Луна, любовь и некромант в Академии Невезучих

Дарья Ву

Луна, любовь и некромант в Академии Невезучих

1

Я стояла по пояс в болоте и всё ещё не верила, что это происходит со мной. Болото пузырилось и пахло торфом с тиной. Холод его липких, тягучих вод сковывал ноги, будто тяжёлые кандалы. Мокрая одежда прилипала к телу. Полное одиночество только усиливало ощущение, что всё вокруг не более чем мрачная сказка, кошмар, в котором я оказалась по ошибке.

Высохший лес вокруг тянул ко мне свои чёрные руки-ветви. Деревья поскрипывали, а леденящий ветер то завывал, то затихал. Даже совы перестали ухать, словно вовсе исчезли из этого места. Тусклый свет луны пробивался сквозь облака, заливая всё чуждым, бледным сиянием. Ночь казалась бесконечной, словно сама реальность замедлилась, и каждый вдох отдавался эхом в голове.

– Ты не выберешься отсюда, – голос, едва различимый, низкий и приглушённый, раздался где-то рядом, как будто кто-то дышал мне прямо в ухо. Он был холодным, потусторонним, мёртвым.

«Это невозможно, это глюк, – я безрезультатно пыталась убедить себя. – Такие вещи не случаются наяву. Я просто устала… слишком много всего».

Но страх не отпускал. Каждое слово, казалось, исходило из самой земли, из корней деревьев, из холодного болота, словно протягивало ко мне руки, которые тянулись из глубины. Густой запах гнили пропитал воздух.

– Тебя никто не найдёт, Алиса, – шептал мёртвый голос. – Даже не надейся на спасение.

Я сомкнула губы, пытаясь сохранить хоть остаток уверенности. «Это просто угроза, – твердила я себе. – Я в безопасности».

Мои руки тряслись то ли от холода, то ли от страха, что впивался когтистыми лапами глубоко в сердце. Но на грани между страхом и отчаянием родилось упрямство.

Я не позволю, чтобы меня превратили в безвольную игрушку, не позволю чудищу поглотить меня.

В голове мелькнуло воспоминание о солнечных днях, которые остались далеко позади, о тех, кто ждал моего возвращения. Их лица, как свет, пробивались сквозь пелену страха.

– Никто не придёт, – будто читая мои мысли, произнёс низкий, пустой, как далёкое эхо, от которого по коже бежали мурашки, голос. – Никто не поможет.

Я старалась не вслушиваться, отмахнуться от этого шёпота, словно от назойливого комара. Но он лишь приближался, звеня в ушах, обостряя страх, забившийся в уголках сознания. Я сжала кулаки, цепляясь за самую крохотную искру надежды, а ещё за сухую и шершавую ветку плакучей ивы, склонившейся над краем болота.

«Нет, не могу здесь остаться. Я найду выход», – твердила себе, напрягая онемевшие руки и подтягиваясь. Болото, наоборот, втягивало меня всё сильнее. Каждый шаг стоил неимоверного усилия, а силы стремительно покидали тело.

Вдруг из-за ствола старого, высохшего дерева мелькнула тень. Я замерла, ощутив на себе взгляд – невидимый, липкий, цепкий, словно его обладатель видел всё, что скрыто во мне. Лунный свет исказился, и там, в темноте, возникли очертания – смутные, но ощутимые, словно призрачный силуэт, готовый вот-вот ступить из ночи прямо ко мне. Захотелось отшатнуться, чтобы не дать ему схватить меня. Сердце бешено забилось в груди, а ладони вспотели, и ветка ивы выскользнула из ослабевших пальцев.

– Думаешь, ты особенная, Алиса? Думаешь, тебе позволено уйти?

Слова холодные, как лезвие, прошли сквозь меня обжигая.

В отчаянии я шагнула назад, а затем ещё, и почувствовала, как вода внезапно резко обхватила меня до плеч, а земля ушла из-под ног.

– Сможешь ли ты спастись? – шепнул голос, раздаваясь теперь совсем рядом, будто дыхание тени коснулось моей кожи.

– Я выйду отсюда, слышишь? – проблеяла я в темноту, не отводя упрямого, но перепуганного взгляда от призрачного силуэта. – Я не сдамся!

Болото засасывало, вода уже обнимала меня ледяными пальцами вокруг шеи, но я подняла взгляд, всматриваясь в чернеющую фигуру на берегу. Прежде чем всё поглотила темнота, я услышала с трудом различимое:

– Попробуй, Алиса.

