Притяженье Земли

Владимир

Притяженье Земли

Перемещение

Виктор Петрович, а для близкого круга – просто Петрович, стремительно шёл по посёлку в сторону дома. Возле трансформаторной будки он остановился, обстучал валенки от снега, и быстро зашагал дальше. Было морозно, но Петровичу было тепло от радостных известий. Он вспомнил недавний разговор по телефону, и широко улыбнулся.

Пиликнул смартфон. Виктор остановился, посмотрел пришедшее видео и расплылся в огромной идиотской улыбке. В глазах завлажнело. «– Это от мороза!» – смущаясь перед самим собой, внутренне оправдался он. Петрович снял рукавицы и вытер глаза. Увидев трансформаторную будку, он рефлекторно посмотрел на валенки. Они были чистые.

Он остановился и оглянулся. Фонари не работали, и видно было не дальше, чем на десять метров, но он точно помнил, что прошёл будку пару минут назад. «– Склероз, что-ли, подкрался?» – вздохнул человек, и повернулся продолжить путь. Трансформаторная будка стояла уже ближе – в трёх метрах, прямо на дороге. Он не успел как следует удивиться – из будки вырвался фиолетовый луч и врезался ему в переносицу.

Виктор открыл глаза в тот же момент, как очнулся. Было светло.

– Сколько же я провалялся? – произнёс он.

Вопрос был не праздный – было не только светло, но и лето. Или поздняя весна – воздух был тёплым, небо – светлым. Он осторожно сел и осмотрелся. Трансформаторной будки не было. Как и фонарей, дороги, да и всего посёлка. Он поднялся на ноги.

Он находился на вершине небольшого холма, поросшего странной, незнакомой растительностью. Холм опоясывали цветные кольца, разной ширины. Самое узкое было снаружи – чёрного цвета. Затем шло тёмно-синее, за ним – оранжевое. Последнее, самое широкое, было ярко-белым. На склоне холма рос кустарник – примерно по грудь человеку. Заросли были неравномерными – где-то густыми кучками, а местами – одинокими кустиками.

На вершине находился, графитово- тёмный камень, размером с очень огромный холодильник. Длина и высота его были равны, и Виктор не мог определиться: стоит камень, или лежит. Поверхность камня была матовой, на ней угадывался какой-то рельеф.

– Обелиск какой-то или что? – он протянул руку, чтобы пощупать, но замер. – Нее, трогать всякое мы не будем. Тем более – голыми руками.

Виктор полез в карман за рукавицами, и снова замер. Рукавиц в кармане не было. Да и не могло быть, так как не было ни кармана, ни куртки. Петрович посмотрел на ноги – валенок тоже не было. Он был голым.

Испуганно прикрыв пах руками, он заозирался. Потом улыбнулся, развёл руки в стороны и вверх, поднял голову и улыбнулся. Кого стесняться то? Вокруг никого не было. А было тепло и комфортно. Как в бане. А баню он любил.

Виктор посмотрел на солнце. Оно висело в зените. Удивляло то, что на него можно было смотреть: некомфортно – как дальний свет фар автомобиля, но сетчатку не выжигало.

Он ещё раз осмотрел ландшафт: до самого горизонта стелилась ровная степь, с редкими группами кустарника. Вздохнув, вынес вердикт: – Да-а, это точно не Макаровка.

«– Как же меня сюда угораздило? Шёл по посёлку, никого не трогал, и – нате вам!». Он вспомнил странную трансформаторную будку. «– Точно ведь, проходил я уже «правильную» – настоящую будку, валенки обстучал. А та, что в меня пульнула, явно фальшивка. Враги? Да кому я нужен!».

Тем не менее, факт оставался: Петрович был не в Макаровке. И как он здесь оказался – не помнил.

