Hannibal ad Portas – 10 – Идули на Вы – К Звездолету

– Где тот Третий Лишний? – который жил в России, как Человек Атлантиды, – что значит:

– Всё-таки был именно Пришельцем.

Выходит, все Пришельцы к 17-му году вымерли, и сражались между собой только касты инопланетян:

– Мыше-Летучего происхождения.

– Как в фильме Инопланетяне против Пришельцев?

– Да, с ковбоями и викингами.

– По очереди?

– Естественно.

– Почему?

– Это не позорно уже было.

– Сейчас?

– Ни будущего, ни прошлого – всё уже сплыло.

– Я боюсь, – молвила довольно грозно, – вы уже, сэр, мечтаете трахать заодно и Че-Ну.

– Это вопрос?

– Пока вынуждена настаивать только на этом, ибо.

– Я понимаю, ты меня любишь, я тебя еще не меньше.

– Поэтому, вы мечтаете, что Че-Ну нам не помешает?

– Вы в разных, нет не весовых категориях, но.

– Да, я уже соображаю, благодаря, сэр, вашим усилиям, мы живем – по-вашему – в разных пропорциях пространства, но время.

– Да, случайно совпало.

– Хочу знать скольких дам вы можете трахать в одно и то же время в разных пространствах?

– Дак.

– Ась?

– Дорогая моя Милка.

– Я не Милка.

– Тем не менее, я всё равно.

– Времен не наблюдаете?

– Это нельзя сделать.

– Я – тем не менее – хочу перекрыть вам все пути отхода-похода в другие времена, тем более, во время нашего с вами, мил человек, объятия.

– Не надо об этом думать.

– Я – почему-то только этим и занимаюсь.

– Вы, мэм, пишете с меня не тот портрет – я не Отелло, чтобы душить одну за то, что трахается, да, на полях Текста в это время с другими, ибо.

– Да, вот именно, сами занимаетесь тем же самым.

– Тебе я разрешаю ту же позу.

– Я не способна к таким измышлениям.

– Считай, что проходишь у меня курс по этой артподготовке.

– Согласна.

– Спасибо, как сказал полковник Шошане вслед, когда она бежала, ибо и понимала:

– Ему всё равно, осталась ли я в подполе, или смогла бежать, – так как трахнет так и так за милую мою душу.

– Ты намного умней, чем кажешься.

– Я уже читаю Острова в Океане Хемингуэя.

– Мой подарок тебе на день рождения?

– Скорее всего, тот подарок, ты сукин сын, подарил Че-Ну.

– Не беспокойся, А-Ве.

– Ну-у, этой корове можно.

– Она как змея.

– В постели?

– Я трахал ее – как будто – только в траве Ча-во.

– Уже тогда?! И Че-Ну не воспрепятствовала?

– Она ловила в это время Бражников.

– На всех?

– За всех.

– Я тоже так хочу.

– Не получится.

– Почему?

– Я люблю разнообразие, а тот ночной лобаз всего один.

– Всё равно я буду думать, как им помешать.

Кого—то поймал ночью за ногу, оттащил в сторону – не плачет, а это значит, скорее всего:

– Давно заждалась.

– Ми-Лая? – позвал тихонько.

– Так и знала, что ты начнешь хищничать, – почти заплакала, – как ты мог?

– Ась?

– Я тебя проверяла, а ты не поддался на эту провокацию.

– Не понимаю, что я должен сделать?

– Дак, сдаться, дуралей ты эдакий!

– Мы не в 18—19 веках живем.

– Сейчас веками люди сами уже не распоряжаются.

– Прости, я тебе верю, но мало.

– Что это значит?

– В трахтенберг играть, мэй би, и хочешь, но умеешь ли – это еще надо проверять и проверять.

– Проверяй.

– Сейчас, только покушаю.

– Кого его?

– Дак тебя, ослиная ты башка, буду пробовать.

– Натюрлих?

– Не обязательно, оторви одну лапу, и можешь ложиться спать.

– Ты?

– Я пока как раз пососу.

– Иё?

– Ну-у, надо подумать, что у меня есть еще, а пока, да, буду сосать твою лапку.

– Кроличью?

– У тебя и кроличьи есть?

– Я, мэм, на любого почти зверя похож, кроме этого.

– Кого его?

– Слона не приметил.

– Почему?

