30 свиданий, чтобы забыть

– Постой, а кладовка не общая? – я вытягиваю руку, будто могу его остановить.

Бархатов не слышит. В наушниках, разумеется. Приходится подойти ближе, чтобы привлечь внимание. Только в двух шагах он меня, наконец, замечает и отходит на инстинкте.

– Привет, – выдает ошеломленно и косится то на меня, то на самокат.

– Это что, твоя личная кладовка? – я сразу с претензией, чтобы, не дай бог, не подумал, будто ищу тут опять с ним точки соприкосновения.

– Общая, но платная, – Бархатов ухмыляется и звенит ключами. – Два косаря в месяц за доступ.

– Сколько?! – я офигеваю от московских расценок. Да само проживание здесь три стоит. А кладовка… Капец.

Бархатов понимает мое возмущение и кивает.

– Да, у Жабы тут своя мафия.

– Жабы? – я хохочу в голос.

Я не одна такая наблюдательная. Ну, очевидное сходство же!

– Ладно, ставь свой самокат.

Он открывает кладовку и рукой подгоняет меня. А я не тороплюсь.

Нет, это все тот же Слава. Опять добр. Просто так.

– Тут завал, конечно.

Он проходит внутрь и тянет за собой мой самокат. Я только тогда решаюсь заглянуть в кладовую. В ней нет никакой мебели, лишь всякий хлам. Несколько самокатов, пара велосипедов, ролики, какая-то техника, краски, инструменты и много разного. Пройти вглубь можно только шага на три, но для моего самоката место находится. То есть Слава его выскребает, двигая тяжеленные штуки, которые уже запылились за годы хранения здесь.

– Прикроем этим, – он достает моток серых обоев и закутывает в них самокат, а сверху накидывает пустую коробку на руль. – А то Жаба периодически устраивает рейды по своим владениям.

Зачем-то после него я поднимаю коробку, поправляю руль и накрываю обратно. От неловкости, наверное. Дверь кладовки со скрипом медленно закрывает нас в этом тесном помещении.

– Я знаю твоего парня, – говорит Бархатов с усмешкой. – Это мой одногруппник.

– Что?!

У меня сразу вихрь мыслей. И ураган желаний. Пропасть, провалиться, взорваться, уничтожить вселенную. Понять, с чего он это взял.

– Видел вас утром, у кофейни, – отвечает он на мой немой вопрос.

Блииииииииииииииииииииин!

Мда, никогда не бывает так плохо, чтобы не было еще хуже.

У меня все отказывает. Даже глаза. Веки опускаются, как кулисы в театре. И в голове крутится видеомем с титрами: Directed by Robert B Weide*.

Глава 10.

Я набираю воздуха в грудь, точнее, заглатываю пыль в легкие, и пару секунд держу дыхание, чтобы паника поутихла. И сердце снизило темп до жизнеспособного.

– А ты еще не веришь в совпадения, – выжимаю из себя вместе с выдохом.

– Странно, – Бархатов щурится, как детектив. – Где вы познакомились? Он же москвич.

Пофиг уже. Иду напропалую.

– Кхм-кхм. В интернете, – совершаю кривую попытку посмотреть ему в лицо, но тут же тушуюсь и опускаю глаза.

– А неделю назад он с другой девчонкой целовался.

Бархатов так скалится, будто раскусил меня. Черта с два!

– А мы неделю назад и не встречались, – адреналин мне помогает храбриться. Я выпрямляю плечи и вскидываю подбородок. – Мы весь год просто общались. И я поняла, что он – тот самый, кто мне нужен. Решила за ним приехать сюда. И вуаля. Теперь мы – пара.

Походу, на рандеву у кофейни мне все-таки придется явиться.

– Хм, – Бархатов поправляет бейсболку и отворачивается в сторону двери, которая уже плотно вошла в проем, и щели не осталось. – Какая ты отчаянная.