«– Телепортация? Например, тайный эксперимент правительства, в тихом месте? Бред – нахрен им я для этого сдался! Инопланетяне? Бред – по той же причине. Может, открылись какие-нибудь норы кротовые? Надо, кстати, кротов погонять на участке.».

Человек вздохнул: – Ладно, сейчас не так важно – как я попал, важно – куда?

Он посмотрел на небо, на степь, а затем на кустарник, в попытке определить, хотя бы широту. «– Оренбург? Поволжье? Где такое обычно? – силился вспомнить географию Виктор. – А вдруг, это вообще не Россия? И даже не наш материк? Или, вообще…». Он вдруг понял, что думать больше нечего – мысли закончились, новой полезной информации не было.

Он вернулся к камню. – Сначала попробуем тебя потыкать чем-нибудь.

До ближайшего кустарника было шагов десять. Почва была похожа на серый песок, местами покрытая лентами жёлто-зелёной травы. Он осмотрел куст: серые стволы, серебристо-синие стреловидные листья. Прямо из стволов и веток росли голубые плоды, похожие на сильно вытянутые лимоны.

Петрович выбрал ветку потолще, протянул руку и тут же застыл.

– Интересно, что опаснее: потрогать непонятный камень, или сломать живое растение, с неизвестными защитными механизмами?

Человек отвёл руку и задумался. «– Если нечем ткнуть, тогда можно чем-нибудь кинуть.». Он осмотрел землю вокруг – ничего подходящего не было. Метрах в пяти от него кустарник сильно редел, и Виктор зашагал туда. Проплешина вела к белому кольцу у подножия холма.

Спустившись с холма, он присел у начала кольца и стал осматривать его. Это был широкий ров, заполненный странными штуковинами: ровные и одинаковые, по форме – цилиндр с закруглёнными в полусферы торцами. И они были не белые, а прозрачные.

«– Стеклянные камни?» – удивился Виктор.

Он оглянулся, в поисках какой-нибудь палки. Не обнаружив ничего подходящего, щёлкнул один цилиндр ногтем. Тот отскочил в сторону, по поверхности пробежала голубая волна пламени. Петрович посомневавшись, решился и осторожно взял один прозрачный камень двумя пальцами и посмотрел через него на небо. Камень был тяжеловатым, холодным и абсолютно прозрачным на просвет.

Человек встал, и осторожно шагнул на кольцо. Камни приято давили на стопы, но были очень холодными. Он медленно пошёл в сторону второго кольца – оранжевого.

Это тоже был ров, заполненный такими же по форме камнями, но оранжевого цвета. Поверхность этих камней была такая же, как и у прозрачных, но они были теплее. Он зашагал дальше.

Камни синего кольца были ещё теплее, а чёрные – горячими. Горячий воздух струился вверх над чёрной полосой. Петрович осторожно плюнул на камни. Слюна зашипела, и через пару секунд от неё не осталось следа. За поясом чёрных камней простиралась равнина с зарослями кустарника – по виду, такого же, что и на холме.

Он прикинул ширину чёрного кольца – не перепрыгнуть. Можно притащить оранжевых или прозрачных камней и сделать выступ, используя который – перепрыгнуть. Но носить он мог только пригоршнями – придётся сделать много ходок, а камни, возможно, успеют нагреться. К тому же, есть что исследовать и внутри колец.

На вершину холма он принёс по две штуки камней каждого цвета. Чтобы остудить чёрные, пришлось перекатывать их на синий, а потом на оранжевый и белый слои.

Виктор бросил камень в обелиск. Прозрачные камни отскакивали и возгорались – синее пламя обволакивало их на несколько секунд. Затем огонь гас, а камни оставались холодными. Чем сильнее ударялась «стекляшка», тем дольше она горела. Максимум, что получилось выжать– пять секунд.

Остальные камни никак не реагировали – даже чёрные, что удивило.

