Хроники Третьей Мировой войны, которой не произошло

Михаил снял трубку телефона.

***

Герман Кайрес ранним утром распахнул дверь рабочей комнаты здания на Смоленской площади – ускориться его заставило тренькание в коридоре. Они пришел на работу первым, но телефон уже вовсю надрывался. Звонили от шефа. Предстояло совещание по реформированию деятельности их отдела «в свете решений Исторического Пленума» – ряд предприятий получит право на прямую внешнеторговую деятельности с государствами-членами СЭВ.

И это было нехорошо. По всему выходило, что их группу могут уменьшить, а перспективы карьерного роста становились значительно менее определенными. И что дальше?

Утреннее настроение стало заметно хуже. Может быть, поискать какое-то предприятие, на котором его знания пригодятся? Надо еще раз прочитать закон и послушать, что скажет шеф.

Герман раскрыл «Известия» на нужной странице.

***

Иван Артемович Дуров закрыл газету.

Он так ничего и не понял – откуда у предприятий возмутся эти самые материалы и оборудование для производства по собственным планам? Ведь в настоящее время практически все распределяется на неденежной основе – этот военный коммунизм деликатно именовался «фондами», которыми распоряжался его Госснаб, и, не имея этих самых «фондов» – разрешений, приобрести просто за деньги было невозможно!

Полный дурдом.

В общем, место в маленьком кабинетике Госснаба терять нельзя. В недалеком будущем значение этой конторы невиданно возрастет, потом, когда-нибудь, Госснаб и должен будет самоликвидироваться, но ведь не сразу, еще лет пять роль его будет ключевой. Но и операции Фонда за рубежом надо расширять. Теплеют отношения со Штатами – хорошо бы подумать об этих возможностях, поискать там компаньона.

Вашингтон

Государственный секретарь США Джордж Штолц читал перевод текста из газеты «Правда» уже второй раз. Обычно ему приносили дайджесты прессы – отпечатанные на новомодном лазерном принтере листы по одному на каждую из ведущих мировых газет. Но, прочитав один абзац о новом советском законе, министр заказал полный перевод.

И сейчас он уже второй раз читал это сочинение и постепенно приходил в раздражение от того, что он, бывший министр финансов, не может понять – а что в условиях отсутствия свободного рынка ограничит цены предприятия-монополиста или предотвратит картельный сговор? А в СССР становой хребет экономики – картели (называемые у них отраслевыми Министерствами) или монополисты! Да, черт подери, а как предприятия Советов будут развивать свой бизнес без денег? Ведь все (четыре) банка – государственные, финансовый план верстается на год, и если директор какого-то предприятия вдруг решится на техническое перевооружение, то что, оборудование ему кто-то отпустит бесплатно? Или ждать год??

Джордж подумал, что он стал совсем старым и глупым. Пора уходить на покой. Пусть другие, умные и шустрые, разбираются с Советами.

Москва

Николай Николаевич Шереметев в этот день как раз говорил об умных и молодых. Партийное начальство требовало действовать в соответствии с новым Законом – выборы, продвижение на руководящие посты новых способных кадров, хозяйственная самостоятельность (какая, если 90% продукции военного назначения?) Ему и его ближайшим заместителям надо было обозначить выполнение «директив Пленума».

Но в происходящем была и хорошая сторона. Теперь они сами определяли «штатное расписание» – какие должности и в каком количестве требуются для того или иное подразделения. И тут-то можно разобраться с застарелыми болячками – людьми, которых до этого тронуть было нельзя, а пользы от них не было. Именно к этому Шереметев призывал четырех своих заместителей по направлениям ранним июньским утром. Естественно, все такие решения должны готовиться в строжайшем секрете.

Лос-Аламос, июнь

Мисти Лазарус, начальник Секретной части Лос-Аламосской Национальной лаборатории мысленно констатировал это обстоятельство в который уж раз.

Его «Чероки» без натуги преодолевал подъем, ведущий в ущелье – далее дорога раздваивалась, но оба пути вели в Лос-Аламос. Сегодня, в выходной день, он возил своих пацанов на прогулку в национальный памятник Банделир – там, в ущелье, поросшем лесом, располагалась деревня индейцев, населявших эти края задолго до испанцев – завоевателей американского континента. Деревня была любопытной – индейцы жили в пещерах, выбитых на склонах котловины, а местным Форумом или Бродвеем была «кива» – что-то типа дуршлага на дне долины, в пещерах-дырках которого располагались люди, принимавшие решения на общем собрании этой первобытной коммуны.

