Клинок из пепла

Я поднялся, задыхаясь. Кровь уже вовсю капала с подбородка, ребра ныли, одна из ног подгибалась. Но я все равно шел вперед. Его когти рассекли мне плечо – глубоко, до кости. Я закричал, но не остановился. Меня снова швырнуло на стол. Дерево треснуло под весом моего тела.

– Ты сломлен! – зарычал Саргат, приближаясь.

Но я был не сломлен. Я был голоден. Я был зол.

Я поднырнул под следующий удар и вонзил клинок ему в бок. Он взвыл. Огонь в его взгляде вспыхнул ярче, он вцепился мне в горло, поднимая в воздух. Перед глазами все плыло. Я вытянул руку – последняя попытка – и ударил кинжалом под его челюсть, вверх, до упора.

Он вздрогнул, захрипел, отпустил. Я рухнул на пол и, собрав последние силы, воткнул клинок в его грудь. До самой рукояти.

Он застыл, его горящие глаза начали гаснуть, тело дрогнуло… и повалилось назад с глухим ударом.

Я рухнул рядом, дрожа, весь в крови, воздух резал горло. Все тело болело, разум плыл. Но перед тем, как отключиться, я увидел ее – женщина в серебряной маске. Она стояла в дверях. Безмолвно. Наблюдая.

Глава 3. Ночные кошмары

Кайрос

Темнота окутала меня. Не просто как тень – как вязкая пелена, затягивающая в бездну, где нет ни времени, ни боли, ни света. Я не знал, сколько прошло времени. Минуты, часы, дни? Сознание тонуло в жарком бреду, а тело словно зависло между простой болью и её самой безжалостной версией.

Первым я увидел лицо. Маленькая девочка, глаза цвета весеннего неба, волосы – золотой водопад. Она стояла посреди цветущего поля, такого яркого, что хотелось отвести взгляд. В руках у нее был алый цветок – странный, будто горящий изнутри.

– Это тебе, – сказала она с улыбкой, от которой внутри все сжалось.

– Зачем?

– Чтобы ты помнил, что в тебе еще есть свет.

Я взял цветок, и он обжег ладонь, но я не отпустил. В тот момент я почувствовал: эта девочка – не просто образ. Она знала меня. Помнила меня… когда я сам себя не помнил.

Потом видение сменилось. Я оказался в храме. Огромный зал, залитый мягким, почти неземным светом, казался вырезанным из лунного камня. В самом центре – алтарь, покрытый пеплом. Я понял, что это тот же самый храм, в котором я был в день моего проклятия.

Рядом с алтарем стояла девочка в белом одеянии. Ее серебряные волосы плавно спадали на плечи, а лицо… было тем же, что и у той в поле. Только теперь в руках она держала пепельный цветок.

– Я дарую тебе надежду, – произнесла она, ее голос звенел, как колокольчик в тишине. – И ты обязан сохранить ее до самого конца.

–Надежду? —спросил я, протягивая руку к цветку.

Цветок в ее руках рассыпался в прах, как только я коснулся его – и в этот миг видение вновь изменилось.

Я увидел Элизий. Город был в огне. Огромные черные трещины разрывали землю, и сквозь них вытекала Бездна. Я чувствовал, как ткань между тремя мирами – Срединным, Раем и Бездной – начинала рваться. Из этих разломов ползли чудовища: искаженные, жуткие, жаждущие крови. Они вырывались в Срединный мир, разрывали людей на части, отравляли все вокруг своим дыханием. С небес падали ангелы, не как спасители, а как каратели. Их горящие тела врезались в землю и выжигали все живое на многие километры вокруг.

– Ты должен поторопиться. Процесс уже запущен и никому не скрыться от того хаоса, что ждет впереди. Все миры рухнут, а после останется Ничто, – шепот сопровождался эхом и каким-то гулом, как будто одновременно пытаются говорить тысячи голосов.

Следующий сон – удар в сердце. Я был ангелом. С крыльями цвета чистого серебра, ослепительно сверкающими в небесах. Я увидел Архангела, что низверг меня в Бездну, и вспомнил его.

Михаил. Тот на кого я равнялся и которого впоследствии не смог понять.

Я увидел мое изгнание из Рая. Мои серебряные крылья в момент падения обугливались, словно от огня. Перья чернели, стали темнее ночи, и я падал сквозь раскаленные облака, не издавая ни звука – не мог. Пламя охватывало мое тело, сжигая плоть.