Тогда он решил покидать в обелиск с разных сторон – вдруг эта «щебёнка» разноцветная на стороны света реагирует, или состав у этой глыбины неоднороден. Виктор обходил глыбу и швырял в неё камни, изо всех сил сдерживая сознание от второй волны неприятных мыслей: «ГДЕ Я? ЧТО ПРОИСХОДИТ?».

На трёх сторонах результат был прежним: прозрачные камни вспыхивали от удара, и горели тем дольше, чем сильней было столкновение. Камешки остальных цветов просто отскакивали.

Петрович сгрёб все цвета руками и шагнул в сторону четвёртой стороны. Прозрачный камушек выскользнул, упал и покатился в полоску травы. Человек отнёс остальные на намеченную позицию и вернулся за пропажей.

Шагнув к траве, он заметил за ней прозрачную ленту, сантиметров сорок в ширину. Она выглядела пластиковой или стеклянной. Виктор присел и с любопытством вгляделся. Лента появлялась недалеко от большого камня на вершине холма, и бежала вниз, теряясь в кустарнике. Сквозь неё была видна почва, на которой она лежала. Возле ближнего края на ней был бугорок.

Он вздохнул, встал и быстро метнулся за оранжевым камнем. Вернувшись, присел и осторожно коснулся поверхности ленты. Она тут же взорвалась множеством струй, водоворотов и брызг. Человек инстинктивно отдёрнул руку. Лента моментально приняла прежний вид.

– Вода, что-ли? – он боязливо щупал влажный оранжевый камушек.

Услышав про воду, позёвывая огромной пастью, проснулась жажда. Солнце было не кусачим – кожу не жгло, но было жарко.

– Ничего. – подбодрил себя Петрович. – В Геленджике пожёстче бывало!

Он пощупал голову – шевелюра была горячей. – Вот, пожалуй, единственный минус от того, что я не полысел, как все одноклассники, после сорока лет.

Он посомневался ещё несколько мгновений, а затем решительно смочил ладонь и провёл по волосам на голове. Стало легче, но жажда продолжала душить. Однако, инстинкты пока были на стороне осторожности. Он решил подождать реакции кожи.

Петрович сидел и смотрел на прозрачную ленту – она выглядела совершенно неподвижной и целостной.

– Ишь ты, это же этот – как его? Лапидарный поток, о! Или – ламинарный? Так ламинария ж, вроде, рыба? – он изо всех сил старался не останавливать мысль. – Нет, рыба – кистепёрая латимерия, а ламинария – это морская капуста.

Он чувствовал, что паника с отчаянием уже делят территорию его сознания. Нужно загружать мозг, чтобы он не принялся за вопросы, на которые нет ответа.

Виктор опустил оранжевый камушек на ленту. Тот опустился на дно, а на ленте в этом месте вырос бугорок. Он вспомнил, что уже видел такой же бугорок, и нашёл его взглядом. Опустив руку, пошарил и вытащил «стеклянный» камень.

– Ну вот, все в сборе. – усмехнулся он, и осмотрел кожу на руке, она выглядела вполне себе без изменений.

Петрович смочил ладонь и обтёр лицо. Замер на пару секунд, а затем, махнув рукой, ею же зачерпнул и выпил прозрачной жидкости. По всем ощущениям это была вода. Из тех, что он пробовал – ближе к талой.

Организм, получив вожделенной влаги, выдал мозгу порцию серотонина, и на душе стало легко: – Ну вот, вода есть, воздух тоже – самым необходимым я обеспечен.

Человек поднялся к глыбе на вершине холма. Он посмотрел на неё несколько секунд, и решил, что после того, как выпил неизвестной жидкости, осторожничать с камнем нет смысла. Коснулся поверхности и быстро отдёрнул руку. Не холодный и не горячий. Виктор приложил ладонь – каменюка была ровной, с едва ощутимой шероховатостью. Температура не ощущалась, наверное, была такой же, как у воздуха. Он погладил обелиск, потом приблизил лицо и вгляделся. Глыба была покрыта орнаментом из множества окружностей – разных размеров, вложенных и пересекающихся всевозможными способами. Линии окружностей были выпуклыми и очень тонкими – рисунок едва чувствовался на ощупь. Всё это напоминало папиллярные узоры.

