Огненный поезд

Владимир Положенцев

Огненный поезд

Feuer Zug

Март 1917, Кёнигсберг, Восточная Пруссия

-Вы понимаете, что провалили операцию, на которую Его императорское высочество, в столь трудный час для рейха, выделил огромные деньги?

Заместитель начальника германского Полевого генерального штаба и главнокомандующий войсками рейха Эрих Людендорф подошел к окну с высокой белоснежной занавеской, пыхнул на нее дымком сигареты в мундштуке в виде золотой змейки. За окном, в заливе Фришес хафф виднелись паруса яхт, похожие за мутью стекла, на белые перышки. Несмотря на войну в Кёнигсберге проходила королевская регата. Так распорядился император Вильгельм II, чтобы нация не чувствовала уныние из-за неудач на фронте. Прежняя размеренная жизнь якобы продолжается. Такая же парусная регата, только более представительная, проходила в июле 1914 года в Кильской бухте. Император управлял яхтой «Метеор». Когда Вильгельм, не победивший в регате, но счастливый, причалил к пирсу, к нему подскочил генерал фон Бюлов и, задыхаясь, сообщил об убийстве сербским террористом в Сараево наследника австро-венгерского престола эрцгерцога Франца Фердинанда, и его жены герцогини Софии Гогенберг. «Царь Николай объявил мобилизацию», – расслышал Людендорф, подтягивающий неподалеку канаты на своей старенькой французской яхте, которую из-за поломки мачты не удалось спустить на воду. «Черт бы побрал, этих русских, даром, что все их цари нашей крови, вечно лезут на рожон, – хмуро сказал Вильгельм. Его великолепное настроение вмиг улетучилось. – Надо вызвать русского посла и заявить о недопустимости подобного шага. Иначе и Германия вынуждена будет объявить мобилизацию, а это неминуемая война. Сто лет назад русские чуть не потеряли империю из-за тупого упрямства Александра I. И снова… На этот раз Русскому царству точно придет конец».

Людендорф обернулся на стоявшего у стола с огромной китайской фарфоровой вазой, вытянувшегося по струнке начальника разведки отдела «III B» полковника Вальтера Николаи.Он хорошо относился к нему. Вальтер в считанные месяцы после начала войны сумел создать крепкую спецслужбу, агенты которой находились в Англии, Франции и окружении русского царя. Среди них были придворные фрейлины, светские дамы, театральные актеры и революционеры всех мастей. Однако у генерала было плохое настроение – утром император вновь напомнил ему разгром под Верденом, а тут русские всех поставили в тупик.

–Никто не ожидал, что они без нашего участия низложат своего царя Николая, – попытался оправдаться Николаи.

–Значит, ваша разведка дрянь, раз без вашего участия! И вы тоже дрянь! – вспылил Людендорф. Рука его задрожала, из мундштука выпала недокуренная сигарета, попала на сапог в серебряной шпоре. Он откинул окурок мыском, затоптал каблуком. Генерал-квартирмейстер часто стал выходить из себя после того, как пост начальника Генштаба занял генерал-фельдмаршал Гинденбург. На эту должность, вместо генерала Фалькенхайна, он метил сам, но Вильгельм почему-то распорядился иначе. Людендорф как истинный солдат, преданный императору, попытался замять в душе обиду, но она иногда в виде несдержанности к подчиненным, вырывалась наружу. В данном случае, она была вполне понятна. Именно Людендорф в качестве заместителя начальника 2-ой армии курировал военную разведку Пруссии, которую возглавлял Вальтер Николаи. Они вместе предложили императору план вывода России из войны с помощью революции, создали целую сеть агентов из русских радикальных революционеров в России и в Европе, где те скрывались. Все уже почти было готово и тут на тебе – русские, будь они трижды неладны, в феврале сами устроили революцию и заставили отречься от престола царя Николая. Но, как сообщали агенты в России, Временное правительство, не собирается выходить из войны, а это значит, что Германия продолжит истекать кровью. Конечно, генерал понимал, что в этом не вина Николаи, но сдержать он себя не мог.

