Не может быть?! Рассказы

И вот, когда солнце заходило за дальний лес, и на дачный посёлок тихо спускались сумерки, мы собирались на Лесной улице у Чёртова моста – мрачного деревянного сооружения, построенного через большой овраг, пересекающий улицу. Чёртов мост был деревянный, и до самой земли обшит серыми некрашеными досками. Под ним, как рассказывали те из нас, кто осмеливался заглянуть туда сквозь щели, водились черти. Один раз Алик даже отважился оторвать одну доску и заскочить в чёрное чрево моста. Правда, ненадолго совсем, – через три секунды он выскочил, и, отбежав и отдышавшись, сообщил, что там – полная жуть. На уточняющие вопросы, как эта жуть выглядит, он отвечать категорически отказался, и посоветовал особо интересующимся самим в дырку залезть и на жуть посмотреть. Желающих не оказалось.

К чертям под мост в сумерках, конечно, страшно, но недалеко от моста была лавка, где удобно собираться большой компанией. Для страшных историй – самое лучшее место. Там мы и сидели.

В тот вечер смелый Алик начал рассказ про летающие гробы. Заунывным голосом он кричал, как тот седобородый:

– Закрывайте двери и окна! Закрывайте двери и окна! – и было жутковато, и было понятно, что все осторожные жители города окна и двери тщательно закрывали, кроме совсем уж пофигистов, или тугих на ухо.

– Я бы не стал закрывать! – решительно заявил Вовка Муратиков. Он старался показать, что ему совершенно не страшно, и даже весело посмеивался до того момента, когда над городом в мрачном грозовом небе полетели чёрные гробы с сидящими в них мертвецами. Они подлетали к оставленным открытыми окнам, влетали в них, вставали из гробов, и медленно-медленно приближались к спавшим людям.

Тут Вовка серьёзно сказал:

– Я бы этому мертвецу, если бы он подошёл, треснул бы по морде!

– Посмотрел бы я, как ты ему треснул, – не поверил Борька. – Ты бы от страха умер, если бы увидел!

– Не умер бы! – горячился Вовка. – И как бы я его увидел в темноте?

– А как бы ты ему в темноте треснул?

– Ну, он бы ко мне подошёл, ему ведь надо крови напиться, он бы ко мне прикоснулся, я бы проснулся и сразу врезал! Мне всё равно, мертвец или не мертвец, я знаешь какой злой, когда меня ночью будят!

– И чем бы ему врезал? – продолжал недоверчивый Борька.

– Ножом. Я всегда под подушку ножик кладу. На всякий случай.

– На какой случай тебе ножик под подушкой? – засмеялся Костя.

– Ну… – замялся Вовка. – Чтобы не забыть, когда за грибами иду. Меня дед рано будит, всё забыть можно. Раз даже корзину забыл, а ножик – вот он!

А мертвецы продолжали между тем бесчинствовать в городе. Хватали мирных жителей и уносились с ними в своих летающих гробах.

– Ну и что б ты с ними сделал, если бы тебя схватили? – спросил Вовку Костя. – Ножичком своим ударил?

– Каким ножичком? – возмутился Вовка. – У меня лезвие пятнадцать сантиметров! До сердца достанет!

– А у мертвецов сердца ведь нет! – вмешался Боря.

– Как это нет? Есть сердце! Это ведь не скелет!

– Даже если есть, что ему ножом сделаешь? Он ведь и так мёртвый!

С этим даже Вовка, заядлый спорщик, спорить не стал.

История между тем дальше двинулась. Какая-то управа на упырей должна была быть всё-таки?

