Повесть о Карабасе Барабасе

По расчётам Джеймса, фрегат врага, только подходил к Кубе, и у Джеймса было время подремонтировать такелаж, проверить корпус, что-то заменить, и где-то что-то подкрасить, в общем, привести корабль в надлежащий вид. Ну и отдохнуть, в конце концов.

Пока, Голд и Смит торговались за провиант, Петерс и Барти проверяли свои навигационные инструменты, измеряли в спокойном состоянии высоту светила и вносили поправки в свои вычисления. Всё-таки, Барти предстояли самостоятельные вахты, в открытом океане и надо, что бы все инструменты работали исправно, компас показывал куда нужно, а фрегат бы шёл куда надо.

– Бартоломео, а не желаете ли вы учебный поединок на шпагах, – обратился к Барти, уже просто лейтенант Патрик Абрей.

– С удовольствием сэр, у меня как раз на этот случай имеется отличная шпага, но она боевая.

Спустившись вниз в каюту, Барти вытащил из своего баула шпагу, взятую на дуэли у Фредо, в качестве трофея, и вернулся на палубу.

Увидев оружие Барти, многие присвистнули от удивления, в руках у юноши была настоящая испанская боевая рапира с вычурной витиеватой гардой. Оружие аристократов и бретеров.

– Барти, откуда это сокровище, – поинтересовался Патрик Абрей.

– Это наследство одного очень нехорошего человека, Патрик, он пытался меня ею проткнуть, но не судьба, теперь это моя шпага. – Про кошель Барти умолчал.

– Да мы просто наденем на кончик шпаги пробку от бутылки, и можно ею биться, – посоветовал Патрик.

Барти провёл несколько поединков, как всегда матросы делали ставки, улюлюкали и подбадривали поединщиков. В результате, сошлись на боевой ничьей, три выиграл Барти, а три выиграл Патрик. То ли Патрик подтянул свои навыки, то ли Барти немного ослабил свою хватку, но оппоненты решили не забывать это дело и тренироваться каждый день, чтобы держать себя в тонусе.

После поединка, Барти весь вспотел, но охлаждаться под ведром, он не захотел. Скинув с себя форму, он практически нагишом, в одних панталонах, с разбегу сиганул ласточкой с борта корабля, в теплую воду океана. Проплыв под водой, он вынырнул недалеко от фрегата и лег на спину, принимая солнечные ванны и покачиваясь на волнах, как младенец в люльке. Тело расслабилось, теплые воды убаюкивали, Барти почувствовал себя в состоянии нирваны, солнце грело ласково и не горячо, лёгкий ветерок обдувал лицо. Однако, это состояние блаженства прервалось дикими свистами и звуками падающий в воду тел. Матросы наблюдая наслаждение Барти, получив разрешение капитана, и благословение доктора Ливси, так же попрыгали с борта в море, принимать водные процедуры.

Океан был щедр на хорошую погоду, и добрый ветер. Фрегат «Презент» шел под всеми парусами в сторону материка, где ему предстояло встретить Французский фрегат «Алькмене» и закрыть вопрос с конкурентом, а Барти рассчитаться с его капитаном.

Зайдя в порт Натал, буквально на один день и, встав на якорной стоянке в устье реки, в удобной бухте, капитан Джеймс, с четырьмя матросами, отправился на ялике на берег. Вернувшись вечером на корабль, он приказал утром, с отливом, выходить в океан, а офицеров пригласил на капитанский чай. В ходе чаепития, он сообщил, что согласно письму из Лондона, Амьенский мир расторгнут, и военные действия против Испании и Франции возобновлены. Со всеми вытекающими последствиями. Всё, что несет на себе флаг этих государств, можно захватывать, военные грузы конфисковать, а суда можно превращать в презенты для «Презента». И посмотрев в сторону Барти с ухмылкой резюмировал, – надеюсь, сеньор Борго, вы опять проявите свой талант.

Три дня фрегат крейсировал вдоль побережья, но как назло ни одного испанца, и ни одного француза. Португальцы, Голландцы, Британцы и ещё с десяток флагов Европы и Америки, при виде военного корабля поднимали большой флаг своей страны, как бы показывая, что мы, в ваши дела не лезем. Прочитав названия на борту и на корме, фрегат отваливал, не интересуясь, что же всё-таки везут в своих трюмах, купеческие суда.