В Бездне не было звезд. Только чернота и стоны ветра. Я был растерян и еще не успел прийти в себя после падения, когда пришли они – Архонты. Высокие, черные силуэты, без лиц, но с голосами, от которых кровь превращалась в лед. Каждый из них говорил не устами – голос звучал внутри моей головы.

– Ты – есть само неповиновение.

– Ты принесешь разрушение этому миру.

– Ты станешь мостом между светом и тьмой.

– Мы приветствуем тебя в новом мире – и в новой роли.

– Отныне ты – Кайрос – «Клинок из пепла».

– Мы даруем тебе оружие, выкованное из боли и силы. Оно будет закаляться в твоей ярости, питаться демонической природой и становиться непобедимым в бою.

– Но помни: стоит этой силе покинуть твое тело, лезвие заржавеет… и рассыплется в прах.

Я стоял перед ними на коленях, не помня даже своего настоящего имени. Их слова впечатывались в остатки моей души, но в мгновенье вылетали из памяти. Один из Архонтов протянул руку, и в грудь мою впилась метка – раскаленное клеймо, выжигающее плоть и душу. Боль была нечеловеческой, животной, жгущей до криков, которых я не мог издать. Я задыхался, выгибаясь на черной земле Бездны.

– Запомни Кайрос, – прозвучали голоса как один. – Имя тебе станет судьбой, печатью и крестом. Но не жди понять смысл сразу – ты не увидишь метку, пока не придет время. И лишь тогда ты узнаешь, для чего был создан.

Они вложили в мои руки клинок – черный, изломанный, пульсирующий, словно живое существо, изнывающее от жажды. Я почувствовал, как он всасывает в себя остатки моей боли, как пьет мою ярость. Он стал продолжением моей новой сущности – демонической, искаженной, порочной.

С этого момента и начался мой путь в Бездне.

В следующий миг картинка сменилась. Я видел Люцифера, стоящего на вершине горы и смотрящего вниз, как его легион под моим командованием вступает в город. Позади, почти бесшумно, подошел Малебрах. Его голос был услужливым:

– Повелитель, Кайрос осмелился проявить сомнение, когда перешагивал границу города. Он колебался… на глазах у легиона.

Люцифер молчал. Взгляд его оставался прикован к горящим улицам. Потом он спросил:

– Зачем ты рассказываешь мне это, Малебрах? Разве Кайрос не был твоим учителем?

Малебрах опустил голову:

– Именно потому я знаю: он стал слаб. Он больше не достоин титула Князя. Его сомнения подрывают ваш авторитет.

Люцифер усмехнулся, обернулся:

– Кто же тогда достоин, по-твоему? Ты?

Малебрах пал на одно колено, склонив голову:

– Я вечен в верности вам, господин. И готов оправдать любые ожидания.

На губах Люцифера заиграла улыбка – ледяная, беспощадная. Он поднял руку и в это же мгновение рядом с ним материализовались Архонты.

–Покарать, – произнес Люцифер.

Сон оборвался.

Сквозь шепот и пепел, я увидел ее – фигуру, чье присутствие словно вытесняло саму реальность. Серебряная маска скрывала лицо, но глаза говорили за неё – холодные, безжалостные, с той надменностью, которой смотрят на проигравших. Ни страха, ни сочувствия – только оценка. Как будто я был книгой, которую она собиралась разобрать по строчкам и выбросить, если не найдет ничего ценного.

– Проснись, – сказала она ровно, почти машинально, касаясь моего лба кончиками пальцев, как ученый касается артефакта, не решаясь признать в нем личность.

Я открыл глаза. Свет – тусклый, но реальный. Дыхание сбивалось. Пот. Боль. Я был жив. Или почти.

Глава 4. Серебряная маска

Кайрос

Сознание всплыло, как деревяшка со дна, и тут же боль ударила под ребра. Я закашлялся – воздух пах пылью, плесенью и кровью.

Я очнулся на жесткой каменной скамье, окруженный затхлым полумраком. Надо мной висел потолок с потрескавшимися балками, покрытыми вековой пылью и паутиной. Сквозь узкое стрельчатое окно пробивался слабый свет – неясный, рассеянный, будто солнце стыдливо пряталось за облаками. По обветшалым иконкам и остаткам обвалившихся фресок я понял – это была часовня. Когда-то здесь молились. Теперь же – только мрак и тишина.