Трое Лазарусов лазали по ущелью целый день, дети, обзаведясь сувенирными томагавками, изображали коварных кинематографических индейцев, прятались в пещерах, кормили с руки больших белок, спускавшихся с кривоствольных – как на итальянских пейзажах – сосен-пиний с пятидюймовыми иголками. Постепенно возня на заднем сиденье затихла – Мисти увидел крепко спящих мальчишек и на всякий случай чуть поднял температуру в салоне – за бортом было очень жарко, более сорока по Цельсию, перегретые пацаны могли простудиться в холодном салоне. Он который уж раз добрым словом вспомнил о своем спонтанном решении купить этот полноприводный рамный джип с мощным кондиционером – все же в Ла Хойе на Тихоокеанском побережье столь зверское пекло было редкостью, а здесь – норма, а прошлый год показал, что в августе может быть еще жарче. Но главные достоинства «Чероки» расцвели зимой – Мисти, южанин, никогда не предполагал, что на 33 градусе северной широты зимой выпадает (а в горах и лежит, черт побери!) снег. И если бы не цепи и полный привод – труба, посыпать дороги песком обычая не было. Его калифорнийский «Шевроле-Корвет» – эмалированная игрушка с клиренсом в три дюйма – выглядел бы здесь не очень убедительно.

По правде говоря, жизнь в этой округе имела свой особый колорит, на флаге штата была написана правда – Нью-Мексико был на самом деле «Страной очарования». Первое и главное – сама Лаборатория, Мисти постоянно ощущал душевный подъем, приходя к себе в офис, в зону «А» квадрата Вест-Хемес – Даймонд – эти стены хранили отпечаток невероятного интеллектуального усилия и побед человеческого разума, в итоге воплотившегося в победу его страны в великой войне. 16 июля 45-го было прологом – на полигоне Тринити (в честь которого называлась главная улица Лос-Аламоса) впервые была освобождена неимоверная и невиданная ранее силища, заставившая впоследствие капитулировать Японию (Мисти, как и его соотечественники, не придавал значения участию Советского Союза в японской войне).

И сейчас совершенствование оружия оставалось главным занятием обитателей этого маленького и тихого городка, в прежние времена обнесенного высоким забором. Ограждение, когда-то отделявшее участников Манхеттенского проекта от остальной части планеты Земля, начиналось где-то здесь, прямо за поворотом дороги. Мисти чуть сбросил скорость – невыкопанные до сих пор столбы пропустить было нельзя, раздражавшие «зеленых» всех оттенков следы истории были теперь его объектом. На них не только стояли видеокамеры, фиксирующие всех, проезжающих в город, но и размещались хитрые датчики для диагностики присутствия живых существ поблизости. «Зеленые», выступавшие против «врагов всего живого, злобных создателей оружия массового поражения», только и мечтающих разрушить хрупкую экологию, зоологию и т.д., были постоянной головной болью здешних ученых и инженеров. Мисти сознавал, что «экологи» делают полезное дело, являясь несколько искаженным контролем общественности, но любые следы научной деятельности раздувались до неприличия. С этим надо было что-то делать, и делали.

Прямо под ним располагалась одна из исследовательских шахт, там, на глубине в полмили, зачастую проводились довольно «острые» эксперименты. Мегаваттные импульсы могли быть с легкостью зарегистрированы здесь, на поверхности. Мисти, как и физики, совсем не были в этом заинтересованы, и объединение умов дало результат. Разрешение на очередной опыт из серии формировалось автоматически – по отсутствию сигнала тревоги с аппаратуры с этих самых столбов; вот и они – Мисти снизил скорость, внимательно осмотрел аппаратуру наметанным взглядом, все было в порядке, обслуживающий персонал свое дело знает. И вообще, большинство людей знали и любили свое дело, они работали здесь по велению сердца, и здешнее особое общество, не обиженное талантливыми людьми, довольно быстро приняло нового члена, разглядев за «держимордой» по должности одаренного механика и просто хорошего парня. Даже Вёрждин перестала ворчать – жизнь была дешевой, на питание тратиться почти не приходилось, в Прайс-клаб – специальном гипермаркете для сотрудников – цены были просто смешными; сам Лос Аламос не воспринимался как затерянная в пустыне дыра, там было свое очарование неспешности и наслаждения временем, природа была шикарной – вокруг национальный парк Санта-Фе, а самолетом можно было быстро добраться до остальной цивилизации.

