Станция «Звездная»

Они остались одни. Ян растерялся.

Наташа вымыла посуду, он протер тарелки полотенцем и поставил в шкаф. Они были как давно женатые люди, у которых много всего за плечами – и хорошего, и плохого.

– Слушай, Наташ, а мы ведь с тобой ни разу еще не ссорились, – вдруг выпалил он.

Она посмотрела с удивлением:

– Ты хочешь поругаться?

– Нет, но все говорят, что без этого не бывает.

– Да, есть еще такая народная мудрость, что для того, чтобы узнать человека, необходимо с ним как следует поссориться.

Ян посадил ее к себе на коленки:

– Наташа, может, это глупо, но мне кажется, что я и так знаю тебя. Без ссор.

– И мне так кажется.

– Что я знаю тебя или ты знаешь меня?

– Какая разница?

– И то правда.

Они поцеловались. Ян прижал Наташу к себе сильнее, и она не отстранилась от него. Рука его вдруг как-то сама собой оказалась под ее тонким свитером, прочувствовала тонкую спину и легла на грудь. Тут Ян опомнился и отдернул руку.

– Что? – спросила Наташа.

– Я могу потерпеть.

– Я знаю.

– Мы можем подождать, сколько надо.

– Хорошо. Как скажешь.

– Не это главное.

– Нет, не это.

Они снова поцеловались, Ян обнял Наташу крепче.

– Я люблю тебя, – сказал Ян.

Наташа кивнула.

Чувствуя, как голова кружится от любви и от какой-то непонятной досады, что они могут соединиться с Наташей только так и не существует способа стать еще ближе, Ян встал с табуретки и закурил.

Друзья ушли в метель и непогоду, оставили их наедине, искушают, но он все сделает правильно.

– А я думаю, что если судьба предназначила нам быть вместе, то надо быть вместе, вот и все, – сказала Наташа за его спиной.

* * *

Ян приподнялся на локте:

– Принести тебе водички?

Наташа покачала головой:

– Не надо. Пора вставать, а то люди придут, а мы лежим.

– Ну и пусть приходят.

– Нет, надо вставать, – проговорила Наташа. – Отвернись.

Ян послушно повернулся к стенке.

– Везде пишут, что девушка после этого должна плакать, а я не хочу, – сказала Наташа. И ушла в ванную.

А Ян лежал, злясь на себя, что не сдержался. Когда обнимал Наташу, это казалось ему хорошо и правильно, но черт возьми, он должен был подумать не только о любви, а, например, о Полине Георгиевне, которая надеялась, что он не обидит ее дочь.

Ян вскочил, натянул брюки и посмотрел на часы. Надо же, всего половина пятого, а ему казалось, что прошла целая вечность. Ладно, это не важно, главное, они должны успеть.

Он постучался в дверь ванной:

– Наташ, у тебя паспорт с собой?

– Дома.

– Черт!

Она вышла, одетая и причесанная, со спокойным лицом, как будто ничего не изменилось.

– Хотя нет, погоди, – она открыла сумочку, – вот он. Я как раз ходила выписку из БТИ получать и забыла вынуть.

– Поехали тогда быстренько подадим заявление.

– В смысле?

– Поженимся.

Наташа растерянно улыбнулась:

– Ты переживаешь – я боюсь, что ты меня соблазнил и бросил? Не волнуйся, не боюсь.

– При чем тут это? Просто я хочу, чтобы мы с тобой поженились как можно скорее.

Она засмеялась:

– Я тоже этого хочу, но к чему такая спешка? Я и так тебе верю.

– Скажи еще, что штамп в паспорте не главное.

– И правда не главное. Хотя знаешь что? Поехали! – она решительным жестом поправила прическу. – Не зря же у меня паспорт в сумке оказался, в конце-то концов.

– Сейчас, я только форму надену для солидности.

– А я маме позвоню.

Полина Георгиевна дала свое благословение по телефону. Сегодня у нее было много вызовов и патронаж, поэтому она никак не успевала на дочкино обручение, но обещала по дороге домой купить тортик, а если повезет, то и шампанского.

– Неужели я так ей понравился? – озадаченно спросил Ян, но раздумывать и выяснять было некогда.

Они помчались в загс, не обращая внимания на пронизывающий ветер с сухим и колючим, как иголки, снегом.