Петрович оценивающе посмотрел на верхнюю часть глыбины. Затем поднял руки и уцепился за край. Подпрыгнув, он напряг бицепсы и стал скоблить ногами по камню, пытаясь влезть наверх. Секунд пять ему казалось, что всё получается – голова уже была над верхней гранью, ещё немного и можно лечь грудью и перехватиться руками. Но внезапно камень поехал вверх.

Посмотрев на локти, Виктор понял, что это разгибаются его руки, и он опускается вниз. Он напряг мышцы. Секунд через десять самолюбие сдалось, и он разжал пальцы. Приземление было нежёстким, он присел на корточки пытаясь восстановить дыхание.

Отдышавшись, Петрович встал. Задумчиво осмотрев глыбу, поднял руки и ухватился за верхнюю грань. Потом снова присел и стал изучать место, где камень встречался с почвой. Не увидев ничего необычного, он встал, прищурился и процедил: – Ну-ну…

Он отчётливо помнил, что доставал до верхней грани этого обелиска, стоя на земле. А когда разжал пальцы – пролетел вниз сантиметров пятнадцать. Выходит, камень подрос. Сейчас опять можно достать до верха с земли – снова уменьшился?

Виктор повторил попытку залезть – с тем же результатом.

– Похоже, это вызов. – насупился он.

Вообще, Виктор был не из тех, кто прёт в лоб – предпочитал решать проблемы малой кровью, и если был обходной путь – выбирал его не сомневаясь. Но в случаях, когда вариантов не было, его брала «спортивная злость». В таком состоянии он становился изворотливым как мангуст, живучим как медоед и упёртым, как носорог. Местные чиновники в Макаровке, рано поседевшие от тяжб с Петровичем, пугали его именем своих детей и молодых стажёров.

Забраться на каменную глыбу было стратегически важно: обзор лучше, от хищников укрыться, да и вообще – во всех непонятных случаях занимай высоту! А случай сейчас был – непонятнее некуда.

Он спустился с холма, набрал прозрачных камней и отнёс к обелиску. Сделав несколько рейсов, оглядел скромную кучу, удовлетворённо кивнул и сел отдохнуть к камню, в тень. Через пару минут он почувствовал озноб. Вскочив, Виктор шагнул на свет и раскинул руки. Стало ощутимо прохладнее, он взглянул на небо. Солнце уменьшилось, примерно на треть.

– Ну дела! Это в каких широтах такое может быть?

Он поёжился. Пожалуй, стоило поторопиться.

Сформировать площадку нужной формы, из цилиндрических камней не получалось. Петрович почесал бороду. Оглянулся вокруг и остановил взгляд на кустах.

– Эх, да чего теперь терять-то? – подбодрил себя Петрович, и щёлкнул пальцем по синему плоду. Лимоноподобная шишка качнулась, сорвалась со ствола, упала и покатила прочь. Он ухватил крупную ветку, и надломил. Кустарник ломался легко, с громким хрустом.

Через полчаса рядом с каменной глыбой появилась опалубка из веток: квадрат со сторонами около тридцати сантиметров и высотой – около пятнадцати. Виктор заполнил его «стеклянными» камнями, посмотрел на глыбу. Кивнув, начал шагать назад.

Остановился, резко сорвался вперёд, подпрыгнул и с силой оттолкнулся ногой от построенной площадки. Опалубка разъехалась, камни посыпались в разные стороны. Толчок получился смазанным, но в сумме с энергией разбега этого хватило – человек упал грудью на верхнюю грань камня, и тут же закинул правую ногу.

Камень запоздало дёрнулся и вырос сантиметров на двадцать.