– Ваше место в борделе Данцига, в качестве распорядителя, а не в разведке! Сто чертей со сковородками, этим русским…

Идею вывести Россию из войны, организовав там революцию, как-то подсказал социалист и авантюрист Израиль Гельфанд, он же Александр Парвус, обокравший в свое время писателя Максима Горького. В качестве литагента писателя он проводил спектакли Горьковской пьесы «На дне» в Германии. Но все деньги, которые частично должны были поступить в кассу РСДРП – 180 тысяч золотых марок, осели в кармане Гельфанда. В Первую русскую революцию 1905 года Парвус-Гельфанд был председателем исполкома Петроградского Совета, потом был посажен в Петропавловскую крепость. Однако и там он чувствовал себя неплохо – заказывал у лучших портных костюмы, ему привозили на выбор шелковые галстуки. По дороге в Туруханскую ссылку сбежал за границу, осел в Константинополе. Именно здесь он предложил немецкому послу Вангенгейму за 5 миллионов марок устроить в России революцию. «Только разделив Россию на части, можно быть уверенным, что она не будет представлять опасность для Германии, – убеждал Парвус посла. – А расчленить империю сможет только революция». Посол передал предложение Парвуса Людендорфу, тот Вильгельму. Но во дворце к идее отнеслись прохладно. Тогда Парвус добился личной встречи с начальником разведки Николаи и передал ему свой «Меморандум доктора Гельфанда». Он показался Николи интересным. В нем основная ставка делалась на большевиков, как на самых радикальных революционеров. Меморандум рассмотрели в правительстве и кайзер лично распорядился выделить на «русскую операцию» 2 млн. марок. Финансирование крайних российских партий пошло через «Deutsche bank» и «Disconto-Gesellschaft», а также подставную торговую фирму в Копенгагене. И тут, как снег на голову,Февральская революция в России без всякого участия немецких денег.

–Нас обошла разведка Англии! – закричал как на параде Людендорф. – Это британцы устроили революцию в России!

–Англичане не заинтересованы в выходе России из войны, как союзнице, а революция неминуемо приведет к развалу русской армии, – возразил Николаи. – Наверняка голову поднимут украинские, кавказские и азиатские националисты, потребуют создания своих национальных войсковых частей, что станет началом развала Восточного и Юго-восточного фронтов. Ничего не потеряно, господин генерал. Россия – прогнившее лоскутное одеяло. Теперь большевики, в соответствии с учением их идола Маркса, попробуют перевести войну империалистическую, как они говорят, в гражданскую. Социал-демократы в их лице и прочих революционных экстремистов, не только выведут Россию из войны, но и развалят ее как империю. Нужно продолжать финансирование русских непримиримых партий.

–Германия потратила уже более 60 миллионов марок, хотя тоже в сложном материальном положении!

–Мы не можем теперь останавливаться. Тогда это будет расценено как слабость рейха.

–Что вы конкретно предлагаете?

–Нужно собрать всех русских революционеров, осевших теперь во множестве в Европе и отправить их на паровозе из Швейцарии в Россию. Ну, имеется в виду не прямо в Россию, это невозможно, а до шведского парома.

–Через воюющую с Россией Германию? Их же у себя объявят нашими шпионами.

– Они повиснут у нас на крючке, потому как не откажутся. Уже не отказались. Я осмелился, господин генерал, не все сразу докладывать вам, зная вашу занятость. Чтобы на родине их не отвергли, как наших агентов, мы проведем переезд через Комитет по возвращению русских эмигрантов на родину. Фридрих Платтен, это швейцарец из социал-демократов, уже обращался ко мне. В тексте договора об условиях проезда русских эмигрантов через Германию, он намерен вставить пункт, гласящий, что проезд дается на основе обмена на германских или австрийских военнопленных или интернированных в России. Но вы же понимаете, что этот пункт не имеет никакого смысла, так как большевики в русских Советах сейчас никто. С какой стати кто-то будет их менять на наших военнопленных.

– Хитро. Опять заметна рука Парвуса. Он, вероятно, надоумил Платтена.

На это замечание Вальтер ничего не сказал, лишь слегка пожал плечами, мол, в данном случае, это не имеет значения.

– Ставку вы, как я понимаю, делаете на предводителя большевиков Ленина, – не спросил, утвердительно сказал генерал.

–Главным образом. Платтен для конспирации называет его Дядей. Я знаком с Лениным. Как я понял, он в своей беспринципности не остановится ни перед чем. В начале века он основал свою революционную газетёнку «Искра», которую печатал у нас в Лейпциге, а эпиграфом к ней взял строчки их поэта Одоевского: «Из искры возгорится пламя». Красиво. Мы запустим в Россию целый огненный поезд, Feuer Zug, отчего она вспыхнет гигантским пожаром. Ленин, кстати, уже встречался по поводу переезда с нашим послом в Берне фон Ромбергом. Его представил послу некто Пауль Леви, левый социал-демократ. Они еще раз обговорили пункт в договоре про германских военнопленных. И все же, на мой взгляд, главная разрушительная сила, не в Ленине, в Троцком. Он же Лейба Бронштейн. Сейчас в Америке.