– Хэм еще до меня хотел приучить его к этому делу, поехал в Африку, а его из-за него так и не добили.

– Значит, хотели трахать уже практически мертвого.

– Брось, брось мертвый живому не потеха.

– Даже во сне?

Если еще и сон заказывать – решил, то накладно будет.

– Лучше живого Хомика-Гномика заказать, если на том свете все эти детали так дороги.

Предложила себя чуть выше коленки, но вверху без сисек. Да и то только одного бока.

– Прости, я так не привык.

– Привыкай.

– Скорее всего этому надо учиться долго.

– Нет, наоборот, ибо всё дело в импрессионизме, дающем такое хорошее впечатление от происходящего, что.

– Залюбуешься?

– В принципе не обязательно любоваться, можно получить те же два по двести и пятьсот за меньшие принципы.

– Я не умею, – признался, так как стесняюсь.

– Мне кажется, ты это уже говорил.

– Да я всегда болтаю без умолку.

– Ртом надо только есть, а говорить.

– Просто так?

– Как так?

– Я не уверен, чего ты просишь.

– Ну-у, предположим трахаться с вами, сэр, даже тогда, когда вы в стройотряде трахаете бетономешалку, а одновременно играете в карты с Фишером.

– В шахматы?

– Может быть, но в них нельзя жулить, как вы привыкли в карты.

– Брось, брось, ибо я давно уже, почти с самого детства больше этим не занимаюсь.

– Как только прочитал Пушкина?

– Не без этого, вероятно.

Глава 7

Не думаю, что только ради конкуренции с На-Ви на перепутье к проходной встретил Че-Ну и А-Ву, и – кажется – кто-то еще к ней подходил со стороны фруктового сада биофака.

О-Клю, – сомнительно, ибо в третьих лишних не только никогда не ходит, но и я ей не запрещал. Поэтому уехал именно с ней на Таити, – но вот в виде чего:

– Пока мне не сообщили.

Решил, надо принять решение, что на первое время в А-Де надо обойтись без трахтенберга не только вообще, но и в частности.

Никто не был против, но некоторые засомневались, что это в принципе возможно.

Голосование ни к чему не привело. Но не потому, что многие не смогли справиться с задачей своего счета, наоборот, были уверены, что считать до сих пор умеют не только просто так, но и:

– Правильно.

Другие, наоборот, считали, что теперь будут побеждать те, кто, а главное, кого больше любит Госпожа, – а:

– Удача ли это, – кому как.

Я был уверен, что одержу победу, ибо, если не я, то всё равно мало кто может заменить натюрлих. Хотя ясно, что большинство успели захватить с собой трехуровневые фирменного мексиканского производства, где полицейским не до того, чтобы обслуживать своих жен в после-работный период своего суточного делопроизводства, – а:

– Удовольствие получить надо, ибо иначе не будет стимула работать просто так, – а именно без него, так как очень уж привыкли.

Решил позвонить в справочную, где находится консультация для таких случаев, когда все хотят, но без желания уже ничего не могут? Ответ пришел тут же:

– Как Одиссей узнал свою ненаглядную Пенелопу, так и вы будьте добры трахать всё, что попадется.

Пока не получилось ни в одной роли. Надо вспомнить кого-нибудь почище. Тартарен из Тараскона? Неизвестно, трахался ли он вообще Герои Оноре де Бальзака – умели так, что даже сокращать приходилось не только некоторые места в тексте, но сам текст выдавал такую рябь на воде местного киселя, что только Маркиз Дэ и мог, наконец, додуматься, что даже так, а вот всё равно:

– Может быть.

На перевале возникла дискуссия на тему:

– Идет ли в зачет только невероятное, или и очевидное тоже не дремлет?

В принципе надо считать, что Гомер не был в А-Де, но только, как очевидное – по теории вероятности, разумеется:

– Заходил, – и не только для того, чтобы поздравить с днем рождения после смерти Ахиллеса.

Ибо.

Корабль Одиссея плывет не только по морям, но и по временам. Почему и Трой было несколько, как и понял это Генрих Шлиман, чтобы найти все деньги, – а не только:

– Какого-7нибудь одного прошлого.

– Скажите, пожалуйста, дорогой, сэр, мы сейчас еще поднимаемся, или еще опускаемся?

– В низ, вы имеете в виду? – взял маленький тайм аут, но не на размышление, а так только, чтобы узнать:

– Мы с вами где-то встречались?

