скачать книгу бесплатно
Вот уже окон качнулся малиновый гарус.
Вот я стою у ворот, у обочины пыльной.
«Останется жить только то, что прошло через смерть…»
Останется жить только то, что прошло через смерть.
Стрела, полетев, умирает, вонзившись, готова
Цвести, прорастая сквозь сердце; прозрачная сеть
Корней обвивает любое движение, слово —
И вафельный лед, что огромным наколот ножом,
От снега опухшие вывески, берег нечеткий,
Раскрытую книгу с пометками карандашом,
Средь буквенной ряби ныряющими, как лодки,
В которых и ты приплываешь ко мне между строк.
Стрела оживает, как зимняя ветка в стакане,
И кровь, и окрестность, и воздух запутав в клубок
Побегов, корней, в поднебесных цветов колыханье
И каждый предмет очертив и поставив в тени. —
Не Древо ли жизни из ранки растет? —
Если вырвем —
В болезни, безумии (руку посмей протяни!) —
Так разве что с корнем, а значит – и с Божиим миром!
Свеча
Живя на ощупь, за часом час
Я жду, когда изнутри,
Затеплясь, плоти твоей свеча
Тело мое озарит.
Чтоб пламя, колеблемо сквозняком,
Сквозь кожу, как сквозь стекло,
Легло на стену под потолком
И сердце мое сожгло.
Чтоб слово твое, как прозрачный воск,
Светилось. (Как больно мне!) —
Тогда я вижу весь мир насквозь,
До трещины на стене:
Клубки живучих теней в углу,
Лучи на виске твоем,
Две чашки белые на полу,
Сеть капель под фонарем,
В которую пойманы тополя,
Плоские, как лещи,
За ними, качаясь, плывут поля
На пламя твоей свечи
И черные бабочки окон, в срок
Уснувшие. Виден мне
Бредущий лесом единорог
И ангелы в вышине.
И Тот, перед Кем я на сквозняке
С тобою за часом час
Сгораю. И слышно мне вдалеке,
Как кто-то плачет о нас.
«Ветер, срывая железо, кроша кирпич…»
Ветер, срывая железо, кроша кирпич,
Поворачивает колесницу к югу.
Как вздуты скользкие мышцы!
Как ременный струится бич —
С воем! – над сырыми хребтами, как туго
Вожжи натянуты – горизонт хрипит,
Брызжет пеной на подоконник ржавый.
Четверка на Главном штабе, своих не догнав копыт,
Отзывается нежным тоскливым ржаньем.
Бьется посуда, прогибается потолок
Под колесами, наезжающими с размаху,
Стелются белые гривы, – о, никакой цветок
Еще долго не вырастет здесь со страху,
В ледяной колее затерянный, посреди
Грохота… —
Разве тот, что растет без спросу,
Когда губы твои на моей груди
В забытьи оставляют внезапно багровую розу.
«Ты не мой, и не свой, и ничей…»
Ты не мой, и не свой, и ничей,
Ни во сне, ни в сближенье телесном,
Под землею текущий ручей,
По кореньям и рудам железным,
По сквозным коридорам тоски,
По костям, непрозябнувшим злакам.
Две дрожащие эти руки
Разве могут согреть тебя? Знаком
Перепутья сверкает пчела
На сиреневой башне шалфея.
Проносясь сквозь чужие тела,
Выбегаешь ко мне, лиловея,
Золотясь, затопляя. Остер
Привкус горя, и голос измучен,
И трава полевая костер
Пляшет, вторя зигзагам излучин.
Никогда, никогда, никогда
Обреченнее вглубь не глядели:
Я нырну за тобою туда,
На пустые луга асфоделей,
Где, мешаясь, сливаясь со мной,
Ты не станешь выскальзывать к прочим,
Раз твоею тяжелой волной
Каждый мускул мой взят и обточен.
Тяжела, тяжела, тяжела
Эта влага – ни капли б не надо.
Все боялись, а я испила —
И забыла о прошлом. И рада.
«Женщина есть пустота, заполняемая дыханьем…»
Женщина есть пустота, заполняемая дыханьем,
Голосом, телом того, кто любит ее.
Нет меня, нет меня, я – полая дудка сухая,
Если не дуют в нее, впадающая в забытье.
Ветер летит стороной, в легких июня – каверна:
Кашляет мелким дождем, клонится к серым столбам.
Беден и прост мой напев – оттого-то, наверно,
Ты так долго меня не подносишь к губам.
Взгляд, проскользнув сквозь меня, в мороси тонет,
ладони ж
Прячутся зябко в пространства изношенный плащ.
Треснуло что-то во мне – походя тронешь —
Кажется, вырвутся только хрипенье и плач.
«Трава забвения – ярчайшая из трав…»
Трава забвения – ярчайшая из трав,
Готическая колокольня,
Вот я стою у твоего костра —
И пальцам больно —
Не верящим в тебя еретиком,
Сгорающим, чтобы поверил.
Сухая жизнь, раздута ветерком,
Вмиг вылетит в клубящиеся двери,
Не вслед за пулей в уличном бою,
Не через коридор больницы —
Сквозь стрельчатую башенку твою,
Сквозь листик, узкий, как бойница.
Смерть можно пережить, но не такой цветок,
Не алый жест его широкий,
От вечности: «Уплачено!» – квиток
Вручающий, застигнув на дороге.
Письма
1
Милый мой (хотя из двух этих
Слов – второе точно неправда),
Я так мало тебя вижу,
Так хочу шептать тебе на ухо долго-долго
Все глупости, что передумаю за неделю,
Заглядывать в глаза – и не успеваю,
Проводить пальцем по впалой щеке – и не умею…
Счастлив был Давид – он смеялся, плясал и плакал
От любви – это называли псалмами.
Можно, я буду писать тебе письма —
Сны, хвалу, жалобы, что придется,
Не рядясь больше ни в какие одежды,
Ни в римские складчатые туники,
Ни в средневековые платья с куньей опушкой,
Ни в китайские халаты с драконом:
Я не знаю, правда это или только жалость,
Но ведь ты обронил «люблю» – словно срывая
Все покровы с меня, даже эту рубашку.
Вот я стою перед тобой нагая,
Закрывая руками горящие щеки.
2
Ты вот не веришь в чудо, а я верю. —
Смейся-смейся – еще, мол, одна сыскалась!
Но смотри, сколько красивых женщин
Ходит вокруг, и взгляд твой скользит за каждой:
Под футболками вздрагивают груди,
Мелькают джинсовые тугие бедра.
Разве не чудо, что сегодня
Ты пришел ко мне, возле этого тела,
Освещенного так безжалостно ярко,
Приподнялся на локоть, в пальцах
Мнешь и вертишь его, посмеиваясь тихо
Над новой полоской загара? —
Это чудо, и я умею
Быть благодарной.
3
Слушай, я скажу тебе то, что
Можно говорить лишь во вред себе же.
Прочти и сожги, как в детективе, ладно?