Клаустрофобией я никогда не страдала, но сейчас меня охватывает жесткий нервяк. Я вся наэлектризованная стою, крепко сжимая рукоять руля.

– Ради настоящей любви я на многое готова, – сама не понимаю, зачем это говорю, просто хочу на чем-то закончить, и двигаюсь к выходу. Здесь душно. И грязно.

Бархатов остается в кладовой, а я с тяжелым сердцем иду в комнату.

Надеюсь, там хотя бы не будет Кати, но, естественно, мне не может так повезти.

– Привет, Лера! Как первый день? Вас уже напугали строгой дисциплиной?

Она всегда светится?

– Да. И у меня уже засечка.

Катя хихикает и махает рукой. В другой у нее кружка с торчащей ниткой от чайного пакетика. Немного жидкости расплескивается на пол, но она не обращает внимания. И явно не будет это вытирать. Оглядев комнату и особенно Катин уголок, понимаю, что не так меня мама готовила к жизни в общаге. Она меня заставляла убирать за собой, все мыть тщательно, быть тихой и уважать чужое пространство. Тут такая стратегия проигрышна.

– Ничего. Тут у всех засечки, – отсмеявшись, добавляет Катя.

– А сколько надо, чтобы отчислили? Твоих знакомых отчисляли за опоздания? – внезапно разговор становится мне интересен.

– Ну, вот, соседку мою предыдущую, – Катя кивает на мою кровать, и мне жутко. Может, койка проклята? Жаба меня еще и на проклятую койку подселила? – Пять засечек за семестр хватило. Она постоянно опаздывала. Я удивлялась, как вообще до третьего курса дожила. Это из-за работы. Возвращалась поздно и не высыпалась.

Катя вздыхает с сожалением и глядит на мою койку с тоской. Ей только фотографию соседки в рамочке не хватает повесить. Может, посоветовать мозаику собрать, как у Славы с бульдогом?

Ладно, у меня с опозданиями проблем не было. Не самое страшное, что мне здесь грозит.

– Я слышала, тут, – я вожу указательным пальцем по кругу, словно колдую, – у нас в общаге, вечеринки постоянно проходят, правда?

Катя снова озаряется счастливой улыбкой, несмотря на чай, который пьет. Господи, сколько же у нее поводов для радости. Блаженная. Она ставит кружку на стол и скорее сглатывает, чтобы ответить.

– Да! Славик устраивает. Он же диджей. В холле, на первом этаже. Вся общага туда сгребается потусить. И необщажные приходят тоже, с универа.

– А как знакомого пропустить?

– Ой, это тот еще геморр, – Катя водит глазами по кругу. – Жаба тут порядки такие навела. На каждый чих нужна справка.

Неудивительно.

– Надо прошение ей подать, указать ФИО, паспортные данные и причину визита. Причем за день! Типа по факту не прокатит. Гостя просто не пропустят. Но мы специально зовем необщажных, чтобы она сама же в своей бюрократии увязла, – Катя смеется от души. – За день до вечеринки ей прилетает десятки прошений. Она их разгребает сутки. Сама наворотила. Но отказать она нам не может. Как минимум все прошения она обязана рассмотреть и выдать письменный ответ.

Блин, что за общество? В универе – концлагерь, здесь – колония строгого режима. Где студенческая свобода, о которой мне рассказывал папа?

– Жаба поэтому Славика не любит. Он с ней постоянно воюет, – Катино хихиканье начинает меня бесить. – Но он упертый. Это уже стало делом принципа, говорит.

Она опять хватает чай и булькает громко. А я понимаю, что до сих пор стою посреди комнаты, даже не разделась и рюкзак не скинула с плеч.

– Он все лето один на этаже жил. Все ж разъехались по домам. Так Жаба от скуки каждый день ему мозг выносила. Обычно она хотя бы свой яд равномерно распределяет.

Кажется, Катю забавляет все. Даже страдания других людей. Или страдания особенно. Она, как маленький ребенок, смотрящий «Ну, погоди», – искренне смеется, когда кому-то больно.