Боль в груди отдавалась глухо, ребра ныли, словно я провел ночь, придавленный валуном – не остро, но тяжело. Я попытался пошевелиться и зашипел от напряжения: грудь была туго перетянута серыми бинтами, местами пропитавшимися сукровицей; на плече – неаккуратные, но прочные швы, тянущие кожу; на боку – следы густой мази, перемешанной с запекшейся кровью. Мелкие порезы на предплечье, оставленные когтями Саргата, уже начали затягиваться. Тело восстанавливалось. Кто-то не просто пытался меня спасти – кто-то знал, что я выживу в любом случае.

Я попытался определить время суток, но не смог: свет в часовне был серым, безжизненным. Ни тени, ни тепла – только блеклое напоминание о дне за пределами.

– Проснулся, – раздался голос, который был холоден и остр как сталь.

Я повернул голову. В тени у стены стояла высокая женщина в серебряной маске. Даже мне, прошедшему сквозь кровь и бездны, было неуютно – маска, лишенная малейших признаков жизни, выглядела как отлитая из самой смерти. Незнакомка не просто стояла – замерла, как статуя, с прямой спиной, сложив руки на животе, словно вырезанная из стали воительница, забывшая, что значит быть живой. На ней не было накидки с капюшоном – вместо этого я увидел черные, как смоль, волосы, заплетенные в тугую косу, украшенную тонкими серебристыми бусинами, звенящими от малейшего движения. Через узкие прорези в маске почти не было видно глаз, но я почувствовал, как ее взгляд впивается в меня – пронзительный, изучающий.

– Ты в сознании, – сказала она с откровенным раздражением. – Прекрасно. За тобой пришлось носиться по всему вонючему городу, а теперь ты тут валяешься, как дохлая собака, уже третий день. И кто, по-твоему, следит, чтобы этот мешок костей дышал? Даже кишки пришлось обратно вшивать. Унижение, достойное проклятия.

Я попытался приподняться, но тело отозвалось острой болью. Я стиснул зубы.

– Кто ты? – выдохнул я.

Она всплеснула руками и почти со злостью бросила:

– Сам факт твоего дыхания – уже издевка над порядком. Наглый, неблагодарный, полудохлый псевдодемон. Я потратила столько времени на тебя, а ты теперь сидишь, пялишься и задаешь бесполезные вопросы. Кто ты вообще такой, чтобы так таращиться, будто я забрала твой последний леденец?

Я чуть приоткрыл рот, пораженный ее резкостью, но вовремя его закрыл. Попробовал было поднять руки в примирительном жесте – и сразу поморщился от боли в боку.

– Прости. И спасибо, – выдохнул я. – И я буду очень благодарен если ты ответишь на мои вопросы. Кто ты такая? Что тебе известно обо мне? И почему ты называешь меня псевдодемоном?

– Подумаю насчет твоих извинений, – сказала она холодно. – Меня зовут Илирия. Я жрица Элизия и Страж Знаний. Мое дело – наблюдать, помнить и делать выводы. Твое имя не секрет – для того, кто умеет слушать. А чтобы понять, что ты псевдодемон, много ума не надо. Хотя, судя по твоим вопросам, тебе и этого не хватает.

Я нахмурился, чувствуя, как закипает кровь внутри:

– Я прожил века и сделал больше, чем могла бы ты увидеть из своего затхлого храма, – ответил с ядовитой насмешкой. – Мне не нужна лекция от какой-то «жрицы руин», особенно когда она так откровенно кичится своим презрением.

Илирия вдруг громко рассмеялась. Ее резкий смех эхом ударил по каменным стенам. Мои нервы натянулись, будто струны.

– Не важно, сколько ты прожил, – сказала она, насмешливо глядя на меня. – Если рассуждаешь, будто тебе тринадцать. Мой сын был сообразительнее, хотя ему не было и десяти.

Я чуть помолчал, зацепившись за ее слова.

–Был? – спросил я, чуть остыв, пытаясь скрыть свою нервозность.

– Да, сгорел вместе с братом в библиотеке Элизия, – ответила она. – По вине твоего хвалебного легиона.

Я раньше никогда никого не утешал и мне было чуждо чувство скорби и утраты, но от ее слов в душе заскреблись кошки, поэтому я тихо прошептал:

– Прими мои… эм… соболезнования.

Она пристально посмотрела на меня и внутри что-то перевернулось от этого взгляда.

– Смерть детей – это не так страшно, – сказала она тихо, почти шепотом. – Как потеря многовековых знаний всех миров.

Тишина растянулась. Я сидел, пытаясь найти слова, но их не было.

Илирия, поймав мою заминку, усмехнулась.

