Звезда Декаданса

– Однако! – вырвалось у Алекса. – Он просто провидец!

Странное состояние духа глухо кольнуло его в самое сердце, возбуждение начало нарастать и тревожить беспричинным желанием: «Скорей!» В голове начали проноситься бесчисленные образы всего одной женщины – маркизы. Все невольно возникающие мысли были о ней.

Алекс замер в прострации, растворяясь сознанием в невыразимом волнении. Он собирал растерянные во снах воспоминания, вновь терял их и находил снова. Неизведанная бездна пробуждалась в его задумчивой душе и искала, отчаянно искала свет своего Ангела. Он почувствовал пустоту и бессмысленность, какую-то мучительную беспомощность происходящего.

Бесконечный поток одиночества мешал ему сосредоточиться и вырваться из когтей этого испытания.

***

Любовные гимны отражаются в сияющих звуках звёздного сада. Струится загадочный сон, поют лунные птицы, наполняя эфир восхитительными аккордами мечты. Блестящие грёзы свернулись в неожиданные листы ночей, прозвучала и закончилась немая пьеса, и за бледной вуалью окна зашептал мглистый тростник синих теней, обнимающих безбрежной лентой пробуждения.

Милан, Италия, 1901 год

Из Парижа супруги вернулись в родовое имение Камилло Казати Стампа ди Сончино, палаццо шестнадцатого века в городке Чинизелло-Бальсамо в Ломбардии.

Путешествия продолжились, но теперь уже на новеньком приобретённом автомобиле марки Mercedes 35 PS с четырёхцилиндровым двигателем и стильной внешностью. Супруги часто бывали в гостях и принимали у себя. У Луизы стал расширяться круг знакомых, известных в Милане лиц, аристократов и промышленников, семейств Сфорца, Висконти ди Модроне, д’Эсте, Орсини и других знатных фамилий.

Она увлеклась модным оккультизмом и стала собирать книги по эзотерическим знаниям. В промежутках между переездами из дома в дом, из поместья в поместье и обратно она просиживала в библиотеке, много читала. Увлечение спиритическими сеансами было повсеместно, всем хотелось узнать зыбкие линии будущего.

На вилле «Сан-Мартино» в Аркоре, в окрестностях родового замка, Камилло держал великолепные конюшни, и они с Луизой часто были на лошадях. Осенью муж был увлечён охотой, нередко отсутствуя дома, – Луиза просвещалась в светских занятиях, устраивала приёмы и дерзала в магических ритуалах, обогащая свой маленький опыт. Зимой они кружили по Швейцарии на автомобиле, меняя гостиницы и свои впечатления.

Год любви пролетел незаметно, и пятнадцатого июля 1901 года в семье Казати родилась маленькая Кристина, получившая своё имя в честь княгини Бельджойзо – Кристины Тривульцио, загадочной и таинственной женщины, кумира итальянских романтиков начала девятнадцатого века, бледной и очаровательной красавицы, излучающей магическую тайну необъяснимого.

Молодое светское общество Луизы и Камилло, увлечённое магией, находило большое и потрясающее сходство маркизы и княгини.

Это льстило Луизе, ведь она сильно отличалась от всех, и ей нужны были могучие точки опоры, чтобы проявить свою индивидуальность, спящую внутри её существа и желающую яркого проявления.

Став матерью, Луиза почувствовала свою женскую силу и очарование. Она изящно склонялась над колыбелью дочери, касаясь хрупкого создания своими великолепными кружевами, шёлком и нитями жемчуга, совсем как в её собственных воспоминаниях это делала её мать, и дрожала от удовольствия и прилива нежных чувств, целуя маленького ангела невинности, скрытого под многослойным кружевом его пёрышек.

***

В ночных садах свиданий сверкает назначением сень белоснежных кустов жасмина. Альков любовной радости наполнен ожиданием встреч, и сердце бьётся в нежности лунных зеркал, оживляя сияющей дорожкой тёмные воды ночей. Вдоль пустынного берега скрытых чувств скользит южный ветер надежды, собраны звёзды призрачных рос, падающих влажными хрустальными кристаллами любви. Заветный гимн влюблённых звучит из светлых окон таинственной бездны мечты в божественных лучах беспредельности.

Нью-Йорк – Венеция, наше время. В самолёте

Над густыми облаками, нависшими над землёй, Алекс много писал.