Успели буквально в последнюю секунду. Сотрудницы загса посмотрели на них сурово, как на надоедливых детей, но все-таки выдали анкеты, которые Ян и Наташа принялись заполнять ручками, тонкими бечевками привязанными к столам.

– Так неужели я настолько понравился твоей маме, – снова спросил Ян у Наташи, – что она даже не сказала, что сначала надо все обдумать?

– Ты врач, и этим все сказано. Она у меня медсестра старой закалки, благоговеет перед докторами, – серьезно ответила Наташа, – ну и сам ты произвел на нее очень хорошее впечатление.

– Рад это слышать.

– А твои папа с мамой как отнесутся?

Ян на секунду задумался. Он так давно привык жить один, что забыл о том, что почтительный сын должен испросить благословения у родителей. Но они всегда уважали его выбор, а главное, Наташа – такая девушка, которая просто создана для того, чтобы нравиться родителям.

– Не беспокойся, Наташа, они тебя примут как родную.

– Я имею в виду, что ты женишься таким блицкригом. Не обидятся, что не познакомил нас заранее?

– Нет. Это точно нет. Они сами так женились. Папа встретил маму за неделю до отбытия к месту службы, сама понимаешь, пришлось поспешать, – объяснил Ян.

Наташа погладила его по руке и улыбнулась:

– Какой странный день…

Внезапно Ян всем нутром, до дрожи прочувствовал, что это не просто формальность, а действительно перемена участи. Он становится мужем и отцом семейства, и с Наташей они по-настоящему сделались одно целое.

– Хороший день, – сказал он, тихонько пожимая под столом ее узкую коленку.

– Больше все-таки странный. Мы были вместе, теперь вот женимся… А я, честно говоря, не думала, что это может с нами произойти.

– Почему?

– Когда я увидела тебя первый раз, то решила, что это будет любовь грустная, трагическая и одинокая, – вздохнула Наташа.

– Почему? – повторил он.

– Сердце подсказало.

Ян хотел сказать, что сердце ее ошиблось, но вспомнил, что действительно едва не отказался от своей любви ради выгодного брака, и молча понес заполненные бумаги сотруднице загса.

Та с суровым видом просмотрела их документы, а потом улыбнулась неожиданно тепло, поздравила с важным решением, выдала приглашение на регистрацию брака и талончики в салон для новобрачных.

Оставался месяц холостой жизни, и Ян прикидывал, как он пройдет – потянется бесконечно долго или промелькнет в вихре приятных хлопот.

Из загса поехали к Наташиной маме.

В вагоне метро оказалось сравнительно немного народу, давки не было, и Ян стоял, крепко обнимая свою теперь уже официальную невесту, и не верил, что в земной жизни можно быть таким счастливым человеком.

Ему очень хотелось достать лежащее в кармане приглашение на регистрацию и проверить, что оно настоящее и заполнено правильно, без ошибок, и дата там стоит именно та, которую назвала сотрудница, но Ян боялся показаться Наташе слишком суетливым.

Оглядев вагон, он заметил сгорбленную старуху в черном пальто и с тележкой, в которых дачники возят рассаду и прочее барахло. Собираясь выходить, она двигалась в их сторону, так что Яну с Наташей пришлось расступиться, чтобы бабка прошла между ними.

– Ну вот я вас и разлучила, ребятки, – засмеялась старуха, а Яну вдруг сделалось не по себе от этой в общем безобидной шуточки.

– Не обращай внимания, – сказала Наташа, когда бабка вышла из вагона.

– И не думал.

– Нет, правда, не обращай. Мама говорит, такие штуки работают, только если ты сам с ними соглашаешься. А мы не согласимся.

– Конечно, нет. Мы с тобой считай, что уже женаты, и ничто нас не разлучит.

– Вот именно. Только смерть.

– Какая смерть, Наташа, – Ян обнял ее, – мы будем жить долго и счастливо.

…Они очень хорошо посидели с Полиной Георгиевной и Леной, единственной подругой Наташи, мощной белобрысой девицей, учившейся в институте Лесгафта[1].

Полина Георгиевна рассказала, что сразу поняла, как дочка стала упоминать про странного военного, который ходит к ним в читалку, куда обычно только школьники и пенсионеры заглядывают, что все это неспроста и должно вылиться во что-то интересное. И вылилось-таки! И какие ребята молодцы, что подали заявление, жаль только, что не сделали фотографий этого ответственного и счастливого момента.