– Не стоит зацикливаться на моих детях, – сказала она, голос резко сменился на холодный и отстраненный. – Они были лишь частью непродолжительной и неинтересной книги. Ты же понимаешь, что это ничто по сравнению со всеми накопленными за века знаниями? Для меня смерть детей – лишь тень на фоне этого ужаса.

Я почувствовал, как во мне вспыхивает что-то вроде гнева, вперемешку с растерянностью и сожалением.

– Ты действительно так черство смотришь на все, – выдавил я, с трудом сдерживая горечь. – Как можно так говорить о своих детях? Я… я не имел детей и, возможно, никогда не захочу, но я не могу понять, как можно вырастить их и при этом не дать им места в сердце.

Ее взгляд, казалось, был направлен прямо в душу, но там не было ничего, что она могла бы понять или принять.

– Ты все еще считаешь, что знаешь меня? – спросила она тихо, почти шепотом, но глаза ее сверкнули. – Ты – лже демон, который играет в великие дела, не видя, что разрушает вокруг. Мне плевать на твои страдания. Ты – символ того, что рушит мир, а не спасает.

Я хотел возразить, но не смог. Ее боль и гнев – это не просто эмоции, а оковы, которые делают ее такой, какая она есть.

Пауза растянулась, и вдруг ее голос, такой же насмешливый, как и раньше, разорвал тишину:

– Ты не уснул случайно?

Я даже улыбнулся – как бы цинично это ни звучало.

– Нет, – ответил я. – Просто пытаюсь понять, что я вообще здесь делаю.

– Наконец-то ты перешел к сути, – сказала Илирия, чуть приподнимаясь с места и хлопнув в ладоши. Ее голос стал ровнее, серьезнее. – Позволь объяснить. В момент падения Элизия ко мне явился Дух Знаний этого города – древний, старше любой плоти и крови, – и сказал, что после падения города ткань между мирами начнет рваться. И если это не остановить – ничто живое не выживет.

Она сделала паузу, словно собираясь с мыслями.

– Но дух выражался загадками. Говорил, что лишь существо, которое прожило во всех трех мирах – смертном, демоническом и божественном – сможет залатать эти дыры и восстановить равновесие.

Я нахмурился, чувствуя, как меня накрывает холод.

– И ты считаешь, что я – это существо? – спросил сухо, пытаясь скрыть свои сомнения.

Илирия кивнула, голос ее был тяжел и решителен:

– Мне понадобились годы, чтобы понять и поверить в это. Но да – по словам духа, именно ты способен все исправить.

Ее взгляд уперся в меня, не оставляя места для вопросов.

Я отвернулся, чувствуя, как груз ложится на мои плечи, будто сама судьба придавила своей тяжестью.

– Почему именно я? – спросил я наконец, рассматривая потрескавшийся каменный пол – Что особенного во мне, чтобы решать судьбу целых миров?

Илирия вздохнула.

– Ты – странник между мирами, – сказала она тихо. – Ты прожил в каждом из них, но в итоги никакому из миров по-настоящему не принадлежишь. Этот разрыв – следствие чуждости и разобщенности. И только тот, кто понимает все три стороны, сможет восстановить баланс.

Я помолчал, пытаясь уловить смысл в ее словах. Быть мостом и одновременно разрывом – звучит как-то не воодушевляюще.

– И, если я откажусь? – голос мой звучал почти безнадежно.

– Тогда все рухнет, – ответила она без тени сомнения. – Не только этот город. Все, что ты знаешь, все живое – погибнет.

Я опустил голову. Знать, что от тебя зависит так много, настоящая пытка.

– Значит, выбора нет, – пробормотал я.

Илирия кивнула, ее взгляд смягчился на мгновение.

– Нет. Только путь вперед.

– Я согласен, – сказал я, сжимая руки в кулаки. – Но только после того, как разберусь с купцом. Он нанял меня, чтобы выманить травника. Хочу знать зачем.

Илирия взглянула на меня с явным раздражением:

– Все эти купцы, интриги, обманы – это побочные шумы. Ты теряешь время, отвлекаясь на пустяки. Главное – судьба миров, а не какой-то жадный торговец.

– Может быть, для тебя это пустяки, – ответил я холодно, – но для меня – вопрос доверия и понимания, кто и зачем меня использует. Без этого я не смогу идти дальше.

Она задумалась на мгновение, затем сдержанно кивнула:

– Хорошо. Но не тяни с этим вопросом. Из-за тебя потрачено слишком много времени, – сказала и вышла из часовни.

