Записки военного дознавателя

 ****

Я проснулся от того, что на столе мерзко дребезжал телефон и одновременно кто-то тряс меня за плечо:

– Товарищ, старший лейтенант, звонят!

Это был Шмаков. Было уже два часа ночи, а значит, он только что сменил Гуляева.

– Слышу, слышу…– я взял трубку, – Дежурный по автопарку старший лейтенант …

– Здорово, лейтенант! Это дежурный инспектор ВАИ в Десне12, старший прапорщик Кузьмин. Тут у нас ваш Корыхалов весь в жопу пьяный отдыхает. Есть такой у вас?

– Как же он может быть у нас, если он у вас отдыхает? – не сообразил я спросонья.– Но вообще-то есть такой, да, на выезде он, уже приехать должен был… А что случилось?

– Да ничего. Остановили его с грузом, а он лыка не вяжет. Вот лежит пока под арестом.

– И как ведет себя?

– Да никак – спит.

– И чего делать теперь?

– Ну, как чего… Как проспится, отпустим, потом представление напишем, сам понимаешь…

– Слушай, Кузьмин, какой позывной у тебя? Я тут бригадиру доложу, пусть сам разбирается. Потом перезвоню еще.

– Позывной- «Волга». Звони, если чего.

– Ага, бывай.

Будить бригадира с такой новостью или, может, подождать хоть пару часов, и позвонить перед подъемом? Нет, кто их знает что там за планы у них, а мне уж что терять? И так из нарядов не вылезаю. С этими мыслями я крутанул ручку. Откликнулась телефонистка Света – довольно симпатичная и на редкость порядочная для нашего заведения девушка. Кто уж только к ней ни подъезжал, но все без толку: все попытки разбивались о неприступные стены Светиных крепостей, ворота которых, видимо, должны были открыться, лишь самому что ни на есть принцу.

– Свет, мне бригадира надо.

– Прямо сейчас что ли?

– Ну а когда? Как приказали, так и докладываю.

– Ладно. Твое дело. Соединяю.

Через несколько гудков раздался сонный голос:

– Ну, кто там еще?

– Товарищ полковник, разрешите доложить, дежурный по автопарку старший лейтенант…

– Что доложить?..– бригадир еще явно не проснулся.

– Насчет Корыхалова, вы приказывали.

– Ну и чего? Вернулся?

– Никак нет. Задержан ВАИ в Десне в нетрезвом виде. Отсыпается там сейчас.

– Да ты чего говоришь, лейтенант?

– Вы велели доложить, я и докладываю. То, что мне сообщил дежурный патрульный прапорщик Кузьмин.

– Обожди, обожди… а машина где?

– Где конкретно – не знаю, но, вероятно, где-то в Десне, на штрафплощадке ВАИ. Кузьмин сказал, что Корыхалова утром, как проспится, они отпустят.

– Я ему просплюсь! Он у меня в Афгане отоспится!… Знач так, лейтенант… Знач так… Щас соображу… Ага!.. Бери мой УАЗик и прапорщика Крюкова. У него права есть на КамАЗ. Пусть приведет машину к нам в парк, а ты привезешь Корыхалова и сдашь его начальнику караула – под арест до утра.

– Товарищ подполковник, разрешите доложить, начкар-то меня не послушает. Мне помощь от дежурного по части понадобится. А то, как мне начкар поверит? Да и Крюков со сна послать может…

– Хорошо, давай занимайся! Задача ясна? Дежурный будет в курсе.

– Есть.

Я дождался звонка дежурного по части.

– Ну, ты все понял?– раздался в трубке голос командира одной из батарей Вити Телятникова.

– Кто меня подменит на время поездки?

– Сержанта своего вызови.

– Хорошо. Крюкова как вызвать?

– Я к нему сейчас посыльного отсылаю. Ты бери УАЗик. Ключи у водилы. Разбудишь его…

– Ага! Так он мне и отдал посреди ночи ключи от комбриговой машины! Сам подумай!