***

День начинался как никогда вяло и не предвещал ничего интересного. За окном, по стеклу, старательно ползли дождевые капли, а лампочка над головой подозрительно потрескивала, словно выбирала момент, чтобы перегореть именно тогда, когда будет нужна больше всего. Чайник, видимо, решил, что его сегодняшняя миссия – варить воду вечно. Я зарылась в плюшевую пижаму и постукивала ногтями по любимой чашке, как будто ожидание магически ускорит закипание воды.

Да, когда я выпрашивала у начальства отпуск на октябрь, то планировала провести его вместе с Лео. Однако на днях мы сильно поругались и расстались, а заодно я потеряла всех друзей. Всех общих друзей. И теперь, судя по всему, мне предстоит грандиозный двухнедельный марафон одиночества. Где медаль?

Едва чайник щёлкнул переключателем, я потянулась к нему, но в то же мгновение загорелся экран смартфона, а следом за светом кухню заполнила весёлая мелодия. «Если это что-то важное, перезвонят», – решила я, наводя растворимый кофе и добавляя в него ложку мёда.

И когда уже включат отопление?

– Бр-р-р! – передёрнула я плечами, буквально вжимая длинные, тонкие пальцы в чёрные стенки керамической чашки, словно она способна была спасти меня от всех невзгод.

От горячей воды чернота стенок сошла на нет, сменившись на фотографию, к счастью, не с бывшим, а с моей близняшкой Анфисой и бабушкой. Фотография была давняя, прямиком из счастливого детства. На ней две каштанововолосые девушки с орехового цвета глазами сидели на коленях у пожилой женщины, волосы которой вились столь же непослушными колечками, как у внучек. Тогда меня за имя обзывали Чудесатой и спрашивали, не падала ли я в кроличью нору. Однако Анфиса не подтрунивала, она сдавала взрослым все мои похождения с потрохами, за что получила собственное прозвище.

Смартфон запел снова. Вздохнув, я взглянула на экран: «Крыса-Анфиса». Ну, конечно же…

– Алиска, ты не свободна в эти выходные? Бабулька спину потянула, а огород к зиме не готов, и дом не готов, и закрутки тоже, – без приветствий затараторила сестрица. – Я одна не справлюсь!

– Две недели свободна. Привет, – зачем-то призналась я.

– О-о-о, – затянула Анфиса, готовясь давить на жалость, чтоб точно согласилась приехать.

И вот уже я попрощалась со съёмной квартирой, не забыв полить кипарис на подоконнике и попросить у него прощение за то, что оставляю сохнуть аж на две недели. И пока я, гружённая рюкзаком и сумочкой, добиралась до вокзала, в голове крутились успокоительные мысли о том, что в деревне хотя бы не будет времени грустить по Лео.

Пока я ехала в электричке через всю Москву и смотрела то на жилые дома, то на промзону, промелькнувшие за мокрым от дождя окном, то успела несколько раз передумать о планах на будущее. Во-первых, решила я, после отпуска стоит уволиться и найти новое место работы; во-вторых, срезать давно надоевшие кудри и попытаться выпрямить волосы под косое каре; в-третьих, отныне я буду обращать внимание лишь на тех мужчин, которым точно интересна, а всякие высокомерные наглецы пусть идут лесом.

Вот о чём я не подумала, так это о том, как много работы бабулька всегда находила для своих любимых внучек, стоило лишь показаться на пороге. К счастью, я вспомнила об этом до того, как переступила порог, увы, уже после того, как сошла с электрички и вылезла из дребезжащей маршрутки.

Я долго стояла поодаль от родного двора и обнимала себя, разглядывая знакомый с детства бревенчатый дом. Резные наличники окон были выкрашены в белый, как и низенький забор вокруг, тогда как сам дом покрывала выцветшая, голубая краска. В памяти хороводом проносились счастливые детские воспоминания, когда родители отвозили меня на лето в деревню. Жаркие дни и прохладные вечера, кормление кур и козы, собирание ягод и трав в лесу, возле дома. Вспоминались сладкие компоты и пирожки, приготовленные бабулькой. Большой, жирный кролик, который вроде не бабулькин был, а по двору гулял, словно по собственной вотчине.

Я бы ещё долго стояла, погружённая в приятные воспоминания, да только перед глазами мелькнул старый кролик. Уже не резво, а медленно, но с достоинством, он протиснул толстенный зад под забором и забрался на бабулькин двор. «Другой, конечно, кролик», – решила я.