В какой-то момент он незаметно отключился, и его сознание в одиночестве забродило в странной мгле призрачных представлений, цепляясь за выступающие острова прошлого, и он начал медленно распутывать этот затейливый клубок бессознательного, вытягивающий из сердца жизненную ветвь неведомого.

***

Мерцают осторожностью удивлённые глаза беспомощности, отражая совершенный мир любви на восторженных крыльях ресниц созерцания. Мечтательный огонь озарения пробуждает в тонких лабиринтах смущённого сердца острые грани значений грядущих событий. Бесцветные кристаллы потерь осыпаются печальной слезой покорности, оставляя пыльный слой сожаления.

Вдруг внезапно произошло какое-то движение. Голова Алекса упала ему на грудь: он вздрогнул и открыл глаза. Гул мотора напомнил, где он. В атмосфере салона тонкой змейкой струился аромат мускуса и пачули. Алекса затошнило, он обернулся и заметил лишь тонкое облако дрожащих шелков, скрывшихся за шторкой, где находятся стюардессы.

Разносили напитки. Взяв аперитив, он почти залпом выпил и снова закрыл глаза, погружаясь в пространство подсознания.

***

Мчится золотая колесница мгновений, раскрывая лазурный купол любви. В изумрудной листве поют птицы наслаждения, и беспощадные желания ищут в синих облаках небесную жрицу страсти. Возносится трепетная мольба о счастье, открывая туманные двери неизвестности, и слышен чудесный хор одержимо-далёкой музыки воображения. Изнемогая, звучит аккорд робкой нежности, и льётся на нетерпеливое сердце сладкий фимиам излучений.

Милан, Италия, 1904 год

В жизни Луизы стали происходить скучные и неинтересные вещи, выступили на передний план обязанности и семейные ритуалы. Упоительное торжество семейной жизнью отступило в глубину тихих старинных сводов фамильного замка маркиза, и застигнутое врасплох сердце зароптало, заплакало от соприкосновения с бытом, подрывая мужество, покоящееся на сияющих лаврах близкого человека.

Всё рушится, и во всех незначительных подробностях исчезающего чувства, ещё преображающегося фантазией игры, рождается многомерная пустота, не заполненная воздушными грёзами.

Мелькают материальные призраки реальности, занимая лучшие места в сознании, сея противоречия двойственности, неопределённости и незаконченности. Непринуждённые пустяки, кружащие, словно стайка чёрно-белых сорок, трещат и заполняют загадочное пространство любви, обворовывая сердце, а узорное переплетение страсти и пристрастий вырастают в ленивую тень мысли и становятся непостижимыми – растёт уродливое чудовище собственного непонимания, сплетая прозрачные ленты раздражения и безразличия, нарушая тончайшую гармонию и зыбкое равновесие души.

Находясь в библиотеке, а это целый отдельный мир, откуда с трудом вырываешься к физическому благополучию изменчивого мира, теряя свою независимость в сложности и неопределённости бытия, Луиза склонилась над книгой маркиза Станислава де Гуайта (1861—1897, французский поэт, специалист эзотерики, каббалы и европейского мистицизма) «Змей книги бытия», вышедшей в свет в третьем издании 1894 года.

«Чего же ты ждёшь? Отступить невозможно. Тебе нужно выбрать свою дорогу сквозь лабиринт…» – читала она, и мысли её текли тягучей, восприимчивой волной по изящным деревянным пилястрам, увенчанным золочёными резными капителями обширного храма знаний.

«Ужасная, скрытая Вещь…», «Силы великого жизненного принципа», «Триединый мир мышления, ощущения и чувственности». «Да, выражать себя – это трудная дорога, – думала Луиза. – Как не солгать самой себе?»

В задумчивости она посмотрела в окно и почти сразу услышала гулкое эхо шагов по мраморному полу коридора. Вошёл Камилло, подойдя к жене, привычным движением обнял и поцеловал её.

– Я до «Сан-Мартино», вернусь к вечеру, – безразличным тоном сообщил он. Луиза встрепенулась.

– Не хочу оставаться одна, сегодня у нас нет приёма гостей. Я поеду с тобой! – быстро промолвила она, не давая мужу шанса на возражение.

– Будет сугубо мужская компания, – всё равно вставил Камилло.

– Я еду! Уже бегу собираться!