Зато теперь понятно, почему с семьей Слава ее не познакомил. Она просто уехала на все лето.

– А вы давно встречаетесь? – не знаю, почему я решила, что сейчас лучший момент для такого вопроса.

Пока снимаю платье через верх, лицо скрыто. Удобно.

– Через пару месяцев будет год. Хочу ему сюрприз приготовить.

Я скидываю одежду на кровать резче, чем хотела.

– Какой? – наглею, но мне, правда, любопытно. До нашей годовщины мы с ним вот не довстречались.

– Я сейчас учу танец живота, – она закусывает указательный палец. Вся первая фаланга пропадает между пухлыми губами. – Уже три месяца. Станцую для него в нашу ночь.

Катя подскакивает и двигает бедрами вслед за плавными руками. Висюлек только не хватает для эффектности. Она грациозная. Кажется, не только восточными танцами занимается. Я невольно гляжу на себя – палка, что внешне, что внутренне. Никакой гибкости.

– Хороший сюрприз. Уверена, ему понравится.

Внутренне я потихоньку смиряюсь со своим поражением.

– А на каком ты факультете? – я приглядываюсь к танцующей у зеркала Кати. Она трясет бедрами, прямо как Shakira*.

– Юридическом.

Опа-на. Вот это поворот. Надо запомнить ее ФИО, чтобы никогда потом к ней не обращаться.

– Все почему-то удивляются, – опять хихикает.

– Интересно, почему, – я даже не скрываю сарказма в голосе, но Катя не разбирает. Блаженным можно.

Она дальше танцует, а я переодеваюсь в пижаму. Мама мне специально купила целых три комплекта для общаги из рубашки и штанов. Фасон один, а расцветки разные. Сегодня у меня настроение коалы. Хочу лежать и ничего не делать.

– Кстати, сегодня же посвящение новичков этажа в наше общажное сообщество, – Катя подбегает к моей кровати, все еще пританцовывая. – Ты обязана посвятиться! Это будет весело.

– Что еще за посвящение?

Мне сразу вспоминаются ужасные издевательства в английских студенческих братствах, которые я видела в молодежных комедиях. Пить из чьего-нибудь ботинка или жевать червей я точно не соглашусь.

– Это традиция нашего этажа. Для новеньких мы организуем вечеринку. Все скидываются на пиццу и собираются на кухне.

Пока звучит неплохо.

– Славик придумал вам испытание, – а это уже настораживает.

Упершись затылком в стену, я кошусь на соседку. Она все никак не остановится. Шаг влево, три вправо, потом обратно. Руки ходят волнами. Волосы, как в рекламе, крутятся за ней блестящим веером.

– Несложное. Не бойся. В прошлом году нас тоже посвящали.

– И какие вам дали задания?

– Мы должны были явить миру свой талант. Поэтому я танцевала под Славину музыку, а Мила показывала акробатические трюки. Нас трое новеньких было. Вас двое в этом году.

Хм, талант.

– Я могу еды из пенопласта наделать. Издалека не отличишь от настоящей.

Катя смеется.

– Серьезно? Ты поделками увлекаешься?

Поделки. Как звучит. Но я соглашаюсь. В принципе, недалеко от истины.

Мы с Катей обсуждаем наши хобби. И это на удивление не скучно. Я невольно загораюсь ее воодушевлением. И даже жду вечера, когда начнется вечеринка и само посвящение.

А что? Неплохой повод со всеми познакомиться. Найти новых друзей. Помимо этой сладкой парочки. А то я тут точно на стены выть начну.

Глава 11.

После восьми все стягиваются на кухню. Она огромная, на самом деле. Человек двадцать тут спокойно поместятся. Помимо необходимого минимума: плиты и моек, в углу, ближе к балкону, стоит овальный стол, похожий на те, за которыми ведут серьезные переговоры. За ним полукругом прижимается к стенке кухонный диванчик, больше скамейка. Люстра одна, но очень яркая.