В одном доме спал милиционер, у него в тумбочке пистолет лежал. Он проснулся от стука, когда гроб об раму задел – у него форточка открытая оставалась, гроб в неё еле протиснулся. И увидел он, как встаёт чёрный-чёрный мертвец и идёт к кровати – протянул милиционеру руку, выхватил пистолет – а куда стрелять – понять не может – чёрное всё… Однако, присмотрелся, пока мертвец медленно приближался, и увидел, что у того – круг красный светится на груди слева, в том месте, где у людей сердце. Прицелился милиционер – выстрелил и попал! И мертвец и гроб мгновенно растворились без всякого звука и запаха.

Подбежал храбрый милиционер, распахнул окно – увидел – ещё три гроба летят. И красные круги горят у мертвецов. Стал он стрелять. Всю обойму истратил, однако во всех попал. И они тоже исчезли… – продолжал Алик.

– А люди? – спросил Вовка.

– Какие люди?

– Ну, которых они с собой утащили? Они что, на землю попадали?

– Нет, не попадали! – немного запнувшись, протянул Алик.

– А как же они не попадали, если их в гробы затащили, а гробы исчезли? – настаивал Вовка. – Выдумал ты всё, не бывает так!

– Почему, бывает… – продолжал Алик. – Эти, в которых милиционер стрелял, они пустые были. Не успели ещё…

– А с людьми что? – спросил Костя.

– А тут самое страшное начинается! – загадочно продолжал Алик. – Те, которые с людьми улетели…

– Костя, Коля, домой! И вы все – по домам! Десятый час, темно уже! – это Костина бабка закричала. Пришла, и разогнала нашу компанию на самом интересном месте. Пришлось по домам идти.

Посёлок у нас большой, сначала мы всей командой шли, а потом меньше и меньше становилось – ребята по своим улицам расходились. Мы и не заметили, что, пока мы ужастик слушали, стемнело совсем. Это потому, что мы под фонарём сидели. А сейчас мы по улицам шли – фонари редкие, только под собой освещают, а между ними – чернота сплошная.

Скоро нас четверо осталось – Вовка Муратиков и мы трое. Мы на одной даче жили, а Вовка – на соседней улице. И стал Вовка уговаривать нас, чтобы мы мимо его дачи прошли. Так, говорит, веселее, я вам ещё что-нибудь страшное расскажу.

Но мы-то сразу поняли, что он один домой идти боится. А хвастался, какой он храбрый! Нет уж, решили мы, раз ты смелый такой, так иди один, посмотрим, какой ты в темноте храбрый!

Постояли на перекрёстке немного, Вовка всё нас уговорить пытался, и разошлись – мы направо, а Вовка вниз, к озеру, его дом крайний у озера был. Шёл он не быстро, останавливался и вглядывался в темноту.

– Слушай, – сказал Вовка Соколов, – давайте быстро к Вовкиному дому подбежим с другой стороны, посмотрим, какой он храбрец!

Мы пулей сделали крюк по соседним улицам, подбежали к Вовкиному дому снизу, от озера и спрятались возле калитки в кустах. Как назло, там шиповник рос колючий!

Ладно, сидим в шиповнике, выглядываем. Улица вниз спускается. Далеко вверху на перекрёстке – фонарь тусклым жёлтым пятном. Между калиткой и фонарём – темень! И в ней движется белое пятно. Это – Вовка, он в белой рубашке был. Медленно движется, осторожно. Сделает несколько шагов – и замирает, прислушивается, а потом ещё несколько шагов сделает. Знать бы, что он так медленно идёт, мы могли бы не бежать!

Чем ближе к калитке, тем от фонаря дальше, тем темнее и страшнее, и Вовка медленнее движется. Совсем почти на месте стоит! Так мы его не дождёмся, а нам ведь тоже домой пора. Мы сидим в кустах, а белая рубашка тоже ждёт, с духом собирается. Постояла рубашка – постояла, а домой всё же надо – не ночь же на улице стоять, ещё три шага прошла. Метров пять до калитки осталось.