– Что ж… – Витиеватые мысли полезли в его голову и закружились, словно бледные мотыльки в прохладные дни ранней осени продолжали наслаждаться светлым золотом застывшей природы, отличаясь большой гибкостью и обречённым постоянством лёгкого существования.

Робкая в своём сне, душа его приняла обычную форму и не стала формулировать никаких заявлений ни за, ни против.

Условности не терзали его разум, он не хотел ни на чём настаивать, любые путаницы и неразбериха просто отталкивали его от непостижимой основательности самого себя.

Заниматься подозрительным позёрством и учитывать многочисленные побуждения человеческого характера, сострадая и делая невольные уступки обычаю или традициям, не вызывали в его душе состояния смутной неизбежности или непредсказуемости. Нет. Он существовал сам в себе и в своём горделивом достоинстве постоянного перехода от чужих фантазий к своим дивным прериям. Упорядоченная свобода не представлялась ему презрительным ограничением, и собственные мысли он не подвергал насмешкам. Ревнивая самонадеянность церемонно приземлилась в его сердце, предпочитая найти внутренний авторитет, сладкая музыка которого не осуждала его. Некоторая стремительность и явная решимость Луизы поражала его своей активной энергией побуждения, и он соглашался с ней, находя в себе силы на равновесие и новые открытия. Изменчивая природа жизни диктовала свои правила поведения и этикета, с которыми Камилло соглашался без излишней утончённости, не отгораживаясь от бесконечных привычек, – он не опасался эксцентричности и получал удовольствие от близости и общения с женой. Её светские знакомства, чтение и занятия оккультизмом, с которым он также был знаком, создавали между ними абстрактное пространство соприкосновения с удивительной тайной, и это ему льстило.

– Что ж… – пробормотал он ещё раз и вышел из библиотеки вслед за Луизой. Он ждал её у парадных дверей. Её затянутый в шоколадный шёлк силуэт мелькнул сначала под аркой балкона, а затем совершенно неожиданно пролетел изящной молодой горлицей через портик совершенно с другой стороны.

Нависшее пышными облаками небо просветлело, и засверкало ослепительное золото лучей – Луиза всё делала молниеносно, вот и теперь она выходила совершенно готовой к конной прогулке: само очарование и грация!

Супружеская пара прогарцевала вокруг фонтана и дальше, уже за воротами, стремительно понеслась к полям, постепенно превращаясь в маленькие фигуры, исчезающие на горизонте.

***

Фальшивый аккорд печалит сердце любви, тревожна лира разлук. Неслышные шаги грусти исчезают на потемневших ступенях разочарования, оставляя долгий стон порвавшейся струны. Серебристые звуки сумрака протягивают невидимые щупальца, и боль оставляет свой жестокий след.

Нью-Йорк – Венеция, наше время

Самолёт резко накренился набок, и от этого притяжения Алекс вновь открыл глаза.

Внизу, за стеклом иллюминатора, зияло чёрное крыло вечности, раздробленное тысячью маленьких огней где-то там, в её необъятном зёве, где проносится чудовищная ликующая тень дышащего своей жизнью, словно одинокий бессмертный орёл, самолёта.

Торжественная красота высоты тянула, манила сознание к себе, в своё дикое лоно неизвестности и одиночества.

Алекс попытался собрать разрозненные впечатлением мысли, но неистовые идеи начали подстерегать его чувства, усыплять тайной волной восторга бессознательного.

Вот камни распутья: неведомая загадка движет его судьбой, он слышит отголоски ненайденного решения, погружённые в спираль страсти, он исчезает, растворяется в свершениях и пламенеет в грядущем. Золотые пески рассыпаются, изнуряя раскалённым жаром жестоких мук, прерывистые узоры беглых строк его воображения проносятся над лучистой рекой любви, распутывая кровавые узлы упорной алчбы, погружаясь в поту изнеможенья в водоворот тёмного вихря чужой судьбы.

***

Пламенное имя сияет в беспредельных сетях лучезарных желаний, обретая божественный образ призрачной Лауры, несущейся сквозь канитель вечности, где мелькает тень бесконечных поколений бесценным сокровищем счастливой обители. Манит сознание высокий блаженный обелиск недостигнутых художественных форм, открывая туманный пьедестал странностью встреч.