Как-то ранним утром, в утренней дымке, вперёд смотрящий матрос, в орлином гнезде, крикнул, что видит на севере корабль, идущий под всеми парусами с севера на юг. Офицеры, вооружившись подзорными трубами, пришли к выводу, что это военный фрегат, явно не английский, а скорее французский, но не несущего на корме флага. У Барти, от этой информации задрожали руки, которыми он держался за планширь. – Не может быть, наконец-то, только бы это был он. – Пронеслось в голове молодого мстителя. И этот корабль был именно тот, что был нужен Барти.

По кораблю разнеслась трель боцманских дудок, марсовые на марс, канониры к орудиям, офицеры пошли вооружаться, а морские пехотинцы, по требованию Дориана, снимали свои красные мундиры, оставаясь только в нательных рубахах. Доктор Ливси и капитан Блэк поддержали Дориана, ведь пуля, пробивая ткань, заносила клочки материи в рану, что вело практически к стопроцентной смерти.

Конечно, погоня в море растягивается на много часов, но в данной ситуации, Джеймс шёл на всех парусах наперерез курсу, вероятного противника. Заметив такой резкий манёвр «Презента», встречный фрегат поднял французский флаг и стал совершать манёвры, стараясь на встречных курсах разойтись или сблизиться с англичанами, захватить удобный ветер и начать перестрелку. Джеймс, вёл себя точно так же, постоянно меняя галсы и совершая повороты, что бы удачно сблизиться с врагом. Шла пляска смерти за ветер, если смотреть сверху, то это казался вальс двух кораблей, в открытом океане, и каждое «па» приближало смерть одного из танцующих.

Мичмана и лейтенанты, стояли возле орудий, готовые отдать приказ на открытие огня. Два носовых орудия, были заряжены книппелями, остальные ядрами и бомбами, для нанесения наибольшего ущерба противнику. Скорее всего, на французе была такая же ситуация. Марсовый, глядя в подзорную трубу, докладывал о том, что происходило на борту врага. Когда француз повернулся кормой к фрегату, то стало видно название корабля – «Алькмене». А на борту француза, происходило то же самое, там так же марсовый смотрел на «Презент», а капитан отдавал приказы.

Расстояние между кораблями неумолимо сокращалось, повороты и маневры привели к тому, что ветер был у обоих кораблей попутный, но вот расстояние еще не подошло для стрельбы из пушек, но потихоньку оно уменьшалось, и шла игра нервов, кто первым выстрелит, кому, придется перезаряжаться под огнём противника.

Барти спросил разрешения выстрелить по марсовому на французе из штуцера, который был на вооружении у пехотинцев. Джеймс не возражал, и вот уже одно ружьё из арсенала пехотинцев оказалось в руках Барти.

Оперившись на борт, Барти долго прицеливался, но всё равно, попал только с третьего раза, приноровившись к качке корабля и делая поправку на задержку выстрела. Когда с третьего выстрела, марсовый «Алькмене» упал на палубу, по «Презенту» разнеслось дружное ура, и все моряки уверовали в скорую победу.

Не выдержал француз, после удачного выстрела Барти, буквально через минуту, борт француза окутали клубы дыма, из жерла пушек вырвались огненные смерчи, а ядра понеслись к фрегату англичан. Часть ядер просто не долетела, а часть рикошетом ударилась в борт, не причинив особого ущерба.

Негорро, тут же переложил штурвал на левый борт, и фрегат вильнул в сторону врага, сократив расстояние, а когда это расстояние сократилось, резко вернулся на прежний курс, и Джеймс скомандовал «Огонь»!

Опять над океаном раздался грохот орудий. Но английские канониры были быстрее и точнее, книппеля с визгом врезались в такелаж, разрывая снасти, ломая реи и рвя паруса, ядра просто ударили в борта возле пушечных портов, проламывая их и снося орудийную прислугу, наводя хаос на борту. Негорро, опять резко переложил штурвал, но уже вправо и фрегат, повернувшись левой скулой к неприятелю сманеврировал, а ответный залп расщепил доски обшивки на корме, или срикошетил от борта корабля, вставшего под неудобным для неприятеля углом. Негорро, опять повернул штурвал и фрегат опять пошёл на сближение с врагом, выровняв корабль, очередной залп «Презента», как и в первый раз, попал по снастям и такелажу, одно из ядер попало в бизань мачту, та подломилась и повисла на вантах, однако провисев всего минуту, с грохотом упала на палубу проломив борта и порвав тросы плавно спустилась в воду и затормозила ход корабля. Это была практически победа. Враг обездвижен и пытается освободиться, от удерживающей его мачты, самое время применить картечь. Часть орудий была заряжена картечью, а другая часть ядрами. Негорро опять совершил манёвр, крутя свой штурвал, и канониры опять не промахнулись, всаживая ядра чуть ли не в упор.

