228.1

Отдыхая в испанской Валенсии, Анна Сергеевна показала вид из окна своего номера, разместив соответствующее видео в «Инстаграме», всё бы ничего, и картинка красивая, и место уровня «дорого-богато», и сама журналистка, находясь на заморском отдыхе, выглядела посвежевшей красоткой, но на заднем фоне играла любимая песня Анны Сергеевны со словами: «…о Серёге позабыла ты. Позабыла ты…».

И никто бы не увидел в этом чего-либо плохого, да вот ведь незадача – именно в этот день по тому самому Серёже, за которого так неустанно молилась Анна Сергеевна и просила Бога о его скорейшем выздоровлении, прошли поминки, и мама Серёжи оставила гневный комментарий под размещённым видео, заканчивавшийся фразой: «…Теперь понятно, куда пошли деньги на лечение моего сына».

Анна Сергеевна этот комментарий не увидела, так как после публикации решила пойти на местный пляж, а телефон оставила в номере на зарядку. Тут же под публикацией начался вой подписчиков, строчивших свои комментарии со скоростью пулемёта Максима в годы Гражданской войны.

Вернувшись с пляжа, Анна Сергеевна увидела на своём телефоне большое количество пропущенных вызовов и множество гневных сообщений. Конечно же, публикация с видом из окна была удалена, но репутация была подмочена очень сильно. С того самого времени Анна Сергеевна придумала себе новый образ местной матери «Терезы» со всеми вытекающими.

– Дети – сироты, и что я там должен буду делать? – явно показывая своим видом нежелание участвовать в этом празднике, отрешённо произнёс я.

– Ну как что? Подарить детям футбольные мячики, футбольную форму, у нас же скоро в стране Чемпионат мира по футболу, мы же не должны оставаться безучастными к их судьбам, – весело парировала моя собеседница, попивая из своего бокала текилу со льдом.

– Хорошо, хорошо, надеюсь, это в городе будет?

– Нет, мы не хотим в городской ехать, думаю, поедем подальше от города, так сказать, выберем победнее дом ребёнка.

– Ладно, я согласен, – буркнул я, допивая свой сок, – сообщите, как определитесь со временем и местом, я непременно буду.

– Вот и отлично, с вами приятно иметь дело. Кстати, ваша коллега Иляна Камирова там тоже будет.

– А, она. Ну, будет так будет, ладно, до встречи там тогда.

Попрощавшись с Анной Сергеевной, я направился к столику Даши и её сестры, пора было ехать домой, о чём я сообщил Дарье.

– Да, Слав, забирай меня отсюда, тем более родители уже уехали. И нам пора.

Выходя из ресторана, я заметил, как мужчина, который ещё недавно купил певицу на торгах, организованных мною, садился в свой синий «Ауди Q5». «Хороший выбор», – подумал я, проходя мимо него.

Заводя свою машину, я заметил, что Даше чуть-чуть не по себе, наверное, выпила лишнего.

– Ну что как праздник, понравился?

– Да, папа всем доволен. Слушай, что там за баба рядом с тобой стояла?

– Ну, эта местная журналистка, может, помнишь, та самая, которая из Испании оплакивала мальчика, которому на операцию собирали?

– Да, помню эту дуру. И что она от тебя хотела?

– Рабочие моменты, не бери близко в голову.

– Ну, просто мне интересно, ты с ней долго стоял, вы что-то обсуждали, она даже начала в конце как-то улыбаться неестественно.

– Предложила поучаствовать в благотворительном мероприятии для детей-сирот.

– Слушай, а ты мне изменял когда-нибудь?

В этот момент я резко переключил передачу и вжал в пол педаль газа, «Ауди» приятно показала свой рык, начав выть громче.

– Да, вчера, к примеру, когда один дома остался, вспомнил про свою любимую порноактрису.

– И как она?

– Да немногословна, поговорить с ней не о чем… Шуток не понимает, да и по-русски плохо говорит. Вроде её родной то ли чешский, то ли венгерский.

– Ха-ха-ха. Пошляк ты тот ещё.

– Как тебе сегодняшний праздник, хорошо всё было, да? И еда, и напитки, и закуски на высоте, умеют тут готовить.

– Да, я люблю чешскую кухню.

Доехав до дома, я еле дошёл до кровати и лёг спать, забыв обо всех делах, запланированных мною на завтра.