– Ага! – крикнул Петрович – Так я и знал!

Он встал и наклонился вперёд, чтобы отдышаться. Упёрся взглядом в камень и злорадно произнёс: – Что – не ожидал? Думал только ты тут фокусы умеешь?

Вид с камня на вершине холма был значительно шире, но нисколько не разнообразнее: до самого горизонта ровная, как стол степь, с пятнами кустарниковых зарослей.

– Мда-а… Скромненько.

Виктор сел на поверхность камня, подтянул колени к голове, положил на них ладони и опёрся подбородком. Стало тихо. Кусты стояли не шолохнувшись, облаков не было, странный ручей выглядел застывшим. Мир замер. Человек почувствовал себя попавшим в какую-то картину.

Человека вдруг озарило: – Так я, наверное, в клинической смерти!

Он вспомнил синий луч, шарахнувший по нему из странной трансформаторной будки.

– Ну точно – валяюсь сейчас в снегу, а сознание ушло в … – он запнулся, пытаясь вспомнить мудрёное слово. – Точно помню – типа танца экзотического. Ламбада! Нет… ну на языке же вертится!

И тут он вспомнил странный способ, для таких случаев. Трюк назывался «снять с языка»: нужно было высунуть кончик языка, прижать к верхним зубам и втянуть назад, словно соскрёбывая слово наружу. Петрович при этом ещё скашивал глаза, пытаясь наблюдать за операцией.

– Лимба! Ага – вспомнил. – обрадовался он. – Или лимбо? Лимб! А лимбо – это танец такой: под палкой надо ходить враскоряку.

Внезапно Виктор замер. Эта мысль вдруг стёрла все фигуры с доски его сознания. Вместо возбуждённого напряжения, вместо жгучих атак паники и волн леденящей обречённости – наступил штиль. Полное безмолвие и неопределённость. Вот он здесь – ни жив, ни мёртв, и – что? Что нужно делать? Чего нужно не делать?

В сознании было пусто. Впервые в его сознательной жизни никакой из центров мозга ни на что не претендовал. Он попытался подумать, но на ум ничего не шло. «– Может, надо просто ждать. Исхода. Или инструкций».

Виктор сидел и смотрел на степь и кусты, совершенно неподвижно и без единой мысли. Словно он врос в картинку, стал её частью. Наваливалось чувство сонного оцепенения.

Резкая боль в икре заставила его дёрнуться. Он вскочил, и тут же упал – затекла правая нога. Петрович, ругнувшись, принялся растирать мышцы. Судороги в икрах ног были его проблемой.

– Вот зараза! И тут от тебя покоя нет! – ворчал он. Но внутри чувствовал облегчение от того, что вырвался из этого гипнотического состояния.

– Подумаешь – лимб. И не в таких местах бывали.

Он поднял взгляд, осмотрел унылый пейзаж, вздохнул и признался: – Ну, в таких местах не бывал ещё, конечно. Но, после походов по российским госучреждениям удивить меня не просто.

Перво-наперво, надо было разобраться с целями. Итак, раз он оказался между бытиём и его противоположностью – чем бы оно ни было – надо искать выход. И крайне желательно – в сторону бытия.

– Разберёмся – и не такое проходили. – со злым оптимизмом сказал он. – Не сложнее, чем в Пенсионном фонде было. Виктор ущипнул себя за предплечье.

– Ай! Выходит – в лимбе этом физические проблемы остаются. А может – психосоматика?

Он вспомнил жажду, горячие и холодные камни, как почувствовал неприятную прохладу в тени.

– Получается – не психосоматика. Досадно. Быть неуязвимым круче.

Осмотрев своё тело с животиком, он вздохнул: – Мдаа, не Аполлон. Ой, да и хрен с ним.