– Алиса! – из-за спины раздался голос Анфисы. – Чего стоишь как неродная? Заходи, проходи. Небось замёрзла? Ща отогреем…

Усмехнувшись, я даже не пыталась перебить, лишь послушно пошла следом, узнавая, сколько всего изменилось и осталось прежним за год моего отсутствия. Анфиса исправно ездила к бабульке каждые выходные и тараторила без умолку. Я улыбалась. Кролик наблюдал за нами, выглядывая из-под забора.

– …две недели, это ж ты и на Хэллоуин останешься! – радовалась Анфиса на ходу. – Да не боись, найдём под тебя костюмчик. Я тоже отпускная.

– А в деревне празднуют?

– В деревне празднуют всё! – пояснила она, деловито постучав пальцами по шее. – В этом году собираемся у бабульки, кстати. Она пойдёт к бабе Зое и уже разрешила пригласить ребят в дом. Только надо разобрать вот это да на огороде кой-чего доделать.

«Вот этим» оказались аккуратно сложенные и перевязанные бечёвкой стопки старых газет и трёхлитровые закрутки, которые необходимо было разнести что куда.

Что и куда нести, к счастью, обещали рассказать с утра. Сегодня же я наслаждалась теплом потёртой печки, твёрдостью деревянных стен, занавешенных старыми коврами, и поскрипыванием синей, металлической кровати, воздушный матрас на которой, казалось, обнимал меня со всех сторон.

Эх, хорошо приезжать под вечер.

Эх, нехорошо четыре дня подряд работать не разгибая спины, когда из стянутых в гульку волос то одна, то другая волнистая прядь так и норовит ткнуть в глаз, поясница ноет и тянет, руки грозят отвалиться, а ноги трясутся не переставая.

– Какая-то ты бледненькая, – сочувственно поглядела на меня Анфиса, вытирая пот со лба перепачканной в земле ладошкой. – Давай давление померяем.

– Чур тебя! Мне и тридцати ещё нет, – прохрипела я. – Лучше завари кофе с корицей.

Пока Анфиса убежала в дом к бабульке, на всю громкость слушающую новости, я присела на пень и глубоко вдохнула. Дождь прекратился на следующий день после моего приезда, но объёмные барашки туч никак не желали расползаться и показать хоть лучик солнца. Меня ветреная и промозглая погода не пугала, как и наглых кроликов, ежедневно снующих по огороду. Анфиса давно не обращала на них внимания, а бабулька сказала, что зверьки соседские. Вот только соседский дом пустовал. Лет десять назад молодёжь забрала стариков к себе в город, а животинку оставили самим добывать себе пропитание.

– Хотя бы клети пораскрывали, и на том спасибо, – развела руками бабулька. – Ну что с них взять, жалко кролей, невиноватые они.

Так зверьки и бродили своей немногочисленной группой. Иногда одного-двух кто-нибудь забирал к себе, но часть всегда оставалась на свободном выгуле и пропитании.

***

С утра и до ночи мы с Анфисой вдвоём работали то в огороде, то по дому, отваживая бабульку от грядок с теплицей. Нечего ей, с больной спиной и вечно поднимающимся до заоблачных высот давлением, там делать. Зато от готовки бабульку никто не отгонял, потому, после очередного трудового дня, переступая порог бревенчатого домика, я каждый раз словно возвращалась в детство. В доме было натоплено и пахло то ароматными булочками, то наваристым супом.

– Завтра сами управитесь? – засомневалась бабулька, когда мы почти закончили подготовку двора и дома к зиме. – Я ж с утра к Зойке пойду. Ну, ничего, приготовлю вам перекусить.

– Справимся, иди, – хором сообщили мы с Анфисой, вспомнив вдруг про приближающийся праздник. – Мы ещё пирог недоели, нам хватит.

Предвкушая приезд старых знакомых, я чуть не танцевала от восторга. Казалось, все работы позади, можно повеселиться и забыть уже про Лео. Я улыбалась, принюхиваясь к аромату свежесваренного кофе, не растворимого, как дома, а только что перемолотого. Бродила с чашкой в руках по дому и глядела, как Анфиса расчехлила коробку с украшениями.

– Ой, – севшим голосом произнесла я, рассматривая смешных летучих мышек из фетра. – А вечеринка не костюмированная?

– Костюмированная, – кивнула Анфиса, напевая что-то себе под нос. – Да ты не боись, у меня и для тебя наряд найдётся. Даже два, но один особенно подходящий.