– Feuer Zug, – повторил Людендорф. – Это кто такой?

–Соратник Парвуса, считающий его своим учителем. Потом они рассорились. Троцкий даже написал статью «Некролог живому другу». Ленин – голова, Троцкий – руки. Сокрушительной силы парочка.

–Не сомневаюсь, что поезд из Швейцарии – идея Парвуса. Он обещал революцию в России еще в декабре 1916 года. Надо бы посадить этих русских революционеров на большой крепкий крючок, чтоб не соскочили. Одного проезда через воюющую с Россией страну мало. Может, всучить этому Ленину несколько миллионов марок и взять с него расписку.

–Не возьмет, даже встречаться по этому поводу не будет. Осторожен, как лис, заметающий хвостом следы.

–Хорошо, сегодня же я сообщу в МИДе барону фон Мальцану и канцлеру Бетман-Голвегу о небезвозмездной, подчеркиваю, небезвозмездной помощи большевикам и остальным русским экстремистским партиям в отправке их в Россию. Ее необходимо, непременно расчленить, чтобы восточные славяне бродили дикими племенами как до Рюрика. Когда можно будет провести операцию «Feuer Zug»?

–Со швейцарскими властями предварительная договоренность есть. Думаю, 9-10 апреля. На станции Готмадинген в поезд сяду и я. А из Цюриха их будут сопровождать мои агенты капитан фон Планец и лейтенант фон Буринг. Лучше сразу доложить об этом Его высочеству.

Людендорф поморщился. Все знали, что теперь он к Вильгельму не вхож и генерал расценил слова Вальтера как насмешку. Он высоко вскинул подбородок:

– Вы свободны, господин полковник.

Предложение

Февраль 1918, Ростов на Дону, трактир «Шмат»

В трактире «Шмат», что у канала Казачий ерик, было полно народу, не продохнуть. Здесь полюбили проводить время офицеры, вернувшиеся с фронта, но не примкнувшие ни к красным, ни к белым, ни к монархистам, ни к анархистам, ни к одной из других партий, расплодившихся как клопы в старом диване, после разгона большевиками Учредительного собрания.

Сегодня в «Шмате» было что обсудить. Добровольческая армия генералов Алексеева – Деникина – Корнилова, сколоченная на скорую руку, отправилась в поход на Екатеринодар.

– Чем они собираются воевать! – горячился чахоточного вида студент с серым, грязным шарфом на тонкой желтой шее. С его потертой шинели в стакан с пивом сыпалась пыль. – Ни пушек, ни снарядов, ни ружей в достаточном количестве. Одеты как нищие ободранцы.

–На себя погляди, – лениво оборвал его пожилой военный с седыми, гусарскими усами. – Пороху не нюхал, а судит героев.

–А сами-то, почему не присоединились к «героям»? – ухмыльнулся студент.

–Я? Хм. Что я…

–Вот именно, вы не самоубийца, что вполне понятно. И все офицеры, сидящие здесь, не самоубийцы и понимают, что большевики раздавят Добровольческую армию, как таракана.

–Генералы хотят продемонстрировать союзникам свою силу, чтобы содрать с них побольше денег, – сказал мужик, похожий на разорившегося купца. Он был в драных валенках, но из «лунной» жилетки торчал большой серебряный хронометр. – Содрать и сбежать за границу. Знаем.

–Чего ты знаешь, скотина! – С лавки подскочил и замахнулся на купца бутылкой молодой военный без погон. – Большевики – сатаны, христопродавцы окаянные, они баб общими делают. Давить их, давить…

–Вот беги и дави, – спокойно посоветовал купец. – И бутылку-то опусти, в морду дам.

Военный, видимо, корнет или подпоручик, опустился за стол, обхватил голову руками.

–Я, пожалуй, застрелюсь, – сказал он еле слышно.

–Только не здесь, аппетит испортишь, ха-ха. – Купец смачно принялся обсасывать хвост вяленого леща.

–Застрелюсь, – мрачно повторил молодой офицер, – а сначала…

Он вновь вскочил с места, на этот раз в его руке блеснул револьвер.