Спустится с обелиска получилось легко. Что было удивительно – нога всё ещё не пришла в норму, а вся процедура спуска заняла пару секунд. Виктор осмотрел себя снова и задумался. Он помнил, как запрыгнул на камень – грудью, животом и правой ногой. А при первых – неудачных – попытках не слабо шкрябал по камню стопами и коленями. И ни одной царапины или ссадины!

Он потёр ладонью по поверхности глыбы – твёрдая и жёсткая. Разбить об такую коленки – легче лёгкого. Почему же он не поранился?

– А может и психосоматика. – хмыкнул человек и поёжился. Стало прохладно до такой степени, когда отсутствие одежды становилось дискомфортным.

Он в очередной раз окинул взглядом всё что мог. Убежища не было. Построить? Кустарник мелковат. Крепить нечем. В любом случае – времени совсем немного. Как быстро стемнеет? Как сильно? Как надолго? Насколько холодно станет? Ответов на эти вопросы он не знал, но, скорее всего, очень скоро получит, даже против своей воли. Хотелось бы не быть придавленным тяжестью этих знаний. Может здесь – в лимбе этом, и нельзя умереть, но испытывать эмоции сосульки желания не было.

Петрович осмотрел развалившуюся конструкцию из веток кустарника и камней, что-то прикинул в уме, и быстро пошёл к кустарнику. Натаскав большую кучу, он наломал тонких сучков и сложил шалашик. Положил пару прозрачных камней и стал стучать третьим.

Камни вспыхивали, пламя лизало ветки, но они не успевали загореться – огонь держался секунды три. Виктор стал часто постукивать по камням, но они съезжали, и костёр не разгорался.

Тогда он сложил «колодец» из веток, насыпал туда прозрачных камней и добавил несколько тонких сучков. Затем набрал пригоршню прозрачных камушков и стал сыпать их в колодец. Они падали, ударялись с собратьями, вспыхивали. Когда в один камень попадало несколько, его пламя становилось жёлтым. Вспыхнула одна веточка, и тут же занялась другая. Человек схватил дрова потолще и кинул в «колодец».

Ветки горели ярко, жарко… и быстро. Половина запаса ушла за двадцать минут, и то, лишь потому что Виктор догадался ломать ветки мелко. Он сидел и бросал короткие куски кустарника в огонь.

– Видать, нагрешил где-то. – отстранённо думал он. – Не везёт – так не везёт!

Сумерки почти сгустились – кусты выглядели тёмно-серыми сгустками. Солнце уменьшилось до размеров чайного блюдца. Дрова вот-вот кончатся. Можно наломать новых, но они горят так быстро, что он будет с трудом успевать поддерживать процесс. А если станет темнее, то и вовсе проиграет гонку. В крайнем случае можно ломать дрова, разжигать костёр и отдыхать, поддерживая его. Потом – заново, и так – всю ночь. А если она длинная? Например, полярная?

– Да не, полярная так сразу не наступает. – успокоил он себя. – Хотя, это ж лимб – всякое, наверное, возможно.

Он постарался прикинуть – на сколько может хватить кустов за кругами вокруг холма. Выходило неплохо. Вот только был вопрос с освещением: если, как в настоящей полярной ночи, будет совсем темно, как он найдёт дорогу назад – к холму? На небе не было ни звёзд, ни луны – только уменьшающееся солнце. Ставшее уже размером с теннисный мяч.

– А ведь можно и не возвращаться на холм. – воскликнул он. – Жечь прямо на месте!

И тут же сник: придётся носить с собой несколько прозрачных камней для розжига, а карманов нет – в темноте быстро их все растеряет. С другой стороны, можно идти по кругу – вокруг холма, и при необходимости пополнять запас «стеклянных» камней. Если запомнить примерное направление, то и в темноте не пройдёшь мимо чёрного круга – почувствуешь, наступив на камни. Тем более, они горячие.

