Бремя несправедливости

– Зря вы сразу мне об этом не сказали, господин Палетти… – Робустелли, склонив голову, смотрел исподлобья и о чем-то размышлял. – Ну и как же вы охраняли господина Кончини?

– Охрана, господин капитан, это ведь не только ехать рядом по улице и следить, чтобы никто из толпы не пырнул ножом… Охранять – значит, работать прежде всего головой. Первым делом нужно выявлять опасности, которые могут угрожать охраняемой персоне, тогда от них легче защищаться. Нужно четко знать своих противников, понимать их цели, представлять возможности, предугадывать их вероятные шаги. А уже зная это, можно начинать выискивать слабые стороны в своей защите и избавляться от них. Подбирать, обучать и расставлять охранников, продумывать наиболее безопасные маршруты следования, устранять любую возможность проникнуть в жилище… Нужно всегда держать в голове три составляющие: время, место и людей. С последним всегда труднее всего…

– Вы очень интересно рассказываете, господин Палетти… Вы словно поэт… А у Кончини вы занимались только охраной?

– Не только. Я выполнял поручения маршала.

– Какие?

– Любые.

– Вот как? Любые… А знаете что? Вы поедете со мной. По дороге расскажете еще что-нибудь интересное по поводу того, как улучшить мою охрану.

Палетти не возражал против прогулки. Тем более что и погода стала много приятнее, чем днем. Он сел на подведенную конюхом еще одну лошадь и поехал рядом с Робустелли. По дороге в Милан Робустелли больше спрашивал, а Палетти отвечал. Его точные и обстоятельные, полные интересных подробностей ответы быстро убедили Робустелли, что он имеет дело с человеком опытным не только в охране, но и в других специфических тайных делах. И это все несмотря на его относительно молодой возраст.

В Милане они проследовали почти в самый центр города на площадь Сан-Фиделе. Их целью оказался так называемый дворец Марино, располагавшийся рядом с иезуитской церковью. Дворец тот был совсем не старый, построенный полвека назад, но пришедший в изрядное запустение. Испанский губернатор герцог Ферия предоставил его в распоряжение Рудольфу и Помпео фон Планта. Небольшой ремонт одного крыла на скорую руку и скромный штат слуг – вот и все, что получили одни из самых влиятельных когда-то в республике Трех лиг люди.

– Подождите меня здесь, господа, – приказал сопровождавшим его Робустелли, когда они оказались в одной из комнат дворца, служившей, по-видимому, новым его хозяевам приемной. – И познакомьтесь с моими доверенными людьми, господин Палетти. Думаю, вам незачем больше учить тех идиотов стрелять и махать шпагами. Для вас, возможно, найдутся дела более интересные.

Робустелли прошел соседней комнатой и очутился еще в одной. На этот раз просторный, но неуютный зал с горящим камином оказался гостиной, где за накрытым столом со свечами уже сидели двое людей. Они были похожи друг на друга: оба высокие, крепкие широкоплечие мужчины лет под пятьдесят, у обоих солидные окладистые бороды и взгляды людей, привыкших повелевать. Только у одного, того, что был постарше, в волосах уже проблескивала седина, и сами волосы на голове были заметно реже, начиная, очевидно, сдавать свои позиции на самой макушке.

– Наконец-то, Джакомо! – приветствовал Робустелли тот, что был старше. – Мы уже хотели ужинать без тебя!

– Извините, господа, я и вправду немного задержался… Между прочим, мои привычки и постоянство, оказывается, могут меня погубить.

– Что ты такое говоришь? – нахмурился тот, что выглядел младше и сделал знак слуге, разливавшему вино, удалиться.

– Я говорю, господин фон Планта, что нужно избегать жить по лекалу. Этим могут воспользоваться враги.

– Ты о той засаде, что ли, Джакомо? Да мало ли…

– Я здесь поговорил с одним специалистом… И пришел к определенным выводам. Думаю, и вы, господа, в такой же опасности, что и я. Вы, вероятно, даже в большей.

– Это еще почему?

– Потому, господин Помпео, – улыбнулся Робустелли, – что это вам суд вынес смертный приговор. А меня всего лишь изгнали.

– Ты серьезно, Джакомо? Полагаешь, эти мерзавцы доберутся и сюда?

– Ничего нельзя исключать. На их руках столько уже крови, что наша их не остановит.

