Полная версия:
Звезда Декаданса
Звезда Декаданса
Светлана Влади
Иллюстратор Светлана Влади
Графический дизайн Михаэль Иванов
Корректор Мария Черноок
© Светлана Влади, 2025
© Светлана Влади, иллюстрации, 2025
ISBN 978-5-0067-3782-2
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Звезда Декаданса
Роман-элегия
Глава 1
Красная Поляна, Россия, наше время
Запели лёгкие дымчатые скрипки, и густые волны медвяного воздуха поднялись на прозрачных крыльях хрустальной, обволакивающей теплом влажности. Сад желаний истомился зноем любви и задышал частыми легкомысленными вздохами новых ощущений. Прозрачная воздушная вуаль чувств закружила разноцветным мозаичным серпантином звуковых вибраций и с восторженным трепетом вселилась в драгоценную золотую ладью сердца. Оно удивлённо задрожало той уникальной осознанностью, с которой так страстно поглощается каждое новое волшебное путешествие взаимосвязей тончайших энергий и света, паруса красных лилий напряглись, и бальзамический мадригал продолжил своё королевское шествие сквозь густую молочную ленту кисейного змея. Сознание растворило приглушённые силуэты иллюзий, расправило свои непокорённые крылья и выдохнуло из себя ароматы притихших лугов и сладко журчащих рек, бессознательно зовущих своих легкомысленных почитателей. Космический мир природы шагнул в неслыханные перспективы блаженного и погрузился в страстное динамичное молчание тишины. Одухотворённые ветра затанцевали орфический танец любви, и она – проснулась.
Алекс сидел перед большим панорамным стеклом гостиной с выходом на просторный балкон и смотрел поверх своего ноутбука прямо перед собой, мысли его текли медленно и хаотично. Перед его взором открывался прекрасный горный пейзаж: лёгкая дымчатая вуаль облаков из лазурной дали недосягаемого плавно спускалась к зелёному бархату долины и магнетизировала взгляд, словно мощная кисть Архипа Куинджи (1843—1910), русского мастера пейзажной живописи, прошлась по ослепительному полотну ландшафта своей остротой восприятия. Пели птицы, всё жило, двигалось, изменялось ежесекундно. Непрерывные звуковые колебания за окном, ежеминутно меняясь, то поднимались к открытым дверям балкона, то, слегка ослабевая, удалялись, но проникали в комнату своим радостным сиянием и наполняли её мягкую атмосферу благоуханием свежих луговых цветов и диких трав. На белых стенах и полу играли заглянувшие через лёгкие шёлковые портьеры, расшитые крупным красным орнаментом, золотые солнечные лучи, создавая причудливый растительный узор, раскинувшийся живым подвижным ковром с танцующими арабесками.
В лугах многоцветных нектар из душистых и нежных цветов, и в пёстрой листве затерялся напиток волшебный богов; сладкий запах аниса в сон крадётся желанной тоской, венчает фиалками грёзы сам Морфей сакральной волной, таится в пустыне зелёной сверкающий лотос любви, и светится грусть над дорогой, и в складках бессонных огни.
Грудь Алекса наполнилась тревогой грустных воспоминаний. Кэт стояла перед его взором, и глаза её, порой такие рыжие, порой золотые, смеялись озорно и откровенно, сверкая ослепительным перламутровым белком, словно скрывая маленькие луны в таинственных садах души.
Прямые и упругие пряди её каштановых волос вздрагивали и тяжело раскачивались при каждом движении головы, напоминая причудливый рисунок арабески, и вспыхивали, и горели от попадающего на них солнечного света, сверкая разнообразными оттенками огненного излучения.
Фигура была стройна и изящна, грациозно-медлительна и соблазнительна: стройные ноги подчёркивали красивые округлости выше, тонкую талию и маленькую грудь.
Казалось, она хранит какой-то загадочный свет, который рождался в глубоких волнах её доброго сердца и безмятежно покачивался во внутренней колыбели царственного тела.
Бесконечная юность танцевала и пела с угадываемой чувственностью, и эти песни и танцы кружились, замирая в сердце Алекса маленькими птичками восторга и желания.
«Я потерял совершенство», – думал он, и неутешительные мысли заползали к нему в мозг неразрешимыми вопросами.