– Не думаю, – ответила чуть раньше того времени, чем я успел ее спросить.

И тут же кто-то потянул меня за лапу, прося разрешения на незачетный трахтенберг.

– Прости, – ответил не подумавши, – я вас ее кукарекаю.

– Если ты действительно петух – значит способен понять неоднозначность любой ситуации.

– Не узнаю даже через призму времени.

– Измерь расстояние до объекта.

– Зена – Королева Воинов?

– Близко, но в какой области?

– Я не сказал?

– Думать некогда, давай сейчас начнем, а как кончим.

– Отвечу, спасибо за доверие.

Начал весело – закончить процесс обновления не могу!

– Помоги Образом, – крякнул.

– Если помогу, потом уже Своих не узнаешь.

– А1! Понял, понял, понял – Баба Яга.

– Увы – незачет.

Не обратил внимания и продолжил с такой скоростью, что запищала:

– Прости, я пошутила.

Сделал вид, что не обратил внимания.

Опять просит:

– Смотри, резьбу сорвешь!

Кручу по Владимиру Высоцкому – быстрее, и жму уже туда, где ближе шея.

Она:

– Мы на минет не договаривались.

– Мы и за его отсутствие не голосовали, – специально ответил так, чтобы сбить ее со счета ритма, ибо не зря, скорее всего, скрывает своё имя, – так как предполагаю:

– Где-то близко к Золушке, но прошлое аморалитэ – наоборот – возвышает ее в своих кознях против меня направленных.

Вижу – как Алан Тьюринг, – что:

– Машина работает и работает, – а остановиться:

– Так и не удаётся!

– Что-то будет, – молвил русским языком.

– Пока паленым, кажется, не пахнет, – молвила.

Поэтому, если ты недостаточно устал – продолжай.

– В том же ритме?

– Пока да, но через пару минут начинай потихоньку наращивать темп.

– Вальса?

– Серенаду Смита, если можно, из оперы Пертская Красавица.

– Потом, – как сказал Пушкин, – дай мне что-нибудь из Моцарта.

Мне – в отличие от Алана Тьюрига – надо отгадать с помощью одной из вас:

– Код Жизни.

– Вот и придумай, как остановить меня чуть раньше, чем упадешь без сил.

– За борт?

– Если он есть, то несомненно.

И тут же понял, что я – нет, не за бортом, а на борту того корабля, который хотят захватить немцы и тут вездесущие. Но как перейти к сражению с ними, если выйти из секса:

– С Ней – не удается.

Решил узнать:

– Ты вездесущая? Ибо уже довольно давно хочу уйти, но не могу.

– Прошу тебя, на нас вышли немцы, которых мы ищем.

– Раньше нас? – спросила не разгибаясь.

– Прочитай Декамерон и узнай, как надо расставаться с монашками, когда они привязаны к вам более, чем крепко.

– Надо позвать настоятельницу.

– Боюсь, от нее уже не уйти. Кстати, кто сегодня дежурит на Зиккурате?

– Я не местная – честно – не знаю.

– Надеюсь, ты не богиня?

– По крайней мере, не из царства мертвых.

Вздохнул облегченно.

– По крайней мере, ты знаешь разницу.

– По сравнению с обычными людьми? Да.

Ужаснулся:

– Она не человек, конечно.

Но и не Ангел – как минимум, скорее всего.

Скорее всего, сожрет, если больше не смогу. Вот зараза – не ожидал!

– Ты больше любишь трахаться, или есть людей? – спросил.

– Здесь уже нет людей.

– Только суслики?

– Не знаю даже, что тебе ответить, то ли, да, то ли наоборот.

– Вполне можно ничего не замечать?

Несколько дней ходил за ней настолько привязанный, что заскучал.

– Пойдем сюда, поедем туда, – нельзя же так принуждать?

– Почему? – неожиданно спросила.

И тут же добавила:

– Скорее всего, в тебе еще есть что-то более-менее человеческое.

– Дальше больше будет истребляться?

– Думаю, дальше тебя не пустят просто.

– Просто так?

– Ты не можешь приблизиться еще больше.

– Больше того, что есть сейчас?

– Было вчера.

– Ась?

И оставила меня во вчерашнем дне без права пересечения этой границы для трахтенберга, – неужели:

– С кем-либо?

– Не думаю, что это инъекция правды, ибо тяжеловато будет.