Интересно смотреть в темноте – ни лица, ни ног не видно, кажется, рубашка сама по себе в воздухе движется…

Тут я рукой двинул – и колючка шиповника мне в руку впилась, я руку отдёрнул, и другую ветку задел, она зашуршала – и от шороха этого белая рубашка мгновенно развернулась и вверх по улице бросилась. Да с такой скоростью, какую Вовка и днём-то никогда не развивал! Мелькнула под фонарём и исчезла в темноте улицы.

Мы Вовку ждать не стали, и домой пошли.

А утром спросили Вовку, как он домой шёл, не страшно ли было?

– А чего бояться-то? – бодро заявил он. – Мертвецов каких-то? Нет никаких ходячих мертвецов, книжки надо читать научные! У меня целая подписка «Юного техника» есть, я в предрассудки не верю!

Ну, это он днём храбрым таким стал. А в темноте ему и «Юный техник» не помог.

Сторожиха нам рассказала, что вчера в сторожку Вовка прибежал, глаза круглые от страха, и говорил, что возле его участка жулики спрятались, и домой идти боялся. Сторож Пётр Алексеевич его до дома проводил. Только никаких там жуликов не было. Мертвецов тоже.

Бабка Зинаида

На седьмом участке дом стоял в самом дальнем углу. Был он сер и мрачен. Мрачен и окружён огромными елями. Солнце не проникало сквозь сросшиеся кроны. Кровля поросла мхом. В ветвях елей вороны свили гнёзда, и чёрные птицы мрачно смотрели сверху. Изба Бабы Яги в натуре.

И сама бабка Зинаида – вылитая Баба Яга. Тощая, с длинным носом, скрюченная, и мрачная. Ходила она всегда в грязно-синих трениках и в чёрной стёганой безрукавке. Весь её участок, кроме угла, где дом, был засажен клубникой, за которой она тщательно ухаживала, и весь урожай продавала. Сейчас это бы в плюс пошло – как фермерство. В советское время такое частное предпринимательство на дачных участках не приветствовалось, да и прямо запрещалось. Но Баба Яга была не партийной, и на коммунистические порядки плевала.

Бабку Зинаиду мы опасались – она была злая, и подозревала, что любые пакости, что случались, устраивала ей наша компания мальчишек. Чуть что – она ходила на нас жаловаться, особенно доставалось Вовке Муратикову – он через дом от Бабки Яги жил – и жаловаться на Вовку ей ближе всего было.

Но, за сожжённые трусы или испачканную илом из пруда новую белую рубашку Вовка ещё соглашался кару принять, но за прочие претензии бабки Зинаиды – это уж нет!

А тут, как назло, кто-то стал с калитки бабки Зинаиды замок снимать и прятать. А Баба Яга свою калитку всё время на замке держала. А вдруг – нет замка! Она новый достанет – ну, не новый, конечно – ржавый, но другой – повесит – и опять нет его.

Яга сразу решила, что это Вовка. Хотя это точно не он был. И за каждый замок жаловаться ходила к Вовкиной бабке. Вовку это достало, и он даже следствие проводил, кто бы это мог. Никто не признавался. Многие могли – бабку все не любили. Она вечно к нам придиралась, когда мимо её забора проходили. Обвиняла, что у неё клубнику воруют, и в её ворон пульками стреляют. Про клубнику – это враньё – у неё забор высоченный, и калитка всегда заперта. А про ворон – это правда. Они своим карканьем всех достали. Но ели от забора далеко. Трудно попасть. Может, несколько пулек от воздушки ей на крышу и упали, да ведь не нарочно же!

Когда Вовку третий раз за замки незаслуженно наказали, он решил к Бабе Яге лично пойти, чтобы сказать, что замков с калитки не снимал. Но идти один побаивался, потому что очень злая и сварливая Баба Яга. И, когда она в огород выходила, грабли были при ней. Поэтому он стал нас уговаривать, чтобы за компанию пошли, его невиновность подтвердить, и для безопасности. Но желающих идти к Яге не нашлось – все её хорошо знали.