–Не дури, Миша! – крикнул сидевший рядом с ним человек в клетчатом пиджаке. – Он тоже поднялся, перехватил руку приятеля, стал ее выкручивать.

Раздался выстрел. Пуля угодила в массивную бронзовую люстру на закопченном потолке, отлетела к окошку. Звякнуло стекло. Вторая разбила стакан с хлебным вином на столике у стены в дальнем углу, за которым сидел офицер в расстегнутой до середины груди гимнастерке. Он стряхнул с «беззвездных» капитанских погон двумя пальцами капли вина, поморщился, тяжело вздохнул. Положил начищенные до блеска сапоги на край стола, за которым находился один, прикурил от австрийской зажигалки папиросу «Дукат».

Мишу скрутили несколько человек, отняли у него, наконец, револьвер, поволокли к выходу. У дверей он истерично крикнул «Я все равно застрелюсь!»

–Капитан Верховцев? – услышал офицер за спиной и нетрезво запрокинул голову назад. – Позволите присесть?

Не дожидаясь разрешения, рядом опустился мужчина средних лет в длинном, кремовом пальто. Тонкие усики, карие, слегка миндалевидные глаза, прямой аристократичный нос на ровном, бледном лице со шрамом над верхней правой бровью.

–Предположим. Что вам угодно, гражданин? – устало спросил офицер.

–Вы ведь воевали в Русском экспедиционном корпусе во Франции, в 3-ей особой пехотной бригаде, защищали Шампань-Ардены, под Веденом были ранены и отправлены на излечение сначала в Лион, потом в Швейцарию. Так?

–Предположим. А вам что за дело, кто вы вообще такой?

–Ах, извините, не представился. Сотрудник контрразведки Добровольческой армии генерала Алексеева, штабс-капитан Павел Павлович Клейст.

–Из немцев?

–Родственники еще при Алексее Михайловиче в Москве осели.

–Что же вы, Клейст, здесь обретаетесь, когда добровольцы в поход отправились?

–Имею к вам очень важное поручение нашей контрразведки.

–Я не собираюсь больше воевать. К тому же, как вы знаете, я был ранен.

–И все же позвольте задать вам еще несколько вопросов? Эй, мальчик, – позвал Клейст полового. – Принеси, голубчик, казенки и что-нибудь закусить. На двоих.

Мальчик побежал выполнять заказ, а Верховцев одобрительно усмехнулся, прикурил очередную папиросу. Ног со стола по-прежнему не убирал.

–Вы возвращались в Россию на поезде через воюющую Германию с группой русских революционеров-эмигрантов, – не спросил, констатировал контрразведчик.

–Предположим, – повторил, видимо, свое любимое слово – «паразит» капитан. – И что из того?

–Кто вам помог попасть на тот поезд?

Половой оказался расторопным, в тот же миг на столе, который он протер белым фартуком, появился двойной штоф казенки, миски с грибами, маринованной рыбой.

Капитан отмахнулся от мальчика, собиравшегося наполнить фужеры, налил себе и штабс-капитану сам, выпил. Наконец, ответил:

–Мне помог определиться на поезд Михаил Исаакович Шефтель, кадет, соратник Милюкова, заседавший в последней Госдуме, пока их не разогнали. Он тоже лечился в швейцарской клинике, кажется, от ревматизма. Рассказал о планирующейся поездке в Россию по линии Комитета возвращения русских эмигрантов и обмена их на военнопленных. Предложил присоединиться мне. Я согласился.

9 апреля 1917 года, Цюрих, железнодорожный вокзал. 15.00.

Перед пыхтящим в ожидании стартового сигнала поездом, царит сильное оживление. На перроне, у вагона с русскими революционерами, суетятся возбужденные люди, некоторые обнимаются, целуются, поют Марсельезу.

– Александр Данилович, голубчик, ну где же вы ходите?

К высокому блондину с голубыми глазами, маленькими усиками и офицерской выправкой подкатился грузный человек в черном пальто, сером котелке, пышными бакенбардами. На его возмущенном и в то же время радостном лице сверкало золотое пенсне.

–Стол в купе уже накрыт, я вот за курочкой копченой в местную ресторацию слетал. Очень уважаю швейцарских курочек, ха-ха. – Он приятельски приобнял офицера. – Отправляет кайзер русских в Россию как лучших друзей. Правда, церберов своих из разведки для наблюдения приставил: Фон Планеца и фон Буринга. Последний шпарит по-русски, как мы с вами. Да идемте же, идемте, господин Верховцев.