Пощупал, как Владимир Высоцкий мускулы и даже снял для верности пиджак, – стоит ли:

– Идти на Вы?

Буду собирать грибы-ягоды в лесу, жить хорошо. Но вот то, что, скорее всего, как всегда:

– Так заныло, что приуныло.

Ее уже и след простыл, а стало жалко.

Решил разобраться, чего, – собственно? Научить трахаться, в принципе, можно любого, – если иметь в виду даже, что это она меня учила, а я только поддавался.

Нарочно – чтобы не спешить быстро думать – сделал из коры дуба и некоторых его веток такую Бабу Ягу – любоваться не:

– Не надо есть.

С какой стороны ее трахать – решил подумать только завтра утром, ибо на ночь:

– Можно не остановиться?

Проверил, взял ли с собой Чашу Грааля – Воображаемый разговор с Александром 1, – оказалось:

– Тута.

Когда Макферсон издал Стихотворения Оссиана, – как подтверждающий результаты первого опыта, – пока:

– Искать специально не стал, чтобы даже саму работу моего ума-разума, – не успели перевести на такой древнееврейский:

– Сам потом диву дамся, что нич-чего не могу понять.

Парадокс:

– Правда сложней, чем простая искренность.

Именно:

– Ждать у моря погоды, – хотя это и возбраняется.

На всякий случай проверил, могу ли идти дальше? Оказалось – как и думал – не могу.

Следовательно, даже спуск в А-Де для меня заперли.

Разозлился и ляпнул во всё горло:

– Хрен с вами, я остаюсь не только просто так, но и назло всем вернусь наверх!

Тишина, но с косами пока не появилось никого. Думал для возврата нет возможности – оказалось, никто не додумался, что найдется хоть один хомо сапиенс, который соблазнится жизнью на уже безвидной Земле. Но очевидно и обратное:

– Эта нимфеточно -образная гусыня не просто так ради только своей блажи не пропустила меня дальше. Хочет – скорее всего – вернуть с Земли что-то, кого мы забыли.

За кого я отдам Это?

– За любую из моих подруг, разумеется.

Вряд ли кто успел это подслушать, а догадаться и так – без моих советов – могли.

Начал подниматься вверх с уверенностью, что все последуют за мной. Но и оглядываться:

– Пруцца ли, – не решился.

Вышел поверхность – ночь. Кабаки, как не работали после одиннадцати – так, скорее всего, до часу ночи можно напиться только на Арбате. С другой стороны:

– Ну, кто пьет под А-Де?

И, честно, даже на радостях – не то, что не хочу, но и против категорически.

Тем не менее, понял, что я на Земле:

– Подбежала моя собака Джеки – немецкий Цвергшнауцер, и напомнил с – нет, скорее всего, – без улыбки, чтобы быть не только просто так:

– Кто куда, а я, как всегда, один в сберкассу, – но:

– Обязательно надо предупредить:

– Вы, сэр, тоже со мной.

Вспомнил это именно земное притяжение противоречием:

– Не кто куда, а я в сберкассу, а именно идем туда всегда вместе!

Именно этот закон есть первый закон Шопенгауэра – все остальные идут только после.

Нельзя идти вместе с другом, чтобы он пёрся, как только для мебели сзади. Или шнырял сбоку где-то впереди.

Пока был виден только Джеки.

Моя черная, кудрявая блондинка. Ибо черное и белое всегда рядом автоматически.

Попросил его:

– Пока больше не теряйся.

Прошли вместе по Арбату – никого.

– Чисто? – переспросил он.

– Может быть, все спрятались? – спросил.

– Куда, сэр? – прориторичил он.

– Здесь другая видимость, – предположил.

– Они нас видят – мы их – нет?

– Не уверен, что они нас видят.

Зашли в ресторан Арбат, где пели песню про такую диковинною Жемчужину у Моря, что дай бог каждому иметь ее, но не здесь и даже не в Одессе или Ялте, – а:

– На строительстве – покраске Лебединского горно-обогатительного комбината.

– Только чистым суриком? – спросил он, но так как была намного ближе к тому, чтобы быть с именем, то и попросила:

– Зови меня просто Джеки.

– Без поющего ветра?

– Не будем смущать музыкантов Арбата их сомнительного качества искусством.

– Плохо поют?

– Не смогли даже исполнить Мурку по-морскому.