Я остался один в полумраке, ощущая, как боль в боку утихает, а голова постепенно теряет тяжесть. Взгляд упал на закрытую дверь, за которой скрылась Илирия – странная, резкая и жесткая женщина, которую нельзя было назвать простой.

Она не внушала доверия, и я понимал, что не стоит полностью раскрывать ей душу. Но, несмотря на это, внутри меня что-то тихо шептало – она на моей стороне. Ее резкость была словно броня, а что за ней мне еще предстояло узнать.

В голове крутилась мысль о ее детях. Я так и не спросил, почему она носит маску, скрывая лицо. Что за этим холодным фасадом? И почему смерть детей для нее казалась чем-то меньшим, чем потеря знаний?

Я никогда не мог понять людей, которые не ценят детскую жизнь, которые могут быть так черствы к своим детям. Илирия была загадкой, и я не знал, готов ли разгадать ее до конца.

С этими мыслями закрыл глаза и погрузился в тяжелый, прерывистый сон, чувствуя, что впереди меня ждет нечто большее, чем просто скитание по этому миру.

Глава 5. Шрамы памяти

Кайрос

Прошел еще один день. Тело медленно заживало. Глубокие раны затянулись, боль стала привычной тенью, а не нестерпимым криком. За все время Илирия появлялась всего дважды – один раз принесла воды и еду, другой – просто постояла в дверях и процедила: «Ты прожигатель времени, Кайрос. А время – моя самая дорогая валюта». Потом исчезла, словно призрак, который мне только привиделся.

Я лежал и думал. Мысли путались, но одно было ясно: начинать нужно с трактира, где встретился с купцом. Трактирщик мог что-то знать, если он окажется пуст – есть места, где за правильную цену можно купить что угодно, в том числе и информацию.

Когда я был демоном, меня назначили на роль Князя не за красивые глазки и услужливые речи. Я был превосходной ищейкой, выслеживал людей по приказу. Жертвы, враги, перебежчики. Чувствовал их страх, знал, где искать. И находил. Всегда. Тогда – в теле демона, с клыками и жаром в крови. Сейчас – слабеющий, израненный, но с тем же инстинктом. Купец был мишенью. Он стал ею в тот момент, когда подставил меня.

На следующий день, когда уже уверенно держался на ногах без опоры, я натянул свой новый, но уже изодранный в бою с Саргатом, плащ и выдвинулся на охоту.

«Придется снова потратить пару золотых, чтобы обновить одежду… или, на крайний случай, найти кого-нибудь, кто умеет штопать», – подумал я.

За окном лил дождь. Осень подобралась к городу незаметно. Я закутался поглубже, и, пробираясь сквозь пустынные, серые улицы, пошагал к трактиру. Возможно, там я смогу найти следы, зацепки, в какую сторону двигаться дальше. Также нужно было забрать остатки вещей в комнате на втором этаже, которая была оплачена мной до конца месяца.

Я толкнул дверь в «Сломанную подкову» и вошел, стряхнув капли с капюшона. Дождь стекал по краям плаща, оставляя за мной темный, влажный след. Внутри было шумно и людно. Воздух густой от дыхания толпы, запаха вина, пота и дешевой стряпни.

По залу сновали девушки в ярких платьях – чересчур откровенных для обычного вечера. Явно какой-то праздник – очередной безымянный повод забыться. Смех, крики, звон кружек. Все столы заняты. Но я видел только его.

Трактирщик, полноватый лысеющий мужчина, заметил меня и побледнел. Его пальцы на кувшине с вином дрогнули и напиток пролился на стойку, оставляя небольшую лужицу.

– Ты… жив? – выдохнул он, как будто перед ним стоял призрак.

Я сразу понял: он знал. Знал, что я пойду к травнику. Знал, что там меня поджидают. И знал, что я должен был умереть. Я оставил его вопрос без ответа. Просто подошел и сел напротив, он уже начал потеть.

– Меня нельзя убить. Слишком много попыток было и, как видишь, я все еще дышу здоровьем.

Он отпрянул от стойки, но убегать не стал, за что ему был очень благодарен, так как не хотелось играть в догонялки, да еще по такой погоде.

– Я тебя слушаю, – сказал я. – И начни с имени купца.

– Я… я не знаю, о чем ты…

– Не ври, – мой голос был ровным, почти усталым. – Ты не первый, кто пытается меня обмануть. Часто это последняя ложь в жизни.

