скачать книгу бесплатно
Загрубелые пятки мелькают под пыльным подолом,
Глянцевитые икры и плечи, покрытые потом,
И улыбка беспамятства спит на лице безбородом.
О танцующий дух, сотрясающий вдруг вековые
Костяные стволы, рассыпающий блики пустые, —
На губах его пена, а на загорелом запястье,
Подлетая, звенит, обрывается дутое счастье.
Дико скачущий дух,
влажных рук мановением нервным
Все вокруг заставляющий вскрикивать, двигаться мерно
И раскачиваться, разметав облаков изголовье,
Без пощады и устали, в ритме, рожденном любовью.
Маятник
Когда желтеют сумерки, как львы
В державном городе, забытом всеми,
Лишь обнаженный маятник любви
Отсчитывает время.
Когда раскачиваются тела,
Как будто чокаются, проливаясь,
Бокалы, или два крыла
Стремительно разводит-сводит аист,
Летя на родину, – вот так под ним, рябя,
Валы сшибаются на севере и юге —
Вперед-назад, так, плача и скорбя,
Бах догоняет сам себя
В пульсирующей фуге.
Шнур телефона выдернут, окно
Завешено, и все-таки я вижу —
Прилив-отлив, ты падаешь на дно
И всякий раз выныриваешь ближе
(Достать жемчужину!); нет, то на берегу
Гнет ветер дерево в дугу
И с каждым разом наклоняет ниже,
Оно кричит, качаясь взад-вперед,
Летает маятник разгоряченной плоти
В зеленой комнате, отмеривая счет
Иной свободе,
Иному времени, стремя полет
С закрытыми глазами над обрывом
Пурпурной глины, окуная лот
Движением нетерпеливым
В раздавшиеся волны, —
и на треть
Не вычислить падений и сомнений,
И остается только умереть.
Вся тайна – в однообразии движений
Крыла, бокала, ветра, что пригнул
И раскачал деревья, нас обоих,
В повторах нот, сливающихся в гул
На улице, рисунка на обоях
И хищной грации ленивых облаков,
Ворча, толпящихся у дома,
Блестя рядами солнечных клыков
В преддверье грома, —
Аккорда, взрыва, рева голосов,
Удара задохнувшихся часов
О стену, ожидающую слома.
«Дети племени Симова…»
Дети племени Симова,
Эхом песни своей
Не будите любимого
На подушке моей.
Шорох клена зеленого,
Рассыпной соловей,
Не будите бессонного
На подушке моей.
И не трогайте век его, —
Века блеск и тщета,
Луч последний Олегова
Золотого щита.
Ветер, с города хрупкого
Сдувший стены, мосты,
Не сдувай с меня – рук его,
Как сентябрь листы.
Вечный рев поношения,
Грохот браней и распрь,
Эхо смуты – ушей его
Не касайся хоть раз.
Очерк лезвия голого,
Что изогнут волной,
Пощади его голову,
Заносясь надо мной.
«В вечернем воздухе наклонные поля…»
В вечернем воздухе наклонные поля
Подобны палубам ночного корабля,
Исполненным биения и гуда:
Под огненными брызгами шмелей,
Взрезая облако, на запад, в край теней,
Они плывут неведомо откуда.
Дано мне вместе с ними иногда
Скользить на дно – неведомо куда —
Качнув огнями Эльма-иван-чая,
Но каждый раз: захочет ли рассвет
Нас выловить из бездны или нет —
Никто не спрашивает.
И не отвечает.
Стрела
I
Узловатые жесткие травы на голых лугах,
Белый пух иван-чая и чертополоха в кустах.
Косо воткнута в берег сосны обагренной стрела,
Где пустуют коричневых дудок тела:
Плакал голос оттуда, а теперь замолчал,
А стрелу сохранял – не бывает древнее – колчан.
Оперением ветер звенит, острием бередит
Далеко – под землею и близко – в груди.
II
Думала, нет его. Думала, хлипкий мальчишка
Сгинул давно в подворотнях, помойках – в линялой
Рваной футболке и тусклой цепочке на шее.
Думала, по электричкам шныряет, карманник,
Взгляд вороватый не пряча. А впрочем, скорее —
Юркий фарцовщик у старших дружков на подхвате,
С грязной щекой и помятой жестянкой от пива.
Думала, детские игры сменил на окурки.
Думала… Ай! Что вонзилось, ошпарило слева?!
Выдернуть? – разве что с сердцем: в глазах потемнело.
Кто там стоит на углу, пиджачишком на вырост
Комкая сизые крылья, – и лук опускает?
Глазом искрится – попал! – из-под пепельной челки,
Губы закушены. – Как это я не узнала?!
Больно-то как…
– Эй, постой, попади еще разик —
Знаешь в кого!
Или скажешь, что кончились стрелы?
III
Около губ излучины,
У срубленного Богом колодца
Пью, и тем больше измучена
Жаждой – чем больше пьется.
Словно брожу в неизученной
И заповедной чаще, —
К теплой припав излучине,
Пью. Не бывает слаще.
Встать бы, уйти незамеченной.
Только хитрый охотник – случай:
Косо влетает вечером
Тоньше иголки – лучик.
Грудью к груди бы. Чащею,
Ощупью, боль заглушая… —
В сердце стрела торчащая
Крепче прильнуть мешает.
IV
Она летит – и стынет мир вокруг,
Как будто сам летишь, чертой рябою
Проносятся дома, заборы, луг,
Дитя, его отец, стакан с водою
(Бедой). Летит – и тонкий свист в ушах,
Серебряный, как будто плачет девка
Из крепостных, над пяльцами, впотьмах.
Летит – на полированное древко
Нанизывая кольца дней – большой
Улов! – как будто девка бисер нижет,
И нить в слезах. Летит – и вдруг: чужой
Становится души, рубашки ближе.
Воткнулась. Рану пальцами зажав, —
Свобода! – умираешь в тот же миг, но
Еще бредешь, цепляя ствол, стрижа,
Край тучи, стол, кровать. Не смея вскрикнуть.
V
Все – скифские, парфянские, певуче
Срывавшиеся с тетивы,
Все – не больней заноз, колючек:
Ну, плоть истлеет. Вместо головы
Качнется ежевичный куст. Коросту
Костей и кожи отряхнет душа… —
Нет, жалости не знающий подросток
Не просто плоти ищет, не спеша
Прицеливаясь, поджимая губы,
Прицениваясь – может, цель мала?
И стоит ли ее, незрячей, грубой,
Поющая, как соловей, стрела?