Сузив глаза, я не стала уточнять, позволив сестре самой показать мне костюмы, один из которых она заботливо подобрала для меня.

«Ну да, ну да», – хмыкала я, глядя на разложенные поверх заправленной постели наряды. Один с остроконечной шляпой и подозрительно короткой юбкой походил на костюм ведьмы, приобретённый во весьма специфическом магазине, куда детям вход воспрещён. Второй оказался не лучше. Блестящее, короткое голубое платьице и белоснежный фартук, а с ними ободок с огромным бантом и полосатые чулки на ремешке.

– Второй тебе, – фыркнула я, принципиально отказываясь ото всего, связанного со знаменитой сказкой.

И всего через полчаса мы были готовы. К счастью, оказалось, что чёрная мини-юбка ведьмы прятала под собой шортики, а чёрно-красный корсет застёгивался на молнию. Длинные перчатки были приятными к телу, ну а остроконечная шляпа крепилась при помощи невидимок. Довершил образ броский макияж, ну а волосы я оставила распущенными.

– Ну вот, осталось только отнести газеты в сарай, и можно встречать гостей, – довольно улыбалась Анфиса.

– Какие газеты? – чуть не поперхнулась я.

Оказалось, что возле стола на кухне, в уголочке притаилась забытая перевязанная стопка. И я, и Анфиса долго смотрели друг на друга, ожидая, что за газеты возьмётся вторая. Я нахохлилась, Анфиса сделала большие глаза. Я скрежетнула зубами, сестра тоненько запищала:

– Ну пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! А я пока глинтвейн на вишнёвом соке сварю, – и сложила руки в умоляющем жесте.

Поняв, что проиграла, я спрятала карнавальный костюм под пуховым платком, обулась в калоши и взяла в руки забытые газеты. Ворча под нос я медленно плелась по заднему двору к покосившемуся сарайчику, чтобы сложить там ненужную макулатуру. Шла и рассматривала небо, наконец-то показавшееся из-за туч. Солнце уже село, и на чернильном полотне показалось округлое блюдце луны. Засмотревшись, я случайно кого-то пнула.

– Под ноги смотри, – ворчливо отозвался некто снизу.

Машинально извиняясь я опустила взгляд, но сумела разглядеть лишь пухлого, старенького кролика, который, разумеется, молча, скакал к забору. Решив, что почудилось, я продолжила свой путь и закинула стопку в сарай, вот только покинув постройку, вновь увидала кроликов. На этот раз животинок было четыре. Нестройным рядочком они шли в ту же сторону, куда подевался и первый. Я поглядела на бабулькин дом. На кухне горел свет, пока ещё никто не подъехал, а Анфиса, наверняка не только готовила, но и пробовала собственное варево. Потому я решила, что меня никто не потеряет, если отлучусь на минутку и проверю, что же там с кролями.

Ох, если бы я знала, чем это закончится!

Пробравшись через дыру в соседском заборе, я даже не подозревала, что луна скроется в самый неподходящий момент, а отсутствие работающих фонарей сыграет со мной злую шутку. Споткнувшись о того же кролика, я в ужасе повалилась на четвереньки. В ужасе, потому что теперь была точно уверена, что в прошлый раз мне ничего не послышалось.

– Вот же коза, у тебя что, обе ноги левые? – раздалось из темноты всё тем же голосом.

– А у тебя? – выдала я, наугад отползая назад.

– Две левые, две правые, – в неярком свете луны я разглядела старого кролика, поднявшегося на задние лапы. – Бу!

На самом деле он мог и не пугать. Мне оказалось вполне достаточно того, что он умел говорить. Завизжав, я поднялась на ноги и попыталась удрать, но поскользнулась и шлёпнулась на пятую точку, а дальше заскользила куда-то вниз.

Набирая скорость я удалялась всё дальше от соседского дома и от бабулькиного тоже. Кажется, прямиком в лесной овраг. «Ну хоть не в кроличью нору», – прилетела в голову глупая мысль. Я скользила по влажной земле к быстро приближающимся деревьям и никак не могла остановиться. Цеплялась руками за камушки и корешки, тормозила резиновыми башмаками – всё без толку. Меня завертело. Перед глазами заблестели какие-то искры, словно множество светлячков слетелись поглазеть на городскую дурёху, а потом вдруг они исчезли. Спуск завершился. Я сидела на холодной и влажной земле, а передо мной поблёскивали воды, пахнувшие тиной и торфом. Полуголые деревья тянули вниз свои кривые ветки, а за спиной раздалась громкая музыка.