Весна завораживала, её многоликая картина раскрывалась ярким великолепием красок и плясала за окном воображения, словно экзотическая бабочка в танце над диковинно девственным цветком обольщения.
Делать ничего не хотелось, созидающая мысль находилась в сладостном заточении бездействия.
Магия природы торжествовала, одухотворяя собой всё, но её любовный алтарь ждал драгоценных изящных прикосновений чувственного тела и изысканного ума.
«Мираж?» – спрашивал себя молодой человек.
«Зыбкий парус иллюзий», – отвечал внутренний голос, изнемогая от ленивой усталости.
«Книга…» – и дальше все мысли растворялись в удивительных звуках живой жизни.
Некая интеллектуальная мысль, однажды бессовестно забравшись в тайные лабиринты сознания, начала нервно вспыхивать различными идеями и обволакивать легкомысленно-волшебным дымом творческий потенциал воображения, заставляя вновь и вновь возвращаться к скрытым вещам бессознательного.
Динамичное молчание растревожило робкую сущность скромного автора и, наконец, увлекло все его чувства в великую бездну перевоплощения. Настал трепетный момент неслыханных исканий, и тонкая флейта чувственных переживаний вылилась в строгий вопрос: «Быть или не быть?»
И самолюбивое эго тут же сказало: «Быть, мне это необходимо, мне нужно не только мучить и тревожить себя, но и раскачивать эмоциональные вибрации других! Если не сделать этого сейчас, то начнёт кровоточить загнанное в приватный угол сознание своего бездействия, а это уже не шуточные миазмы непокорённых иллюзий!»
Так, однажды отложенная идея не выдержит тишины внутренней кельи и будет стучаться в сознании с завидным постоянством множество раз, пока не откроется дверь её реализации.
«Прочь… прогуляться!» – наконец решил Алекс. Он встал, потянулся и прошёл по просторной светлой комнате, стены которой были украшены одним-единственным украшением – горящим драгоценным рубином. Это была картина в массивной золотой раме над изголовьем кровати, с живописной аллегорией сюжета времён Паоло Веронезе (1528—1588), итальянского живописца венецианской школы.
Алекс взял пачку сигарет. Достав одну, вышел на балкон. Закурил.
Небольшой домик, который он арендовал, легко и непринуждённо приютился на изумрудном шёлке пологого склона. Вокруг стояла массивной цепью внушительная стена живописных гор, отражаясь в быстрой говорливой реке, упорно и непрерывно бегущей вниз, к туманному облаку долины.
«Водоворот, я расслабился…» – подумал Алекс, продолжая свой выход в свет, выйдя из дома и спускаясь по узкой каменистой тропинке, вдоль синей ленты горной речушки.
Ему было двадцать семь лет.
Упрямый, жёсткий характер и твёрдая вера в свои силы вдохновляли его на подвиги достижения своих целей, он стремился к своей сияющей звезде, его не останавливали трудности и преграды, он учился восприятию сокровенных, таинственных границ сознательного, и жизнь давала ему свои шансы.
Философия действительности сочеталась у него с быстрым и утончённым умом, открывая сложные секреты слова, в уме бурлили новаторские идеи и ожидание триумфа.
Он был молод, и это великое преимущество раскрывало перед ним необыкновенный мир, который он стремился покорить.
Он жаждал познать тайны жизни. И был очень серьёзен.
Лёгкое настроение, охватившее Алекса, пока он спускался в долину, вдруг внезапно иссякло, он почувствовал вязкую усталость и неопределённо остановился. Вокруг кружилась бескрайняя тишина в дневном беспокойстве природы. Молодой человек оглянулся и, медленно присев на траву, зарылся в её пахучую сочность, закрыв глаза.
Серпантин цветных снов тает в прозрачном тумане пробуждения. Звёздный призрак счастья на гобеленах безмятежности раздвигает пространство земного маскарада, усыпляя сердце прекрасным томлением. Раскрываются хрустальные росы грёз перламутром сверкающих жемчугов, и капризная волна чувств поднимается штормовой стеной соблазна.
Отражённая тишина свиданий оставляет рисунок любви символом огненного сердца.
Он не помнил, сколько времени пролежал в медитации.
Вдруг, не открывая глаз, почувствовал очень лёгкое и влажное прикосновение вибраций, словно какое-то мягкое облако коснулось его фигуры и в своих прозрачных крыльях, плавно раскачивая мир грёз, как в колыбели, поплыло ввысь.