И, кстати, о самолете. Мисти довольно часто летал в Лос Анджелес – его нынешняя работа отнимала немного неслужебного времени, и можно было отдаться своему увлечению. На деньги, вырученные от продажи дома в Ла Хойе, здесь, в Лос Аламосе, удалось купить просторный особняк с хорошо оборудованной мастерской (и на руках осталось денег куда больше потраченного –цены на недвижимость в Калифорнии и здесь отличались в разы). И Мисти развернулся во всю мощь – на стапеле стояло уже два новых автомобиля разной степени готовности. По правде говоря, он все чаще задумывался об уходе с государственной службы –мистер Большая-Голливудская-Шишка платил не в пример больше, но Мисти взял на себя обязательство и надо было проработать хотя бы еще год.

И к предмету соглашения. Мисти с его свежим взглядом не мог не заметить – снобизм оружейников сильно влиял на ход проработки нового проекта, того самого за которым его попросили негласно присматривать. Цивильная тема была для специалистов зоны “N” как ссылка гвардейца-кавалериста в пехоту – скука и позор. Бортовая 100-киловаттная станция была уже красиво отрисована, сделаны презентации для отчетов, но Мисти, инженер и механик, а также хороший психолог, четко видел – люди занимались проектом с ощущением, что эту штуку реализовывать в железе точно не придется. То, что на плакатах – даже не эскиз. Для конгрессменов, выделяющих деньги, это годилось, а вот для завода в Висконсине – вряд ли…. А у русских эти системы (конечно, мощностью поменее), уже летали. Мисти подумал, что было бы забавно устроить встречу этих русских со своими нынешними коллегами, особенно с ведущим по реактору – по иронии судьбы, тем самым бестолковым конструктором, который принимал Мисти на первую инженерную должность в ЛАНЛ, и спустя короткое время вынудил его уволиться. Неудивительно, что отношения между этим типом и новым начальником Секретного отдела мистером Лазарусом сразу не сложились. Мисти иногда представлял себе русско-американскую встречу по этому вопросу, он дорого дал бы за то, чтобы присутствовать при подобном спектакле, но таковая встреча столь же нереальна как детская сказка…

Начальник Секретного отдела – не синекура, теперь Мисти мог вникнуть в ощущения своего русского знакомого Секретчика – Александра, впервые услышанного его в перехваченной записи, а потом и встреченного на даче своего боливадорского знакомца Германа. Интересно, как они там?

Мисти нажал кнопку на брелоке. Створка тихо и медленно поползла, остановилась со щелчком. Он был дома. Его ждала жена, обед на столе, а после можно было с удовольствием покопаться в чертежах – мистеру Большая-Голливудская-Шишка зачем-то занадобился легковой автомобиль с четырьмя (!) рядами кресел. Наверное, у джентльмена из Лос-Анджелеса с головой было не все в порядке. Но хозяин –барин, любой каприз – за ваши деньги. Тем более, что можно было не торопиться – съемки начнутся года через два.

Подмосковье, примерно в это же время

Серая «Лада» катилась по Рублевке. В голове бывшего коллеги Мисти, а теперь ответственного работника Московского горкома КПСС Александра Ивановича Дурова прокручивались разные мысли. По долгу службы он периодически общался с коллегами из аппарата ЦК, с некоторыми даже сложились человеческие отношения. Но сегодняшний – субботний разговор мог состояться только в одном случае – собеседник был уверен в том, что говорил, иначе не сносить ему головы. И требовалось посоветоваться с отцом, причем сегодня. Время отпусков приближалось, зачастую именно летом принимались самые неожиданные решения.

К счастью, Дуров-старший был дома.