– Хорошо, подходи к хозвзводу, там и встретимся.

 ****

Выехали мы относительно быстро. Крюков, на удивление был трезв и лишних вопросов не задавал: и дураку было понятно, что не я это все замутил. До Десны гнали очень быстро через темный и пустой, словно космос, полигон. Минут через сорок пять – добрались. Андрюха, видимо, хорошо знал, где находится ВАИ, и потому блуждать не пришлось. На пороге КПП стоял прапорщик и задумчиво курил, пуская дым высоко над головой, почти что под самый фонарь, с ржавым, некогда эмалированным абажуром. Крюков выскочил первый и побежал здороваться. С прапорщиком, он, видимо, был давно знаком.

– Андрюха! – обрадовался тот и бросил в урну сигарету.– Какими судьбами?

– Да вот Борьку приехали забирать. Нажрался, говоришь?

– Не то слово! Труп!– широко улыбаясь, заявил прапорщик. Судя по тому, что на проходной не было больше никого, это и был Кузьмин.

– Ну ладно,– деловито заявил Крюков. – Его вот лейтенант прямо на губу отвезет, а я КамАЗ до дому доведу. Вишь, как у бригадира жопа зачесалась – среди ночи поднял!

Кузьмин задумался и почесал небритый подбородок.

– Вообще-то не положено…– сказал он, – Надо бы мне доложить сперва…

– Да че докладывать? Машина наша, путевка есть…

– Ты понимаешь, Пономарев его видел, хочет большое дело раздуть…

– Так пусть! – разрешил Крюков. – Никто же не отпирается, что Борька обосрался… Пусть шлет «телегу» в часть. Хочешь, мы расписку напишем, мол, так и так… Я беру КамАЗ, а лейтенант – нарушителя конвоирует на губу.

– А че…– наконец решил Кузьмин, – Пиши! На имя Пономарева. Только не забудь – он нынче полковника получил!

– Да ну!

– Ага! Две недели назад бухали, аж дым коромыслом! – с гордостью сообщил Кузьмин.

– А я думал, он на пенсию собирается, ждет уже- не дождется.

– Это он всем говорил так. Пиши, в общем. Бумага на столе.

Крюков сел, и стал медленно писать, словно школьник, слегка высунув язык. Когда закончил, он протянул бумагу Кузьмину. Тот, шевеля губами, прочел и одобрил:

– Только распишитесь оба и дату поставьте внизу.

Мы повиновались. Корыхалов храпел в соседней комнате на деревянном топчане, раскинув руки, словно сраженный на скаку белогвардейской пулей красный комиссар. Я стал его будить, но задача оказалась нетривиальной. Крюков в это время ушел за КПП заводить КамАЗ.

Я бил полумертвого прапорщика по щекам, закрывал ему нос, тряс за плечо – все было бесполезно. Он слегка взбадривался, и не понимая где находится, вдруг начинал выкрикивать что-то матерное непонятно в чей адрес. Я понял, что все это бесполезно. Поднатужившись, и взвалив кое-как невысокого, но коренастого Корыхалова на плечи, я дотащил его до УАЗика. Открыв дверцу, мне с огромным трудом удалось его засунуть на заднее сидение. Там было не так привольно, как на топчане дежурного ВАИ, он это почувствовал и стал биться, словно птица с подбитым крылом. Но вскоре угомонился, улегся на бок, заложив ладони под щеку. Кажется, он даже улыбался.

В это время сзади меня заревел мотор, и на дорогу, шурша гравием, выехал КамАЗ с шаландой. Я остолбенел. Шаланда была битком нагружена – о, ужас! – железными солдатскими кроватями! Я замахал руками, и Крюков остановился.

– Андрюха, – заорал я, – это не наш КамАЗ!

Тот высунулся по пояс из окна и заорал в ответ:

– Ты чего? Я что по-твоему, наш КамАЗ не знаю?