На привокзальной площади появилась толпа с плакатами «Предатели», «Шпионы», «Гады», карикатурами в виде страшных физиономий с крестами и звездами на лбах, стала выкрикивать оскорбления в адрес отъезжающих. Кто-то даже запулил в вагон соленым огурцом.

–Будьте вы прокляты, сволочи! – кричала толпа из сотни человек.

–Что б вы, сдохли по дороге! – надрывалась благовидная девушка в синем платье, с алым бантом на спине, изящным зонтиком в руках.

Вперед толпы вышла старуха в черном с головы до пят, плюнула в сторону вагона с эмигрантами:

–Черти окаянные, нехристи, виселица вас на родине ждет.

–Идемте же, Александр Данилович, – поторопил Шефтель. – От этих провокаторов можно всего ожидать. Еще бомбу бросят.

Эмигранты высунулись из окон «посольского» вагона, что-то кричали в ответ, кто-то тоже плевался в сторону толпы, потом запели Интернационал.

–Кто эта чересчур активная дама, напоминающая сову? – спросил Верховцев, кивнув на женщину средних лет в белой соломенной шляпке, контрастирующей с ее загорелым лицом. Она громче всех отвечала из вагона на негодующие вопли оппонентов на немецком и французском.

–О, вы по-военному прямолинейны и точны. Это феминистка Арманд, выступает за свободу от брака. Сама, как поговаривают, сожительствует с Дедом, с Лениным. Пикантность ситуации в том, что едет в одном купе и с ним, и его женой Наденькой Крупской. Ха-ха. Но нам в соседний вагон. В «посольском» только приближенные к вождю, ха-ха. Они Деда называют своим вождем.

–А где же он сам?

–Желаете взглянуть? Не знаю, увидите ли его до Швеции. Будет сидеть в своей норке и носа не высунет.

–Не жалуете вы…Деда.

–Как и всех левых социал-демократов. А большевиков-радикалов, тем более. Ими хорошо ворота ломать, а потом сразу снова в клетку.

–Какие ворота?

–Любые. Они, как теперь говорят, отмороженные. Ежели вовремя не остановить, натворят такого, что не расхлебаешь. Их теоретик Маркс призывал к революционному террору и Ленин впитал его призывы. Терроризм против своего же народа. Представляете? Этот бы вагончик да отправить теперь прямым ходом в Сибирь, а лучше на Луну, ха-ха.

–А ругаете тех, кто пришел их осудить.

–Они такие же, без царя в голове, только у них, в отличие от этих, нет плана, как растащить Россию на части. И смелости нет, чтобы вернуться. А устроить бучу или еще чего похлеще, это, пожалуйста. Только наша партия Конституционных демократов, в ряды которой вливаются теперь и прогрессисты, и октябристы и даже правые монархисты…

–Михаил Исаакович, мы опоздаем.

–Извините, дорогой Александр Данилович, понесло. Но я в дороге вам и вашим товарищам по оружию еще прочту лекцию о пользе кадетства.

Капитан фон Планец помог подняться грузному Шефтелю на подножку вагона, укоризненно покачал головой:

–Ich bitte Sie, den Zug nicht ohne meine Erlaubnis zu verlassen, mеin Herr.

–Мы спросили разрешения у уважаемого герра Буринга. Он позволил отлучиться за прессой и вот, курочкой. – Шефтель показал промасленный сверток. – Копченые куры здесь изумительны. К тому же мы еще в нейтральной Швейцарии, а не Германии.

Фон Буринг кивнул, сказал по-русски:

–Пройдите, господа, в свое купе, битте.

При входе в вагон столкнулись с важным господином с мясистым, лоснящимся лицом и густой шевелюрой, зачесанной назад.

Шефтель почтительно снял котелок, Верховцев посторонился, пропуская «мясистого» к выходу.

–Фриц Платен, – кивнул на него Михаил Исаакович. – Это он, как сам утверждает, пробил через германский МИД поездку революционеров, ну и раненных офицеров типа вас, в Россию. На самом деле, это операция германской контрразведки во главе с неким полковником Николаи. Мы наверняка с ним встретимся на границе.

–Русские офицеры, я так понимаю, в поезде для отвода глаз.