Француз сдаваться не желал, плюнув на артиллерию, экипаж готовился к рукопашной. Экипаж «Презента» был уже готов, прячась на нижней палубе, они без потерь перенесли обстрел. Возглавлял абордажную команду Патрик Абрей. Барти был поставлен во вторые ряды, наверное, когда он был юнгой, его всерьёз не воспринимали, но теперь, он опытный штурман, такими кадрами не разбрасываются. Барти, одев свою портупею с пистолетами, обнажив свой палаш, был готов немедленно вступить в бой. Наверху, слышалась стрельба, это пехотинцы давили на экипаж французов, все ждали команды, нервы не выдерживали и некоторые бойцы пытались рвануть наверх.

Вот запел долгожданный горн, сигнал к атаке, и с нижней палубы группами по десять человек, через люки и проходы, английские моряки ринулись на палубу, в этот момент, канониры бросали кошки, притягивая борта, французы занимались тем же, так же оря на весь океан. Когда Борта ударились, волна англичан рванула на палубу француза по всей длине борта. Барти взобравшись на шканцы, разрядил во французов свои пистолеты, прочистив левый фланг первой группы, а когда та принялась махать саблями, вторым фронтом высадился на борт врага, орудуя своим палашом и дагой. Барти не смотря на жару, одел свою куртку, и шляпу, поля которой не давали солнцу ослепить его. Рыжее пятно куртки замелькало в рядах атакующих, защищая левый фланг своей группы от наседания с кормы врага. Барти, отработанными движениями рубился с французами, разрубая им конечности и прокалывая их насквозь, заливая палубу кровью. Необходимо, чтобы парни добрались до противоположного борта, не дать их отрезать от своего корабля, поэтому Барти рубился отчаянно, уклоняясь от ударов и рубя в ответ.

Вот послышался рёв англичан, дошли до другого борта и разрезали команду французов надвое. Третья группа с «Презента» в основном пехотинцы, с заряженными ружьями и пистолетами, ринулась на подмогу, в очищенное от французов пространство, и через плечи первых рядов произвели залп по французам. Это был перелом, правый фланг стал сдавать назад, а потом и вовсе сдаваться, а вот левый где рубился Барти и не думал прекращать сопротивление. Очень шустрые французы засели на корме, и отстреливались из пистолетов, некоторые, судя по всему офицеры, организовали группы вокруг себя, и старались по возможности по дороже продать свою жизнь. Барти уже получил несколько легких ран на руках и на лице, он опять был забрызган кровью врагов. Мысль о том, что его кровник, где то тут рядом, просто придавала ему силы и скорость. Руки скользили по рукояти оружия, пот лился градом, но он упорно пробивался на корму врага. Выстрела с боку он не услышал, но почувствовал, как будто его ударили веслом по правой стороне головы, шляпа просто улетела в неизвестном направлении, у него потемнело в глазах и его зашатало. Дружище Смит, схватил его за шиворот куртки и оттащил за первую линию дерущихся, Стоун встал не его место, а Смит, убедившись, что он всего лишь контужен, положил его ближе к борту и сам побежал в строй.

Сколько так пролежал Барти он не знал, но он очнулся от чьих-то выстрелов, тряхнул головой и осмотрелся. Конечно, голова гудела, но думать-то, это факт не мешал. Увидев, что основную группу французов зажали на корме, но сдаваться они не желали. Стрелять по ним с фрегата было неудобно, можно было своих моряков задеть. Тогда у Барти родился сумасшедший план, он выдернул из строя Смита и Стоуна и показав им на снасти свисающие с юта в воду, предложил атаковать со стороны кормы, зайдя в тыл группе врага. Впоследствии, он предполагал, что этот манёвр, который в итоге и принёс победу, он совершил только по тому, что он получил по голове, иного объяснения он не нашёл. Вопрос, почему его друзья согласились, так и остался открытым, им то по голове не били. Быстро зарядив пистолеты, сидя за лафетом пушки, А Стоун зарядил пистоль дробью, они по выступающим частям борта, держась за тросы болтающиеся с борта потихоньку обошли скулу и найдя несколько тросов, свисающих точно с юта, подергав их и проверив на прочность, стали быстро карабкаться на руках вверх. Этот сумасшедший цирковой трюк наблюдали все, кто стоял на корме «Презента». Негорро, постреливая по врагу, отвлёк на себя внимание, французов, Джеймс, выругался отборными ирландским ругательствами, а Ливси, заявил, что ему нужны сердечные капли, и то же принялся стрелять в сторону французов.

