скачать книгу бесплатно
Рядовой состав нашего скромного ремонтного табунка располагался в казарме танкового батальона, куда поместили и меня, вместе с танкистами, которые были в полку главными.
Свою первую армейскую ночь я провел отвратительно. Досаждали комары, чужой храп и пуканье. Я долго не мог заснуть.
А потом вдруг провалился в сон и сразу вернулся в гражданскую жизнь…
В отделе намечался день здоровья с выездом за город. По этому поводу среди сотрудников распределяли обязанности.
– Семенов! За тобой спиртное, – объявил мне наш профорг Тюкин.
– Ладно, – согласился я. – А что надо делать?
– Купить водку. Петрович, сколько будем брать? – обратился Тюкин к ветерану отдела Сарапаеву.
– По бутылке на нос. Итого двадцать. – пробасил тот.
– Нас же в отделе восемнадцать. И есть женщины.
– У нас женщины и мужчины равны, – вмешалась в разговор младший научный сотрудник Лариса, посверливая меня глазами.
– Верно, – поддержал ее Сарапаев. – И запас всегда нужен. Если не доберем – куда в лесу бежать?
Мне вручили деньги и отправили в магазин.
Очередь в магазин тянулась с улицы. Я протиснулся в двери, чтобы справиться о наличии водки. На меня заорали и стали толкать…
Я проснулся.
От неясного гула голосов, топота ног по деревянному полу дрожали стенки в казарме. В рассветной полутьме метались фигуры полуодетых людей.
– Что это? – спросил я у соседа Алика Утеева.
– Это у танкистов. Тревога, – он сладко зевнул. – Это не нас, спи!
Первое задание.
Несмотря ни на что, утром я встал в превосходном настроении.
Гвардеец, военный человек – новая жизнь манила и интриговала меня. Мне немедленно захотелось совершить какой-нибудь подвиг.
Например, закрыть грудью вражеский пулемет. Но только чтобы его в этот момент заклинило. Или кончились патроны.
Или поднять людей в атаку с криком:
– Ура!
Но что бы враг испугался и побежал. А не стал отстреливаться.
Или ползти по-пластунски, на животе, чтобы передать важный пакет. Или взорвать мост. Или зажать зубами оборванный телефонный провод и восстановить порушенную связь. Но чтобы гаишники обязательно перекрывали движение, когда буду пересекать дорогу, чтобы меня не раздавили как бесполезную гусеницу.
Словом, хотелось выполнить трудную боевую задачу, остаться живым и скромно ждать в уголке награду и славу.
А с понедельника я решил готовить себя. Заниматься зарядкой, обливаться холодной водой, дважды в день чистить зубы. И обязательно отдыхать после обеда в мертвый час. Если, конечно, он будет – как в пионерлагере.
И меня совсем не напрягло, когда прапорщик Тищенко прямо с утра взял меня в оборот.
– Солдат должен уметь все! – объявил он.
– Так точно! – молодцевато вытянувшись, подтвердил я.
– Голосистый! – заметил он. – А пилить и колоть дрова умеешь?
– Так точно!
– Вот сегодня этим и займешься!
– Это боевая задача? – спросил я.
– Самая боевая! – подтвердил прапорщик.
– В рамках конверсии? – уточнил я.
– Именно. В этих рамках. А можно на козлах. Это удобнее.
– Есть! Разрешите выполнять?
– Ладно, – размягчился прапорщик, – пойдешь с Утеевым и Рахмановым.
– Разрешите быть старшим группы?
– Командовать хочешь?
– Так точно! Есть! Слушаюсь!
– Вот и слушайся… А старшим у вас будет Утеев. Утеев, помнишь, куда идти?
– Ага.
– Что такое ага? – возмутился прапорщик.
– Есть!
– Ну, идите.
– Так надо пилить и колоть дрова? – переспросил я.
– Ну да! – подтвердил Тищенко, вглядываясь в мое лицо.
– Слышали? – повернулся я к своим напарникам.