Тут Лена встрепенулась, сказала «секундочку» и убежала, чтобы вернуться через полчаса с отцовским фотоаппаратом «Зенит».

Полина Георгиевна тоже вскочила, заявила, что невеста должна быть красавицей, и все три женщины вдруг ополчились на Яна и выгнали его из комнаты. Он сидел один в гигантской кухне, с полом, похожим на шахматную доску, потерянный среди леса чужих простыней, и успел выкурить полпачки сигарет – сначала сам, а потом в компании симпатичного лохматого деда в тельняшке, сообщившего ему, что Наташа – девка что надо.

Наконец его позвали в комнату, и Наташа встретила Яна красивая и чужая в высокой прическе и клетчатом платье, которого Ян на ней никогда раньше не видел. Вероятно, оно приберегалось для самых торжественных случаев.

Они сфотографировались, и Полина Георгиевна ловко перевела разговор в практическое русло. Сейчас, сказала она, перед ними стоят три стратегические задачи: познакомиться с родителями Яна, организовать свадьбу и определить, где молодые будут жить.

Ян заверил будущую тещу, что первая задача это никакой не вопрос, завтра же он позвонит родителям, признается, что женится, а дальше – дело техники. Или мама с папой приедут на выходные в Ленинград, или Ян отвезет Наташу с Полиной Георгиевной в Таллин.

– А в том, что вы понравитесь друг другу, я ни секунды даже не сомневаюсь, – легкомысленно заключил Ян.

– Ты за других не решай, – одернула Полина Георгиевна, – люди все разные и относятся друг к другу по-разному. Но чтобы снизить риски, я тебе настоятельно советую не по телефону родителей огорошивать новостями, а съездить к ним и лично сообщить.

– Да они у меня понятливые.

Полина Георгиевна скупо улыбнулась:

– Не сомневаюсь, но видишь ли, друг мой, если хочешь, чтобы у тебя с людьми были хорошие отношения, лучше поступать так, чтобы понимать им оставалось как можно меньше. Мне почему-то кажется, что ты не развалишься, если съездишь к ним.

Ян признал справедливость ее доводов и обещал сгонять к родителям в ближайший день, на который будут билеты.

– Вот и хорошо. Заодно сразу выясни, как они хотят провести свадьбу.

Ян это и так знал. Папа с мамой терпеть не могли мещанскую показуху. Если по улице мимо них проезжала «Волга» с кольцами на крыше, убранная лентами и цветами, они презрительно морщились, а мысль напоить до полусмерти малознакомых людей только из-за того, что сын создает семью, показалась бы им безумной.

Наташа с мамой тоже хотели скромную церемонию, а Яну было все равно. Лишь бы пожениться и зажить своей семьей. А вот это была уже серьезная проблема.

Самое простое – привести молодую жену на Звездную. Вася с Диной, как собирались, переезжают в бывшие апартаменты Зейды, и Ян становится полновластным хозяином комнаты, если согласится платить хозяину чуть больше. Это не проблема, и заживут они прекрасно, почти как раньше, но все же по-семейному.

Видно, что Наташе не хочется разлучаться с матерью, и Полине Георгиевне, хоть она молчит, грустно оставаться одной, но жить здесь втроем просто-напросто нереально. Комнатка такая маленькая, что ее даже шкафом не перегородить.

Ну да ничего, это все временно, пока он учится, а дальше неизвестно, как пойдет. Его спокойно могут вышибить из аспирантуры и отправить служить куда Макар телят не гонял, а там с жильем посвободнее, и Полина Георгиевна приедет к ним, если захочет.

Или наоборот, он сделается модным врачом, люди сами будут носить ему конвертики, без всякого вымогательства с его стороны, и он тогда вступит в кооператив.

Как говорила бабушка Яна, никогда не было, чтобы никак не было, а всегда было, чтобы как-нибудь да было.

Мечтая и строя планы на будущее, Ян засиделся допоздна, пока Наташа не спохватилась, что метро закрывается, и он еле успел на последний поезд.

Ехал в пустом вагоне и удивлялся, неужели продолжается еще тот самый день, от которого он утром не ждал ничего особенного?

Ян знал, что многие парни не любят предсвадебных хлопот, а ему нравилось это странное состояние подготовки к переменам. Он обсудил с Диной будущую жизнь, совместно с ней решил участь Димы Лившица, который в результате получил право на диван в общей комнате, с условием никого не водить и не напиваться.