Уговорить ему удалось только Костю Рогова с третьей линии – он от бабки Зинаиды далеко жил, и с ней не сталкивался. Костя был на два года младше Вовки, невысокий и полноватый. И вот они пошли – два удаляющихся силуэта – длинный Вовкин, и невысокий Костика. Вылитые Дон Кихот и Санчо Панса.

Мы, конечно, пойти – не пошли, но следом на дистанции двинулись – интересно, как Баба Яга Вовку встретит.

Подошли они к калитке, бабка Зинаида как раз на клубнике работала.

– Зинаида Ивановна! – тоненьким от волнения голосом прокричал Вовка остановившись за калиткой.

Баба Яга не услышала, и продолжала тяпкой на длинной ручке окучивать клубнику.

– Зинаида Ивановна! – закричал Вовка вновь, уже громче, но также фальцетом.

На сей раз Яга подняла голову, повернулась и медленно пошла к забору.

– Зинаида Ивановна! Я Ваш замок не брал, я его вообще не трогал! – начал было Вовка.

Но Баба Яга остановила его властным жестом.

– А, пришёл, – с мстительным удовлетворением произнесла она. – И это говно с собой привёл! – с этими словами она пальцем указала на Костю, который совершенно опешил, он вообще Ягу не знал, да и бабка Зинаида его тоже в первый раз видела.

От неожиданности он утратил дар речи, а потом изумлённо вымолвил:

– Кто говно? Я говно? – хотя вокруг, кроме них, никого не было, так что мог и не уточнять.

– Дерьмо! – припечатала Баба Яга, повернулась и пошла обратно к своей клубнике.

Мирных переговоров не получилось. Стороны к консенсусу не пришли. И за что только Костик пострадал!

Кукуруза

Ура! Созрела кукуруза! Можно в войну играть! Зрелая кукуруза очень для этого подходит – зелёные стебли в два метра высотой – прекрасное укрытие! И посажены рядами – удобно пробираться, не задевая за стебли – их качающиеся макушки не выдают. А початки кукурузные – и вкусные, и в качестве гранат очень хороши.

Готовились к кукурузной войнушке серьёзно. Делились на две команды. Выбирали командира, разведчиков и часовых, делали документы, карты рисовали, и прятали всё это в надёжное хранилище. Лучше всего в железную коробку из-под конфет. В ней прорезали дырки, и вешали замок. Ключ – у командира.

Для стрельбы использовались трубки из стебля дудника, из них стреляли рябиной. Но лучшее оружие – это граната из крупного початка!

Подготовившись, мы отправлялись в поход на поле, засеянное заботливо совхозом-миллионером, которому принадлежали все поля вокруг. Миллионером он назывался потому, что должен был государству больше миллиона рублей. Но государство было рабочих и крестьян, и со своих долгов не требовало. Может, оно и хорошо, потому что, когда государство их бросило, все поля заросли кустарником и берёзами. В огромных коровниках осталось два десятка убогих кляч, а в тракторном парке без дела ржавели старые трактора.

Дорога к кукурузному полю вела тропинкой через лес, даже не лес настоящий, а так – мелколесье – ольха, берёзы чахлые, да густой кустарник. Бесполезный совершенно лес – ни ягод, ни грибов. Мы в него и не ходили никогда, покуда кукуруза не вырастала. Однако оказалось, что именно этот чахлый лесок нас выручил.

Колхозные поля в то время охраняли сторожа – их называли объездчиками потому, что поля эти они объезжали на лошадях – и быстрее, и видно сверху всё, и поймать злоумышленников, играющих на полях кукурузных и катающихся со стогов, как с горок – легче.

Но охрана на лошади имела и недостаток – объездчик издалека виден – во-первых, высоко сидит, даже над двухметровой кукурузой возвышался, во-вторых, сразу можно узнать, что это объездчик, а не просто мужик по полю идёт, кроме них никто верхом не ездил.