– О, ребята приехали, – улыбнулась я и тут же нахмурилась.

Приехали друзья Анфисы, они включили музыку и радуются там, а я сижу здесь перепачканная с головы до ног землёй, и если хоть кому расскажу о причине своей задержки, вновь вернётся кликуха «Чудесатая».

Сжав руки в кулаки, я протестующе взвизгнула. Поправила шляпу, корсет и юбку, а потом уже встала и развернулась туда, где по моим предположениям должен был находиться подъём из оврага. Да только никакого подъёма не было, как и соседского двора, как и бабулькиного домика.

Моим глазам предстала освещённая, выложенная щебёнкой, извилистая дорожка. Вела она к чёрному-чёрному дворцу с высокими шпилями, окружённому высоченным каменным забором с коваными воротами. Над воротами всеми цветами переливалась надпись, а откуда-то изнутри дворца звучала музыка и человеческие голоса.

2

Долго таращиться на готический кошмар я, честно говоря, не собиралась. Протёрла глаза грязными руками, даже ущипнула себя за щёку – вдруг это всего лишь бред после удара головой из-за падения во дворе? Но нет, дворец не исчез. Стоит себе, как ни в чём не бывало, а из него доносится музыка – громкая, призывная, как будто ждёт именно меня. Вот только при всём этом «великолепии» дружелюбной атмосферой даже и не пахло. Острые чёрные шпили, мрачные провалы окон, забор высотой с приличную крепость, окружавший дворец, как будто намекали: «Заходи, раз пришла, но обратно не выйдешь». Даже дорожка к воротам, узкая и извилистая, казалось, пропиталась холодом и тёмной магией.

Примерно так я ощущала себя в детстве, когда мама таскала нас с Анфисой к своей ведьме, чтобы вылечиться от простуды и заодно судьбу узнать. Ведьма жила в маленькой квартирке, вечно пропитанной дымом от трав, которые развешивала по углам. Она раскладывала карты, зажигала лавовые лампы, а окна занавешивала иссиня-чёрными шторами – одним словом, жуть.

Нервно хихикнув, я развернулась спиной ко дворцу, к лесу передом, намереваясь уйти подальше от пугающей громадины. Но стоило вдохнуть полной грудью, как в нос мне ударил запах тины и торфа.

Передо мной растеклось болото, приветливо булькающее под слоем мутной воды. Берега его прятались в тени голых, скрюченных деревьев, ветки которых медленно покачивались и поскрипывали, будто тянулись ко мне.

Решив, что на дне болота мне точно не место, я выбралась на извилистую дорожку и двинулась вперёд в своих резиновых калошах. До ворот идти пришлось недолго. Возле них расположился длинный стол, пара ржавых факелов по бокам, и толпа ряженых, занятых тем, что внимательно выслушивали имена подходящих и что-то записывали в толстенные книги. Они вопросительно глянули на меня, словно чего-то ждали.

Каждый из немногочисленных пришедших старательно изображал какого-то потустороннего персонажа. Кто-то приоделся в старинный бархатный плащ, кто-то щеголял с налётом скелета, не пожалев грима на все лицевые кости. И всё это под пристальным наблюдением дамы в образе классической ведьмы с длинным крючковатым носом с бородавкой, с когтистыми ногтями, которые постукивали по столу. Когда я назвала своё имя, дама со своим помощником в гриме зомби склонилась над списком, перевернула его, поморщилась, а потом ещё раз перевернула, будто я затерялась где-то между строк.

– А, вот же! – послышался приглушённый шёпот зомби.

– Точно, – проскрипела ведьма, разглядывая меня с интересом и широко улыбаясь. – Проходите в кабинет четвёртый.

Зомби передал мне буклет с жутковатой картой территории, ручку с черепом на конце и чёрный флажок с надписью, которую я прочитала, моргнув пару раз от удивления: «Наша академия – лучшая из худших». Ещё немного осмотрев полученное великолепие, я, наконец, сообразила, что держу в руках рекламный набор для абитуриентов в академию для особо невезучих магов и ведьм. Здесь собрались все те, кто до сих пор не мог совладать с собственными силами и теперь искал спасения в чёрных стенах этой обители странностей.

Ну что ж, добро пожаловать, наверно, да только при чём здесь я?