– Борька должен был три двигателя из капремонта привезти!

– Как? – удивился Крюков и вылез из кабины, не заглушая мотор. Он обошел машину и проверил спереди номер. Проверял он с таким видом, будто ожидал подвоха, но поскольку все было правильно, он вернулся совсем озадаченный:

– Да мне и проверять не надо было… Я же на нем сто раз ездил, кабину как облупленную изнутри знаю… – в растерянности философствовал Крюков.

– Так, где двигатели-то? Что докладывать бригадиру, да и когда?

– Не знаю…Это уж только когда Борька проснется, тогда узнаем…

– Не ну что за день такой?! Надо бригадиру доложить… Слушай, а на шаланде номер тоже совпадает?

– Да наша это шаланда…– как-то уже менее уверенно заявил Андрюха, но все же пошел проверить.

Не было его минут пять, а затем он снова показался, медленно передвигая ногами и почесывая в затылке.

– А ты прав… шаланда не наша…– заявил он вернувшись.

– Как не наша?… – я был ошарашен тем, что еще минуту назад казалось мне вполне очевидным. И уже про себя с каким-то отчаянием подумал: «Бляха-муха! Мне ж теперь точно до конца службы не смениться!»

– Ну, так, как ты и думал… – Крюков пожал плечами и одновременно развел руки в стороны, – Номер на шаланде другой.

– А как же?.. – я не договорил.

– Ну как? Нажрался на складе, бойцы прицепили, что видели, а Борька не проверил, ты сам видел какой он…

– А чего теперь бригадиру докладывать?

– Ну чего… Так и доложи. Ты-то ту причем?

– Ладно, поехали!

Я лишь махнул рукой. Видимо, и абсурд имеет свой край, и я к нему, очевидно, подошел уже довольно близко. Назад гнать большой нужды не было, и я плелся сзади КамАЗа, громыхавшего на весь темный полигон железными спинками кроватей.

 ***

В одном широком месте, мне все-таки удалось обогнать Крюкова, и затем УАЗик рванул вперед. Я решил проехать через проходную парка, где и оставил своих бойцов. Было уже около пяти утра. Спать хотелось очень сильно, и я даже пару раз клюнул носом за рулем, но все-таки, всякий раз резко вскидывался: еще не хватало «на десерт» разбить бригадиров УАЗик…

Мы остановились и я, притушив фары, медленно открыл ворота.

Тихо заехав за ворота КПП, я после впустил и КамАЗ Крюкова. Затем я бесшумно скользнул в дежурку. Там, естественно, стоял густой, почти конский храп. Включая свет, я одновременно заорал:

– Это так-то вы службу, б… несете, пока офицер в отъезде?!

Гуляев и Шмаков тотчас вскочили и стали заверять, что не спали, а просто немного задумались, и что слышали, как я подъехал, но что же выходить-то? Еще бы напугали в темноте-то…Я лишь только начистил холку Гуляеву, у которого на лбу отпечаталась звезда от кокарды, на которой он лежал, поди не меньше часа. Виноват во всем, как сержант, был он, и я пообещал, что теперь уж точно он из нарядов не вылезет аж до самого дембеля. Гуляев отвернулся, сделав вид, что обиделся на чудовищную несправедливость, но, впрочем, было понятно, что такие угрозы ему приходилось прежде слышать неоднократно.

Я позвонил дежурному и вкратце доложил обстановку. Тот великодушно разрешил доложить обо всем бригадиру самому, ну, только потому, чтобы не было «испорченного телефона», а сам сказал, пойдет в караулку договариваться с начкаром. Делать было нечего. Я позвонил и представился.

– Ну чего там, привезли?

– Да, только вот, это…

– Чего еще?– бригадир насторожился.

– В шаланде двигателей не оказалось. Это вообще не наша шаланда.

– А чья?– бригадир, судя по тону, видимо, тоже почувствовал, что потихоньку сходит с ума.