«Да так можно и уснуть», – подумал он и открыл глаза.
Картина, представшая его глазам, так удивила его, что он невольно вздрогнул: ландшафт совершенно изменился, и время суток, казалось, было совсем другое.
Загадочная тень укрывала всё пространство, и сквозь её синеву вырисовывались не совсем чёткие, но фантастические силуэты.
– Что это, мистификация? – спросил он самого себя, всматриваясь в нечто таинственное, поразившее его сознание, и он, приподнявшись на руках, сел.
Ничего не понимая, он ещё раз спросил:
– Где я?
Тёмные мятежные призраки скал плотно подступили к нему полукругом, образуя своеобразную таинственно-серебристую подкову. Откуда-то доносились звуки скрипки и виолончели: печально-роковое адажио тихо кружилось в воздухе.
Алексу показалось, что он чувствует чьё-то напряжённое дыхание. Он встал, оглянулся – перед его глазами заволновался в атмосфере лиловый сверкающий тюль. Молодой человек инстинктивно сделал движение, чтобы отодвинуть возникшую завесу, но рука его провалилась и исчезла. Невольно отдёрнув её, он замер на несколько секунд, подумав, в чём тут дело.
Музыка то приближалась, то отдалялась, заполняя тайной сложную картину молчаливого безмолвия. Появившись из неизвестности, забегали женские тени в прозрачных одеждах, надвигались и исчезали различные животные и странные птицы, ползли, скручивались и удалялись питоны, змеи, и наконец от тёмной стены скал отделилась тонкая стройная женская фигура в ореоле огненных волос и чёрном шёлке.
Она медленно двигалась, всматриваясь в пустоту, протянув свои тонкие и бледные руки; Алекс почувствовал, что женщина впилась в него взглядом, раскрывая свои нефритовые долины глаз в бесконечной безмерности. Притяжение было магическим.
Поэзию любви воспринимает только чувственное сердце, оно не боится открыться глубочайшим откровениям внутреннего сознания, прорываясь вперёд, не отступая ни на шаг от своих завоеваний. Зеркало отражённых восприятий наполняется сиянием вселенной, которая является могучим источником всех излучений. Свет любви заполняет серебряные и золотые сосуды, льётся бесконечно журчащий ручей сладостных грёз, поют соловьи под звуки небесной лиры, и слагаются вирши неумолимой бесконечности пробуждённых чувств.
Алекс застыл.
Ещё мгновение, и она коснётся его.
Юноша похолодел от мысли, ярко представив себе эту ситуацию, хотел сделать шаг назад, но вдруг услышал рядом с собой отчётливый голос: «Алекс!»
Он вздрогнул и… открыл глаза. Молодой человек сидел за рабочим столом перед открытым монитором ноутбука.
Теперь уже действительно вечерело.
– Мистификация, – выдохнул он. По привычке проверил почту и, почувствовав тошноту, встал, взяв ключи от машины, вышел на улицу, намереваясь отправиться в ресторан поужинать. Впечатления сна или видений не отпускали его.
Абстрактная реальность мыслей продолжала расширять грани сознания. Вдоль лунных узких риз ночной жажды спешит серебряный поток чувств, и на реке свиданий исполняются таинственные капризы скрытых желаний.
Несущийся быстро строптивый дельфин ума украшает звёздной каймой жемчужное платье означенных прикасаний.
Змийный пояс сомкнул бесконечные уста поцелуем любви, и блаженные губы перешёптываются с вечными ветрами, парящими в царстве иллюзий.
Небольшой курортный городок, куда направился Алекс и где он собирался поужинать, расположился в узкой долине между гор, и река, с которой он уже был знаком, грациозно бежала здесь между двумя центральными улицами, усеянными магазинчиками, ресторанами и кафе. Местность была полна туристов, создававших определённую атмосферу. Все, казалось, с пониманием приветствовали друг друга и охотно делились впечатлениями и новостями. Движение человеческой жизни пульсировало и затягивало в своё колесо хлопотливых действий.
Выйдя из машины, взятой в аренду, Алекс вдохнул полной грудью и, немного пройдясь по направлению к центру городка, нашёл уютный уголок, где и решил остановить своё внимание.