– Так вот, отец, они уверены, что Ёшкина уберут. Возможно, что даже до отпусков. Егор Кузьмич реально возглавляет всю партийную машину, и ему активность моего шефа – как кость в горле.И цековцы говорят – ну вот, его выгонят, а ты-то что будешь делать? И не только эти мысли у них в головах. Там, наверху, сейчас разброд и шатание. Я и сам смотрю – в Политбюро собрались совершенно разные люди, раньше хоть взгляды были общие, а теперь убери Трепачева – ведь все со всеми передерутся. И что тогда? Кем станет этот аппарат? А вдруг начнутся сокращения, увольнения и прочее? Когда была система, все было понятно. А теперь может случиться все, что угодно. И они правы. В некоторых горячих головах даже крутятся мысли – а не замутить ли какое-то дело типа кооператива или банка? Денег найти можно. Меня приглашали подумать, и есть, о чем. Уйди Ёшкин – мне придется гнить на этом месте до пенсии.

Худой человек с живописно падающими с макушки редкими совершенно седыми волосами – ну прямо травинками со стога сена – улыбнулся. Это было неожиданно.

– Александр, наконец-то в сорок лет ты стал взрослым! Давно хотел это услышать, наконец, дождался. Молодец. Будем работать, не волнуйся, я все уже продумал. Карьера – дело пятое.

– Это как?

– Ты знаешь о нашем Фонде?

– Ну, в общих чертах. Знаю, что предприятие финское, учредители – где-то в оффшорах, крутите какими-то делами.

– Правильно. Только делами государственными, где сами власти действовать не могут, однако на полностью коммерческой основе, без каких-то перекрестных субсидий. А теперь будем еще и расширяться – Дуров поведал сыну о планах по совместному предприятию. – Так что давай напрягайся. Конспекты лекций для Высшей партийной школы я тебе принес, там весь необходимый ликбез по экономике и бухучету. Вторая тетрадь – по государству и праву. Чтобы за месяц все освоил, во всяком случае, понимал бы, какие слова что означают – спросят строго, и не я, а специалисты. И берись за английский для бизнеса.

– Зачем?

– Понимаешь, сын, действовать напрямую даже с Михаилом Федорковским нельзя. Мы должны создавать еще как минимум одного посредника, дочернюю оффшорную компанию,

– Какую-какую?

– В стране, свобожной от налогооблажения предприятий. В этом случае можно избежать серьезных проблем. Это удобно и с точки зрения расширения бизнеса – вдруг кто-то из ЦКовских решит организовать что-то подобное? А тут все готово, и человек готовый – Дуров Александр Иванович. Пока остальные только раскачиваются, мы уже здесь, новое предприятие заняло место, его с рынка не выковыришь. А истинный владелец – наш Фонд, и его капиталы и доли – в неприкосновенности и только растут при любом ходе событий. Понял?

Александр слегка вздрогнул при незнакомом слове «рынок», вообще, слышать такое от правоверного коммуниста было очень странно. Вдруг он почувствовал себя так, как будто он ехал на автомобиле по лесной дороге, спокойно глядя по сторонам, и вдруг перед радиатором открылся высоченный обрыв, с которого открывались неведомые ранее горизонты. От них реально захватывало дух.

– Ты думаешь, я потяну?

– Один, конечно, нет, а с командой – конечно, но команду надо создать и держать в строгости. Без знаний это невозможно.

И, кстати, без позиции в партийных кругах – тоже, да и неизвестно, как с этим Борисом Николаевичем повернется. Цековские предполагают, а располагает только Бог, возможно, когда-нибудь слово Ёшкина и пригодится. Так что уходить и не думай, мало ли как повернутся дела? А начальником в будущей структуре с очень большими деньгами ты будешь. Вопрос в одном – что можно будет купить на эти деньги? Закон о предприятиях не читал? Почитай, полезно! Поэтому надо ориентироваться за рубеж.

– Но я же ничего не понимаю в этой внешней торговле!

– Найди на первых порах того, кто понимает. У тебя приятель был, Герман. Дерьмистый, конечно, но в качестве подручного на первых порах сгодится. Но учти – воли ему давать нельзя ни в коем случае! Он привык быть золотым мальчиком и центром внимания, так сразу осади его на место! Мягко, но непреклонно. Для его же блага.

А Колбасов-внук работает над бумагами совместного предприятия. Вот его остерегайся. Никаких контактов и панибратства. Только официально. Будет набиваться в друзья – сразу по рогам. Не волнуйся, вопрос согласован…. – Дуров хитро улыбнулся.

Москва, Июль

Иван Артемович Дуров сдержал свое обещание.