Сдвинув их с Васей бывшие койки, Ян получил вполне приличное супружеское ложе. В пятницу сделал генеральную уборку, вымыл даже окно и постирал занавеску, а в цветочном магазине купил горшок с цикламеном для придания уюта.

Вася забрал свой плакат с Брюсом Ли, оставив скучное пустое пространство, которое Ян поспешил заполнить календарем с портретом Льва Толстого.

Получилась бедненькая, даже немного убогая, но в целом миленькая комнатка, вполне себе прибежище для молодой четы.

Полина Георгиевна сказала, что даст новобрачным постельное белье и хорошее одеяло, об этом пусть не волнуются, а Ян мозговал, где бы ему взять денег на кольца. У него было припрятано пятьдесят рублей на черный день, но для хороших колец требовалось в три раза больше. Просить у Васи – бессовестно, он и так выложился на подготовке к собственной свадьбе, у Димки – бессмысленно, а больше у него и друзей-то нет.

Князев мог бы одолжить, но с некоторых пор Ян избегал с ним любых денежных расчетов.

Оставалось только клянчить у родителей.

Билетов на выходные, как всегда, не было, пришлось на кафедре выпрашивать себе свободный понедельник. Князев разрешил, но скорчил недовольную физиономию и сказал, что слишком уж рано Колдунов расслабился. Сначала надо стать незаменимым специалистом, добиться всеобщего признания, а потом уж нарушать трудовую дисциплину в свое удовольствие.

Ян был с этим в принципе согласен, но что поделать, если билетов на субботу и воскресенье днем с огнем не найдешь?

Только приехав к родителям и признавшись в своем намерении жениться, он понял, насколько права была Полина Георгиевна, отговорив его делать это по телефону.

Папа с мамой обрадовались, что сын наконец решил остепениться и выбрал хорошую девушку с хорошей мамой, которая умеет вправить будущему зятю мозги не хуже них самих.

Мама приготовила его любимые котлеты, папа заметил, что на ногах у него довольно старые форменные ботинки, и повел в универмаг за обувью, где азартно помогал мерить и смотрел, чтобы носок не упирался, а за пятку обязательно пролезал палец.

Ян на миг почувствовал себя ребенком и от этого вдруг понял, что действительно вырос, стал взрослым человеком. Кончилось не только детство, но и юность с ее несбыточными надеждами, да и молодость уже на излете. И это было хорошо.

Он встал с табуреточки, потопал. Ботинки сели идеально.

Договорились, что знакомство состоится по телефону, ибо «если они нам понравятся, то и так понравятся, а если нет, то мы все равно не сможем тебя отговорить, так зачем туда-сюда гонять? Дистанционно все обсудим, а на свадьбе сразу и познакомимся и породнимся».

Он возвращался в Ленинград совершенно счастливым человеком, как бывает, когда исполнишь все обязательства.

Подаренные отцом новые ботинки нигде не жали, в кошельке лежали двести рублей, выданные родителями на кольца, поезд приходил так, что Ян успевал на службу без опоздания, а вечером его ждала Наташа, которой он должен сообщить самые хорошие новости.

* * *

На душе было так светло, что Ян, здороваясь с Бахтияровым, улыбнулся, но тот отвел взгляд и быстро прошел мимо.

Колдунов пожал плечами, все-таки не настолько у них были плохие отношения, чтобы не здороваться, но решил не вникать в психопатический ход мысли профессора. Вина перед Соней иногда еще покусывала Яна, но тут ничего уж не поделать, да и вообще, наверное, не бывает такого, чтобы совесть твоя была полностью чиста и спокойна.

До начала работы оставалось еще пятнадцать минут, но в ординаторской толпился народ, обсуждая непонятную смерть пациентки на смене.

Ян решил не вмешиваться в дискуссию, но, когда достали снимок грудной клетки и прислонили к оконному стеклу, присмотрелся.

– Да что тут думать? – фыркнул он. – Вон, шестое ребро слева сломано, значит, разрыв селезенки.

– Высоковато для селезенки, – возразил Калинович.

– Давай не забывать, что быстрее всего можно умереть от кровотечения, а кровотечение это у нас в первую очередь что? Гинекология или селезенка, – Яну стало неприятно от собственного менторского тона, и он заткнулся.

– Соображаете, Ян Александрович, – ухмыльнулся Князев, входя в ординаторскую, – очень жаль, что вас вчера не было на работе, тогда, возможно, трагедии удалось бы избежать.