– Не могу знать. Номер другой, Крюков проверил.

– А КамАЗ? – с надеждой в голосе спросил бригадир.

– КамАЗ наш и целый, тут все в порядке.

– А где груз?

– Не могу знать, будем утром выяснять. Все ведь спят еще. Но в шаланде – кровати.

– Что? – в голосе бригадира послышались нотки мольбы о том, чтобы я тотчас придумал что-нибудь другое, менее экстравагантное. Ну, хотя бы до утра.

– Так точно, – холодно отрезал я.– Я не считал, но, наверное, штук сто! Уж больно плотно шаланда забита.

– Который час?

Я посмотрел на часы:

– Пять двадцать.

– Так… Зови моего водилу, я сейчас приеду.

– А Корыхалова куда? На губу?

– Ну а куда ж его? В Сочи? В санаторий генштаба?– взорвался вдруг бригадир.

– Есть, – ответил я, – разрешите выполнять?

– Выполняй, – ответил бригадир довольно злобно, и я повесил трубку.

****

Вынуть Корыхалова из УАЗика оказалось на порядок труднее, чем засунуть, поскольку он уже по дороге пригрелся, и вылезать на утренний холод в его планы явно не входило. Потому, когда двое бойцов его вытаскивали наружу, он растопыривал конечности в разные стороны и невнятно матерился. Минут через двадцать, уже вчетвером, нам удалось его протолкнуть через заднюю дверь, где он был подхвачен бойцами караула и унесен на руках в камеру гауптвахты. Корыхалов по дороге трепыхался и обещал всем раздать больших пи***лей.

Еще минут через десять УАЗик уехал за бригадиром. Мне страшно хотелось дождаться его приезда и посмотреть на выражение его лица при виде разомлевшего Корыхалова, но, я решил, что, скорее всего, он первым делом захочет посмотреть на КамАЗ. Так что, разумнее было бы ждать рокового визита на посту, мало ли там как еще все повернется, да и бойцы, наверняка уже снова третий сон видят. В общем, я козырнул дежурному по части и удалился.

 ***

Бригадир приехал минут через сорок, и не один. С ним приехал также Григо и начальник службы вооружений подполковник Москалев. По логике, они должны были бы привести еще и Колосова, поскольку, как минимум два двигателя предназначались все-таки для «Уралов», но, понятно, что после вчерашнего выступления, о нем можно было забыть дня на два, как минимум.

Начальники на меня внимания не обращали. Они ходили каждый будто бы сам по себе вокруг КамАЗа, и бросали в воздух случайно пришедшие на ум матерные междометия. Впрочем, никого конкретно они не касались, хотя, быть может, за исключением одного из последних, вырвавшихся из уст измученного ночными кошмарами бригадира: «Вот же ж мудила!» Это восклицание наверняка было адресовано Корыхалову.

Первым прервал поток одиноких командирских мыслей Григо:

– Ну что делать будем?

– Ну, а что…– удивился Москалев, – найдется, не иголка. Обзвоним всех сегодня, да и найдем.

– А кровати?– спросил бригадир.

– Ну а что кровати? – упорно выражал непонимание ситуации Москалев. – Как приехали, так и уедут.

– Ты че дурак? – неподдельно не то удивился, не то возмутился Григо. – Сотня кроватей! У нас как раз почти столько и не хватает! Лагеря же скоро! Студенты, мать их, карантин и все прочее…

– И как мы их… хм… оформим? – осведомился далекий от понимания жизни Москалев.

– На х@я их оформлять? Отвезем на склад к Червинскому, пусть стоят себе. А мы ничего не видели и не знаем! Шаланда пустая была! А может, Корыхалов по дороге про*бал…

– А че!..– бригадир внезапно повеселел. Идея с экспроприацией кроватей ему явно, словно бы большой фужер коньяку, согрела душу. – Точно! Но Осипова надо бы на пару банок выставить! За него, можно сказать, такую работу провернули! – он радостно заржал, потирая руки.

