Грязные руки

Вирсавия Мельник

Грязные руки

Грязные руки

От автора

Следите за руками!…

И за своими в том числе.

1

За дверьми квартиры, находящейся в центре довольно таки приличного городка, под номером 19, забрякали ключи. В квартиру вошла девушка с солнечной улыбкой на лице. Она никуда не торопилась, любуясь огромным букетом белых голландских роз, и выжидала каждую минуту своего счастья, которое с каждой минутой становилось сильнее. Снимая ботинки, девушка в сотый раз прокручивала в голове события этого вечера. Самая настоящая сказка! Пушкин бы такого не выдумал!

Они были в ресторане. Цветы. Приятная мягкая музыка. Он такой красивый!… А потом он сказал… Сказал: «… руку и сердце…» А потом она заплакала, но всё таки что-то сказала! А потом он обнял ее так крепко и нежно! Она прижалась к его плечу и вдохнула его запах, (это были дорогие духи Gianni Vive Supman Parfum VI) и поняла: это запах всей ее жизни, это запах ее счастья.

Наконец, отсидевшись вдоволь на комоде прихожей, изучая лепесток за лепестком нежнейших цветов, девушка выдохнула:

– Мам, я дома!

– Алина,– ответила мама из кухни,– что ты сегодня так долго? Иди быстрее ужинать!

Алина медленно сняла пальто, шарф и повесила их на вешалку. Не отрываясь от роз, она попятилась на кухню. Мать суетилась: подогревала остывший ужин, сервировала по новой стол, перемешивала салат. Алина упёрлась о косяк двери и наблюдала за матерью.

Как же любимы эти вечера! Целыми днями все члены семьи где-то пропадали: кто на учёбе, кто на работе. Их прислуга работала на отлично, но семейный ужин мама доверяла только себе. Сегодня она приготовила их любимую картошку “по-французски“. Приятный аромат испеченной картошки и мяса заполонил всю кухню. Мама тем временем положила на стол свежий салат. Он был самый простой: цветная капуста, огурец, лук, помидоры. Алина знала: такую миску салата мама приготовила не только для неё, а по большей части для себя. Дочке мама положит и горячее, и закуску, а сама она будет тыкать вилкой в зелень, и, если уж осмелится, то украдёт к себе в тарелку пару кусочков золотистой жирной картошечки. Так она делала всегда, чтобы был повод посидеть лишний раз на кухне и поговорить с дочкой. А вообще, мама строго соблюдала рекомендации своего кардиолога. Она старалась по расписанию принимать пилюли, капли, что же касается диеты, то каждый грамм был взвешен и ничего лишнего не съедено. Бывали, конечно, моменты, когда мама потакала своему желанию и чуть больше подсолит или возьмёт сладенького. Однако, это было редко и то по праздникам. Здесь не наблюдалось ничего удивительного. Во всех отношениях Виктория Александровна была строга и добра одновременно. Как же иначе? Профессор педагогического университета должна была быть именно такой.

– Алина?– выпрямилась Виктория Александровна, не без восторга облюбовав дочь с головы до пят.

– Мам… – снова девушка засияла улыбкой, сдерживая переполняющие ее чувства.– Мне Женя сделал предложение.

– Алина!– мама подбежала к дочке и, схватив ее за плечи, пыталась прочитать ее глаза.

– Мам…– собралась она,– я согласилась.

– Алина!– бросилась ее обнимать Виктория Александровна.– Доченька моя! Как я рада! Рада- радешенька за тебя!– от эмоций у нее проступили слезинки.– Это надо же! Счастье-то какое!

– Мам, я так счастлива! Я, веришь, по земле не хожу! Мам, я летаю от счастья!– плакала у матери на плече Алина.