– Задним умом мы все крепки, – вздохнул Ян и пошел покурить, досадуя на свою несдержанность. Ведь мало что в жизни есть бесполезнее непрошеного совета, разве что совет, данный постфактум, когда изменить ничего уже нельзя.

В течение рабочего дня до него доходили какие-то обрывочные сведения, что дежурили опять без рентгенолога, а травматолог не разглядел на снимке перелом, который действительно был представлен тоненькой линией и вполне мог быть принят за тень легкого. Вроде бы сначала решили, что имеют дело с обычной подзаборной пьянью, поэтому отнеслись невнимательно, а когда она умерла, вроде бы оказалось, что нет, приличная женщина.

Князев сходил на вскрытие и вернулся довольный как черт. Честно говоря, Ян редко видел у него на лице столь счастливую улыбку.

– Поздравляю, Ян Александрович! Ваш диагноз с блеском подтвердился! – от избытка чувств он потрепал Яна по плечу. – Селезеночка, она, родимая.

Ян даже не стал спрашивать, почему он радуется. Хотя… По клинике тогда дежурил Бахтияров, и такая грубейшая ошибка серьезно снижает его шансы занять должность заместителя по лечебной работе. Можно сказать, сводит к нулю, если, конечно, грамотно раздуть скандал, а не замять, что при связях Сергея Васильевича вполне возможно.

Сделалось противно, что человеческая смерть становится разменной монетой в торге за место под солнцем, но Ян промолчал, понимая, что его замечания будут просто-напросто высмеяны. Князев был чужд морали, а морализаторство Ян вообще на дух не принимал.

Научный руководитель пришел в такое благостное расположение духа, что отпустил Колдунова домой сразу после официального окончания рабочего дня, и он поехал к Наташе в библиотеку, поскорее отчитаться о поездке.

В радостном нетерпении Ян вошел в читальный зал, но вместо невесты увидел за столом заведующую библиотекой Зою Иосифовну. Она строго следила, чтобы Ян с Наташей не позволяли себе никаких глупостей во вверенном ей учреждении, но иногда позволяла молодой сотруднице уйти пораньше, за что Ян ее очень уважал.

Увидев Яна, она вышла ему навстречу и взяла за локоть. Сердце екнуло.

– Наташеньки сегодня не будет, – мягко сказала Зоя Иосифовна, – у нее мама заболела.

– А что случилось?

– Не знаю. Она позвонила мне ночью вся в слезах, я так толком ничего и не поняла.

Ян сглотнул:

– А где она?

– Понятия не имею. А разве она не связывалась с вами?

– Я был в дороге. Извините.

Он поскорее побежал домой. Там никого не было. Ян проверил везде – никакой записки.

Закурил. После нескольких глубоких затяжек в голове прояснилось, и он сообразил, что, если бы Наташа позвонила Васе, тот бы давно нашел способ с ним связаться.

Беда почти всегда приходит без предупреждения и бьет наотмашь, и даже когда ее ждешь, она подкрадывается с другой стороны. Не всегда можно устоять на ногах и сразу понять, что нужно делать, как спасти человека и спастись самому.

До боли стиснув кулаками виски, Ян слегка пришел в себя. Что делать? Сидеть и ждать звонка от Наташи? Или ехать искать ее… где? Куда госпитализировали Полину Георгиевну?

Выкурив еще одну сигарету, он оставил Васе записку, чтобы тот, как придет, сидел дома и принимал все звонки, и поехал к Наташе домой. Он не рассчитывал застать ее, но надеялся, что соседи могут что-то знать.

Открыл ему дед в тельняшке, скорбно покачал головой и сказал «дома» так мягко, что Ян все понял.

Постучавшись и не дождавшись ответа, Ян толкнул дверь и в темноте не сразу разглядел Наташу, свернувшуюся клубочком поверх одеяла. Осторожно он подсел на край кровати и погладил ее по плечу. Она не ответила, но взяла его руку и пожала.

– Наташа, что нужно делать? – спросил Ян.

– Уже ничего, – сказала она хрипло, – все завтра. Только я не знаю что…

– Я знаю. В какой больнице?

– У вас.

Сердце тоскливо сжалось. Неужели он сегодня смотрел снимок и спорил о причине смерти не абстрактного человека, а Полины Георгиевны, женщины, которая еще два дня назад поила его чаем и выспрашивала о новых методиках лечения детских грыж?