Мы с Катей приходим последними. Все уже сидят и обсуждают, какую пиццу заказывать. Бархатов во главе стола с ноутбуком. А вокруг него столпились остальные.

– Всем привееет! – тянет Катя, махая обеими руками, словно чирлидерша.

Толпа на нас оборачивается синхронно, как единый организм. Я просто поднимаю ладонь и слабо улыбаюсь. Столько разных лиц – не могу ни на ком сконцентрироваться. Бархатов любит подобные сборища. В школе мне тоже приходилось с ним тусить в больших компаниях. Но я всегда чувствовала себя не очень комфортно. Слишком много внимания. Моя скромная персона не выдерживает. Здесь с ним буду звездить уже не я, разумеется. И все равно неловкость колит в самые нервы.

Я подмечаю такого же неуверенного в себе – парня в клетчатой пижаме с маленькими очками, почти прозрачными. Мы встречаемся взглядами и сразу признаем друг в друге новеньких. Я улыбаюсь и получаю то же в ответ.

– Так, щас с пиццей разберемся и познакомимся все, – командует Бархатов, не выныривая из толпы. – Лавэ* на стол. Либо мне на карту.

Я вижу кучку купюр с другого края стола и кладу в общак свой взнос. Катя сказала, что напиток каждый приносит свой. Я взяла сок из буфета в холле, а все остальные пьют что-то посерьезнее. Стол завален алюминиевыми банками и стеклянными бутылками. Катя держит в руке пивной бокал с красноватой жидкостью и пузырьками.

– Давай, пока все заняты, я тебе обрисую кто есть кто, – шепчет она заговорщически. Мы стоим возле плиты, упираясь в нее, кто чем. Катя может присесть сверху попой, а я только поясницей прислоняюсь. – Справа от Славика – Гоша, его сосед. Странноватый паренек, но безобидный. В играх никогда не участвует, зато всегда наблюдает. Учится вроде на лингвиста.

Я изучаю худого и длинного, как жираф, парня за Бархатовым. У него впалые щеки, оттого выпуклые глаза. Да, выглядит он тоже необычно. И безобидно.

– Вон те в углу девчонки из двести шестой, наши соседки через стенку. Одна магистрантка, вторая выпускница бакалавриата. Хорошие, мы с ними переговариваемся иногда через розетку. Всегда можно попросить соли.

Я смотрю на тех, на кого она указывает. По девушкам видно, что они уже взрослые. Одна в махровом халате похожа на барыню, ее Катя зовет Милой, вторая в спортивном костюме с отливом, Ульяна.

– А эти из двести четвертой, две Маши, с ними Витя из двести третьей. Тусят обычно втроем. К ним всегда можно присоединиться.

Она скалится довольно, будто не раз пользовалась возможностью. Я смотрю на ребят. Они, действительно, выглядят максимально открыто и дружелюбно, громко смеются и разговаривают. Девчонки хохочут над тем, что парень надел футболку наизнанку.

– Это ботанша Люба с бизнес-информатики. Вечно жалуется, что у них самая задротная учеба. Она из двести второй. Ее соседка Даша почти в общаге не появляется. Даже не знаю, где учится и на каком курсе.

На ботаничку Люба не похожа. Обычная девушка, даже волосы распустила. Сейчас смеется вместе с Ульяной и Милой.

– Деловой Евген с эконома, нынче выпускник, – Катя косится на парня рядом с Бархатовым, который указывает, какие пиццы лучше заказать. Он вроде расслаблен и одет в домашнее, но все равно выглядит строго и холодно. Коротко стрижен и гладко выбрит. Наверное, на экономе действует дресс-код. – Но в принципе нормальный. Может и похулиганить. Второй новенький к нему попал.

Катя махает на них рукой и быстро переключается на пару.

– Всеволод и Настя из двести первой. Они специально поженились, чтобы жить в одной комнате, – ей почему-то смешно. – Часто ссорятся на весь этаж. С ними живем, как в «Доме-два», но все привыкли.