– Да.
Я задержался возле прапорщика.
– Зря вы не сделали меня старшим. Что-то я в них сомневаюсь.
Тищенко пробуравил меня взглядом. Но не заметил в моих чистых голубых глазах ничего кроме горячего желания добросовестно выполнять приказ.
– Ты не сомневайся, – напутствовал он меня. – Ты действуй.
Мы подошли к сараю. Как сказал Утеев, это был сарай нашего прапорщика. Прямо посередине сарая стоял желтенький «Запорожец». Внутри него вдоль стен были сложены аккуратные поленницы дров. Снаружи у стены валялись толстые суковатые бревна.
– Пиляй! – предложил мне Утеев, протягивая пилу.
– Я лучше каляй.
– Что, что?
– Ну это – рубай! – я сделал движения руками сверху вниз.
– А-а!..
Он потянул бревно к козлам. Я его остановил.
– Что ты собираешься делать?
– Пилять с ним, – он указал на Рахманова.
– Балда! – завопил я, хватаясь за голову. – Ты понимаешь русский язык?
– Понимаешь.
– Что тебе велел напилить и наколоть прапорщик?
– Дров.
– Дрова! А что собираешься пилить ты?
– Эта! – Он указал пальцем.
– Бревна! А такого тебе никто не приказывал.
Он призадумался. А я продолжил атаку.
– Приказ командира – закон для подчиненных. Ты хочешь его нарушить. В военное время тебя бы отправили под трибунал.
– Дрова надо жечь, – возразил бедный Алик.
– Правильно! Чем больше чурка, тем выше пламя. Чем выше пламя, тем больше жар.
– А это? – Он ткнул пальцем в бревна.
– Это он приготовил для строительства бани. Сруб. Пятистенок. – Я развел руки в разные стороны. – Нужно быть полным идиотом, чтобы портить столь ценную древесину.
– Пойду к прапорщику, – не сдавался Утеев.
– Напрасно, – сказал я. – Ты покажешь себя глупым и бестолковым человеком. Опорочишь нацию, которая славна своими выдающимися мыслителями.
Я был многословен, красноречив и убедителен.
Мы честно выполнили приказ. Мы напилили дрова. Сколько успели. Примерно половину поленницы.
Когда прапорщик увидел плоды нашего труда, он схватился за голову. И ничего удивительного: конверсия – процесс для военных болезненный.
А желания совершить подвиг у меня не поубавилось.
Вступление в профессию.
Лейтенант Изотов завел меня в мастерскую возле танковых боксов.
– Вот твое рабочее место, – поведал он, – верстачок, тисочки, точило.
Верстак стоял чистый. Тиски были аккуратно прикручены. А на точиле даже находился защитный пластиковый экран.
Лейтенант смахнул щеткой с верстака несуществующие пылинки.
– А это инструмент: рашпили, надфили, мечики, плашки, – повел он рукой.
Инструмент был аккуратно разложен по полочкам, подписан и пронумерован.
– Есть и токарный станок. Но – не работающий.
Все это великолепие могло произвести сильное впечатление на настоящего металлиста. И, по разумению лейтенанта, я должен был захлебнуться от восторга и подпрыгнуть до потолка.
Он совершенно не понимал моих планов. Он видел во мне будущего воина – ремонтника. А я мечтал как бы всего этого избежать.
Я знал про себя: все, что я делаю руками, у меня выходит плохо и коряво. Я знал, но не комплексовал.
Я верил в теорию компенсации. Если у человека один орган работает слабо, то другой – трудится с избыточной силой. И, если у меня непригодные к работе руки, то зато умная, полная мыслей и идей, голова.
Так я считал. Это меня грело.
Лейтенант об этом даже не догадывался, поэтому с энтузиазмом продолжил:
– Сейчас мы изготавливаем каркасы из арматуры.
– И как это производится? – поинтересовался я.
– Просто. Берем арматуру, режем ее на куски: четыре – по полтора метра и пять – по восемьдесят сантиметров.