– Выставим, никуда не денется, – пообещал Григо. – Вот показуху закончим и все будет пучком! Отвечаю.

Бригадир посмотрел на часы:

– Ну чего, поехали завтракать? К построению поспеем, я думаю.

С тем они и расселись по своим машинам и укатили за ворота, которые Шмаков за несколько минут до этого предупредительно открыл.

 ***

День выдался пасмурный, но вполне обычный для этого времени года. Туман уже куда-то улетучился. Было на удивление тихо. И даже бойцы почему-то не пришли с утра пораньше греметь гаечными ключами у своих машин, изображая профилактическое обслуживание.

– Значит, сегодня что-то намечается не то в парке, не то на техтерритории. – подумал я.– Неужто будут выезжать в поле тренироваться в развертывании бригады? А что? Сегодня самое время. Значит, приключения еще не закончились.

Я стоял на крыльце и медленно курил. Книжку я уже читать закончил, и теперь делать было уже решительно нечего.

– Пойти, что ли взять в Ленкомнате какого-нибудь классика законспектировать? Вот будет отпад челюсти, если сюда начпо заявится! Наверное, медаль даст. Хотя, хватило бы и просто сходить помыться.

За размышлениями, я не заметил как пошел десятый час. Шмаков сидел на крыльце, а Гуляев отпросился минут на двадцать. Вдруг перед воротами резко остановился бригадиров УАЗик:

– Началось! – только и успел подумать я, вынимая ключи, чтобы отпереть.

УАЗик влетел и тотчас остановился рядом со мной. Бригадир опустил ручкой стекло вниз. Он был снова вне себя от ярости:

– Это ты, б…, Вадика на*бал?!– люто зашипел он из окна.

Я просто опешил, не представляя, что вообще можно на это ответить:

– Какого еще Вадика? – только и смог сказать я, опуская руку от фуражки.

– Какого-какого! Оперативного дежурного! А то ты не знаешь!

– Никак нет, да я же почитай всю ночь проездил по вашему приказу!

А оперативный наверху сидит, в «голубятне», я с ним не пересекаюсь никак.

– Да, б…, виноватых у нас, конечно, х@й найдешь! Ладно, неси службу! Ну ничего! Я вам пошучу! Вы мне, б…, все в Афгане шутить будете!

– А что, случилось-то? – неуверенно спросил я.

– Службу неси, я сказал!– вдруг заорал бригадир.– Не твоего ума дело!

– Есть, не моего ума дело! – отрапортовал я.

– То-то!– бригадир закрыл окно, и метнув в меня взглядом «молнию», жестом приказал водителю трогаться. УАЗик рванул вглубь автопарка.

Я пошел к телефону и попросил дежурного по части.

– Дежурный по части капитан Телятников.

– Вить, слушай, тут бригадир, кажись того…

– Чего «того»?

– Ну приезжает и сразу, не успел порог переступить, давай про какого-то Вадика, мол ты его на*бал или кто? А я вообще ни ухом, ни рылом… Что за Вадик, и что там случилось вообще?

– Да…б… Вадик наш этот, еб**тый, сегодня оперативным13 заступил. А какая-то падла, я уж не знаю как, сумела к нему дозвониться, и говорит, мол, Вадик, срочный приказ из округа через дежурного по части: докладывать каждые два часа о температуре котлов в котельной. И о давлении тоже. Понял? Ну, Вадик, придурок, говорит мол, хорошо, понял… А чрез два часа докладывает на «паркет»14 и в «легенду»15, мол, разрешите доложить: температура котлов в бригадной котельной: 150 градусов Цельсия, давление – двадцать атмосфер! Все приборы и магистрали находятся в нормальном рабочем режиме.