– А меня не остановит их черная кровь! – прорычал Рудольф фон Планта. – Я вернусь на родину! Вернусь хозяином! И сам буду выносить им смертные приговоры! И вешать их на собственных кишках!

– Мы обязаны вернуться, – спокойно и убежденно произнес Помпео фон Планта. – Ради памяти предков и всего святого, что у нас есть. Мы обязаны вернуть все, что оставили там и что отобрали эти подонки. Ради чести наших потомков. Ради спасения нашей души!

– Красивые слова… – печально сказал Робустелли. – Они не помогут нам. Спасение души… Чтобы вернуться, нужно не спасать душу, а продать ее.

– Продать? Душу? – грозно и неодобрительно переспросил Рудольф фон Планта. – Дьяволу что ли?

– Нет, не так круто. Всего лишь испанцам. Или императору. Вы можете выбрать.

– Или обоим сразу… – грустно добавил Помпео.

– Душа у человека только одна, к сожалению, – усмехнулся Робустелли. – И продать ее можно только одному покупателю. Но это все лирика… Испанцы и австрийцы – единственная сила, которая может нам помочь, и из этого нужно исходить, господа. Они поддержат нас деньгами, людьми, мощью своего оружия, но и мы, естественно, будем обязаны им.

– Все, что им нужно, они получат, – произнес старший Планта. – Им не многое и надо, я уже не раз говорил с герцогом. А нам, главное, своего не упустить!

– А вот в этом я не согласен с вами, господин фон Планта, – возразил Робустелли. – Насчет не много надо. Аппетит, как говорится, приходит во время еды. Чтобы победили мы, а значит, и они, нужно будет сделать многое. И многим пожертвовать. Вы понимаете? А насчет герцога Ферии, то не стоит обольщаться его добродушием и расположением. Это очень хитрый и обстоятельный человек, вот он-то своего точно не упустит. Нужно быть с ним осторожней…

– О чем это ты, Джакомо?

– Во время первой нашей встречи он просил меня рассказать о себе, при этом уже все прекрасно зная про меня…

– Так я же ему и рассказал, Джакомо!

– Он знал такие подробности о моей службе в Савойе, о которых не знает никто, даже вы. А ведь как-то сумел навести справки… Непростой человек, словом, но наши интересы, по счастью, совпадают.

– Мне все-равно, какой он человек! – снова возбудился Рудольф фон Планта. – Лишь бы он помог нам отплатить этим святошам!

– Странно слышать такие слова из уст протестанта, – усмехнулся Робустелли. – Вы случайно не задумываетесь уже вернуться в нашу святую веру?

– Какое все это имеет значение? – недовольно ответил Рудольф фон Планта. – Вон Помпео – давно уже католик, но те мерзавцы не делали меж нами разницы! Чтоб они все в аду сгорели…

– Да уж… – мечтательно произнес Помпео фон Планта, – с каким бы удовольствием я встретился с этими господами! С некоторыми – особенно.

– С Георгом Йеначем, Блазиусом Александром, Иоганном Порта и иже с ними?

– Да. И они высылкой не отделаются, это я обещаю. Они будут висеть вдоль Рейна и Инна. Подвешенные за ноги, как и полагается предателям своей страны и кровавым преступникам… Я не жесток, поверьте, господин Робустелли, но кровь требует отмщения. И необходимо остановить этот поток насилия, что охватил нашу родину, нужно сделать так, чтобы невинная кровь больше не проливалась…

– Помпео конечно прав, Джакомо, – поддержал младшего брата старший. – Все, что мы делаем – это ведь не только для себя. Мы думаем о нашей несчастной Ретии, которую захватили негодяи, о том, как вернуть ей свободу!

– Господин фон Планта, – укоризненно произнес Робустелли, – зачем вы так? Со мной-то уж не нужно так пафосно и высокопарно. Мы одна семья все же… И я прекрасно понимаю ваши мотивы и желания. Они естественны, так что не нужно выдумывать про любовь к родине. И вы, господин Помпео, не старайтесь убедить меня, что вас беспокоит чья-то невинная кровь.

– Личные цели и благо своей страны могут совпадать, господин Робустелли! – строго ответил Помпео.

– В этом я соглашусь с вами, господа… И вообще извините меня за резкость.

– А что же твои цели, Джакомо? – едко спросил Рудольф фон Планта. – Ты-то во все это ввязался разве не ради того, чтобы вернуть свое?