– Хочешь, я тебе спою, Ах Жемчужину?

– У моря?

– Не без этого, хотя купаться в этой мутной жиже не вижу даже незначительного смысла. Тем более, я без купальника.

Решил особо не беспокоиться, если здесь есть живые люди – сами попросят назначить встречу.

Расположился с двумя телками на берегу, а вокруг никого. Только в отдалении, но пешком дойти можно за полчаса, даже намного раньше, если бежать бегом, или идти небыстро, чтобы думать, не только о том, как это было, но главным образом:

– Будет прямо сейчас.

Они прошлись по мне, как куклы, но, разумеется, не Барби. Главное, что не заметили. Более того:

– Всегда считали – это их дом на два этажа с мансардой вместо третьего.

И – как всегда – мечта детства:

– Это мой дом, так как в нем, – нет, не жила, а всегда и даже до сих пор, – имеет свой бельэтаж Агата Кристи.

Вот, что значит:

– Самому не исправить себя? – как было нацарапано в последний момент на Розетском Камне.

Это значит, что исправление произойдет сразу же, как только вы:

– Повторите Это про себя.

Эта черта у вас есть, и она неисправима – ни-ког-да. Имеется в виду, своими силами.

Не надо говорить, что будете и дальше так же поступать, – как советовал Владимир Высоцкий, не надо петь даже ласково, что:

– Я Так больше делать Никогда не буду!

Просто признайте до степени подъема волос в их перпендикулярном направлении:

– Я вчера-позавчера сказал кассирше в П-ке, что не знаю точно, какие это яблоки: просто сезонные или просто соспели по сезону, как уже заранее:

– Сортовые.

Ибо, ибо, ибо:

– Я так делать больше не буду, – пойдет для истории Блудного Сына, которую Пушкин в роли Станционного Смотрителя, а также и его гостя гусара Минского. Исполнил.

Ибо правильно, да:

– И дальше буду также поступать, – как и постулировал В. Высоцкий, – так как признаю, господи, свою слабость, но и понимаю заодно:

– Она дана мне Богом еще тогда, когда и я – дорогие мои – был не только на Земле, но и на:

– Небе, – где и получил в награду на будущую дорогу этот мешок с радости в виде вот этого заведомого:

– Неумения отличить сортовые яблоки от обычных, почти дикорастущих для простого народа в этих П-ах.

Ибо Мешок Блудного Сына до отказа набит именно НЕДОСТАТКАМИ. Победить, которые – априори – сам человек Не может. Но может признать:

– Их у себя существование.

Так как сам выбирал на Небе:

– Что из Них взять себе получше.

Как-то:

– Яблоки Сезонные с Рояль-эм.

Или, например, закупил намедни Трехуровневых, – как:

– Просили, – а сетуют:

– Слишком мало достаточно натуральные.

– Простите, мем-ы, я считаю искусственные материалы лучше допотопного хлопка шестого с половиной сорта.

Они:

– В плач, – ни дерьмом, ни с дерьмом трахаться больше никогда не будем.

Как графиня Пушкина после ссоры со своим мужем – управляющим:

– Лег спать прямо в ресторане Седьмое Небо – на Останкинской Телебашне, под одним из столов её ресторана, ибо купил билет за семь рублей, – а:

– Доесть всё вовремя – так и не смог, хотя и успевал так-то, но помешал секс с поварихой, красоты такой непомерной, что, наверное, была самой заведующей, пред сном заплетающей ленты в такие косы:

– Запутаться можно, как между Пенелопой и её Служанкой, – тоже с большой буквы, так как они уже неоднократно менялись местами:

– Постоянно.

Передали сообщение, что надо создать Пятницу, и решил, что я уже его выполнил, но не по путеводителю Даниэля Дефо и не с помощью даже Владимира Высоцкого, нам тоже уже не так близкого, когда в роли этого Пятницы катался на Вачу за золотишком, чтобы:

– Пригласить женщину в купе, – я:

– Постеснялся.

Ибо вошла, легла.

Лежит на соседней – как я – полке, а толку никакого. Не могу пошевелиться. Как и Высоцкий решил:

– Я не мертвый.

Она – похоже – ей была. Так-то понять можно, что среди нас не так мало мертвых, как кажется, ибо ходят, ездят по юг-ам, как Аркадий Райкин, – а:

– Лошади до такой степени всё также не строевые, что только и можно, что сдать в макулатуру.

