как рабочий телефон начал разрываться от звонков. Лишь когда дверь кабинета осторожно приоткрылась и в проёме появилась Кира, удалось словно вынырнуть из мутной воды. Несколько раз её голос прозвучал, прежде чем удалось сфокусировать взгляд и понять, как она оказалась здесь.

– Александр Владимирович, – её голос звучал глухо, будто сквозь вату, – совещание уже началось, Аркадий Павлович не может до вас дозвониться.

Я машинально посмотрел на часы – уже прошло десять минут от начала. Глубоко вздохнул, чувствуя, как очередная неудача ложится тяжёлым грузом на плечи. Опять что-то упустил. Протёр лицо руками, пытаясь хоть немного прийти в себя, и взглянул на Киру. Она наблюдала за мной с сочувствием и лёгкой тревогой, молча, но в её взгляде была попытка поддержать. Я кивнул в ответ, застыл ещё на мгновение, а затем, собравшись, поднялся со своего места, взял записную книжку и ручку и отправился на совещание.

Покидая кабинет, взгляд Киры – наполненный сочувствием и сожалением – всё ещё ощущался на себе. Это чувство не отпускало до самой двери переговорной, где уже ждали вопросы, отчёты и строгий взгляд Аркадия Павловича.

Когда я приоткрыл дверь, в зале уже царила оживлённая деловая атмосфера: Аркадий Павлович слушал доклад начальника финансового отдела – Игоря Геннадьевича Баранова, – и, что удивительно, время от времени даже посмеивался над его остроумными замечаниями. Такое случалось крайне редко: обычно Аркадий Павлович был строг и немногословен, но сегодня, видимо, был в особенно хорошем расположении духа.

Я быстро занял своё место напротив него, аккуратно поставил записную книжку на стол и, встретившись с ним взглядом, шёпотом попросил прощения за опоздание. Он лишь кивнул, не отрываясь от доклада, и на миг мне стало чуть легче.

Игорь Геннадьевич бодро завершил свой отчёт, сообщая о прекрасных финансовых результатах за полугодие. В зале даже раздались одобрительные смешки, кто-то тихо переговаривался, и атмосфера была почти праздничной.

Слово вновь взял Аркадий Павлович:

– Ну что ж, коллеги, новости отличные! – с удовлетворением заявил он. – Пятница, результаты у нас прекрасные, а значит, не будем растягивать совещание. Александр Владимирович, давайте коротко по вашим вопросам. Я не собираюсь сегодня задерживать никого дольше необходимого – все знают, что завтра у нашего заместителя день рождения! Так что давайте оперативно, и – к работе. А вечером, быть может, и к празднику.

Он взглянул на меня чуть дольше обычного, с тем редким одобрением, которое бывает только у начальников, когда они довольны и результатами, и отношениями. Я внезапно осознал, что именно приглашение на дачу, личное отношение и хорошие показатели сделали сегодня Аркадия Павловича почти человеком, а не только строгим руководителем. Но, несмотря на это, я всё равно не мог вспомнить, о чём мне необходимо сейчас говорить.

Несколько секунд молчал, чувствуя, как все взгляды обращены ко мне, а в голове царила всё та же пустота. Неловко прочищая горло, попытался придать голосу уверенности, хотя внутри всё сжималось от тревоги.

– Да, конечно, – начал я, но тут же споткнулся на собственных мыслях. – А… по какому именно вопросу докладывать?

В зале кто-то тихо усмехнулся, а Аркадий Павлович, к счастью, воспринял это с неожиданным юмором. Он улыбнулся, подмигнул окружающим и с иронией заметил:

– Ну, Александр Владимирович, вы, главное, не перерабатывайте, а то у нас тут такие показатели, что скоро придётся премии выписывать за переработки! – В зале проскользнул лёгкий смешок. – А если серьёзно, – продолжил он уже деловым тоном, – расскажите, как прошла встреча с чешскими партнёрами по поводу оформления документов для поставки оборудования через наши дочерние компании. Все ждут новостей!