– Вы правы, вернуть свое. Зачем отрицать? И я был не прав, у человека должны быть и более высокие цели. Иначе он и не человек вовсе, а просто животное… Так что будем считать себя союзом патриотов нашего отечества, – Робустелли улыбнулся и обратил взгляд на Помпео фон Планта: – Но не будем забывать и о личном. Вы, кажется, хотели со мной поговорить о…

– О моей дочери.

– Как же, госпожа Катарина… Она по-прежнему в Домлешге?

– Она в монастыре в Казисе. Катарина не смогла уехать тогда, вместе со мной. Вернее, я не успел ее предупредить… Не важно. Она заложница у них. Ей не разрешают покинуть монастырь…

– Она пробовала?

– Если попытается, то ее наверняка поймают. Тогда лишат и той относительной свободы, что есть у нее сейчас. Да и как она перейдет через перевал? Нет, Шплюген ей одной не одолеть…

– У вас есть с ней связь?

– За полгода только один раз и удалось обменяться письмами.

– Это через кого же?

– Через одного монаха…

– То есть достоверно ее положение неизвестно?

– Письмо я получил три месяца назад! Я не знаю, что сейчас с ней. Говорят все же, что она все еще в монастыре… Я должен вызволить ее!

– Прекрасно понимаю ваши чувства, господин Помпео, но как вы собираетесь это сделать? Попросите у герцога Ферии пару полков?

– Ничего вы не понимаете, Робустелли! – расстроено сказал Помпео Планта. – Когда мы начнем… когда все начнется, она должна быть здесь! В безопасности! Я же говорю – она заложница!

Робустелли задумался и не ответил Помпео, а оба брата, тоже молча, ожидали, что тот скажет. Наконец Помпео устал ждать и не без угрозы произнес:

– Если вы мне не поможете, то я сам отправлюсь в Домлешг. Я не оставлю свою дочь на растерзание этим нечестивцам!

– Нечестивцы будут счастливы… Облегчите им труды по поводу своей персоны… – думая по-прежнему о своем, рассеяно произнес Робустелли и вдруг резко обернулся к Помпео:

– Прямо сейчас я не могу вам помочь, господин фон Планта! Все это не просто… Обещаю подумать над вашей просьбой. И решить проблему, но позже.

– Когда?

– Когда у меня появится возможность.

– Понятно. Но когда она появится? – недовольно спросил Помпео.

– Не могу вам сказать. Но обещаю, что ко времени активных действий ваша дочь будет в безопасности.

– Я вам вот что скажу, Робустелли… Если она останется у них, то я во всем этом участвовать не буду, понимаете? Я лучше сдамся им, только бы они не тронули мою дочь. Запомните это!

– Будьте спокойны, я это запомню, господин Помпео…

***

Гвидо Палетти больше не занимался обучением новобранцев. Теперь он был в свите Робустелли, которого все называли капитаном, и охранял его в поездках. Вместе с ним Робустелли всегда сопровождали еще один-два человека. У Палетти с людьми капитана сложились вполне деловые отношения. Все эти люди, по-видимому, уже давно были знакомы с их командиром и пользовались его полным доверием. Палетти тоже старался заслужить его доверие, а потому педантично исполнял свои обязанности.

Из людей Робустелли Палетти больше сдружился с Антонио Бассо. Примерно одного возраста с Палетти тот был красивым, обаятельным и жизнерадостным человеком, азартным игроком, любителем женского общества, хорошего вина и кабаков. Но несмотря на постоянные его кутежи по службе к нему, как ни странно, претензий не было, ибо он обладал удивительным и полезным даром совмещать эти вещи, умудряясь гулять весь вечер и ночь в каком-нибудь трактире с товарищами и просто знакомыми, а утром бодрым и свежим являться на службу. Палетти в свободное время составлял Бассо компанию, но участвовал в его веселье всегда до определенной меры, понимая, что силы их в этих забавах не равны.

Другим интересным человеком из окружения капитана был Галеаццо Тотти. Этот был постарше Палетти, лет тридцати пяти, не такой говорливый, как Бассо, но и не молчун, к всевозможным увеселениям относящийся с осторожностью, как и ко всем окружавшим его людям. Во всем облике его читался опыт, но вот какой именно – этого Палетти пока понять не мог. К новому человеку в окружении капитана Тотти отнесся с интересом и без неприязни, но было прекрасно видно, что сам он крайне скрытен и истинных своих мыслей и желаний не раскрывает. Палетти даже показалось, что Галеаццо Тотти как-то уж слишком навязчиво проявляет свой интерес к нему, особенно к его прежней службе. Возможно, это было простым любопытством, но с этим странным человеком лучше было держаться поосторожнее.