Глава VII

Два минус один

– Слава, просыпайся, тебе пора в школу, – чей-то милый голос шептал мне на ухо.

– Какая ещё школа, я хочу к бабушке в деревню, не хочу в школу, – сквозь улыбку отвечал я.

– Давай, давай, твои друзья-уголовники тебя заждались. Кто врагов народа будет защищать? – более бойким голосом говорила Даша, срывая с меня одеяло.

– Ок, хорошо. Я просыпаюсь.

Даша не очень-то любила мою работу, она была из тех самых граждан, которые считали, раз что-то произошло, то так должно было случиться. Нет, я не могу сказать, что она верила в судьбу, напротив, она верила в Бога и периодически ходила в церковь, пытаясь и меня заставить, но я всегда отнекивался.

Ключевым спором был вопрос, касающийся суда присяжных заседателей. Как-то Дарье пришла повестка из суда с предложением быть присяжным на одном из процессов. Дарья без зазрения совести отправила повестку в корзину, за что получила от меня устный выговор, мол, это же твой гражданский долг, а вдруг на скамье подсудимых сидит невиновный человек, которому грозит немалый срок. Но Дарья была непреклонна и в суд не пошла, сославшись на занятость и сложный график на работе.

Ещё когда только мы начали встречаться, Дашей овладел страх от пары историй, которые я ей рассказал. Да, там была «расчленёнка», да, там были топор, ревность, измена, убийство и срок в 10 лет, который получил один из моих первых доверителей.

– Это, стало быть, ты его защищал? Как так? Он же мразь! Мразь, просто мразь, убил женщину, которая одна воспитывала детей, – закрывая лицо ладошками, сокрушалась Даша.

– Ну да, – спокойно ответил я, – я его защищал, каждому положена защита, ты же не знаешь до момента вступления приговора в законную силу, что он виновен? И что это именно он ударил свою сожительницу по голове топором 10 раз.

– Что? Да как так вообще можно? Сталина на них не хватает, он бы их всех перестрелял. Вот при нём же была смертная казнь?

– Хм… При нём были суды – тройки, от которых, кстати, ещё при жизни вождя отказались, – парировал я, чуть играя мимикой в сторону смягчения диалога.

– Ну он же их расстреливал, понимаешь? То есть как у нас это раньше было? Лишил жизни человека, значит, и тебя лишат жизни?

– И к чему это привело? Преступность, увы, не снижается и снижаться не будет. Это помнишь, как в фильме «Матрица» с Киану Ривзом? Агент Смит там такую фразу сказал: «Первая Матрица была идеальной, в ней не было убийств, жестокости, зависти, но люди её не приняли, и было принято решение всех их уничтожить».

– Мне как-то безразлично до всего этого. Я считаю так, если виновен в убийстве, значит, и тебя должны убить!

– Хм… Ну вот смотри, ты же знаешь про такого маньяка, как Чикатило? Слышала же?

– Ну допустим, где-то я про него слышала, вроде в Ростове-на-Дону он людей убивал.

– Не важно. А ты в курсе, что до того момента как поймали настоящего Чикатило, если я не ошибаюсь, пятерых человек отправили на тот свет, и все они были невиновны?

– Ой, всё, тебя не переспоришь. Я бы никогда не дала им никакого помилования, убил человека, всё. Как это правильно говорится? Смертная казнь?

– Да.

После этого диалога о работе я с Дашей больше не разговаривал, разве что пару раз давал почитать какие-то смешные вырезки из документов, составленных моими оппонентами. Ну к примеру: «Решение суда должно быть по закону, а не заказу» – резюмировала одна из апелляционных жалоб.

Другая же начиналась прямо с пословицы в стиле: «Все страны живут по законам, Россия же продолжает жить по пословицам и поговоркам». Ну или ещё смешнее была вводная часть жалобы, упавшей мне на стол совсем недавно: «Зачем мне знание закона, ежели я с судьёй знакома?».

Приняв душ и позавтракав, я добрался до телефона и увидел там пропущенный звонок от Олега Дмитриевича.

– Олег, привет, рад слышать, у меня всё в силе. Сейчас довезу свою девушку до работы и готов к общению, ты сам как?

– «Спартак» – чемпион? Не, не слышал, – ехидно смеясь в трубку, произнёс Олег.