– Ой! Да что же это мы с тобой расплакались как те дуры,– мать отпустила дочку, вытирая свои щёки,– когда радоваться надо! Садись! Садись за стол! И всё мне подробно расскажи. О, Боже! Какие цветы!– опомнившись, воскликнула она, заметив белые розы.– Это он тебе подарил? Какая прелесть!– у нее проступила вторая волна слёз.– А колечко!– удивилась мама и потянула руку дочери к себе, любуясь блеском золота и маленьким встроенным бриллиантом.– Ах, Алина! У меня нет слов! Дух захватывает!

– Мам, ну что ты так?– прикоснулась к ее руке Алина, пытаясь успокоить. Она сразу заметила, что пальцы матери холодны. Это от плохого кровообращения. Так сказал кардиолог. Руки точно не врут. Маму нужно беречь. – А ну- ка, соберись! Иначе от этих радостей мне придется скорую вызывать,– не без ласки упрекнула Алина.

– Да, да. Хорошо,– согласилась Виктория Александровна и снова вытерла глаза.– Дай я хоть в вазу поставлю красоту эту… – Алина послушно отдала матери букет.– О, Боже, радость-то какая!… А ты садись! Я иду сейчас чайник поставлю и печенюшек ещё найду…

В это же время, на другом конце Земли, порт гудел по всю. Тысячи рабочих и множество сложнейшей техники работало на то, чтобы загружать многотонные контейнеры на корабли.

Благодаря морскому сообщению, многие страны быстро поднялись. А вместе с ними поднимались и мировые лидеры. На этой площадке в день приходили миллиарды долларов и, самое важное, этот поток не собирался прекращаться. Сам воздух здесь пах не морской солью, а деньгами. Именно этот воздух пробуждает лучше всякого кофе.

Так думал один важный мистер, который любовался с высоты птичьего полета на муравейник, который бурлил под ним. Он стоял на верхней площадке порта и довольствовался работой и запахом.

К нему подошёл детина довольно таки внушительных размеров в строгом костюме и в темных очках.

– Всё готово к отправке, сэр,– сказал он важному мистеру, который не мог оторваться от организованности движений, что были под ним.

– Он в курсе? – спросил, не отводя глаз, важный мистер.

– Да, сер.

– Славно,– он перевел взгляд на контейнеры с логотипом «FarmMegaS» и его лицо исказила улыбка, которая говорила о неоспоримом успехе. – Отправляйте.

– Да, сэр,– детина в темных очках развернулся и ушел.

У загородного коттеджа семейства Рамских остановился подгнивший Т5. Ночь была глубокой, улица пустой, а сами Рамские домой сегодня не собирались возвращаться. Водитель Т5 прекрасно знал об этом, как и о том, что остановился сейчас в слепой зоне от камер наблюдения, и конечно же о том, что ночь эта многое может решить. Он откинулся на спинку сиденья и выдохнул. «Это будет в последний раз»,– пообещал Гришка, по прозвищу Сверчок, сам себе. Он закрыл глаза и снова сосредоточился на своем плане действия. План был безупречен: лишь бы все сработало. Старшие Рамские на месяц уехали на свою виллу в Сицилии, их отпрыск шатается где-то в столице и скоро не объявиться, охранник напоен и спит, все системы сигнализации приглушены, дубликаты ключей лежат в кармане.

Гриша Сверчок ещё не забыл «аромат» своей тюремной камеры, поэтому возвращаться туда снова ему совсем не хотелось, но хотелось жить, и жить хорошо, как все. Четыре недели назад он впервые увидел настоящее небо, целое, нераздробленное на куски металлическими прутьями. Четыре недели назад он увидел мир без заборов и колючей проволоки. Четыре недели назад он зарёкся, что больше его руки не прикоснуться к чужому, что воровство в прошлом, что со всем он завязал раз и навсегда… Но это было четыре недели назад…

Одно дело. Только одно, чтобы дышалось полной грудью! Все должно пройти по маслу. Заказчик останется доволен.

Гришка выдохнул ещё раз и надел перчатки. Он продел каждый палец, разглядывая свои руки перед делом.

«Все в этом мире делается руками человека»,– заключил Гришка и вышел из машины.