Он сглотнул, метнул взгляд на выход и увидел, как кто-то из посетителей закрывает дверь. Не мой человек. Просто случайность, но нужная.

– Его зовут Даг. Купец. Богатый. Влиятельный. Он… заплатил. Хотел знать, если ты начнешь что-то расспрашивать. Где бываешь. Что ищешь. Кому доверяешь. Я не хотел, клянусь! Я просто…

Я наклонился вперед, положив руки на стол. Без угроз, но глаза мои смотрели в упор на трактирщика. Я заметил, как нервно дернулся его кадык.

– Он знал, кто я?

– Думаю… да. Он сказал, что ты… лицо из прошлого. Сказал, что ты виновен. Его семья… сгорела. Давно. Он был ребенком. Но помнит. Помнит твое лицо.

Я кивнул.

– А теперь скажи, где он.

– Я… – трактирщик посмотрел на свои дрожащие руки. – Я не знаю точно. Говорят – южные склады. Он там. Но с ним люди… Не простые. Им платят, чтобы они не задавали вопросов. Даже городские их не трогают.

Я медленно поднялся. Он вздрогнул, словно ожидал удара.

– Ты жив, – сказал я. – Это уже больше, чем ты заслуживаешь.

Я встал, пошел в сторону лестницы, даже не оглянувшись. И все же чувствовал, как его взгляд впился мне в спину – взгляд человека, который понял, что монстр умеет не только убивать.

Войдя в съемную комнату, с удивлением обнаружил, что мои скромные пожитки по-прежнему лежат на месте. Трактирщик, видимо, решил, что комната после меня проклята. Я собрал остатки вещей и вышел из таверны.

Дождь не прекращался. Под его завесой на меня обрушились воспоминания. Каждая победа, каждая миссия, каждый последний взгляд павших. Раньше они были лишь статистикой – я был солдатом, инструментом, оружием. Но теперь все изменилось. Карусель сожженных деревень, мертвых городов крутилась в голове, не давая покоя. Я не знал, когда именно погибла семья Дага, если трактирщик вообще сказал правду. Но в этом городе у каждой тени был свой крик.

Я не заметил, как подошел к часовне. Нужно было осмотреть склады, но врываться туда без плана было бы глупо. Меня нельзя убить, да – но собирать себя по кусочкам все же не входило в мои желания.

Илирия ждала внутри. Я не знал, где она ночевала и куда исчезала. Ее голос был холоден, как клинок, выточенный для чужих сердец:

– Разобрался со своими демонами, Кайрос?

– Не до конца, – ответил я.

Она фыркнула.

– Ты слишком сентиментален. Хочешь мести и прощения в одном лице. Мир не платит монетой баланса.

– А ты, должно быть, всегда знаешь, чем платит мир?

– Я просто умею не тратить время на сожаления, – бросила она, не глядя. – Ты должен был умереть. Значит, кто-то не справился. Или ты просто везучий.

Я вздохнул. Сил спорить не было.

– Я устал. Не от боли. От этого разговора. Лучше скажи – зачем тебе маска?

Тишина. Долгая. Она стояла, не шелохнувшись, будто сама стала изваянием.

Ответа не последовало.

Я ушел к углу, где обычно спал, и лег. В голове крутились планы. Просто ворваться на склады – значит напороться на ловушку. Он не один. Его «сильные союзники» – кто это? Стража? Контрабандисты? Бывшие демоны? С учетом того, что он нанял Саргата убить меня, на складе вполне могла оказаться целая банда демонов перебежчиков и кто его знает кого еще.

Нужно было найти способ выманить его. Или хотя бы узнать, как именно охраняется склад. Может, поджечь соседнее здание? Или перехватить кого-то из посыльных, если они у него есть.

Или… использовать Илирию? Она могла бы втереться в доверие. У нее есть дар убеждать. Даже если этот дар пахнет холодом и презрением.

Одна мысль мелькнула в голове и засела: если Даг прав… если я действительно виноват в смерти его семьи – то разве он не имеет права на свою месть?

Я перевернулся на бок и закрыл глаза, проваливаясь в тревожный сон. Капли дождя, стучащие по крыше часовни, словно перекликались с далекими воспоминаниями. Мне снился город, имя которого я уже не мог вспомнить. Пылающий, охваченный багровым пламенем город.

Я стоял на пригорке над сожженными улицами, рядом – Малебрах, мой ученик. Внизу, на площади, отряд демонов добивал последние очаги сопротивления. Вой стоял не от боли, а от ужаса – у людей умирала последняя надежда на победу.