Новые обязанности Палетти были несложными и неутомительными, не то что еще недавние его педагогические занятия со стадом болванов. Командир их выезжал не так уж и часто и дальних поездок не совершал. В Милане он регулярно посещал свою супругу (как теперь знал Палетти), братьев Планта, заходил иногда в соседнюю с дворцом Марино церковь, несколько раз был в Герцогском дворце у губернатора. Посещал капитан частенько и еще три дома в Милане и одну виллу за городом, а в других местах бывал лишь изредка. Впрочем, Палетти сопровождал капитана не во всех поездках и не знал, бывает ли капитан еще где-нибудь. Не знал Палетти и к кому именно ездил командир – его дело было только охранять, вот он и охранял.

Постепенно круг общения капитана стал вырисовываться для Палетти, хотя он и не знал имен многих людей. Прежде всего оказалось, что Бассо, Тотти и другие, сопровождавшие его в поездках, не являются самым близким его кругом – были у капитана и более доверенные люди. С одним из них Палетти разговаривал, вернее, сам этот человек, представившийся Аугусто Маринари, заговорил с ним во время одного подходящего случая, когда он ожидал приказаний капитана. Разговор этот, с виду любезнейший и вежливейший, был больше всего похож на допрос, так что Палетти без труда догадался, какую роль при капитане играет этот Маринари. Но Палетти скрывать было нечего и Маринари, по всему, остался доволен его ответами.

Запомнилась Палетти одна поездка в ничем не приметный дом в городе. Тогда капитан взял с собой только Бассо, Тотти и самого Палетти. Поездка была неожиданной, по позднему времени, в темноте. И в доме этом капитан раньше никогда не бывал, это точно. Вернее, бывал, потому что и Бассо, и Тотти знали этот дом, но Палетти приехал туда впервые.

В темный тесный двор, где остановились четверо всадников, вышел слуга с фонарем, а за ним едва различимый в его свете человек. Но капитан, похоже, прекрасно его узнал, спрыгнул с лошади и дружески обнял:

– Джованни! Наконец-то! Есть новости?

– Джакомо! – обнял в ответ его незнакомец. – Рад видеть тебя. У нас все нормально.

– Что в Вене?

– Я обо всем договорился, Джакомо. Но нужно все это согласовать здесь. И Рим привлечь желательно… Не складывать же все яйца в одну корзину.

– Разумеется, Джованни.

– А как здесь наши несгибаемые борцы за свободу родины?

– Страдают от жалости к себе. А Помпео еще и о дочери переживает.

– Да, неосторожно с его стороны… Но пойдем в дом, мне есть, что рассказать тебе…

Дальнейшего разговора Палетти не слышал, но в маленькой комнатушке, где они ждали капитана, за кружкой вина, вынесенного им слугой, естественное любопытство заставило его поинтересоваться у всегда готового к беседе Бассо:

– Кто это, интересно? Не знаешь?

– Так это же Гвиччарди, – вполголоса ответил Бассо. – Друг капитана. Давно его не было в Милане…

Больше Палетти не спрашивал, да и Тотти смотрел на него косо, еще подумает чего. Вообще-то Палетти лишний раз старался не интересоваться, чем же именно занимается Робустелли, для чего совершает ночные визиты и готовит солдат. Это было не его дело, и он всячески это подчеркивал. Лишь однажды за пьяной беседой с Бассо он спросил как-то ненавязчиво своего друга, что же за человек этот Робустелли, на что Антонио, сделав заговорщицкое лицо, приложил палец к губам и нетрезвым шепотом произнес:

– Тсс… Это тайна…

– Ну и не надо мне тогда…

– Это тайна… но я тебе скажу одну вещь по секрету… но только одну…

И тут же пьяный Бассо заплетающимся языком начал рассказывать все, что знал об их командире, и не отстал от Палетти, даже когда тому уже было невмоготу слушать этот нетрезвый поток мыслей. Впрочем, из откровений Бассо многого о капитане Палетти не узнал. Какие-то семейные подробности, про то, что тот женат, про его учебу и службу у герцога Савойского – о сегодняшних делах Робустелли Бассо, похоже, знал столько же, сколько и сам Палетти. Либо вместе с даром совмещать загулы и службу он обладал еще одним, более ценным даром: даже пьяным помнить, о чем можно говорить, а о чем нет.