Сумрак суровых разлук, тлеющий звёздными свечами, уплывает в сияющем, умащённом цветками роз ложе, которое раскачивает Зефир сладких грёз.

Вилла «Сан-Мартино», Италия, 1904 год

В Аркоре, на вилле семейства Казати «Сан-Мартино», собралась небольшая группа любителей верховой езды.

Компания действительно была мужская, все поприветствовали супругов. Маркиз представил жену – среди трёх его друзей был один незнакомец, Луиза его видела впервые.

– Габриеле д'Аннунцио, – возвестил её муж, – писатель и поэт. – Мужчина элегантно склонился и, глядя в её изумрудные глаза, как на дикие вересковые долины, поцеловал её тонкие, стянутые перчаткой из мягчайшей кожи пальчики руки.

Странное волнение пронзило и пробежало по всему телу Луизы острой колючкой.

Внешность его не производила особого впечатления, но глаза, которые цепко впились в неё, притягивали к себе, они как будто начали исследовать её и молча задавать свои нескромные вопросы, которые она так остро ощутила раскалёнными иглами.

Поэт был невысокого роста, это сразу угадывалось, средних лет – около сорока, решила Луиза, и из таинственных глубин сознания у неё начали возникать неожиданные мысли, поразившие её сердце.

Кажется, он угадал приватный ход возникших образов, и его губы слегка тронула понимающая улыбка, нет, не улыбка – это была… Она не нашла слов.

Он преобразился и пустил лошадь рядом.

– Пусть пышность слов меня зачаровала,

Но стих Петрарки вспомнился мне вдруг —

Прекрасная, как некий светлый дух,

Она цветы в беседе разбирала,

И думал я: – Вот образ Красоты!

«Она слова дарила и цветы!» – начал Габриеле.

– Розы алы, словно пламя,

Над шипами, —

Но Амур взрастил другие,

Дав блюсти чете румяной,

Под охраной

Зубы – перлы дорогие, – не растерялась Луиза, процитировав Габриэлло Кьябрера (1552—1638), итальянского поэта эпохи барокко.

«Образованна, – подумал д'Аннунцио, – с ней будет интересно». «Он притягивает внимание, будет не скучно», – решила Луиза.

***

Растворяются незримые алмазы счастливых глаз в ласковой нежности сверкающих звёзд, молчаливо ожидая сияющий взгляд лунных отражений в ночных долинах чудесных грёз, где терпеливые уста любви ждут свой неповторимый поцелуй. Опущен мечтательный шлейф зеркальных игр на восточный ковёр метаморфоз, вышитый золотыми цветами наслаждения. Сверкают стразы загадочного гиацинта в продолжительной сакральной песне скрытых желаний.

Чинизелло-Бальсамо, Ломбардия, Италия

Через несколько дней поэт и писатель Габриеле д'Аннунцио был приглашён в родовой замок Казати на обед.

Маркиз решил: «Пусть Луиза развлекается, я займусь охотой. Этот писатель – интеллектуал, любит искусство и музыку, много знает, сам пишет – супруге будет с ним интересно, а скучать она не любит – правда, ходят слухи, что он ловелас, дамский угодник… Хм… Посмотрим».

***

Мысленные крылья красоты поднимаются над дорогим цветком гиацинтовых ночей и мчатся к чистым звёздам пленительного озарения в бликах света, наслаждаясь святыми веригами любви. Чёрные глаза вселенной хранят в особых глубинах символ скрытого завета, и спасительный сон переливается немым многоцветным пением лунных птиц.

Млечный Змий поднимается серпантином хрустальных звёзд, истекая земной росой, пряча на далёких вершинах мечты ключи обетованного счастья.

Во время приёма Габриеле, рафинированный интеллектуал, привыкший к роскоши, изысканному вкусу, воспевающий красоту ради красоты, играя судьбой и событиями, как это делают талантливые актёры, упиваясь своей откровенностью, в доме маркиза практически потерял дар речи, настолько его поразила тягучая монументальность и медлительность всего, что происходило вокруг.

Тень лёгкой прохлады коснулась его сердца. Но вот появляется Луиза, и мир вокруг преображается: всё становится ярче, вкусней, динамичней. Маркиза тут же занялась новым гостем, и поэт отдал ей должное.

