Клинок из пепла

Остатки выживших собрали на главной площади. Я вышел вперед и мой голос был четким, без тени ярости:

– Сопротивление подавлено. Все, кто поднял оружие, получили заслуженное. Оставшихся мы не тронем. Вы продолжите платить положенную дань и останетесь живы.

Из толпы, затравленно жмущейся к стенам полуразрушенных домов, вышел старик. Женщина попыталась остановить его, но он лишь отмахнулся. Шел твердо, будто решение он принял ещё задолго до моего обращения.

– Демон, – прохрипел он. – По твоей вине погиб мой сын. Вы топчете этот мир столетиями, жрете наши жизни и зовете это порядком. Пусть ты сдохнешь вместе со своим родом, грязь из бездны!

Слова повисли в воздухе, как искра перед взрывом. Я открыл рот, чтобы ответить, но Малебрах уже сорвался с места. Мгновение – и шея старика хрустнула, как сухая ветка.

– Отец! – закричала женщина, бросаясь вперед.

– Мама, не надо, ради нас, прошу! – кричала ей вслед девочка лет пятнадцати, но было поздно. Малебрах взмахнул клинком: голова женщины упала в пыль. Девочка не успела остановиться – ее насквозь пронзило лезвие. Она захрипела, оседая на землю, уже окрашенную кровью.

Толпа замерла. Кто-то вскрикнул, кто-то начал всхлипывать. Растерянность смешалась с паникой, но никто не бежал. Все были прикованы к месту.

И вдруг из этого кошмара, будто сквозь воду, прорвался детский крик полный ненависти:

– За семью! Я убью тебя!

Мальчик лет шести выскочил вперед, сжимая в кулаке кривую палку. Он кинулся на Малебраха – но я перехватил его руку и отнял ненадежное оружие, как забирают у ребенка игрушку, и аккуратно отшвырнул малыша в толпу.

– Заберите его, – сказал тихо.

Я посмотрел на Малебраха. Тот стоял весь в крови, с довольной улыбкой. Когда наши взгляды встретились, он раскинул руки, немного поклонился мне и, пританцовывая, пошел навстречу.

И тогда раздался звук. Глухой, тяжелый, как удар грома. Пощечина. От меня.

Все замерли. Демоны не дышали. Люди не шевелились. Над городом начал сгущаться мрак. От меня исходила не ярость – бездна.

Вены на моем теле налились огнем, крылья дергались, словно в предсмертной судороге. Из глаз рвались всполохи молний. Но я держался. С трудом.

– Никто. Никто не переступает мое слово без последствий, – прошипел я. – Это была последняя ошибка, Малебрах. Следующая станет последней в твоей жизни.

И мир потух.

Я резко открыл глаза и уставился в потолок часовни, вытирая лоб, покрытый холодным потом.

Грудь сжималась. Не от страха – от отвращения. К себе, к памяти, к той части, что жива во мне до сих пор. Я закрыл глаза, но снова увидел пылающий город… и мальчика с палкой.

Я не помнил названия того места. Но лица… Лица я помнил. Все до одного.

– Не забуду, – прошептал я.

Я сел, еще раз провел ладонью по лицу, вздохнул, словно сбрасывая камень с души, и начал обдумывать следующий шаг.

Несколько часов прокручивал в голове десятки вариантов, пытаясь найти способ попасть на склад. Варианты были либо чересчур шумные, либо требовали слишком много времени и людей. В конце концов понял: самым быстрым способом будет прикинуться покупателем и пойти туда напрямую.

Но была одна проблема. Меня знали. Лицо, походка, голос – я был слишком узнаваем. Просить кого-то вместо себя было бы риском. Слишком много неизвестных.

Я вышел из часовни и, найдя Илирию, изложил ей свой план.

Она выслушала молча, потом медленно скрестила руки на груди и уставилась на меня холодным, пронизывающим взглядом.

– Ты хочешь, чтобы я пошла на склад вместо тебя? Притворилась покупателем? – ее голос был сухим, как сталь. – Это и есть твой блистательный замысел?

– Да, – кивнул я. – Тебя никто не знает. У тебя есть шанс пройти незамеченной. У меня – нет.

– Пройти незамеченной? – она усмехнулась. – Забавно слышать это от тебя. Я – незаметна?

– Для них – да. Ты не светилась в моей кампании на улицах. У тебя не было легиона, сжигающего города, за спиной.

Она сделала шаг ко мне.

– А может, тебе просто страшно? Ты прячешься за маской «плана», потому что боишься вылезти из своей ямы?

Я помолчал. Потом, медленно:

– Я боюсь не за себя. А то, что этот неудавшийся мститель может еще сделать.

– Громкие слова. Ты ведь не всегда был таким добродетельным, Кайрос. – она наклонила голову. – Что изменилось?

– Все, – ответил я. – И этого достаточно.

Илирия хмыкнула:

– Ты хочешь играть в спасителя. Предлагаешь, чтобы я пошла на склад, рисковала собой, а ты в это время будешь… что? Смотреть из тени?

– Я сделаю все, что потребуется. Если ты поможешь мне.

– Все? – в ее голосе скользнул яд. – Даже если это будет против твоих новых принципов?

– Даже если это убьет меня окончательно, – сказал я. – Лишь бы ты пошла.

Наступила пауза. Она долго смотрела на меня, и я чувствовал, как под маской расползается улыбка.

– Хорошо. Я помогу. Но цену ты узнаешь не сейчас. Я скажу тебе, когда придет время, и ты уже не сможешь отказаться.

– Договорились, – ответил я. – Но подумай: твоя маска может привлечь внимание. Может, стоит пойти без нее?

– Без нее? – ее голос стал тихим. – Я больше не снимаю ее. Никогда.

– Почему?

– Потому что я не хочу видеть отражение того, что осталось. Когда Элизий пал, я потеряла не только свое призвание, но и лицо. Оно было невероятно красивым, и я это знала. Теперь оно… покрыто шрамами. Уродливое. Я не допущу, чтобы кто-то увидел его.

– Я не стану смотреть с жалостью, – сказал я.

– Именно поэтому никто никогда не увидит. Жалость хуже всего.

Она ушла, не сбивая шаг. Только спина была слишком прямая, как у того, кто боится согнуться. А я стоял, глядя ей вслед. И думал, кого именно я только что попросил о помощи и какой будет цена.