***

Неделя шла за неделей, Палетти обвыкся в своей новой роли охранника командира, а меж тем на его глазах произошли некоторые изменения в жизни их небольшой армии, в которую он вступил вот уже как три месяца назад. Прежде всего Робустелли не обманул, и в большом доме с внутренним двором появилось еще несколько офицеров и полсотни новобранцев. Некоторых солдат старого набора, тех, кто посообразительней и поавторитетней, назначили сержантами, так что теперь и кроме офицеров было кому покрикивать на бестолковых и ленивых подопечных.

Хоть дом и был большим, но места уже с трудом хватало всем, и капитан вместе со своим штабом переехал в соседнюю деревню во вместительный двухэтажный дом с садом. Сам Палетти тоже переехал из «казармы» в «штабную палатку», как он ее окрестил. Переехал вместе со своим слугой – молодым парнем по имени Теобальдо, которого он для краткости называл просто Бальдо.

Штаб капитана тоже расширился и принял более четкую, почти военную структуру. Палетти оказался в прямом подчинении Маринари, отвечавшего за охрану командира и, видимо, за разведку и контрразведку. Был и начальник штаба – полуседой бывший военный, которого Робустелли называл просто Луиджи. Еще имелось трое помощников капитана, выполнявших роль адъютантов. Помощники выполняли и роли почтальонов, перевозивших куда-то какие-то письма или поручения капитана. Одним из них был друг Палетти – Антонио Бассо, другим – Галеаццо Тотти, а третьего звали Риккардо Салуццо, но с ним произошла какая-то странная история: по поручению капитана он отправился в поездку и пропал. Совсем, словно провалился сквозь землю – никаких следов. Так что с тех пор адъютантов у капитана осталось только двое.

Маринари опросил тогда всех обитателей «штаба». Его беспокойство было понятным: сначала покушение на самого Робустелли, теперь вот исчезновение его адъютанта. А еще одной неприятностью было то, что этот Салуццо перевозил какое-то важное послание капитана. Палетти узнал об этом «по секрету» от Бассо. Это явно были звенья одной цепи, и Маринари, естественно, начал рыть землю.

По задаваемым вопросом Палетти сразу же понял, что Маринари подозревает кого-то из своих. Пожалуй, это было логично и этого следовало ожидать. Где был, что делал, с кем, кто может подтвердить – на эти вопросы Палетти отвечал без труда, потому что он-то был в тот день у всех на виду. Но Мариани не удовлетворился только этим и начал в очередной раз расспрашивать Палетти о его жизни до поступления на службу к Робустелли. И спрашивать во всех подробностях, явно пытаясь поймать на вранье. Не то чтобы Маринари подозревал именно Палетти – он опрашивал всех. Бассо рассказал потом, что и он подвергся дознанию, причем рассказывал с явной обидой на недоверие…

Весной работы Палетти прибавилось – капитан стал выезжать чаще, а однажды они совершили целое путешествие на озеро Комо к крепости Фуэнтос. И все ради того только, чтобы Робустелли о чем-то побеседовал с комендантом крепости, осмотрел окрестности и уехал обратно в Милан.

А в самом начале мая к капитану приехал какой-то монах и долго беседовал с Робустелли. Когда он ушел, капитан вышел из своего кабинета и, оглянувшись и увидев Палетти, быстро и нервно сказал:

– Позовите Бассо, Гвидо. Это срочно.

Палетти приказ исполнил, нашел Антонио и отправил его к командиру. А уже через час обнаружил своего друга в «Бесхвостой лошади» – его любимом кабачке в пригороде. Тот уже был прилично навеселе, обрадовался Палетти и прокричал сквозь трактирный гул:

– Гвидо! Давай сюда! Я тебя познакомлю с юной богиней! Вот, знакомься, Альбина!

– Я Джемма! – обиделась «богиня» – совсем уже не юная девушка, явно повидавшая жизнь в свои лет двадцать пять.

– А где Альбина? – непередаваемо по-детски и пьяно удивился Бассо.

– Откуда я знаю? – капризно ответила Джемма. – Ушла куда-то… Да вот она идет.

Из какого-то закутка вышла еще одна девушка, стройная и красивая, годами никак не старше Джеммы, но жизненным опытом, без сомнения, ее превосходившая. Неоспоримым и красноречивым свидетелем ее немалой искушенности в житейских перипетиях и прекрасного знания определенных сторон жизни был потерявший уже былую яркость и цвет синяк под глазом.