Французы стояли стойко, группа человек тридцать, во главе с капитаном отбивалась от наседающих англичан, но их ряды редели и сплачивались. Вдруг со стороны моря, прямо со спины англичан, раздался крик «Караба-а-а-с», а потом выстрелы и стоны раненных и умирающих, послышался звон стали, а Англичане усилили натиск и ворвались в разобщенный строй французов. Перестав сопротивляться, французы стали кидать оружие на палубу, не понимая, что за «Карабас», атаковал их со спины, со стороны моря. Фрегат сдавался, остатки команды сгонялись к грот-мачте. Барти срубил палашом фал, на котором висел Французский флаг и, скомкав его, засунул за отворот куртки. Шелковое полотнище торчало у него из-за пазухи куртки, и Барти весь измазанный в крови вернулся покачивающейся походкой на борт «Презента».

Впоследствии, этот приём, пришёлся по душе матросам фрегата, но они его использовали, приближаясь к борту врага на ялике, закидывали кошки на борт и с тыла нападали на врагов. Но неизменно кричали «Карабас», что бы свои знали, что они уже в тылу неприятеля. Этот манёвр то же назвали «Карабас», потом он распространился как часть абордажного боя по всему флоту и получил название, правильно, – манёвр «Карабас».

Капитан «Алькмене» Мишель Гранье выделялся из толпы пленных, своей офицерской формой, золотыми эполетами, и надменным взглядом, он был слегка ранен в ногу и слегка прихрамывал, когда его отделили от толпы пленников и перевели на борт «Презента». На борту, Дориан, оторвавшись от лечения своих моряков, быстро осмотрел ногу, перевязал её и, сказав, что ничего страшного нет, занялся своими неотложными делами, промывая и зашивая раны всех подряд, в том числе и французов. А доктор Ливси, освобожденный от рутины, оперировал матросов получивших серьёзные ранения и увечья.

С захваченным кораблём и экипажем возились всю ночь, до утра. Пленных затолкали в трюма, а пленных офицеров разместили в каюте юнг. Ничего, в тесноте, да не в обиде. Вот так, два корабля, сцепленные кошками, дрейфовали в море два дня.

Барти, вымазанный вонючими мазями и жидкостями, из запасов Дориана, с перебинтованной головой, стоял перед капитаном Джеймсом, в полдень следующего дня.

– Понимаешь Барти, тут какое дело, – задумчиво произнёс капитан. – Когда я получал приказ на уничтожение «Алькмене», войны-то ещё не было. А теперь у нас официально открыты боевые действия. Конечно, корабль можно утопить, но это наши призовые, и очень не маленькие. Конечно, капитана можно вздёрнуть на рее, но он военнопленный. Джентльмены из адмиралтейства, нас не так поймут, могут быть большие неприятности. Но и твой вопрос, должен решиться по закону, это дело чести. Я предполагаю честный поединок, один на один с секундантами, всё как положено. Весь архив мы изъяли, два сундука, с ним работать и работать, давай я его допрошу, а потом он твой в полном объеме со всеми потрохами, и да поможет нам Бог.

Допрос капитана Гранье проходил за закрытыми дверьми, только Джеймс и Салливан, допрашивали его по-джентльменски, особо не давили, да и Гранье не сильно то и запирался, понимая, что он выторговывает себе жизнь. После того, как список вопросов, составленный Джимом, исчерпал себя, на столе лежала стопка исписанных бумаг, тогда Джеймс обратился к Гранье: – «Месье, у меня больше нет вопросов, однако у меня служит офицер, у которого к вам есть парочка вопросов. Вы готовы его выслушать и ответить на них?»

– Ну а почему бы и нет, я готов.

Барти стоял перед сидящим на стуле врагом номер один, лично для него. Он имел только один вопрос, ему нужно было признание.

– Месье Гранье, вы помните ту ночь, примерно пять лет назад, когда вы шли из Сицилии через Мальту в Александрию?

– Что-то припоминаю, офицер.

– Приказывали ли вы обстрелять встреченное вами судно?