Александр, без всяких на то оснований, успокоился, хотя конспекты читал со всем тщанием. Испытание наступило неожиданно, тем волнительнее оно было.

– Александр, – раздался в трубке знакомый голос. – Завтра после работы тебе хорошо бы встретиться с человеком. Зовут Димитрис, можно Дмитрий, он может показаться несерьезным, но это не так. Поговори с ним, будь предельно внимателен, от результатов общения зависит многое! Он тебе позвонит в районе обеда.

И вправду. В обширном холле первого этажа МК сидел одетый в белую рубашку и светлые брюки невысокий молодой человек с черными сверкающими глазами. Небольшой бежевый портфельчик гармонировал с такого же цвета летними башмаками в дырочку. Как прошел через милиционера?

– Александр? Я Димитрис. Мне звонил Иван Артемович Дуров. Нам надо было бы пообщаться часок-другой, можем мы расположиться где-нибудь, чтобы нам не мешали?

В летнем кафе вблизи памятника Героям Плевны уже второй час шла неспешная и вроде бы приятельская беседа двух молодых людей. Один был в отличном настроении, сверкал черными глазами и белоснежными зубами, другой мрачнел с каждой минутой, ему явно было не до веселья. Александру мучительно хотелось уйти, он сразу же вспомнил шутливую обстановку на семинарах в ИИП, где даже ему, человеку несведущему в проблеме, было очевидно – внешней несерьезностью, жаргоном и принятом обращении по именам и на «ты» подчас маскировались нешуточные разборки, зачастую с финансовыми последствиями для спорщиков. Сейчас он оказался в той же ситуации.

Когда Александр вошел в ритм и стал понимать собеседника, тот внезапно улыбнулся и поднял руку.

– Хватит! В общем, не так плохо, как могло бы быть. Непоправимых ошибок ты не наделаешь.

С этим словами он извлек толстую кипу бумаг. Символы были знакомыми, в основном из курса вузовской математики. Греческий?

– Приготовься поработать. Подписывай здесь – это прошение в торгово-промышленную палату Никосии, Кипр, о регистрации предприятия «Элефтерос Капитал». Теперь здесь – проект Устава предприятия. Читать, я думаю, не будешь, перевод я тебе приготовил, получи – с этими словами он протянул нетолстую пачку бумаги в пластиковом конверте. – И, наконец, здесь – что ты, учредитель, поручаешь мне, адвокату Димитрису Потуриди, действовать от твоего имени во всех инстанциях при организации компании. – Димитрис убирал подписанные листы, внимательно проглядывая текст.

– И что я теперь должен делать?

– Пока что и ничего. Работай на своем месте, Иван Артемович скажет, когда придет время. Я наезжаю в Москву по партийным делам, вот тебе мои телефоны там – в Афинах и в Никосии, и здесь, в Москве. Скоро увидимся!

Николина гора, в следущую субботу

Димитрис Потуриди вышел из электрички на станции Перхушково, поймал частника, который согласился за два рубля довезти его до моста через Москва-реку – к «дипломатическому пляжу». Конечно, Димитрис мог взять такси и из Москвы, но зачем светиться? И без того положение у него было двойственным.

Димитрис был коммунистом – его отец, видный деятель Коммунистической партии Греции, соратник Манолиса Глезоса, бежал в СССР во времена военной хунты, Димитрис вырос в Москве, окончил юридический факультет МГУ, и тут-то стало возможным репатриироваться. Он работал в партии, платил членские взносы и, в общем, не отличался от других членов организации. Но деньги-то он зарабатывал адвокатским трудом, в основном, защищая интересы толстосумов, а вовсе не рабочего класса.

Вначале такое положение коробило идеалиста Димитриса, потом он стал относиться ко всему спокойно. Денег ему на жизнь более чем хватало, а вот у партийной организации с этим делом было туго. Помогали из Москвы, а таланты Потуриди позволяли делать процесс невидимым для общественности.

И когда Дуров-старший попросил совета и содействия, Потуриди тут же согласился. Идея была немыслимой, чрезвычайно выгодной и – после 27 июня – совершенно законной.