Его манера общения чем-то напоминала мою, он очень любил всякие колкости и прочие лёгкие развлечения, которые порой меня выводили из себя. Благо мы были знакомы со студенческой парты, да и Олег Дмитриевич резво начал расти по карьерной лестнице. В свои-то 30 лет он уже забрался в городскую прокуратуру, став начальником II отдела процессуального контроля, от таких друзей не отказываются, и их шуточки приходится терпеть, наигрывая смех.

– Ага, давай, посыпь мне соль на рану, она ещё жива, – мелодично ответил я.

– В обед тогда в «Пилзнере» увидимся. Я чуть пораньше буду, в 12:00, нормально будет?

– Хорошо.

Ровно в 12:00 я приехал в «Пилзнер» и заказал сытный обед себе и своему спутнику, тем более я знал, что он тут любит.

– О-о-о, как же я обожаю это ассорти из колбас. Тут тебе и домашняя колбаска из свинины со специями, и колбаска из говядины, и всё это так приятно подано с тушёной капустой и жареным картофелем, – произнёс Олег Дмитриевич, играя руками словно он дирижёр.

– Ну что там, очередная тема есть?

– Да, есть тут одна проблема, – уже серьёзным тоном ответил Олег.

И друг начал посвящать меня в эту самую тему.

Оказывается, гражданин Беридзе раскладывал «клад» не один, а периодически пользовался услугами такси. При этом водителем такси был его школьный друг Выборнов Семён, который знал о том, чем занимается Беридзе, но при этом к самим наркотикам не притрагивался, а только возил Георгия из пункта А в пункт Б, а Беридзе взамен его периодически заправлял и в целом хорошо платил за услуги частного извоза, порой оставляя щедрые чаевые за хорошо отработанную смену.

В действиях Выборнова налицо имелись все признаки пособничества в совершении преступления, и обоих нужно было бы привлекать к уголовной ответственности как соучастников. Вина Выборнова доказывалась и первыми показаниями Беридзе, которые он давал в моё отсутствие, самого Выборнова уже даже задержали, и он признался в том, что подвозил Беридзе, но как выяснилось, Костина бабушка, ранее работавшая в областном суде заместителем председателя, сделала ряд звонков определённым лицам, которые ей были должны по гробовую доску, и этими лицами было принято решение пока что оставить Семёна в качестве свидетеля, но что-то нужно было решать с самым первым допросом, просто так взять его порвать нельзя, так как он уже «засветился» в суде при избрании меры пресечения, так как судья в том числе ознакомилась с его копией.

Олег Дмитриевич предложил мне следующую сделку: Беридзе допрашивают при моём присутствии задним числом, он всю вину берёт на себя и при этом полностью исключает любое упоминание о Семёне, я же в свою очередь получаю взамен гарантию того, что Беридзе в качестве наказания будет назначено не более семи лет лишения свободы.

– Хм, нужно подумать… – размеренно отвечаю я на это предложение.

– Хорошо, твоя часть вознаграждения? – устало спрашивает меня Олег Дмитриевич.

– Ха-ха-ха. Это, стало быть, не адвокат прокурору предлагает, а прокурор предлагает адвокату?

– Слушай, Слав, меня там такой человек вызывал к себе в кабинет, что мы либо с тобой решаем вопрос, либо ты просто к Беридзе не попадёшь, – тональность в голосе Олега изменилась кардинально.

– Ок, ок. Когда нужно будет допроситься?

– Желательно сегодня, следовательница, как её там?

– Сухоруких Александра Игоревна, – на память произношу я.

– Да, да, она ждёт твоего звонка. Вопрос с доступом в изолятор я уже решил, несмотря на его карантин, вас к нему пустят. Я тебе личные гарантии даю, что ему 7 лет дадут. И ещё скажи ему, если откажется что-то подписывать, то мы его по полной «прессанем»12.

– Да это понятно, что он подпишет, у него выхода нет, тем более я его тоже буду к этому склонять, чего не сделаешь для своего друга тем более? Ну и послабления режима ему пообещаю, и встречи с родственниками. Ты, если что, поможешь в организации его свиданий с родителями?

– Да. Давай, в общем, не затягивай, завтра у себя на столе хочу увидеть копию его протокола допроса, ты там постарайся для меня? Я про тебя не забуду, если что.

– Молодые люди, вы ещё что-то будете, вам что-нибудь принести? – мило улыбаясь, спросил официант.

– Да, пожалуйста, «Чоколадове покушени», и «палаченкови дорт», и чёрный чай.