Ну, те, понятно, опешили, но промолчали. Молодец, мол. Мало ли, вдруг и впрямь такой приказ был? Ну, а когда Вадик уже по третьему разу стал докладывать, тут уж зам начальника округа вдул командарму, а командарм уже отзвонил бригадиру и пообещал его отправить стройбатом на Колыму командовать. Бригадир – понятно – чуть с катушек не слетел, но Вадику-то пока что пендаля дать не может: формально тот же сейчас вне подчинения. Сидит, падла, из «голубятни» нос не высовывает! Даже дверь открыть боится!

– А кто ему звонил? Нашли?

– Да как его найдешь? Это кто-то из общаги, видимо.

– Понял. А что сегодня будет? Смотр какой?

– Не, повеселее. Тренировка передвижения офицеров по тревоге! Как раз около тебя весь цирк будет. Везет… – сказал Телятников мечтательно и повесил трубку.

– Да, блин, – подумал я – Тебе бы так повезло…

 ***

Между моей проходной и техтерриторией было метров пятьдесят, но звуки, доносившиеся снаружи, казалось, издавались кем-то прямо под моими окнами. Я выглянул. Картина, открывшаяся моему взору была из области сюрреалистического монументализма. У самых ворот на техтерриторию, которые уже были открыты настежь, на небольшой бетонной тумбе стоял какой-то карликовый генерал и вещал в мегафон что было мочи. Остальная толпа генералов, человек, наверное, тридцать, стояла по другую сторону дороги толпой и что-то бурно обсуждала. Между оратором и его аудиторией, то есть, прямо на дороге стояли в затылок друг к другу три командира дивизионов. Окурков, очевидно, благодаря заурядному росту, топтался в конце. Все трое держали в правой руке ярко алые папки непонятного назначения. Они были без шинелей, поскольку на улице было довольно тепло.

– Итак, – орал в мегафон генерал, – прошу командиров дивизионов занять исходное положение.

Командир первого, явно чертыхнувшись, развернулся и побежал. Остальные последовали за ним.

– Внимание! – на полном серьезе заорал генерал-недомерок, – Начали!

Три майора на полковничьих должностях пробежали в ногу мимо скучающей толпы генералов, синхронно размахивая алыми папками. На их лицах было явное выражение какой-то странной задумчивости пополам с отчаянием. Забежав метров десять за ворота техтерритории, они резко остановились и развернулись лицом к генералу-оратору. Остальные в толпе явно обсуждали предстоящую пьянку.

– Ну как? – спросил в мегафон оратор.

Из толпы выступил, видимо, самый серьезный генерал-майор, на лице которого отражалась глубокая заинтересованность происходящим. Он что-то сказал, отчего командир второго дивизиона присел и хлопнув себя по ляжкам, вдруг неестественно загоготал.

– Прошу прекратить! – сказал сурово оратор, повернувшись к офицерам. И затем продолжил беседу уже с серьезным генералом, – Как вы говорите? С высоким подниманием бедра? Ну что ж, давайте попробуем. Товарищи, офицеры! Прошу на исходную позицию.

Что они вообще репетируют? Что, ни один из этих уродов в генеральских погонах никогда по тревоге не бегал? Как это вообще возможно по тревоге бежать строем? Но, мои мысли оборвали Шмаков с Гуляевым, которые ржали нисколько не сдерживаясь, и уже почти лежали на полу. И было, надо сказать, с чего. По дороге, напоминая самый пошлый канкан бежали, высоко поднимая бедра, три старших офицера, пытаясь при этом в такт размахивать алыми папками.

Генералу, впрочем, очень скоро стало понятно, что бежать в таком стиле – это уже явный перебор и он, взмахом руки, остановил представление.

– Нет, – разрешил он великодушно, – пусть будет, как было. Теперь попробуем с чемоданами. Майоры разошлись, чтобы взять чемоданы, стоявшие у одного из гаражей. Затем все повторилось снова.

