banner banner banner
Моя армейская жизнь
Моя армейская жизнь
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Моя армейская жизнь

скачать книгу бесплатно


– Я, пожалуй, запишу.

– Можешь записать. Но это легко запомнить: четыре – по полтора, пять – по восемьдесят.

– Да, это незатейливая работа, – согласился я.

– Это еще не все, – предупредил лейтенант. – Короткие куски гнем в квадрат со стороной двадцать сантиметров. Длинные прутья – это вертикальные стойки, а квадраты – это стягивающие и удерживающие конструкции. Стойки крепим проволокой по углам квадратов. И все! Каркас готов!

– Здорово придумано! – одобрил я. – А кто все это делает?

– Что?

– Ну это: режет, гнет, привязывает?

Лейтенант согнал с лица выражение доброжелательности.

– Все это делаешь ты! Режешь ножовкой по металлу, сгибаешь в тисках. Привязываешь произвольно – лишь бы вся конструкция держалась.

– Я все понял, – сообщил я.

– Вот и отлично! Это не совсем токарная работа, – извинительно заметил лейтенант, – но это – холодная обработка металла, в которой ты числишь себя специалистом.

– Верно, – подтвердил я.

– Тогда – вперед! – одобрил он мои будущие действия.

Арматура – длинные ржавые прутья – кучей лежали на улице возле мастерской. Бойцы пилили ее прямо на месте, сидя на корточках и положив под место реза деревянную чурку.

Признаюсь, меня не вдохновило ни само действо, ни будущий результат.

В самом деле, людей давно запустили в космос, детей научились зачинать в пробирках и окончательно разобрались, что атом, хоть и маленький, но очень и очень удаленький.

И в это же самое время, забыв о всех достижениях цивилизации, я должен был пилить металл ручной ножовкой, да еще и в весьма неудобной позе.

Да это же прямая дорога в пещеры, в каменный век, добывание огня трением.

Разумеется, я отверг этот тупиковый путь. И про теорию компенсации я вспомнил не зря.

Я отделил от верстака электрическое точило, снял с него ненужную защиту и добавил удлинитель, чтобы достать до розетки.

А после этого я стал пилить арматуру углом точильного круга, держа агрегат в руках на весу.

Арматура раскалялась докрасна и быстро резалась. Вокруг меня собрались бойцы.

Из под точила летели снопы оранжевых искр. Алик Утеев подставил под них фанерку. Они стукались о нее и разлетались в разные стороны.

Алик радостно смеялся. Алику процесс понравился.

Минут за двадцать я нарезал три комплекта и за день вполне извел бы на заготовку все прутья. Если бы процесс не прервали.

Передо мной стоял прапорщик Тищенко.

– Ты что устроил? – грозно вопросил он.

– Выполняю задание командира! – сухо ответил я. – Пожалуйста, не мешайте!

– Да ты за час сожжешь годовой запас абразивных кругов!

– Зато сделаю легко и быстро!

– А кто тебе обещал, что будет легко? – зловеще осведомился прапорщик, сворачивая удлинитель. – Все-таки ты будешь делать каркас?

– Буду! – коротко согласился я и прямиком отправился к лейтенанту.

Компенсационный механизм работал у меня на полную мощь.

– Товарищ лейтенант, а не кажется все это вам примитивным и глупым.

– Что? – напрягся он.

– Резать арматуру вручную, когда есть великолепный токарный станок.

– Я ж говорил – он не работает.

– Его надо починить и наладить.

– И ты за это берешься? – удивился мой командир.

– Могу попробовать, – скромно предложил я, – поковыряться.

– Что ж – пробуй! – благословил меня лейтенант.

Ремонтные дела.

Понимал ли я что-либо в ремонте станка токарного станка?

Конечно же, нет! Ничего! В этом вопросе я был сер и туп. Но из своей прошлой гражданской жизни я вынес олимпийский принцип исполнения всякой работы: главное – не результат, а участие.

И еще. Я успел разглядеть на станине замазанной краской металлическую бирочку. И прочитать на ней нужное.

Поэтому я смело приблизился к агрегату с большим разводным ключом.

На мое счастье лейтенант перестал появляться в части, чем заметно облегчил мое положение.

– А куда же делся наш боевой командир? – справился я у Утеева.

– Он стреляй! – поведал мне коллега.

– Не понял, – сказал я. – Сигареты что ли?