Человек вскочил. – Горячие! Он схватил последнюю ветку и сунул в затухающий костёр. Подняв вспыхнувшую палку как факел, он зашагал по склону холма. Когда Петрович дошёл до кустов, палка сгорела на две трети. Он положил её, быстро выломал ещё две ветки, поджёг одну и продолжил путь.

Кольцо прозрачных камней было холодным – таким же, как и днём. Оранжевое – прохладным. Ветка догорала, Виктор ускорил шаг. Синие камни были тёплыми, и воздух над ними был не такой холодный, как на холме. Он поджёг последнюю ветку, подойдя к чёрному кольцу.

Камни были очень тёплые. Человек засунул руку по локоть – внизу было ещё теплее, почти горячо. Он с наслаждением улёгся, впитывая тепло, и уставился на тёмное небо. Солнце стало размером с шарик для пинг-понга.

Встреча

Сон не шёл – так, дремота разомлевшего от тепла тела. Он закрыл глаза и вспомнил посёлок. Вот его теплицы на участке, баня, речка за дорогой. В небе порхают птахи. Заскрипел гравий – видать, сосед пошел к грядкам. Всё родное и тёплое – дом, баня, теплицы. Сосед продолжал метаться по участку – гравий всё скрипел и скрипел.

Человек резко открыл глаза и похолодел – скрип продолжался. Более того, он становился всё ближе. Он прислушался – за резкими звуками скрипа скрывались шорох и постукивание. Примерно такой же звук был, когда он шёл по камням колец. Кто-то приближался.

Виктор резко сел. Звуки прекратились. Он осторожно повернулся – сначала влево, потом вправо. Метрах в двух, на уровне его глаз светились два огонька, цвета морской волны.

Солнце было около двух сантиметров в диаметре, и вокруг был плотный сумрак. Во рту пересохло. Человек вглядывался во тьму, но разглядел лишь размытый силуэт и две сине-зелёных точки.

“– Гиена, какая-нибудь? Или демон? – мелькнуло в голове – А если поставить вопрос шире: обычное животное или местное – лимбическое?”.

Со стороны силуэта во тьме раздался жалобный вздох.

– Привет. – просипел пересохшими горлом и языком Петрович. Это было банально и нелепо, но что прикажете делать? Не ложиться же спать, повернувшись на другой бок.

– Привет. – раздалось из сумрака.

В груди у Виктора защемило от радости: “– На чистом русском. Значит я где-то в России. Живой!”. И тут же всколыхнулась оппозиция оптимизму – сомнения: “– А может, в лимбе все друг друга понимают – на любых языках.”. Сердце бешено колотилось. С таким маятником эмоций можно инфаркт поймать. Вся эта неопределённость стала его угнетать.

– Тебе чего? – спросил он устало.

Огоньки моргнули. Послышались сопение и шлепки. Затем всё смолкло и голос из тьмы заявил: – Мне – холодно!

Виктор молчал. Он сидел почти на границе черного и синего колец. Чёрные камни уже немного остыли, но всё так же были тёплыми. Он протянул руку и пощупал синие камни. Они были прохладными. Воздух над ними не прогревался и руке стало зябко. Та хреновина с глазами-огоньками, была на синем кольце, в двух метрах от чёрного. Ничего удивительного, что ей холодно.

– Ты делал тепло. Горение. Там, на холме. Я видел. – раздалось из тьмы.

– Костёр, что-ли? – оторопело спросил Виктор.

– Костёр, да. Горение. Тепло.

– С костром не вышло. Дрова быстро горят.

Он подождал – собеседник вздыхал, но ничего больше не говорил.

– Ты это, иди в камни заройся. Вон там примерно. Они теплые пока. А внизу ещё теплее.

Огоньки приблизились, а потом пропали. Что-то тёмное прошло мимо – размером с большую собаку. Витьку показалось, что было шесть конечностей. Он пожал плечами – сумеречная зона, всё-таки. Не Ктулху, и на том спасибо.