– Вот она, мое солнышко! – погладил по заду подошедшую девушку Бассо и посадил к себе на колени.

Альбина от такого обращения ничуть не расстроилась, хихикнула и обвила руками шею своего кавалера, с любопытством уставившись на Палетти.

– Выбирай любую! – вино погрузило Бассо в состояние небывалой душевной щедрости. – А хочешь, так и сразу обеих! Не пожалеешь, гарантирую!

– Рад бы, да времени сейчас нет. Я тут на минутку только. Кружечку опрокину и… Служба, будь она не ладна…

– Ну, не огорчайся, они и вечером здесь будут! Правда, мои цыпочки?

Цыпочки мгновенно подтвердили, что с радостью готовы вечером пообщаться с другом Бассо, но Палетти печально вздохнул:

– Вечером тоже не выйдет… Может, завтра сюда нагрянем по полной программе, а?

– Нет, Гвидо. Тут уже я не смогу. Наш великий вождь приказал быть наготове… Сообщил, что отправит меня с важной депешей завтра вечером… Или ночью… А куда не сказал… Вот же сволочь…

Пьяная речь Бассо все меньше напоминала человеческую, но он своим заплетающимся языком принялся еще и делать галантные комплименты своим дамам. Результат получался жутким и развеселил Палетти, но девушкам даже такие комплименты пришлись по вкусу, и они одновременно поцеловали его в две щеки, чуть не столкнувшись лбами. Да и вряд ли в своей непростой жизни им приходилось слышать комплименты более изысканные. Палетти встал, с грустью посмотрел на двух девушек, вздохнул, развернулся и ушел.

Но ни на какую службу он не пошел, потому что капитан на сегодняшний вечер его от нее освободил. А пошел он прямиком в свою комнату, сел за стол и написал несколько строк на листе бумаги. Потом сложил листок вчетверо и растолкал спящего слугу:

– Бальдо, вставай! Приходи в себя… Бери свою конягу и выжми из нее все оставшиеся соки.

– Да, господин Палетти… – протирая глаза, с готовностью ответил Бальдо. – Куда?

– В Бергамо. К нашим. Помнишь где?

– Конечно.

– Не так и долго им пришлось ждать… Чтобы завтра же оба были здесь. Пристрой их в «Бесхвостой лошади». Аккуратно покажешь им Бассо, если он туда явится, потом пусть ждут сигнала… Ну все, давай, живо!

Глава 6 Преданность не ради награды

Отправив Бальдо, Палетти вышел в маленький сад. Просто так, чтобы побродить и поразмыслить. Оказалось, что бродить по саду на закате нравилось не только ему – почти сразу Палетти увидел Галеаццо Тотти.

– Вышли подышать воздухом? – спросил Тотти, и его улыбка неожиданно показалась Палетти зловещей.

– Люблю закат…

– Все любят, господин Палетти. Когда я служил в Неаполе, я любил смотреть на солнце, которое погружается в море… Картина, которая никогда и никому не надоест.

– Вы служили в Неаполе? Вы не говорили.

– Служил. Как раз в то время, когда, как утверждаете, там служили вы. В полку Хорхеса, вы говорили?

– Именно. Но я вас в Неаполе не видел.

– И я вас. Но дело не в этом – Неаполь огромный город, не мудрено не встретиться.

– А в чем же дело? – настороженно спросил Палетти, глядя в глаза Тотти.

– Дело в том, господин Палетти, – с выражением учителя, объясняющего ученику его ошибку, ответил Тотти, – что вы не служили в полку Хорхеса. И вообще в Неаполе. По крайней, мере в то время, про которое говорили.

– Почему вы так решили? – Палетти добродушно улыбнулся.

– Не буду вам ничего объяснять, господин Палетти. Или вы не Палетти? Я расскажу обо всем Маринари. Думаю, он заинтересуется.

– Да ради Бога, Тотти! – весело произнес Палетти. – Вот насмешили… Разумеется, я не служил в Неаполе, так и что?

– Зачем же вы обманули?

– Как зачем? Я служил венецианцам, я служил во Франции, а это все враги Испании. Пришлось выдумать и благоприятную деталь биографии – уж больно хорошо оплачиваемая работа подвернулась, не хотелось упускать. Вы довольны?