Воздух был по-осеннему холодным. Гришка осмотрел коттедж. «Пора»,– решился он и полез на забор.

Минут через пятнадцать по этой же улице катил подержанный гольф. За рулём был Миша Немов. Он сегодня замотался на работе, выполняя последний заказ, и, будучи уставшим, решил поехать домой по тихим загородным улочкам, а не через забитый центр. Спешил он домой в поселочек похожий на знаменитое Простоквашино, где давно в маленьком домике с теплым ужином ждала его мама.

Проезжая мимо коттеджа, Мише сразу бросились в глаза тусклый свет в одном окне и не к району припаркованный рядом гнилой грузопассажир. Не долго думая, молодой человек набрал номер своего соседа. Поднял тот трубку не сразу. Пришлось немного подождать.

– Алло,– наконец, ответил сосед правда осипшим, сонным голосом.

– Алло! Дядя Митя, вы на работе?

– Да,– неуверенно ответил дядя Митя.– А что?

– Проехал сейчас мимо вас. Там какой-то свет на третьем этаже и машина какая-то у ворот. У вас там все в порядке? Не похоже, что хозяева дома…

– Да, их нет, Миша,– ответил более трезво Митя.– А свет… Это, наверное, домоправительница наша, Светка. Она всегда да что-то забудет. Знаешь, Рамские сейчас какой-то дизайн придумали, что всё в лампах. Так вот, может Света и не выключила одну. У нее это бывает. А машина… Часто у нас тут ломаются. Пока отсюда кого-то вызовут, то и ночь застанет: сам знаешь… Но я сейчас пойду и все проверю. Спасибо, что сказал. Щас я иду. Видно, совсем засиделся в своей коморке.

– Что-то мне ваш голос не нравится,– сбавил скорость Миша.– У вас точно всё в порядке? Может мне вернуться, помочь чем?

– Не, Миш… Это Света мне что-то на обед ещё накашеварила да и скрутило меня. Я пучком, Миша! Езжай домой. Я вот уже поднимаюсь на первый. Я все проверю. Спасибо.

– Ладно, как скажите,– прижал газ Миша.– Лёгкой вам смены!

– И тебе не хворать.

Дмитрий Сергеевич, обхватив живот и на каждой ступени «благодаря» мысленно Свету за наваристый борщ, всё таки добрался до третьего этажа. Там, в кабинете Рамского, действительно, горел непонятный свет, но помимо его охранника насторожил и странный шум. В комнате усердно шуршали бумагами. Дядя Митя понял: в доме он не один. Эта новость его испугала до корней волос. Голова охранника окончательно отрезвилась. Он спустился на пару ступенек вниз. Нащупав в стене скрытую полку, Дмитрий, обернул ее. Вышла красная кнопка под щитком. Охранник с дрожащими руками снял щиток и стукнул по кнопке. Поднялась сирена, во всём доме замигал свет, и над всеми окнами и дверьми начали спускаться металлические роллеты.

От такой неожиданности Гришка припал к земле и покрылся мокрым потом.

– Не может быть!– прошипел он. Сверчок с перепугу ринулся было к окну, чтоб сбежать, но тут же остановился. Какая-то идея самосохранения заставила его вернуться к столу и схватить папку, которую он не успел «прощупать» и в которой Гришка методом исключения надеялся увидеть свой «заказ». Он действовал быстро и не сразу опомнился, когда нырнул под опускающиеся жалюзи окна. Успел. Гришка лихо соскочил с балкона на балкон, а там и на террасу. За считанные секунды он перебежал весь широкий двор.

– Стой! – побежал за ним Дмитрий Сергеевич.– Стой! Стрелять буду! – охранник выстрелил для верности в воздух, но воришка нисколько не испугался и одним махом одолел высокий забор. Пока охранник спустил с цепи овчарку и открыл калитку, Т5-ый звонко засвистел и, оставив на память на асфальте отпечатки шин, помчал на всех парах. Не успел несчастный скрыться в конце этой улицы, как на другом ее конце уже замотались красно- синие маячки полиции. Две машины погнались за нарушителем, а одна остановилась у коттеджа для снятия показаний.