Команды составлены по дачным улицам. «Озерная» с «Зелёной» против «Центральной».

Наша команда – пять человек, левее по полю пошла, а с «Центральной» ребята направо повернули. И спрятались среди стеблей.

Полю кукурузному мы не сильно вредили. Кукуруза – не овёс, посажена редко, широкими рядами, так что вполне пробраться можно, даже не задевая за стебли. А ломиться напрямую – опасно – сразу в засаду к противнику попадёшь.

Сначала надо набрать побольше початков, самых крупных – гранаты! Каждый запасал их, и затем начиналось выслеживание противника и устройство засад. Засады – самое лучшее, противнику надо наш штаб обнаружить и коробку с секретными документами захватить. Вот на подходах к штабу засады и устраивались.

Объездчика мы не очень опасались – и видно его, и копыта стучат, и в кукурузу на лошади он не ломанётся. Однако всё-таки внимательнее надо быть!

В нашей команде играл мой друг Вовка Муратиков, с нашей, «Озерной». Он был на год старше и бегал быстрее, но объездчика больше боялся – потому что жил на даче с бабкой, которая очень строгая и драла его как Сидорову козу и на чердаке запирала.

Вовке в этот раз выпало сидеть в засаде, штаб охранять, а мы трое – я, Мишка и Костя с «Лесной» были разведчиками, отправились крадучись вражеский штаб захватить.

Сидел Вовка в засаде, делать особенно нечего, жди да наблюдай, не потрескивают ли стебли кукурузные, не качаются ли? Початки он покрупнее отбирал – выберет пару, и снова ищет – найдёт побольше – самый маленький выбрасывает. Три отборных нашёл. А первый вообще гигантский – с бутылку из-под лимонада!

Его он приготовил для первого броска, зажал в руке, и притаился, потому что услышал – прямо на него кто-то по кукурузе крадётся.

«Ну и чайник, – подумал Вовка. – Трещит так, за километр слышно! Ну, сейчас получит!»

Вовка присел пониже, и затаил дыхание.

– Сейчас! – кукурузные стволы перед ним зашуршали очень громко – мелькнули руки, раздвигавшие их, и Вовка, размахнувшись, метнул початок туда, где должна быть голова. И попал! Раздался сочный «шмяк», и в воздух, взвизгнув, взвился объездчик! Он лошадь где-то оставил, и пешком подкрался!

Вовка успел увидеть грубый брезентовый плащ и красное лицо, злобно вращавшее глазами.

– Объездчик! – завопил Вовка, и бросился меж толстых стволов в сторону леса.

Спасло его, что объездчик оторопел после меткого броска. Затем он с рёвом кинулся вдогонку.

Вся кукуруза на нашем краю поля мигом ожила. Услышав Вовкин крик, мы бросились бежать, выскакивая из укрытий. Добежать до спасительного леса и укрыться в нём!

Мы мелкие и шустрые, объездчик – здоровенный мужик. Между стеблей мы легко проскакивали. Объездчик же ломился, ломая толстые стебли. Это сильно тормозило его.

И он растерялся – там трещит, там, там – за кем бежать? Нам удалось добежать до леса и, петляя по его тропинкам и продираясь сквозь кусты и заросли – даже и сквозь крапиву, мы добежали до лесного озера в самой чаще. Остановились – никого! Спрятались в кустах, посидели – никто не крадётся.

И пошли домой. Большое мы на это поле не ходили. Вдруг там объездчик обиженный в засаде?

Шурик тонет!

Очень хочется искупаться в жаркий июльский день. Особенно когда дача на берегу большого пруда. Только для купания пруд этот не очень подходил. В мелкой своей части там было чуть выше колена, зато прекрасно можно было ловить железной сеткой карасей – двое держали сетку, двое бегая перед ней, загоняли туда рыбу.