Всеволод кажется невозмутимой горой, а Настя – явно горячая штучка. Озорство в каждом жесте и взгляде. На меня она щурится с любопытством.

– А от этого лучше держись подальше, – Катя тычет пивом в крашеного блондина с зачесанной назад пышной челкой. – Рустам тот еще абьюзер. Он меня как-то за задницу лапнул. Прикинь?!

Я впервые вижу в Катиных глазах возмущение, причем острое, оскорбленное.

– Ни с того, ни с сего! Прямо здесь, на кухне. Хорошо, что Славик увидел и заступился за меня, – злость мгновенно исчезает, и губастое лицо снова становится блаженным. – Этот хлюпик испугался и больше никого не трогает.

Мда, от Славы другого и не ожидала. Он всегда был борцом за нравы.

– А я потом ему в благодарность роллов наделала. Филадельфию. Стала его периодически подкармливать, так и приручила, – хихикает Катя, поглядывая на Бархатова, который спорит с Евгеном из-за «Гавайской». – Но влюбился в меня он после танца.

Бесят меня ее мечтательные глаза и широченная улыбка. Губы расплываются по лицу, как жирные червяки. Как такие вообще целовать не противно?

– Славик в то время все слушал одну песню сопливую. Врубал на весь этаж, вгонял нас всех в тоску.

– Сопливую? – я невольно перебиваю. Пульс учащается. Смотрю на Бархатова, он смеется, как обычно, с широкой пастью, без всякого стеснения. Что за песня, интересно? – Билли Айлиш?

– Да не, попсу какую-то русскую. Я не знаю, – Катя сперва отмахивается, торопясь продолжить, а потом стопорится на секунду. – Стой, а ты откуда знаешь, что он Билли любит?

Упс. Не ожидала я такой сообразительности.

– Да просто у Билли все песни сопливые, вот и предположила. Сама ее слушаю, – пожимаю плечами невинно, а глаза увожу в сторону.

Этого хватает, чтобы убрать подозрения. Катя расхмуривается и продолжает с улыбкой.

– Короче, мне надоела эта депрессия, и я ворвалась к нему в комнату, когда Гоши не было. Станцевала Славику очень страстный танец, – она ничуть не смущается, когда рассказывает об этом, наоборот, в глазках горят огоньки гордости. Или самовлюбленности. – Песня еще не закончилась, он на меня уже набросился.

И заливается счастливым смехом. Я обхватываю собственное запястье крепко. Еще болит. Блин.

– В общем, если что, говори Славику. Он Рустама опять прижучит, – заключает Катя.

Бархатов как раз объявляет, что пицца заказана.

Все рассаживаются за столом, кто на диване, кто на табуретках. Кроме новеньких. Нас Бархатов выставляет в центре кухни и просит представиться.

– Лера, рада со всеми познакомиться, – кланяюсь головой. Почему решила, что так принято? Насмотрелась корейских дорам. – Поступила на «Дизайн и современное искусство». Из Петербурга.

– Оо, Барх, землячка твоя, – парень, который тусит с двумя Машами, кажется, Витя, трясет указательным пальцем в мою сторону.

– У меня их пять миллионов, земляков, – отшучивается Бархатов и кивает на второго новенького.

– Паша, из деревни в Оренбургской области. Учусь на пиарщика.

– Круто, – тянут две Маши синхронно.

– Ну, отлично, – Бархатов хлопает в ладоши, и все ему вторят. – Так, теперь вам надо выполнить задание. Причем успеть до приезда пиццы. Еще целых полчаса.

Все смотрят под потолок над мойками. Там, оказывается, висят часы, белые, круглые, с фигурными цифрами.

– Задание простое. Нужно отключить пожарку на нашем этаже. Пульт управления на посту охраны, – Бархатов скалится, а все охают и смотрят на нас с Пашей так, будто уже хоронят. А мы переглядываемся, но никак друг друга не подбадриваем.