Маленький ресторанчик оказался приятным, с небольшим количеством столиков, сверкающих белоснежными скатертями, меню достойное.
Пока он ужинал – стемнело совсем, всюду зажглись огни и реклама, отчего небольшие узкие пешеходные улочки стали более привлекательными.
Закончив с трапезой, молодой человек не отказался от небольшой прогулки.
Просматривая красочные витрины, он невольно остановился возле тёмного зеркального полотна одного из магазинов и взглянул на своё отражение.
Рука его поднялась, весело приветствуя тонкую фигуру в светлых льняных брюках и рубашке.
Он уже улыбнулся, как в тот же момент ощутил быстрое движение прохладного воздуха рядом с собой. Алекс хотел повернуться, но вдруг увидел падающее чёрное облако между ним и отражением в стекле. Мысли Алекса отметили слабую дрожь в сознании и быстро устремились к образу, который так неожиданно завладел им во время видения в шале.
Узорная геометрия в его голове зашумела дикой листвой многочисленных воспоминаний.
В шелках печальных, в серебристой мгле плывёт корабль вечный,
и тенью падая в росе, всех парус манит тот беспечный.
Мерцает влажно лунный взгляд ночей, и льются флейты звуки,
узором вышивая грусть очей, упавших слёз разлуки.
Сквозит роскошный мирта аромат, смешав любви настой,
далёким серебром зрит синий скат на ветке золотой.
Стёрта с губ эмаль невинности, обнажается грустью шёлковый бархат плеч, дрожат на канделябрах рубиновые свечи грёз, и туманный мир уплывает в призрачную даль опала, аморфная вертикаль которого исчезает в тайной многогранности встреч. Лунные птицы сплетают тонкие сети сердца и ждут наслаждения любви. Шёпот звёздных ветров волнует тонкие цветы созерцания, и они поют ласковые песни чудесных ожиданий.
Облако медленно опускалось. Послышалась музыка, кажется, это была музыка барокко – тонкая, изящная, светлая и тревожная, словно легкомысленно падающий водопад чувств.
«Очень символично», – подумал Алекс и в тот же момент почувствовал сильный дразнящий запах мускуса и сладкие объятия пачули. Снова появилось желание повернуться, но он не мог двинуться с места. Перед его глазами открылась фантастическая картина движения – облако упало, укрыв пространство между ним и витриной синей мглой, заволновался чёрными складками бархат, затрепетали тонкие перья теней, и вдруг… всё это закружилось, развернулось и…
Прямо из стекла витрины на Алекса смотрело бледное лицо женщины. Да, той самой, что он уже видел сегодня.
Губы её, словно червлёный бутон розы, приоткрылись нежными лепестками и едва слышно шептали: «Алекс».
«Элохим, – неожиданно сорвалось с уст молодого человека. – Грозно-пурпурный мираж. Я во власти беспредельных иллюзий».
В чёрном кружеве гиацинтового колодца засиял серебряный гребень ночной охотницы, украшенный синими стразами одиноких свеч. На дрожащих плечах ночных облаков обнажились эфирные крылья загадочной любви, и в звёздных берегах встреч начал убегать напряжённой волной ласково-странный млечный ветер надежды. Скользит синей вуалью форм прозрачный сон, извлекая тайные звуки волшебной флейты прикосновений. Играет молчаливый Пан созерцания на тонких инструментах робкого сердца.
Одинокая фигура Алекса безмятежно замерла белым пятном перед фееричной витриной. Слышно было, как бьётся его неопытное сердце, словно маленькая полёвка скачет в запутанных зарослях скошенной травы.
Очарование преобразованной повседневностью затянулось. Гирлянды уличных фонариков, как на китайском аттракционе, вышли из проекта забвения и под воздействием лёгкого вечернего ветерка обрели особую танцующую форму световой каймы. Истинная природа света заиграла преходящей мозаикой, разбрасывая свои причудливые узоры на легкомысленные улочки курортного городка. Людской монстр проснулся и загудел, как один мохнатый шмель, который никак не может успокоиться и продолжает себя насыщать.
Мимо Алекса пролетела пёстрая стайка отдыхающих, кто-то случайно зацепил его за плечо, он вздрогнул и вышел из оцепенения. Что-то его беспокоило. В сознании всё переплелось.