Сюда, следовательно, взяли с приемного пункта.

Как специально и даже назло:

– Только хочу сказать что-нибудь занимательно-сексуальное – в дверь рвутся, как занимали очередь:

– Еще раньше, чем я.

Препятствия такие безусловно большие, что решил:

– Значит так надо, – точнее, наоборот:

– Мне ничего, как обычно не надо.

Как и завещал Михаил Булгаков:

– Сами припрутся, чтобы взять последнее, а у вас – к счастию – уже, как и почти всегда – ничего не будет с собой.

Эта телка ехала явно не по моему делу. Но упрямство – признак тупости – притащило ее сначала в тамбур, потом на крышу вагона – чему она так долго не могла поверить, что отказалась и сопротивляться, – со словами:

– Вы не сможете достать меня оттуда сюда.

Но и не удивилась.

Не знаю, откажусь ли, если еще раз придет.

Решил, что:

– Решил найти ту, которую еще не знаю.

Чтобы вопрос:

– Мы с вами где-то встречались, – завершился – нет, не хэппи-эндом, а вот именно просто так:

– Думаю еще встретимся.

И спасибо, что не заставили меня делать то, что надо, но не очень хочется.

Уверен, что и Робинзон Крузо придумал эту историю о своем затонувшем корабле только для того, чтобы побыть одному. Ибо перестал понимать, что делать дальше в жизни. Здесь говорят, что жизни нет, но я – уверен – замечал. Хотя потихоньку начинаю забывать.

Данте терял ли хоть когда Вергилия?

Скорее всего, только тогда, когда сам им становился. Утром решил сделать просто:

– Заказал остров – точь-в-точь, как у Робинзона Крузо, – и, когда проснулся уже:

– Было.

Останусь здесь, и даже ниже уровня воды спускаться не буду. Хорошо, что ножа нет, так как на провокацию, что за ним надо нырять в воду:

– Для меня не существует.

Мужика даже не очень здоровенного – тоже – не стоит ставить на вопрос:

– Иметь или не иметь, – ибо я и так себя ношу с собой, – именно вот на такой случай.

Ужаснулся, когда увидел Маркизу, ибо и после непробудного сна не хочу видеть эту почти с детства закоренелую проститутку. Ибо какую надо иметь энергию перевернутого снизу вверх сознания, чтобы каждые день шляться по гостинице, и стучаться в двери:

– Очень нравиться?

Я ей сказал:

– Ты похожа на Маркизу де Помпадур в старости.

Которая наступает у проституток почти только на пенсии. Ибо никогда в жизни ничего другого она не только не умела, но и вот что поразительно:

– Не желала!

Как и не в Ши-Ра живет до сих пор.

Чтобы не забыть, что хочу чего-то понять, посмотрел на выбор на три дома:

– Шекспира, где у очень уж томно скрипела кровать, Сэлинджера, где он не очень любил свою, – скорее всего, – не любовницу, а робота, заряженного только на жизнь видимую, – потому и:

– Хорошую.

Они уличали в себе жизнь потому вечную, что она была невидима.

– Третий? – она почему-то запомнила нить моих происшествий.

Тот, кто назвал адом:

– Острова в Океане.

– Эрнест Хемингуэй.

– Ты знала?

– Нет, прочитала надпись на твоей стене.

Даже не обернулся, так как здесь все стены были исписаны – как верил и Венедикт Ерофеев – именами его честных героев.

Следовательно, музыка Моцарта – это именно неофициальная ее трактовка, – при дворе:

– Априори неиспользуемая.

– Что это значит? – спросила она, и сыграла, как тогда какую-то А-пас-сио-нат-ку.

Бад Вэй:

– Понимаю, уже уходишь, – опередил ее, не имея наваждения опять остаться одному.

– Понимаешь, – ответила, – я при всем желании не только не могу, но и не умею даже трахаться за бесплатно.

– Что делать?

– Пойди, поймай какого-нибудь медведя, сделай из него шкуру, не убивая заранее, принеси мне – я возьму.

– Это уже само по себе такой трахтенберг, что после не захочется.

– Может быть, в долг?

– Потом уже не сможешь отработать, ибо я постепенно наращиваю желания клиента, что и отвязаться от моего равнодушия никто уже не может.

– Я смог.

– Ты, да, ибо и не знал, что вас ждет, сэр.