Пока я разглядывала буклет, пытаясь разобраться, что нужно для учёбы и где это можно добыть, неожиданно врезалась в кого-то. Буклет помялся, а лоб заныл от удара. Открыть рот, чтобы извиниться, я так и не успела, ведь слова застряли в горле, едва я подняла глаза на того, с кем столкнулась. Высокий юноша был невероятно красив. Под светом фонарей его карие глаза, словно сотканные из золота и мёда, сверкнули ярче, чем само пламя, а взгляд обжёг так, что я забыла, как дышать.

Бледная кожа приятно контрастировала с волосами цвета бронзы, а широкие брови вразлёт весьма удачно смотрелись на лице с тонкими чертами аристократа. Высокие скулы, прямой нос и полные губы привлекали всё моё внимание.

– Прошу прощения, миледи, – тихо произнёс он, поймав мою руку, чтобы поцеловать её. Его пальцы, тёплые и сильные, сжали мою ладонь, и сердце вдруг сделало предательский скачок.

Однако у самой кисти остановился, выискивая свободный от земли участок кожи. Я ощутила, как жар расползся по щекам, ушам и шее. И всё же его губы на секунду приникли к самой чистой полоске кожи, отчего по моей спине прошёл едва ощутимый разряд тепла.

– Меня зовут Родолит, а вас?

– Алиса, – чуть не тая от его прикосновения, промямлила я. – Можно на «ты».

– Я тут уже полгода. А ты, судя по всему, поступающая, – он кивком указал на бумажки в моих руках и ловко отобрал список. – Отделение тёмной магии, не хило! Повезло, будем вместе на парах сидеть. Здесь легко заблудиться, так что тебе нужен надёжный проводник.

И прежде чем я поняла, что происходит, Родолит взял меня за руку и повёл вперёд, объясняя всё так стремительно, что я едва успевала что-либо запомнить. Он говорил легко и непринуждённо, а за собой тащил подобно паровозу, по пути объясняя, что и где находится. Я не запомнила ничего, позволяя красавцу, словно сошедшему с Олимпа, вести меня за собой подобно пастуху.

***

– Превратила кого-нибудь в осла? – вдруг различила я голос Родолита, выплывая из мыслей и осознавая, что мы уже не во дворе, но внутри дворца.

– Прости?

– За что к нам попала? – дружески уточнил Родолит. – В академию невезучих просто так не поступают.

– Невезучих? Здесь написано… – я хотела прочесть, но вовремя сообразила, что буклет с флажком и ручкой теперь у Родолита.

– На заборе тоже пишут, – горько хмыкнул он. – Да только всем ясно, что обычно для светлых и тёмных академии строят раздельные, а для вступления необходимо заработать не меньше шестидесяти баллов на вступительных. В нашу поступают и первые, и вторые. И никто не приходит по собственной воле. Значит, никаких разбитых сердец, Анфиса?

– Алиса, – машинально поправила я.

– Здесь написано Землякова Анфиса, – опустил он взгляд на список, прилагавшийся к буклету.

Я чуть не сообщила, что это моя сестра, но вовремя себя остановила. Остановила даже ноги, встав как вкопанная. Не может же Анфиса быть ведьмой, она ж моя близняшка! И я не ведьма, бред какой-то.

– Да не пялься ты так, иногда они ошибаются, – мягко проговорил Родолит, а я вновь поплыла от его чудесного голоса. – Ты только в приёмном скажи, что имя неправильно записали, всё поправят. Мы, кстати, пришли.

Родолит привёл меня к массивной двери деканата и, пока я пыталась придумать, как бы отвертеться, тихонько подтолкнул внутрь. Дверь со скрипом открылась, и я застыла на пороге, но Родолит лишь подмигнул мне и исчез в коридоре, словно это его совсем не касалось.

Внутри стоял запах пергамента и чернил, а за длинным столом сидело несколько человек. Самое интересное, что у каждого, кажется, был свой собственный вид нервного тика. Полный мужчина с оттянутыми вниз мочками ушей и блестящей лысиной постоянно хлюпал носом и чесал его кончик простым карандашом. Юная и исхудавшая девушка с вытянутым будто у лошади лицом и короткой стрижкой непрерывно постукивала каблуками под столом. Женщина с высокой причёской и в чёрном платье с серебристыми манжетами приподняла дёргающуюся бровь и оглядела меня с головы до ног.

– Абитуриентка? – резко произнесла она, не то вопросительно, не то с осуждением.

– Возможно, – пробормотала я, всё ещё не совсем понимая, что здесь делаю. Попыталась добавить, что ещё не определилась, но меня тут же перебил мужчина с лысиной, блестящей, как отполированное зеркало.