В этот момент я почувствовал, как галстук буквально врезается в шею, перекрывая дыхание. В голове пронеслось: «Господи, эта встреча… я же её пропустил!». Я не встречался с чехами, не потому что забыл, а потому что просто не смог собраться, всё откладывал, а теперь это всплыло в самый неподходящий момент.

Попытался выжать из себя хоть что-то, что могло бы отсрочить катастрофу:

– Встреча, к сожалению, не состоялась по независящим от нас обстоятельствам, – начал, стараясь говорить ровно, хотя голос дрожал. – Представители чешской стороны сообщили о внезапном недомогании, что-то вроде… несварения, и попросили перенести встречу на следующую неделю, на вторник. Мы с ними уже согласовали новую дату.

В зале повисла короткая пауза. По лицу Аркадия Павловича пробежала тень сомнения, но он лишь кивнул, явно не желая портить хорошее настроение в этот день.

– Ну что ж, здоровье – дело важное, – сказал он, чуть улыбнувшись. – Главное, чтобы к следующей встрече все были в строю, а документы – готовы. Не подведите, Александр Владимирович!

– Конечно, – выдавил я, чувствуя, как с каждым словом нарастает желание поскорее выйти из зала и начать срочно звонить чешским партнёрам, извиняться, пытаться реабилитировать ситуацию.

Я понимал, что это была катастрофическая ошибка: встречи такого уровня не прощают легкомыслия, и теперь чехи, скорее всего, будут требовать куда более выгодных условий. Мне предстояло разруливать последствия собственной невнимательности, и мысли об этом только сильнее давили на грудь.

Машинально кивнув коллегам, старался создать видимость контроля, хотя внутри всё ощущалось так, будто земля уходит из-под ног.

Совещание закончилось быстро: Аркадий Павлович, довольный результатами и предстоящей поездкой за город, отпустил всех по рабочим местам. Когда коллеги уже начали расходиться, он задержал меня лёгким жестом:

– Александр, всё в силе на сегодня? – спросил он, понизив голос до почти дружеского тона.

– Конечно, Аркадий Павлович, – ответил я, стараясь улыбнуться. – Можем выезжать практически сразу после работы, всё уже подготовлено. Кстати, обещаю отличную рыбалку и шашлыки!

Он довольно кивнул, глаза его на миг загорелись детским азартом:

– Давно уже не выбирался на природу. Отлично, тогда договорились! – Он хлопнул меня по плечу, но задержал взгляд чуть дольше, чем обычно. – Только вот… Ты меня не обманешь? С чехами точно всё под контролем? Ты как-то странно говорил…

Мне пришлось солгать, и я поспешил заверить:

– Всё под контролем, честно. Просто накладка, но я разберусь.

– Ну и хорошо, – удовлетворённо сказал он. – Тогда до вечера!

Кивнув, выскользнул из зала и почти бегом направился к своему кабинету. На пути к двери столкнулся с Кирой и, с трудом сдерживая раздражение, быстро бросил:

– Кира, зайдите ко мне срочно.

Она удивлённо посмотрела на меня, но послушно направилась следом, пока я заходил в кабинет с ощущением, что всё вокруг рушится.

В голове стучала только одна мысль: как вообще мог забыть о такой встрече? И почему Кира не напомнила мне о ней заранее? Она ведь всегда держит всё под контролем, всегда напоминает, страхует меня от подобных провалов. А теперь из-за её невнимательности я оказался в самой неловкой ситуации, где мне пришлось выкручиваться, врать всем в лицо, а последствия этой ошибки могут быть очень неприятными.

Я тяжело опустился в кресло, лихорадочно перебирая в голове, как теперь выправить ситуацию с чехами, и ждал, когда Кира войдёт, чтобы наконец разобраться, как всё это произошло.