«Ночные столпы, – ни к чему произнёс он вслух. – Империал… Созерцательное путешествие за гранями фантазии».
Уста предвидения открываются в прозрачных зеркалах многомерности, жаждущей эфирных объятий, и бесценные молитвенные слова слетают с тихой сладостью шепталы: «Приди».
Звёздный свет нежности наполняет бесшумные шаги ночей млечным туманом, путь его извилист, но всюду воспламеняется факел благих надежд и доверия.
По таинственным дорогам скользят проснувшиеся лики вселенского величия, разбрасывая щедрой царской рукой звёздные блики вдохновения, зажигая в бездонной тьме огни гиацинтовых цветов на бледнеющих руках синевы и объятиях бесконечности.
Исчезает холод пульсирующих мук, и в королевских садах любви поднимается пурпур зари возрождения.
Алекс сел в машину и отправился в своё шале.
Как всё же приятно вернуться в уютное место, где тебя ждёт меланхолическая тишина уединения и комфорта и никто не мелькает перед глазами.
Он остановился перед большой деревянной кроватью, убранной белоснежным великолепием белья, словно на заснеженном озере застыли целомудренные лебеди, но лечь – передумал. Подошёл к зияющему зеркалом стеклу и открыл балкон.
Неопределённое искушение завладело его сердцем. Он почувствовал чувственные формы неизвестности, тело его охватила едва заметная дрожь. Визуальная эстетика ночи завораживала его сознание, он снова захотел вкусить мгновения неожиданности встреч с таинственной женщиной, так поразившей его своим появлением.
В замирающих волнах прозрачной тишины глаза Аргуса мерцают восточным узором, разливая многоцветное кружево млечной реки, сверкающей в галактическом блеске. Невидимой рукой прикрыты лунные шторы, и лёгкие ветра раскачивают перламутровую колыбель с мозаичным ликом, уравновешивая наполненные светом картины бытия.
Созерцая бездонный колодец ночного неба, Алекс неподвижно стоял на маленьком островке света своего балкона. Наконец он вернулся в комнату, решив перед сном проверить почту с письмами.
Среди прочего он прочёл короткое письмо от кузена:
«Алекс! Приветствую тебя в твоей творческой неразберихе! Бросай всё, приезжай ко мне, планирую на днях открытие выставки, нуждаюсь в твоём золотом пере! Билет забронируй самостоятельно, средства сброшу на твой счёт завтра.
Обнимаю, всегда твой, Герберт. Жду!»
«Да, – вздохнул Алекс, – творческое монашество закончилось! Прощай, гетера ночей, прощай, колдунья моих иллюзий!».
Юноша бросился на своё роскошное ложе отдохновения и закрыл глаза.
«Завтра», – еле слышно прошептал он.
Рассеиваются ночные взоры бесконечных теней энергий, стремящихся к потерянным пространствам радости. Печальные камни созерцания, задумчиво склонённые в облачных фресках, соперничают с безудержным пламенем восприятия, отмеченным весёлыми и гордыми знаками вечности, сквозь неуловимый призрак которой готовится жертвенный танец звёздной арабески. Явленные неустанными ночными песнями влюблённые луны меняют образное кольцо на животворящих стенах времени, и мысленный гонец счастливых иллюзий и сердечных томлений вновь и вновь наполняет чашу повторений.
Глава 2
Милан, Италия, 1900 год
Золотой поток торжествующе пробивался сквозь мозаику стекла высоких арочных окон в пол и наполнял изящную комнату, богато отделанную лепниной, радостным светом жизни. Солнечные лучи переливались на тонких, из красного мрамора, колоннах, разделяющих помещение на две части: балконную и спальную, играли на красочной потолочной росписи и пробирались на стены, обитые китайским штофом с великолепным цветочным узором, горящим в игре полутеней на золотом багете панелей, словно дыша сказочной атмосферой. Слева от входной двери, обрамленной порталом, так же как колонны, в красный гранит, на стене, во всю её ширину, висел необычайно яркий гобелен в стиле шинуазри, произведённый французской мануфактурой Бове, открывающий загадочный мир Востока. Под ним, на фоне сливочного цвета панелей, стояли два кресла с резными золочёными ножками работы русских резчиков по рисункам итальянского архитектора Антонио Ринальди (1710—1794) и небольшой столик чёрного дерева с розовой мраморной столешницей. На столике красовалась хрустальная ваза в виде чаши – лилии на утончённой золочёной ножке, обвитой изумрудными листьями, – в ней благоухали огромные розовые и белые распустившиеся розы в кружевах ярко-зелёной листвы.