Ян вышел в кухню, с помощью деда заварил чаю, насыпал побольше сахару и принес Наташе. Она не стала пить, но Ян сказал, что надо, это как лекарство, потому что силы им еще понадобятся.

Потом раздел Наташу и уложил в постель. Наверное, полагалось что-то говорить, но Ян не мог придумать ни одного слова, от которого ей стало бы хоть чуть-чуть легче.

Он просто сел рядом на полу. Чуть позже в дверь поскребся дед, предложил бутылочку валокордина, которую Ян взял с благодарностью, и тут же накапал Наташе двадцать капель.

Вскоре она уснула, а он сидел на полу и ждал, чтобы она не была одна, когда проснется.

Наташа очнулась около трех ночи, в самое темное и тревожное время. Вскрикнула, увидев его, но заплакать не смогла. Ян обнял ее, и так они молча лежали, пока к утру не забылись оба мутным тяжелым сном.

Ян думал, что им с Наташей придется делать все вдвоем, но утром приехала педиатр, с которой работала Полина Георгиевна, неожиданно появилась Дина со свежим городским батоном в руках и заставила всех съесть по куску, и от этого сделалось немного легче.

Все-таки женщины лучшие помощницы в горе…

Он бы оставил Наташу дома на попечении женщин, а сам поехал оформлять документы, но официально Ян пока был Полине Георгиевне никто, поэтому пришлось отправляться всем вместе.

Когда врачи чувствуют, что виноваты в смерти больного, то стараются лишний раз не злить родственников. Ян не успел зайти в патанатомию, как справка о смерти была уже у него в руках, а судмедэксперт сам принес Наташе журнал и показал, где расписаться.

Выйдя из морга, Ян попросил женщин подождать его во дворике, а сам поднялся в ординаторскую – надо было объяснить Князеву, почему он второй день прогуливает работу.

Настроился на страшный разнос, но Игорь Михайлович вдруг обнял его, сказал, что слышал о страшной утрате, и пусть Ян остается со своей девушкой столько, сколько нужно. Перед начальством его прикроют, если что, спишут на библиотечные дни, которых у него с начала года накопилось на целый отпуск.

Ян слегка удивился, с какой скоростью распространилась информация в их мужском коллективе, и доброта Князева тоже показалась странной, но выяснять времени не было.

Девушки сидели на скамеечке возле морга. Наташа неумело курила, глотая дым и кашляя, а Дина, прикрыв глаза, затягивалась глубоко и выдыхала по-мужски протяжно. Увидев Яна, педиатр встала, сунула ему конверт с деньгами и сказала, что ей надо идти, потому что работать реально некому. С приема ее отпустили, но по вызовам надо бежать.

– Я чувствую себя виноватой, – всхлипнула она, когда Ян провожал ее до ворот. Он пробормотал какие-то дежурные слова утешения. Так сложилось, каждый внес свою лепту, точнее говоря, никто не порвал свое звено в трагической цепи событий. Виноваты были все и никто.

* * *

К сожалению, Ян не ошибся, Полина Георгиевна оказалась именно той женщиной, чьи снимки он смотрел накануне. Утром по дороге на работу она поскользнулась и упала, но решила, что сильный ушиб о поребрик и боль в боку – недостаточная причина уходить на больничный. Время самое горячее, половина детей на участке переносит ОРЗ, половина сотрудников поликлиники – тоже. Работать некому, больные малыши ждут помощи, и патронаж тоже никто не отменял. Молодые неопытные мамочки растеряны, не знают, что делать с новорожденным, как перепеленать, как накормить, не понимают, почему он плачет, волнуются, хорошо ли зарастает пупок. Особенно переживают мамаши-медработники, которым от избытка знаний мерещатся всякие ужасы, они ждут Полину Георгиевну как манну небесную. В таких условиях не выйти на работу из-за небольшой боли в боку при вдохе – малодушие и даже дезертирство.

Полина Георгиевна, как опытная медсестра, подозревала, что у нее сломано ребро, но знала и то, что специального лечения от этого не существует, только покой, обезболивание и отхаркивающее. Какой смысл брать больничный, три таблетки в день можно принять и без отрыва от производства. Наоборот, решила Полина Георгиевна, активный образ жизни послужит отличной профилактикой пневмонии, выпила таблетку анальгина, мензурку микстуры от кашля и отправилась по вызовам.