– Пистолет. Пуф-пуф!

Алик прищурился, изображая лицом процесс прицеливания и согнул указательный палец, имитируя нажатие спускового крючка.

– А, он спортсмен! – догадался я.

– Ага! Ага! – одобрительно закивал головой Алик.

Оказалось, что лейтенант метко стреляет, он снайпер, имеет разряд, входит в какую-то сборную и по этой причине находится то ли на сборах, то ли на соревнованиях. И вообще частенько отсутствует в части.

– Он жизнь понимает! – уважительно заметил Алик.

Зато прапорщик кружил вокруг меня, точно коршун над добычей.

Я крутил подряд все гайки, что обнаруживал на станке, в разные стороны, создавая иллюзию активной деятельности. Прапорщику однообразие моих операций внушало подозрение.

– Скажи, что ты делаешь? – однажды не выдержал он.

Терять мне было абсолютно нечего, и я пояснил:

– Шпиндель сошел со шпонки. Восстанавливаю строгую сосность различных калибров.

– А зачем это? – не отставал он.

– Для удобства шкалы оценки при минимальном допуске. Это резерв повышения точности обработки изделий.

– Так, так, – не очень убедительно проговорил прапорщик, и это воодушевило меня.

– А еще нарушена центровка шпонок. Отсюда разбаланс механизмов, что отрицательно влияет на толщину стружки, дает экцентриситет и может привести к полному заклиниванию механизмов вращения.

Я был уверен, что после моих тирад прапорщик немедленно отправит меня на губу, в карцер, на черный хлеб и воду.

А он неожиданно спросил:

– А машину ты починить можешь?

– Запросто. Но сейчас я занят.

– Понимаю, понимаю. Я подожду.

– А что у вас?

– «Запорожец» барахлит.

– Ну, это пару пустяков, – успокоил я его.

Позднее я уяснил причину его странного поведения. Когда-то он заведовал складом обмундирования. Потом то ли попал под сокращение, то ли не сжился со сменившимся начальством и его бросили на ремонтную роту.

Каждый день я популярно объяснял прапорщику суть моих манипуляций с гаечным ключом.

Странное, думаю, у него создалось впечатление о работе токарного станка и его ремонте.

Но всему приходит конец.

С очередных соревнований явился лейтенант и поинтересовался как движутся дела с ремонтом.

– Починил, – небрежно сообщил я, как о пустяке.

– Что? – изумился лейтенант. – Покажи!

– Сейчас. Алик подтянет провод.

– Он расправляет провод, чтобы его выпрямить, – вставил свое слово прапорщик.

– Вижу. А зачем?

– В сети ток переменный, а для питания станка нужен постоянный. Вот он его и выпрямляет – по кривому проводу прямой ток не пойдет, – пояснил Тищенко.

– Кто это сказал?

– Рядовой Семенов!

Лейтенант последовательно посмотрел на меня, на Утеева, на прапорщика Тищенко. И отвернулся.

Плечи его затряслись.

– И что скажешь? – повернулся он ко мне.

– Товарищ прапорщик совершенно прав! – невозмутимо ответил я. – Алик, давай конец!

Я вставил провод в нужное место. И нажал зеленую кнопку. Шпиндель зажужжал и закрутился.

У меня не хватит слов описать, что я увидел на лицах моих боевых товарищей. И я не стал делиться с ними моим открытием на маленькой, замазанной краской железной табличке было впечатано 380В, тогда как в обычной сети, как известно, напряжение составляет ровно двести двадцать.

Боевое крещение.

Человек в военной форме – это еще не солдат и не боец. Это так – актеришка, ряженный.

Мужчина становиться воином, только ощутив в руках тяжесть настоящего боевого оружия, выстрелив из него, почувствовав кисловатый запах сгоревшего пороха и разглядев вдалеке падающего вверх тормашками врага.

Лишь после этого он может принять присягу и из обыкновенного носителя брюк превратится в настоящего бойца.

Так рассуждал наш лейтенант, прохаживаясь вдоль строя в огневом городке, куда нас привели для первой для меня стрельбы.

– Чтобы стрелять, надо еще и понимать, что делаешь. А для этого надо знать устройство автомата.

– Так точно! – подтвердил я, довольный, что мое мнение совпадает с мнением командира.

– Может ты уже все знаешь? – вкрадчиво осведомился лейтенант.