–Верно понимаете. Мы познакомились с Фрицем на Циммервальдской конференции, где большевики предложили империалистическую войну превратить в гражданскую. Я был наблюдателем от кадетов. Потом столкнулись с ним в Берне. Он и предложил мне собрать группу раненных русских офицеров, желающих вернуться в Россию. Я не отказался, дело ведь благородное. Ленин и его банда как основной гарнир, вы, офицеры, как вкусовая приправа, ха-ха.

В вагоне находилось еще несколько десятков офицеров. Большинство в опрятных мундирах, но без погон. Кто-то перебинтованный. Многие курили в открытые окна, мрачно глядели на беснующуюся возле вагонов толпу. Огрызок огурца влетел в окно, разбился о стенку, забрызгав одного из офицеров тухлой мякотью.

–Скоты, – выругался он, стряхивая с себя огуречное крошево.

–Это еще как посмотреть, кто скоты, – ответил стоявший рядом с ним молодой, но совершенно седой, с маленьким носом, словно северный писец, военный.

–А вас, поручик, никто не заставлял соглашаться на эту поездку за немецкие деньги.

–А вы, ротмистр, видно, с превеликим удовольствием согласились, когда узнали, что кайзер оплатил вам билет из собственного кармана.

–Что?! Вы, штабной недописок, смеете мне, герою Верден…

–Видел я, как вы драпали под Верденом!

–Что?! – Высокий и жилистый, с орденом на груди ротмистр, схватил «песца» за горло, начал душить огромными лапами.

К ним подскочил пожилой военный с мощными бакенбардами и усами, схватил обоих за плечи:

–Полноте, господа, уймитесь! Что о нас подумают! Не позорьте Россию, черт возьми.

–Мы ее позорим, возвращаясь в немецком вагоне, – ответил запыхавшийся, всклокоченный поручик, оторвавшись от ротмистра.

–Во-первых, этот вагон еще швейцарский. В немецкий мы пересядем в Баден-Вюртемберге. Во-вторых, мы возвращаемся, потому что не можем оставить родину в трудный час. Она нуждается в нас теперь как никогда. В конце-концов, мы едем по линии Комитета по возвращению эмигрантов и обмену пленными.

–Так же рассуждают те, в соседнем вагоне. Вы что, не понимаете, полковник, истинной цели Германии? Они завозят в Россию этих революционеров, как испанку. А мы лишь ширма!

Верховцева передернуло от того, что поручик почти в точности повторил то, о чем они говорили минуту назад с Шефтелем. Все всё прекрасно понимают, но никто от услуг немцев не отказывается, в том числе и он. Капитан знал ротмистра, в июле 1916 они вместе оказались на Западном фронте под Шампанью. Его ранили, а 2-ую бригаду под командованием генерал-майора Дитерихса отправили на Солоникский фронт. Значит, и ротмистр до Греции не доехал. Как его…?

Долго напрягать память капитану не пришлось. Ротмистр его заметил, широко, открыто заулыбался, будто только что не дрался с поручиком. Протиснулся сквозь толпу офицеров, ударил по-дружески Верховцева по плечу:

–Сашка!

Капитан поморщился от боли, рана еще давала о себе знать.

–Извини, друг! У самого спина не зажила. А я тут с штабным писарем отношения выясняю, когда боевые друзья рядом. Помнишь, как мы немчуру в блиндаже их же огнеметом пожгли. Их капрал выскочил, а на нем портки горят. Мы их шнапсом тушили, ха-ха. Забыл что ли, это же я, ротмистр Федор Шеншин, меня еще в бригаде Лириком прозвали, потому как у поэта Фета изначально тоже была такая фамилия.

Точно, Лирик, – вспомнил прозвище ротмистра капитан и тоже, наконец, улыбнулся.

–Ты в каком купе?

За Верховцева ответил Шефтель. Ему очень не понравилась сцена с дракой и он холодно глядел на ротмистра.

–Пятое и вам пока желательно пройти в свое, господин ротмистр.

–Это кто? – Шеншин вскинул глаза на кадета.

–Это тот, Федор, кто нас устроил с тобой в этот поезд, – ответил капитан.

–Ладно, – нехотя согласился тот, – еще пообщаемся.

В пятом купе уже действительно был накрыт стол. Там сидели трое господ в темных костюмах, белоснежных сорочках и одинаковых зеленых галстуках. Всех троих Шефтель вежливо, с почтением представил: Кирилл Кириллович Черносвитов, Яков Платонович Барсуков, Петр Сергеевич Гольдский. Первые двое – активные члены партии кадетов, Гольдский – недавно примкнувший к ним прогрессист.