А в глубокой части пруд был покрыт тиной, на которой возлежали шумно квакающие лягушки, и дно было – ила по колено. Пиявки, виляя черным телом, проплывали в свободных от ряски окнах.

В общем, пруд полезный, но для купания совершенно непригодный.

Зато, километрах в пяти – час туда, час обратно, в лесу было небольшое озеро. Затеняли его кроны высоких деревьев, берег круто обрывался в глубину, и вода была холодная, родниковая, но зато чистая. Конечно, был тут один минус – пока идёшь обратно – так тебя солнце нагреет, что хочется вернуться – окунуться.

И далеко идти было. Поэтому ходили мы на это озеро только в самую жару. И всегда большой компанией – чтобы не скучно было туда топать. Под истории и анекдоты идти веселее.

Дорога начиналась через луг у нашего пруда. А на лугу часто паслось деревенское стадо. Опасная рыжая корова была в этом стаде. Один рог у неё рос нормальный, а другой – здоровенный, торчал вперёд как пика. Корова эта считалась бодливой. Точно было неизвестно, забодала она кого-нибудь или нет, но такая слава за ней водилась. Может, из-за рога её, может из-за того, что, когда мы мимо проходили, она не жевала равнодушно траву, как все нормальные коровы, а прекращала есть, подымала голову и начинала недобрыми глазами следить за нами. А иногда и делала несколько шагов в нашу сторону. В одиночку, да ещё и в красной рубашке я бы мимо нее ни за что не пошёл. Мы были уверены, что на красное коровы сразу нападают. Или быки… Ну, в общем, не надо красного.

В это раз нам повезло – пастух дядя Жора угнал стадо в рощу ближе к деревне – в полдень хозяйки приходили туда с вёдрами доить коров. А был как раз полдень. Самое пекло.

Купаться всем хотелось, и компания собралась большая – Алик и Вовка Хлыстовы, которые жили далеко, на Каспийском море в городе нефтяников Баку, и интересно рассказывали про ту, необычную жизнь; Вовка Муратиков, который уверял, что если он во всю силу побежит, то сможет обогнать автомобиль «Москвич», Борька и Вовка Петровы, с пятого участка, дед которых старый большевик-подпольщик, до поздней осени ходил по дачам босиком. Интересно, в Москву на электричке он тоже босой ездил? Но я никогда не видел, чтобы он дальше сельмага ходил, босой и в полотняной рубахе, как Лев Николаевич. Серёжа Федотов по кличке «Гитлер» – потому что он, когда грибы собирали, когда белый находил, никому не разрешал к нему приближаться, пока он все вокруг не обшарит. И лицо у него, когда он при этом кричал: «Моё место!» было такое, что только усики ещё и вылитый Гитлер, и мы с братом Димой.

И ещё с нами увязался Шурка Костогрыз по кличке «Беременный кабан». Кличку свою Шурка получил совершенно заслуженно – во-первых, он был жирным. Во-вторых, он был очень неуклюжим. В-третьих, он очень быстро уставал и всегда начинал ныть.

В каких бы похождениях наших Шурка ни участвовал – на колхозное поле за горохом, на стога, чтобы кататься с них, как с горки, на кукурузное поле для войны с початками – Шурка везде мешал чрезвычайно.

Особенно трудно было залезать с ним в заброшенный сад за яблоками. Сад был не то, что совсем заброшенный – просто хозяин дачи работал всё время за границей, а яблоки на участке были – белый налив. Очень сладкие, но не выдерживающие длительного хранения. Поэтому, чтобы они не пропадали попусту, мы их активно собирали.

Преодоление забора с Шуркой было сложной задачей – нужны были ещё двое. Один подталкивал Шурку, когда он, пыхтя, на забор карабкался, а второй, который раньше на другую сторону перелезал, должен был Шурку ловить, иначе он запросто мог с верхушки забора рухнуть.