– Да, я отдал такой приказ, потому что моя миссия была тайной, и никто не должен был видеть меня, когда я изменил курс и пошел в Египет, хотя по всем бумагам я должен был идти в Бейрут. Согласно инструкции, утвержденной Бонапартом, я утопил судно в нейтральных водах, которое могло оказаться шпионским, подосланное следить за нами. У меня был письменный приказ, и я его выполнил. А в чём проблема то, сэр.

– Проблема в том, что на этом судне, точнее рыбацком баркасе, находился мой отец и мой друг, а вы, утоляя свою кровожадность просто расстреляли в море ни в чем не повинных людей, простых рыбаков, просто так.

– Но у меня был приказ, письменный, от генерала Наполеона. Я не мог не подчиниться.

– Вы дворянин месье Гранье?

– Да, моё имя Мишель де Гранье, во времена революции я стал просто Гранье.

– Вы понимаете, что я не могу вас убить, вы военнопленный, но я могу вас как дворянин дворянина вызвать на дуэль.

– Но вы же только что сказали, что вы сын рыбака? Как такое может быть?

– Может, всё может, у нас на Сицилии и не такое случалось. А сейчас, слушайте меня внимательно. Я Бартоломео Борго Альчерито, кавалере Сицилии и подданный Неаполитанского короля, вызываю вас, Мишель де Гранье на честный поединок, который состоится здесь на борту фрегата. Вы можете выбрать себе оружие, какое есть в нашем арсенале.

– Я принимаю ваш вызов синьор Борго, я буду драться с вами на шпагах. – Мишель не случайно выбрал холодное оружие, он тренировался с детства, а пистолет может и промах дать, а так надёжнее. – Заколю молодца и в плен с чистой совестью. Всё по правилам. – Подумал Мишель.

– Тогда завтра с утра. – Уведомил Барти оппонента.

– Не возражаю. – Ответил Гранье.

Глава 26

26. Исповедь

Вечером, когда весть о дуэли разнеслась по кораблю, к Барти подошёл Дориан и предложил свою услуги, но не как секунданта, а как врача.

– Бартоломео, тебе завтра предстоит поединок, сам понимаешь, всё в руках Господа, поэтому я хочу предложить тебе настойку из горных трав, которые я собирал в Швейцарских Альпах. Выпей на ночь. Успокоишься, а утром будешь спокойный как Сфинкс в Египте. – Дориан протянул Барти мензурку с коричневой жидкостью.

– Может это не по правилам, Дориан?

– Всё по правилам, Барти, это успокоительное для сна, но вот после сна, оно дает силы и спокойствие.

Барти выпил всего лишь глоток, перед сном и завалился в свою койку. Но всё равно не мог долго заснуть, пока не появился кот. Волд запрыгнул к нему на живот, своей не маленькой черной тушкой и включил музыку спокойствия – муррррр.

Барти засыпал спокойным сном, ему не снились отрубленные руки и горы трупов, на которых он насмотрелся за день, и к которым сам руку приложил, наоборот, ему снился лес на склонах холмов, в окрестностях имения дедульки, ручьи с прозрачной водой, откуда он пил, просто опуская голову в воду. Даже во сне он чувствовал, что его тело охлаждается от дневной жары, а мысли в голове становятся светлыми и спокойными. И неизвестно откуда, наверное от лунного света, в его голову потекли слова, которые складывались в рифмы и волшебным образом превращались в маленькую стихотворную форму, которая звучала в его голове :

«Когда вселенная урчит свисая,

Хвостом и лапами на лунном лучике,

Мой кот в нирване, летая между звёзд,

Докладывает кому-то,

Он сделал всё что смог,

Чтобы планета погрузилась,

Без страха в радость,

Что проливается она в моё сознание,

Что мир порой не так уж плох,

Когда живут в нём,

Оберегая нас, ЕГО создания.»

( авт. Арапов Александр Викторович)

Утром он проснулся бодрым, сильным, с хорошим настроением, не смотря на то, что его ждал смертельный поединок.

– Мяв (Ты в своём праве, я в тебя верю), раздался знакомый звук у входа в каюту, от кота, сидящего и смотрящего на Барти, зелеными блюдцами кошачьих глаз.

На палубе, собрался морской народ. На шканцах стояли офицеры «Презента», капитан Гранье и рядом с ним, с перевязанной рукой один из офицеров «Алькмене» выбранный Гранье в качестве своего секунданта.