***

Притяжение душ отражается в зеркалах счастья блаженством цветущего сада, наполненного сладким ароматом драгоценных цветов и пением небесных птиц в яркой облачной вуали. Ласковый поцелуй летит с движением влюблённых уст, унося тайный взгляд бессильных ночей звёздной росой утоления. Тонкие нити ожерелий исчезают в сияющем блеске рассвета, и яд проникновения сплетает млечный венок хрупких чувств на запястьях объятий.

Тема искусства сделала их единомышленниками. Восхищаясь Леонардо да Винчи, Тицианом, Рафаэлем, Микеланджело – художниками Высокого и Позднего Возрождения, – Габриеле виртуозно перевёл тему на современную литературу и заинтересовал Луизу своим творчеством, обещая привезти ей нашумевшие романы.

Он поведал ей, что успех его пьесы «Дочь Йорио», состоявшейся недавно в этом году, – целиком заслуга талантливой итальянской актрисы Элеоноры Дузе – они были страстными любовниками на протяжении многих лет в едином служении искусству.

– Элеонора – божественная дива, которую я боготворил всем своим сердцем, – говорил Габриеле. – Она муза тайного искусства усложнённой пластики, богатой драматизма и острого чувства одиночества в сочетании с виртуозной техникой сценического перевоплощения. Женское обаяние сочетается в ней с вдохновенной импровизацией, создающей иллюзию простоты и человечности в образе каждой из героинь, сыгранных ей на подмостках Италии, Франции, США, Южной Америки, Российской империи. Я вдохновлялся ей, когда писал роман «Пламя». Кстати, она родилась в Ломбардии, – добавил поэт.

Луиза хорошо понимала тайный смысл рассказанной и доверенной её сердцу истории, она взглянула на д'Аннунцио глазами соучастницы и отмела в сторону весь светский мусор, которым было окружено известное, но скандальное имя Габриеле, драматурга событий и ярких сцен жизни. Химеры и сфинксы мучительной меланхолии, страстей и порока, услаждение собственными чувствами, доведёнными до экстаза, как зеркало, являли его сложную жизнь. И он создавал её, как создаётся произведение искусства.

У Луизы загорелись глаза, ей вдруг захотелось стать ярким, великолепным отражением таинственного мира искусства, ведь этот мир был главным в её сознании.

***

Лунная тень мечты исчезает в мрачных садах отцветающих роз, сгорает непослушный змей любви, оставляя печальный след горящего сердца.

Цветы сна мучают видениями воспоминаний, кружась в тонких гранях мятежной колесницы, отдавая радость встречи и боль расставаний грустным птицам ночного призрака. Летит вуаль кровавого дыханья, растёт скорбь прощаний, но запах соблазна хранит воздушный поцелуй.

Глава 3

Венеция, Италия, наше время

Самолёт сделал небольшой круг и начал снижение.

Аэропорт Марко Поло – один из крупнейших в Италии, расположен около городка Тессера и носит своё название в честь известного венецианского путешественника Марко Поло, который считается европейским первооткрывателем Китая.

Современный пассажирский терминал был открыт в 2002 году, это своего рода великолепный дизайнерский городок. Добраться из него до Венеции очень легко и по воде, и по суше. Все средства автотранспорта обязательно останавливаются на Пьяццале Рома, самой традиционной площади Венеции, откуда можно добраться до отеля в историческом центре или на площади Сан-Марко.

Перед взором Алекса открылся сияющий вид на Венецианскую лагуну, состоящую из 118 островов Адриатического моря, невероятное сочетание лабиринта улиц, каналов и множества мостов с изящной архитектурой роскошных палаццо и грандиозных базилик.

Сердце его невольно замерло от восхищения.

***

Рассеиваются бесконечные взоры ночных теней и энергий, стремящихся к потерянным пространствам радости. Печальные камни созерцания задумчиво склоняются в облачных фресках, соперничают с безудержным пламенем восприятия. Весёлые и гордые знаки вечности, сквозь неуловимый призрак которой готовится жертвенный танец звёздной арабески, явленной неустанными ночными песнями влюблённых лун, меняющих образное кольцо на животворящих стенах времени с мысленным гонцом счастливых иллюзий и сердечным томлением, вновь и вновь наполняют чашу повторений.

Алекс решил воспользоваться водным такси.