Мы старались от Шурика ускользнуть. Но тут тоже проблема была – он начинал канючить, что его не берут, и его вредная бабка ходила и жаловалась нашим бабушкам, что Шурку обижают. И нам за него доставалось.

В этот день от Шурки отделаться не удалось, хотя мы честно пытались.

– Шурка! – сказал ему Вовка Петров. – Далеко, устанешь и опять канючить начнёшь!

– Не начну! – канючил Шурка, пристраиваясь за нами.

– Ты и в прошлый раз говорил, а потом отстал. Мы тебя ждать не будем, предупреждаем! – Это уже Вовка Муратиков попытался его отговорить.

– Не отстану! – гнусил Шурка, быстро перебирая ногами. На его круглом лице выступали капли пота. Жиртресты всегда потеют, когда жара и быстро двигаться приходится.

Так идём мы по тропинке один за другим, Шурка, как всегда последним. И пока не отстаёт. Через луг протекала небольшая речка, вернее, большой ручей, который впадал в наш пруд. Через ручей этот было переброшено от берега до берега толстенное бревно, на метр возвышавшееся над водой. Мы все легко по бревну перебежали, а Шурка испугался, встал на четвереньки и так по бревну пополз. И он бы, конечно переполз бы, но он основное правило нарушил – когда переходишь по бревну – надо смотреть только на дальний конец.

Так Шурка и делал, но только пока не дополз до середины. Тогда он решил вниз, в воду глянуть. И тут же он прямо на четвереньках в воду и упал. Раздался мощный всплеск, сплошной ковёр ряски раздвинулся, и Шурка исчез под водой. Ряска сомкнулась над ним.

– Шурка упал! – закричал Вовка, и мы побежали назад. С высокого берега мы смотрели вниз, где на сплошном зелёном ковре расходились круги.

Какая глубина там мы не знали. Никогда в этом ручье не купались, и рыбу не ловили. А вдруг там омут? Прошло немного времени – и из пучины, раздвигая ряску, всплыл Шурка. Вернее не весь, и, главное – не тем местом. Из воды, залепленная водорослями, поднялась только Шуркина задница.

Она покачалась, как спина бегемота, на поверхности, и вновь ушла в пучину. Старшие ребята – Васька и Алик, приготовились в воду прыгать, но всё же не прыгали пока – страшно – утопленник может так ухватить, что сам утонешь, однако Шуркина бабка страшнее…

Тут опять шевеление воды, и появилась, облепленная грязью и ряской Шуркина голова. Она открыла рот, судорожно хватила воздух, и снова погрузилась. Никто не успел прыгнуть за Шуркой, но через несколько секунд голова появилась снова. А за ней и плечи, и вся Шуркина верхняя половина.

Весь облепленный илом и водорослями, он встал из ручья. Он стоял на дне. Там было по пояс. Если бы он не с четверенек упал – только штаны бы испачкал. Вылез Шурка на берег, и решил не рисковать и вернуться, чтобы на обратном пути опять через бревно не переходить.

Но нам от его бабки всё равно попало. Как будто мы виноваты, что Шурка решил в ручей упасть.

Бег со шкурами по пересечённой местности

Наша поездка в братский тогда ещё Азербайджан закончилась тоже не без приключения. Причина – Анас – два пыжика ему в зад! Это я про историю «Пыжик»! – оставил нас практически без денег – ещё в день приезда, когда мы слонялись по душному, потному Баку, он, повинуясь чутью матёрого спекулянта заскочил в магазин, и увидел, что постельное бельё – обычные белые простыни, на которые мы и внимания бы не обратили – стоят здесь дешево. Решил сделать бизнес. И он уговорил нас отдать ему в долг по 10 рублей из общей казны, накупил белья и отправил посылку на родину – в Башкирию для перепродажи. И обещал через пару дней вернуть, как только придёт перевод.

Но деньги так и не пришли. 10 рублей в то время были суммой изрядной, и их потеря пробила большую брешь в нашем бюджете.