Было решено, что каждый дерется своим оружием, в результате чего, Гранье была возвращена его шпага.

Вопрос о примирении не стоял вообще, это будет принципиальный поединок. Драться будут на палубе «Презента», в распоряжении дуэлянтов весь корабль. Кроме вант, на которых расселись матросы, для лучшего обзора.

Добрейшей души, Отец Якоб, одетый в сутану, с большим серебряным крестом на груди, перед поединком подошёл к Барти, – «Сын мой, Бартоломео, не желаешь ли ты исповедоваться перед боем, только Всевышний знает исход.»

– Желаю, падре. Но я католик, а вы служитель Англиканской церкви. Как мне быть? – Ответил Барти.

– Ничего страшного, сын мой, все мы Божьи создания, Господу всё равно кто как молится, главное исполняй заповеди Господни и будь честным в своих молитвах. – Ответствовал Отец Якоб.

Барти исповедовался стоя на коленях, на левом борту, возле лафета пушки, а Отец Якоб сидел на этом самом лафете. Экипаж, понимая важность момента, освободил пространство, смиренно молча или осеняя себя крестным знаменем. Как говаривали моряки того времени, – «Мы хоть и сукины дети, пьяницы и душегубы, но мы чтим нашу Святую Церковь, Господа нашего Иисуса Христа и Святую Деву Марию».

Только океан и падре Якоб узнали, что было на душе юноши. После исповеди, Отец Якоб отпустил грехи Барти и дал поцеловать ему крест. На душе у него кошки уже не скребли, сомнения и печали испарились как утренний туман.

Мишель Гранье от исповеди отказался, посчитав, что победа у него в кармане и нечего тратить время на пустое время препровождение.

Разоблачившись до рубах, стоя напротив друг друга, дуэлянты поработали кистями рук с оружием, размяли ноги, шеи руки и встали в стойки. Все ждали отмашки на начало боя.

Гранье, немного удивил Барти, когда встал в испанскую стойку, используемую, генуэзскими бретерами. Сам Барти встал в стойку, которой его научил Гонзало. Оказалось, что это тоже бретерская школа Палермо, вобравшая в себя сразу три старинных Неаполитанских стиля фехтования.

После отмашки и получения команды на разрешение боя, дуэлянты, стали проводить разведку, двигаясь челноком, друг к другу. Барти ещё до конца не расшифровал рисунок боя Гранье. Но то, что он хочет первым совершить укол в руку или ногу, а потом измотать противника на средней дистанции, стало понятно после пятой атаки, которую, как и предыдущие, Барти отбил лёгким движением кисти руки, отскоком назад или уклоном. В голове Барти не было лишних мыслей, о мести или скорой победе, нет, совершенно нет. Как учил Гонзало, надо создавать свой рисунок боя, импровизировать, предвосхищать, проверять, и тогда можно навязать противнику свою волю.

В какой–то момент, быстрым движением Гранье задел правый сапог Барти, тот самый, из ската, оставив на нём царапину и прокол, а в ноге Барти рану, неприятную, но не смертельную. Звоночек. Пронеслась мысль в голове, а Гранье плотоядно улыбнулся и усилил натиск, представляя себе, что он одним уколом подавил волю Барти. Пусть себе думает, что моя воля в его руках. Война это путь обмана, вот мы с тобой и поиграем. Приняв правила игры Гранье, он стал чаще отступать, отмахиваясь от наседавшего француза, перемещаться в стороны. А когда Гранье разошёлся и его удары стали сильными и размашистыми, Барти просто, как на тренировке резко присел на правую ногу, и произвел укол в печень месье Гранье. Палаш Барти проткнул правое подреберье, пробил правую почку, и вышел со спины весь чёрный от крови. Что чувствовал Гранье, Барти уже не интересовало, этот удар, который он нанес, не оставляет врагу никаких шансов. Барти знал от своего учителя, что одновременное поражение почки и печени, это адская боль и человек умирает в конвульсиях. Что и происходило на его глазах. Гранье выгнулся дугой, засучил ногами по палубе, из его ран фонтанировала кровь черного цвета, и он понимал, что остались мгновенья. Никто не подошёл к нему, никто не оказал помощи. Бесполезно. Так молча он и отправился к Создателю, отвечать за свои грехи, за те, когда отказался от своего имени, вступил в ряды революционеров и отправлял на гильотину своих соседей, кто не успел сбежать от разъяренной толпы. Да и за остальные то же.