– Слав, я заплачу. И как протокол допроса увижу у себя перед глазами, с тобой рассчитаюсь.

– Договорились.

Попрощавшись с Олегом, я позвонил Александре Игоревне и договорился встретиться с ней у входа в СИЗО после 14:00, так как в это время там обычно заканчивался обед.

СИЗО города Ижевска располагался на окраине города, вдали от жилых районов. Туда не ездил ни городской трамвай, ни автобус, ни иной общественный транспорт, включая такси, так как водители боялись, что будут везти какого-нибудь «кладмэна»13, который при задержании может сообщить чего-то лишнего.

СИЗО, как я уже говорил, ранее состоял из нескольких блоков, которые по периметру были огорожены трёхметровым забором из бетонных плит. Эти плиты в виде забора стояли ровно впритык друг к другу и были опоясаны словно сетью из колючей проволоки. В самом СИЗО стояло около 9 вышек, а по периметру постоянно ходил караул в сопровождении двух кинологов и 2 собак породы немецкой овчарки.

Вход и выход для всех без исключения посетителей были только через служебную дверь, за которой находился длинный коридор, поделённый на две секции. В первой секции осуществлялся личный досмотр посетителей с помощью собаки, которая должна была определить, не проносится ли какие-нибудь запрещённые вещества посетителями на режимный объект. Строгое правило гласило на входе, что входить в первый участок, как и выходить из него, можно только по одному. Таким образом, на входе ты определённое время сам находился под неустанным присмотром конвоиров и надзирателей, которые проверяли все внутренности твоих карманов и сумки.

После досмотра посетители, будь то адвокат, прокурор, следователь или даже судья, должны были сдать все личные вещи в камеру хранения: телефоны, зажигалки, сигареты, наушники, записывающую аппаратуру, и после этого тебе выдавался разовый пропуск.

Получив этот пропуск в специальном блоке администрации, адвокат или иной посетитель получал талон – уведомление для организации свидания с подзащитным, в котором проставлялись № камеры, Ф. И. О. арестанта, а также указывался номер комнаты для краткосрочного свидания.

Заполнив все эти формальности, я зашёл в комнату краткосрочного свидания.

С виду эта комната чем-то напоминала раздевалку в спортзале моей родной школы. Те же деревянные полы, которые давно не красили и которые в некоторых местах прогнили, те же давно не крашенные стены, грязный потолок, правда без плесени. Различие от раздевалки было в том, что в углу стояла клетка размером 2*2 метра, куда и привели Георгия Беридзе спустя 10 минут моего ожидания.

– Добрый день, Георгий, ну как ты? – начал я издалека, как обычно делал, когда предстоял долгий разговор.

– Добрый день, ну как вам сказать. В камере сижу один. Правда, уже забыл, какое сегодня число и какой день, только что баландой кормили, – устало ответил Беридзе.

– Баландой? Ни разу не пробовал, расскажи про неё.

– Ну там говяжья тушёнка, тёртый картофель и какая-то зелень, вроде петрушка и всё. Правда, мяса я там не вижу совсем, так похлебать чуть-чуть и всё. Хлеба тут не дают почему-то, чай очень мутный, да и не чай это вовсе, больше на какую-то траву заваренную похоже.

«Не сравнить с моим обедом в ресторане «Пилзнер» сегодня», – подумал я про себя. Не хотелось бы есть эту баланду каждый день, ох, как не хотелось.

– У меня, кстати, для тебя хорошие новости, – щёлкнув пальцами правой руки, начал деловито я, – я договорился по поводу назначения наказания ниже низшего предела с моим знакомым из прокуратуры, – весело и чуть громче обычного произнёс я.

– Отлично, – смотря в пол и тяжело вздыхая, ответил Беридзе, – столько там в итоге дать должны? Там тюрьма будет или тут меня оставят?

– Ну там есть ряд условий, подожди про срок говорить, нам ещё нужно кое-что сделать. Первое, сейчас, как я понял, следствие тебе начнёт вменять совершение преступления группой лиц по предварительному сговору, нам нужно от этого обстоятельства избавиться.

– А какая там группа лиц? Я же один разбрасывал наркотики?

– А услугами личного водителя ты пользовался?

– Да, меня мой друг часто подвозил, ну да, он знал, чем я занимаюсь, но он-то к наркотикам не прикасался.