Ничего себе простое. Хорошо хоть с Жабой не связано.

– Кому-то из стареньких придется пойти с молодняком, – Бархатов вытягивает руку с перевернутой бейсболкой, в которой валяются скрученные бумажки. – Разбирайте. Кому попадется крест, тот невезунчик.

Все тянут жребий. Каждый облегченно вздыхает, раскрывая записку. Остается последняя для самого Бархатова.

– Да ладно? – он с досадой цокает. Все уже поняли, что крест достался ему. Развернув бумажку, Бархатов это подтверждает недовольной гримасой. – Блин.

Остальные смеются.

– Ладно. План такой, – Бархатов делает голос строгим и сам весь собирается, натягивая бейсболку козырьком назад. – Ты, раз пацан, полезешь по канату через балкон. Будешь отвлекать охранника. А мы с ней пойдем отключать сигналку.

– По канату? – Пашины брови запрыгивают на лоб. У него руки не толще моих, силенок там немного.

– Да, канат уже привязан. По нему и заберешься обратно.

Бархатов открывает балконную дверь и выходит. Мы с Пашей за ним, а за нами толпа. Остальные вроде должны быть в курсе, но смотрят с любопытством.

Балкон открыт и обрамлен железными перилами. К одной из решеток прикован железным карабином настоящий канат. Мы в школе на физкультуре по такому лазали. Бархатов скидывает канат вниз. Высота в один этаж не особо смертельная, но мне было бы стремно. Я Пашу прекрасно понимаю. Он обреченно выдыхает и встает у самых перил.

– Не дрожи, канат крепкий. Вся общага по нему лазает, – успокаивает его Бархатов, хлопая по хрупкому плечу.

Паша смотрит вниз и сглатывает, но, красавчик, не возражает, не визжит и не идет на попятную. Я бы бросила все и убежала в комнату. Придумал тоже задание.

– Твоя задача – найти черный «Киа Рио» с номером двести сорок один и по моему сигналу пнуть колесо так, чтоб сигнализация заработала. Я напишу в телеге когда.

Они обмениваются контактами.

– Держи кофту с капюшоном, мало ли, камеры засекут. Не пались там сильно. Запищит, сразу мотай сюда, под балкон. Там в кустах, если что, можно укрыться.

Бархатов снимает с себя толстовку и передает Паше. Он все послушно принимает и перелезает через перила. Гоша и Евген помогают ему спуститься. Те две минуты, пока Паша ползет вниз, все внимательно за ним следят. Он благополучно спрыгивает на землю и лыбится, точно в лотерею выиграл.

– Ну все, беги. Жди моего сообщения, – кричит Бархатов с балкона.

Я оглядываю двор. Пусто. Только бомж храпит на скамье возле детской площадки. Все провожают Пашу глазами.

– Ладно, пошли на пост охраны, – говорит мне Бархатов и, не оглядываясь, идет к выходу.

Я оборачиваюсь на Катю, не знаю зачем. Ищу хоть какой-то поддержки. Она кивает.

– Вы справитесь! – держит за нас кулачок Ульяна. – Мы в вас верим.

Улыбнувшись, я плетусь за Бархатовым. Волнуюсь опять сильно. Ладони потеют. Не знаю, чего боюсь больше: спалиться или остаться со Славой наедине.

– А зачем пожарку отключать? – спрашиваю, нагоняя его на лестничной клетке.

Бархатов прикладывает палец к своим губам и отвечает шепотом.

– Чтоб кальян покурить.

Почему я должна в этом участвовать? Я кальян курить точно не буду. Это же вредно. И наверняка никакого кайфа. Ох уж это посвящение…

– А если нас заметят? Что тогда?

Мы спускаемся по лестнице на цыпочках. Лестница сразу ведет в холл.