Я сидел и не верил своим глазам. Как такое вообще может быть? Как это возможно, что вот такое ничтожество, согласившееся бегать канканом на глазах у всех, уже через какой-то час, как ни в чем не бывало, пытается кем-то командовать? И как вот это нечто, которое не уважает даже себя, может кого-то гноить в нарядах уже которые сутки? На самом деле, ответил я тогда сам себе, все довольно просто: он как раз и мстит мне за все эти издевательства над собой, потому что не может отомстить вот этому самому карлику в лампасах. Очевидно, что это бессилие перед властью и безнаказанность последней, пробуждают в людях одно из самых низких, самых животных свойств, которые, как ни парадоксально, открывают некие каналы внутри, позволяющие им кем-то управлять. Все это напоминает пищевую цепочку в животном мире. Кто-то наверху, наверное – маршал, «прессовал» этого самого карлика, тот озлобившись, приехал сюда и начал тотчас отыгрываться, например, на этих трех майорах. Окурков будет сегодня злее собаки, и отыграется на мне, заслав в наряд на следующие сутки. Предполагается, что я стану измываться над бойцами, отчего они будут чаще мыть полы и потому станет чище, а потом они вернутся в казарму иначнут издеваться над теми, кто еще не может за себя постоять. Я видел очень немного людей, кто останавливал зло на себе, не пытаясь мстить обидчикам, а уж тем более- случайным людям, которые просто не способны ответить. И вот тогда я и подумал, что в руках именно этих людей находится решение, будет ли наш мир лучше или же останется таким, какой он есть, и в этой связи – будет ли он вообще?..

 ***

Как я и думал, моя война еще далеко не закончилась. Я заступил помощником дежурного по части вместе с Акимычем, который, в свою очередь, заступил дежурным. Караул был тоже от нашего дивизиона.

Часам к одиннадцати вечера мы уже обсудили все новости. Корыхалова, -рассказывал Акимыч, – выпустили, но тут же впаяли десять суток. На нашей губе сидеть – видишь ли– не положено. Не официальная она, для показух только. Так что, убыл он в Киев. Двигатели нашлись, только почему-то на какой-то автобазе в Чернигове. Сама показуха будет через два дня, но наш дивизион выходить не будет. На нас будет вся служба в течение трех суток. Ага! Приготовься еще на трое…

Акимыч был, в сущности, наверное, неплохой, но с обычной «армейской гнильцой». Он, например, запросто мог наобещать с три короба и потом сделать круглые глаза, мол, я такого не говорил. Он мог потребовать что-то украсть в другой батарее, с командиром которой еще вчера пил. Он всегда стрелял сигареты, даже у бойцов, хотя зарплатата у него была куда больше моей, а уж о бойцах я и не говорю. В общем, он был обычный человек данной системы, системой же под себя и «заточенный». Любопытно, что «заточка» эта, во всяком случае, в нашей бригаде, происходила на удивление скоро. Меня поражало, насколько другими были люди, которые переводились к нам из ЗабВО или ТуркВО, и насколько быстро – от силы месяца через четыре – они становились такими же, как и все в этой прóклятой бригаде.

Вдруг к КПП подъехала машина. Через секунду хлопнула дверь:

– Не УАЗик, «Жигули», скорее всего, – сказал как бы между прочим я.

– Семерка, – задумчиво добавил Акимыч.

Еще через секунду на проходную вбежал Осипов. Мы с Акимычем встали, отдали честь, но Осипов замахал рукой, мол, сидите – некогда.

– Значит так, – без предисловий начал он, – Подкинули нам вводную16 мать их за ногу!

– Что еще? – поинтересовался Акимыч.

– Да есть там какой-то генерал Пахомов из штаба армии. Так ему показалось, что у нас на плацу линии недостаточно яркие! Завтра, б…, строевой смотр, вот он и велел все за ночь перекрасить… Да еще как! Повез меня к танкистам в Чернигов, чтоб я посмотрел как надо. Так эти козлы, понимаешь, каждую белую линию по сторонам черной краской оттенили. В общем, не знаю… Белой краски я еще найду, а что с черной делать – не знаю.