Алексей Колбасов с веранды кафе-шашлычной на пляже разглядывал окрестности. По диагонали – на противоположном берегу Москвы-реки – возвышалась трехэтажная усадьба с тремя белыми лестницами, сбегающими прямо к воде. Дом-дворец производил сильнейшее впечатление, особенно из-за своего расположения и контраста с другими постройками, прятавшимися в тени деревьев.

– Что это, – спросил он у проходящей мимо столика немолодой дамы-официантки.

– А, это?, – безразлично отозвалась женщина, – Прежде – дача Маленкова. Когда Хрущев его выгнал, то через несколько лет дом преобразовали в Цековский санаторий.

– Ничего себе, – подумал Алексей, – вот так надо жить! Сразу видно – человека уважают!

Зависть глодала его тем сильнее, чем дальше он двигался по карьерной лестнице. Вначале – просто студент, дальше – на приличной работе с деньгами в кармане, а теперь выясняется что между успешным экспертом и настоящим хозяином жизни дистанция неимоверных размеров!

Они приехали с Михаилом минут на двадцать раньше условленного срока, расположились за столиком, вот-вот должен был появиться Дуров. Алексей нервничал – в том штатном расписании, которое они с Михаилом согласовали не без борьбы, ему отводилась роль заместителя Генерального директора. Это звучало! Даже Дуров – всего лишь региональный, он-то повыше будет. Но вдруг Дурову не понравится? С ним-то он еще не советовался!

Но Бог не выдаст, свинья не съест. Прорвемся.

Напротив остановилась черная «Волга» с красными номерами иностранной серии. Начальство прибыло, сейчас начнется. Алексей придал физиономии смиренное выражение.

Молодежь поздоровалась с вошедшим, по незаметному сигналу тут же появилась официантка и пересадила всех троих в дальний угол, отделенный от остальной части зала декоративной стойкой с комнатными цветами.

– Иван Артемович. можно начинать?

– Погодите, ждем еще одного, – Дуров осекся – а вот и он.

Алексей Колбасов увидел молодого человека, выходящего из серой «Волги» – явно не своей, поскольку та немедленно удалилась и вообще имела вид служебной машины с подхалтуривающим шофером. Отсутствие личного автомобиля сразу же поставило прибывшего на низшую ступень социальной лестницы по сравнению с ним, Алексеем, «Вольво» которого стояла на площадке.

– Интересно, что этот малый здесь делает? Никогда ранее его не видел, – пронеслось в голове будущего «зам. Генерального директора». Ну ничего, потерпим, – с оттенком превосходства подумал Алексей.

Михаил Федорковский, в отличие от своего столь же молодого коллеги, насторожился. Молодой мужик, но явно старше их, выглядел каким-то «несоветским» – уж очень уверенными были его движения, а легкие брюки и рубашка, не говоря уже о туфлях и портфеле, были вообще из нездешнего материала и сидели на крепкой фигуре как влитые.

–Добрый день, по-моему, я не опоздал? – прибывший улыбнулся, продемонстрировав великолепные зубы

– Да и если бы опоздал, ничего страшного не случилось бы, – пошутил Алексей и тут же осекся, увидев выражение лица Дурова. Тот встал со своего места, протянул руку, указал на место справа от себя.

– Давайте начинать. Руководство Фонда провело анализ предложений НТТМ и разработанных уставных документов и приняло решение, – Дуров сделал паузу, Федорковский насторожился, Алексей с нетерпением ждал продолжения фразы, чего тянуть-то!

– Совместное предприятие не образовывать.

Алексей почувствовал, как внутри что-то оборвалось. Как? Месяц трудной и новой работы, все старания, уговоры Федорковского, беготня с бумажками – все коту под хвост? И опять – надоевший офис, придирки Дурова, выжившего из ума и не видящего ничего вокруг? Перед глазами стояла какая-то пелена, он не мог слова вымолвить.

Михаил ждал чего-то подобного, расстроился, но быстро сообразил – отказать можно было и по телефону, созывать обед за городом за счет Фонда было ни к чему. Послушаем. И нельзя выглядеть как этот Алексей – ну как ребенок, право слово, – Федорковский видел, насколько жалкой была эта фигура и поклялся себе, что при любых превратностях судьбы будет сохранять спокойствие и улыбку на лице. Первая же реакция в стиле Алексея Колбасова поставит крест на будущей карьере – как говорят англичане, есть только один шанс произвести первое впечатление. Он через силу улыбнулся.