– Это не важно, получается, вы вместе это делали, поэтому нужно дать новые показания, а именно: указать в них, что ты всё делал один. А своего друга ты не уведомлял о том, что работаешь барыгой, понимаешь?

– Да, да, это верно, я бы не хотел, чтобы мне больше срок дали, там ведь как это называется?

– Отягчающее вину обстоятельство.

– И что если бы он к наркоте притронулся, дали бы все 15 лет?

– Больше, тебя бы лет на 20 упекли.

– Ого! – схватившись за голову и теребя себя за затылок, ответил Беридзе.

– И ещё там тебя же задержали с 25 пакетами, так?

– Да, так.

– Но до дня задержания у тебя были другие пакеты, которые ты также разбрасывал, так?

– Да, так. Они тоже будут в деле?

– Нет, не будут, я также договорился, чтобы они пропали из нашего дела, но ты должен понять, что теперь концепция защиты меняется. То есть пользоваться ст. 51 Конституции – это смерти подобно. Показания нужно давать и, следовательно, вину также нужно признавать, но всё брать на себя. И ещё свиданий будет 2, обычно дают одно, и то в конце следствия, но я договорился, тебе дадут их 2. И в ближайшее время как из карантина выйдешь и тебя переведут в общую камеру, тебе дадут возможность увидеть мать и отца.

– Спасибо.

– Ну и главное, слушай сейчас внимательно. Дадут тебе, может, семь лет, после того как половину срока отмотаешь, то можешь на УДО подать, раньше этого срока не подавай, не удовлетворят, а там, глядишь, через четыре года уже дома будешь.

– Да, вам-то легко говорить, а мне четыре года тут быть, я уже по ходу поседел, пока тут эти дни находился.

– А я тебя сюда не тащил силком, ты сам выбрал свой путь, эти претензии уже не ко мне.

В этот момент послышалось, как конвоиры начали открывать дверь, и в комнату зашла А. И. Сухоруких с объёмной сумкой, в которой были переносной ноутбук, принтер.

– Вам помочь? – мило улыбаясь, протягивая руки, спросил я.

– Нет, не нужно, я сама всё сделаю. Так, Георгий, тебе адвокат объяснил, что нужно сделать? Ты согласен показания свои исправить? У нас на всё про всё 3 часа, – не глядя в сторону Беридзе, скороговоркой прошипела следователь.

– Да, согласен. У меня и выбора нет. Вы мне разрешения на свидания с родителями дадите?

– Конечно, но сначала исправляем твои показания. А потом обсуждаем всё остальное.

– Я тут ещё слышал, мне сказали местные, а можно на домашний арест меня перевести?

– Так, Беридзе! Вы обвиняетесь в совершении особо тяжкого преступления, так что давайте без глупых разговоров, хорошо? Домашнего ареста не будет, и точка, начинаем давать показания.

Показания, как и было оговорено, Беридзе изменил и, по сути, этими самыми показаниями спас жизнь своему другу Семёну Выборнову, которому в противном случае светил немалый срок, и никакая бы бабушка-экс-судья ему помочь не смогла.

Я не знаю, как отнёсся к этому Семён Выборнов, его я не видел, как сложилась его жизнь, мне особо не интересно, и что с ним было дальше, мне не интересно вдвойне.

Но я не думаю, что, окажись на его месте внук экс-прачки из местной бани или внук экс-билетёрши местного театра, кто-то стал бы заморачиваться насчёт его показаний и всячески пытаться их переквалифицировать, чтобы все участники процесса получили меньшие сроки.

Выходя из изолятора, я спросил у Александры Игоревны про свидания, она ответила одобрительно.

– Можете заехать за разрешением завтра, я вам выпишу. Спасибо, что оперативно отреагировали на мою просьбу о допросе Беридзе.

– Да что вы. Это же моя работа.

Чуть позже я сообщил помощнику прокурора о произошедшем событии, получив от него короткое уведомление в виде слова: «Ок».

Завтра меня ждала поездка в детский дом, который я посетил в первый и последний раз в своей жизни.

Глава VIII

Ты в этом виновен тоже

Дорога в детский дом города Яика заняла у меня примерно часа 2. Хотя назвать это «дорогой» лично у меня язык не повернулся. И назвать «городом» то, что я увидел, проезжая Яик, у меня язык также не повернётся.