Внутреннюю стену комнаты украшал помпезный альков, сверкающий золотыми и серебряными нитями флорентийской парчи, растительный орнамент которой подчёркивал робкий и нежный шёлковый газ, окружающий её своими воздушными складками, притягивающими взор к необыкновенно широкой кровати в стиле короля-солнца, с мягким стёганым изголовьем в границах искусной золочёной резьбы. С двух сторон алькова стояли небольшие прикроватные столики с гармоничной инкрустацией на резных золочёных ножках. На них красовались изумительные лампы из венецианского стекла в виде склонённых головок королевского пиона. Арочные двери по бокам вели в гардеробную. На противоположной стене комнаты расположился огромный белый камин, розовую столешницу которого поддерживали прелестные кариатиды, как будто случайно вышедшие из ренессансных лесов и застигнутые в своём величии; над его гранитной полкой грациозно держалась идеально подходящая для этого убранства картина кисти французской художницы-флориста Элизабетты Маркиони (1755—1842) с изображением цветов, несущих тайный смысл окружающего мира вещей, зашифрованный в художественном послании ради удовольствия и игры. По сторонам камина в стену были встроены огромные узкие зеркала с барочным переплётом, увенчанные золотой короной резьбы, а у их подножия устроились монументальные пекинские вазы с разнообразными сюжетными картинками. По углам скучали красивые канделябры в виде впечатлительных мавров, застывших с золотыми подсвечниками в руках. Мозаичный мраморный пол украшал большой шёлковый персидский ковёр в восточном стиле, а прямо над ним, в бисквитной пышности лепнины и разбегающихся во все стороны цветных арабесок, висела солидная хрустальная люстра с множеством рожков, усыпанных такими же изумрудными листьями из бемского стекла, как и на вазе, что стояла на чёрном столике. Всюду по комнате были разбросаны благоухающие розы и их лепестки.
На красивом покрывале, окружённая множеством мягких подушек, грациозно полулежала юная рыжеволосая девушка, облачённая в тончайшие белые кружева своего платья, и рассматривала фотографии в массивном альбоме с кожаным переплётом. Перед её большими зелёными глазами скользили воспоминания чудесного и печального прошлого: вот она в маленькой колыбельке, а вокруг – сияющие ангелы, её родители, любимый отец и прекрасная мать с малышкой на руках, маленькой годовалой Франческой; вот они вместе с сестрой в возрасте четырёх и трёх лет, как две дорогие куклы, в лёгких белых платьях с кружевными воланами и атласными лентами, с красиво уложенными волосами на головках, а вот они уже постарше – очень грустные.
Лёгкая тень пробежала по лицу девушки, она резко отложила альбом и энергично встала. Да, родителей уже нет, и они никогда не увидят, как она хочет быть счастливой. Медленно, в стайке своих тайных мыслей, она закружилась по просторной спальне, задевая живые цветы и наступая на них, совершенно пренебрегая их совершенством и осознавая, что в её сердце ликует другое чувство – радость предстоящих событий. Она быстро подбежала к зеркалу у балкона и замерла.
«Завтра меня ждёт новая жизнь! – промурлыкала она. – Я стану маркизой! Луиза Адель Роза Мария Амман станет маркизой Луизой Казати Стампа ди Сончино!» – гордо возвестила она.
Любовь ищет условленного знака в ускользающих миражах и таится, скрываясь вдали голубоглазой серной ожидания среди коридоров холодных ночей и бесцветных впадин заклинания ласкающих теней колдовского ларца. Изысканный лик благодати залит жестокими слезами, огонь страданий наполняет его сущим значением листов, и взгляд понимания суров, но не одинаков, в нём живут желания искрящейся любви. В вечерней мгле исчезают невидимые фонари, на запястьях Мории сверкают браслеты млечного тумана значений, и скорбящий крик призывает покорных мечтателей сердца красной лилией счастья. Синяя флейта разбуженного Эрота поёт откровенный мадригал, обнажая в прохладных крыльях ликующей мечты сверкающую позолоту наслаждения.