Пока он спускался по длинному тоннелю с прекрасным декором, где взор его скользил вдоль анфилады арок, словно вытянувшегося освещённого лунным светом дворца дожей, его высокую, утомлённую длительным перелётом фигуру обогнал женский силуэт в прозрачном облаке чёрного шёлка. В лицо ударил аромат пачули и пряностей. Алекс качнулся.

«Что это? Меня преследует мираж?» – он продолжал медленно спускаться к воде. У маленькой площадки пристани покачивалась лодка, которую занимала женщина в чёрном одеянии.

«Приплыли…» – многозначительно заключил Алекс. Его затошнило. От лодки отделилось мускулистое тело рулевого и направилось прямо к нему. Алекс остановился.

– Синьорина приглашает Вас в свою лодку, – сказал мужчина на итальянском языке и жестом показал на молодую женщину. – Prego! – И он замер в ожидании.

Алекс наклонил голову в знак согласия и прошёл в лодку. «Не будем сопротивляться событиям», – решил он.

Покачиваясь вместе с лодкой, он представился:

– Александр Портманн. Я путешествую, делаю заметки для книги. У меня забронирован номер в Hotel Londra Palace, Riva Degli Schiavoni – Castello 4171, недалеко от площади Сан-Марко.

Перед его глазами стояла молодая стройная девушка в чёрных очках и внимательно разглядывала его. Тень улыбки дрогнула на её бледных губах.

– Сара Байтранн, тоже путешествую, – мелодично произнесла она. – Вы писатель?

– Нет, что Вы, слишком громко сказано. Пока не написал ни одной книги, только собираюсь. – Алекс почувствовал неловкую паузу.

– Что ж, нам по пути. – Она села на скамью и жестом пригласила его сделать то же.

***

Фиалками нежных обещаний украшен тревожный венец любви, и лунный шёлк свиданий скользит в сердце изумрудными кольцами счастья. Безумный яд ночей терзает измученного гонца наслаждения, пронзая болью несбыточных желаний, переполняя чашу страсти звуками скрипки, поющей о затаённых мечтах. Дрожит река отчаяния, смеётся туманный взор лунных глаз, отражаясь в зыбких зеркалах вуалью обмана и упрёка. Горит феникс грусти в многомерных росах непонимания.

До набережной, на которой разместился отель, добирались недолго. Во время поездки Алекс прикрыл глаза, и, казалось, отдыхал, но мысли, самые разнообразные, не давали ему покоя: аромат духов, который окружал его плотным кольцом, – волновал.

«Она похожа на итальянку, – думал он, – но имя скорее еврейское, корни могут быть австрийскими… Или, может, она британка? Она независима, уверена в себе, но романтична. Утончённый вкус сквозит во всём её облике, и… роскошные волосы, с золотисто-медным оттенком, словно скопированные с полотна Сандро Боттичелли (1445—1510, итальянский живописец) «Рождение Венеры».

Да, шоколад, ваниль… – лёгкие волны Зефира кружат вокруг неё в крылатом танце обольщения. Тонкая фигура стянута прямой чёрной юбкой с кружевной отделкой, блузка – многослойно прозрачна, легка, как перо птицы! Лицо бледное, и… эти огромные очки от Dolce&Gabbana! Она их не сняла, не захотела открыть глаз – что-то скрывает. Определённо, в ней есть загадка! Да, тайна! Это мне уже знакомо. Есть ли какая-то связь? Мои миражи и та другая, таинственная женщина, ради которой я здесь», – размышлял Алекс.

Моторка остановилась у причала. Алекс поблагодарил и низко склонился перед новой знакомой. Сара Байтранн изящно улыбнулась бледно-перламутровым цветком своих губ и кивнула головой рассыпающихся, огненных на свету локонов. Ориентальная воздушная волна закачалась в атмосфере, сливаясь с игрой сверкающего золота солнца, восходящего над Венецией.

Алекс на мгновение застыл от восторга и внутреннего напряжения. «Да, – решил он, – это не конец дорожной истории».

«Я знаю боль и глубину страданья,

Когда в раздумьях опечален лик, —

Из сердца рвётся дикий странный крик,

В мольбе хранящий луч воспоминанья.

И там смущённые живут мечтанья,

Напоминая с грустью – страх велик,

Ведь яд в глаза печальные проник,

Где тень любви живёт из состраданья», – вспомнился ему отрывок из поэтических импровизаций русской Сары.