Тут я проезжал мимо какого-то разбитого завода, который раньше был то ли элеватором, то ли изготавливал какие-то станки или ещё какую-то муть, в которой в силу ограниченности своего кругозора я не разбирался. Раньше тут даже кто-то работал, какая-то мать после смены шла в детский садик, забирала дочь или сына, а может, и обоих, и они вместе шли домой развивать ячейку общества.

Стоп, а где, собственно, детский садик или хотя бы местная школа, что-то не видно ни того, ни другого, наверное, их поглотила оптимизация, порождённая глобальным капитализмом. Было бы интересно послушать рассказы местных граждан о том, в какую я вообще дыру заехал и что тут было раньше.

Тут и достопримечательностей-то и нет, даже памятников не видно. Памятник Ленину, по всей видимости, в центре не ставили или уже снесли. Всюду старые и покосившиеся дома, которые выглядят крайне запущенно.

Спустя пару минут на развилке я увидел указатели, на которых ничего прочитать было невозможно, так как они неимоверно проржавели, благо меня вёл навигатор, и он тут особо не тупил, правда, уже раза три попросил меня развернуться.

Вдалеке я увидел бабушку, которая несла на себе большую сумку. Остановившись рядом с бабулей и опустив стекло своей затонированной «Ауди», я сказал, улыбаясь:

– Садись, прокачу. До дома довезу.

– Добрый день, сынок, что, не шутишь? Не украдёшь к себе, откуда ты к нам приехал?

– Да садись, не жалко, тебе же, наверное, тут рядом?

Действительно, как оказалось, бабуле было рядом и шла она из магазина, попутно купив своей лежачей и больной подружке продуктов, так как у последней родственников не было, а социальный работник приходил один раз в неделю и то для того, чтобы проведать, жива она или нет.

– Ты к нам откуда?

– Я из Ижевска, тут у вас где-то детский дом есть, да?

– Да, есть такой, только он называется не детский дом, а по-другому… Детская деревня «Гном», и её построили в том году, даже сам губернатор приезжал, мы его тут впервые и увидели, раньше он до нас никогда не добирался.

– Я как раз туда еду, попросили поучаствовать в одном мероприятии.

– Тоже хорошо, вот есть же у нас добрые люди, как приятно. Вы женаты?

– Не-а, скоро, думаю. А что? У вас внучка свободна?

– Нет, отсюда все уезжают, молодёжь бежит, работы нет, всё тут заглохло с 1993 года. Я сюда приехала ещё при Хрущеве, тут же Мукомольный завод построили, и мы все на нём работали, а потом с перестройкой и со всеми другими делами завод плавно начать хиреть. Ты бы знал, как я тут жила! Я же сама сирота, родителей не знала, приехала сюда из Красноярска, и мне дали комнату в общежитии, потом с мужем сошлась, он у меня электриком был, руки не золотые, а из платины сделаны. И квартиру нам дали, вернее дом, мы его в 1991 году приватизировали, и двух дочерей я тут родила. А потом всё, как Союз рухнул, всё упало. И школу недавно закрыли, теперь детей в соседний город возят на автобусе, правда, он часто ломается, и вот теперь фельдшерский пункт хотят закрыть, куда нам бежать, если кому-то плохо станет, я и не знаю.

– А муж-то как у Вас, где?

– Да он помер как пять лет уже. Нет его, на 8 марта сердце прихватило и всё, скорая ехала два часа, он и не дождался, а зимой к нам скорая не приезжает – дороги не чистят, так и мрём мы тут как мухи… Разве что нам почту, я Бога молю, не закрыли, пенсию-то в ином случае как будем получать? Если нам закроют почту?

– Как? Как? На карту.

– На карту, а банкоматы тут есть, ты думаешь? Ты хоть один видел, тут даже отделения банка нет, магазин продуктовый и тот один остался.

– Ну да, плохо дело.

– Да, так везде плохо дело, скоро нас вообще на свете не останется, вымрем, и некому будет прийти на родительский день на могилку, снесут всё, и даже памяти ни о ком не останется.

Бабуля меня своим негативом начала напрягать, и я просто замолчал.

– Вот, милок, тут тормозни. Дальше я сама дойду, там ты не проедешь, лужи, не видно ничего, а под ними – ямы. У нас так скорая в том году села на мель, так её потом МЧС вытаскивали, может, из-за этого они к нам и не едут больше. Спасибо тебе, добрый молодец, помолюсь за твоё здоровье сегодня.