– Ну… выговор вставят. Могут отчислить, – Бархатов спокоен, как удав. А я таращу на него глаза. Не хватало еще отчислиться из-за такой фигни. Засечек мне мало.

В такой ситуации даже не побеситься. Приходится молчать в тряпочку. Затыкать себя. А то выйдет дороже.

Мы спускаемся до последней ступени, и Бархатов останавливает меня рукой, а сам выглядывает осторожно из-за стены. Пост охраны в самом начале холла. В проеме я вижу кулер и автоматы с шоколадками.

– Давай туда. Только быстро, – он тычет в угол между стеной и кулером. – Пошла.

И я, пригибаясь, почти на корточках, заползаю за кулер. Бархатов выжидает еще несколько секунд и прошмыгивает за мной. Нам двоим здесь места не хватает. Приходится жаться плечами.

Бархатов опускает ко мне лицо и шепчет:

– Сейчас я подам Паше сигнал. Когда хлопнет дверь, бежим к посту. Там справа от входа висит такая коробка металлическая с кучей кнопок. Каждый этаж подписан. Нажмешь на наш и введешь код: один-пять-три-пять. Запомнила?

Слава смотрит огромными глазами. Я в них погружаюсь против воли. Давно в них не глядела так глубоко. Хочется насладиться золотым ореолом вокруг зрачка. Он всегда манит своим волшебством.

– Один-пять-три-пять, – повторяет Бархатов, чуть скашивая рот вправо. – Не ошибись. Иначе нас прямо тут четвертуют.

Я моргаю, чтобы выбраться из золотого омута, и повторяю вслух:

– Один-пять-три-пять.

– Молодец, – наконец, на его суровом лице появляется улыбка. – Я на шухере, у турникета.

Кивнув, я тоже улыбаюсь. Не знаю, от чего. Рефлекторно, наверное.

Блин, надо бороться с собой.

Бархатов выглядывает из-за кулера и хватается за телефон. Через минуту с улицы доносится вой сигнализации. Пищит так, словно над головой. Окна в холле, оказывается, открыты. Звук влетает мощным потоком. Быстро заполоняет весь первый этаж.

– Ехарный-бабай! – вопит охранник и вылетает пулей.

– Давай! У нас минута.

Слава выталкивает меня из-за кулера. Я несусь к посту, а Бархатов – за мной к турникету. Следит за охранником и входом. Железная дверь громко хлопает.

А я теряюсь. Блин, столько кнопок. Бегаю глазами по ним, все цифры расплываются. Наконец, догадываюсь, что здесь все этажи идут по порядку, и внизу нахожу наш, второй. Нажимаю кнопку и на панели справа ввожу код. Один-пять-три-пять. Но ничего не срабатывает. Кнопочка этажа горит красным, как горела до этого. Неужели цифры перепутала? Ааа! Блиин!

Так стремно, что кажется я сейчас рожу собственное сердце.

– Че там? – подбегает Бархатов. – Один-пять-три-пять?

Киваю, пуча на него глаза. Они залиты страхом. Все размывается в перспективе.

– А че тогда? – он за секунду осматривает панель, которая светится желтым, и, озаряясь догадкой, жмет на Enter.

Блииин! Вот я дурында! Стукаю себя ладонью по лбу.

– Семеныч, чего там опять? – слышится из коридора, когда сигнализация на улице стихает.

– Жаба! – шипит Бархатов, хватает меня и тащит за диван, который стоит посреди холла.

Я даже понять не успеваю, что нам нужно укрытие, как мы уже там оказываемся. Он прижимает меня к себе за плечи и держит палец у губ. Моих. Чтоб не пищала. Аромат «Love is» будит во мне все чувства разом. Замираю, чтобы себя утихомирить.

– Семеныч! – Жаба уже в холле. Тяжелые шаги и вздохи разносятся на весь зал. Шуршит одежда.

И мне кажется, что шум моего сердца тоже отчетливо слышен. Бархатов смотрит на меня в упор отчаянно. Чувствую себя героиней боевика.