– Объявляю вас мужем и женой!– эхом раздался по всему залу торжеств радостный голос регистраторши, проникая до глубин сердец и вызывая волну колких мурашек.– Можете поцеловаться!

Олег Самохин очень ясно помнил этот день. От волнения и радости у него переворачивалось всё внутри до сих пор, не смотря на то, что прошло с того события пять лет. Он помнил, как кричали «Ура!» гости, помнил бурю аплодисментов, помнил потоки лепестков роз, которыми их забрасывали со всех сторон с пожеланием счастья и долгой жизни, и, самое главное, он помнил ее, эту нежную, светлую девушку, которую он, как пушинку, поднял на руки и понес до самого лимузина. Он помнил то неописуемое благоговение от одного лишь осознания, что эта девушка, любимая и желанная, раз и навсегда стала его женой.

С такими мыслями Олег Самохин шел этой холодной осенней ночью по уже знакомой, «своей» территории. Нужно было как-то перебиться до утра, и он знал способ. Подойдя к загородке для сортировки отходов, Олег раздвинул баки и забился между ними. Устроившись, он протянул свои давно не мытые руки и подул на них. Исколоченные холодом и плохим питанием пальцы едва ли улавливали тепло от его дыхания. Подув ещё пару раз, Олег сунул их под мышки и вскоре задремал.

Гришка Сверчок давно заметил блики сине-красного цвета в отражении зеркала заднего вида. Он мысленно похвалил себя, что заранее подумал про номера и снял их, но в то же время проклинал себя за то, что согласился и взял заказ. От отчаяния Гришка почувствовал, как закоробило его в глотке. Пусть за дело обещают хоть миллионы и полную защиту от закона, но, если его сейчас поймают, то он, Сверчок, ни за что себе не простит эту слабость.

Одним глазом он следил за дорогой, а другим перебирал украденную папку. Вор и сам не понял: украл ли он то, что надо или нет. Все происходило очень быстро. Сирена стала громче, и Гришка до пола выжал газ. Времени оставалось не много. В машине было темно и только с помощью дорожных фонарей он мог перебежать глазами одну страницу, другую, третью.

Оказалось, что это совсем не то… Какие-то пустые договора. Сверчок от досады заскрежетал зубами и со всей дури стукнул по рулю.

«Всё коту под хвост! Зачем только согласился?! Болван! Знал же! Чувствовал, что дело пахло гнилью! И пошел! И пошел!»– корил Гришка сам себя, тем временем перебирая в голове все возможные варианты выхода из этой дряни, в которую сам ввязался. И он нашёл. Поднажав ещё газу, вор спустил окно пассажира и выбросил несчастную папку. Дальше ему нужно было спасаться самому. Укараулив поросшую дорогу к лесу, он резко свернул и, завернув по ухабам за высокие золотые кусты, притаился. Гришка почувствовал ледяной комок в горле. Он застрял и не позволял ни сделать глоток, ни продышаться.

Полиция помчала по асфальту дальше.

Вор выдохнул и изнеможенно бросил голову на руль. «Все позади»,– смог он, наконец, сглотнуть.

Задремавши между баками, Олег Самохин ничего такого не ожидал. Сначала через сон он вдалеке услышал сирену полиции, потом на него неожиданно что-то свалилось камнем. Олег не на шутку перепугался, пока разобрался что к чему. Выглянув из своей конуры, он заметил только задние дверцы белого дряхлого бусика, а за ним погоню двух полицейских машин. Самохин оценил ловкость водителя буса. Не смотря на то, что машина была гнилой и расшатанной, держался он от полиции на хорошем расстоянии, да ещё с выключенными фарами. Да, он легко мог скрыться в любой конуре.

Провожая взглядом сине-красные огоньки, которые ещё долго мигали, исчезая в толще улиц, бомж не сразу вспомнил о папке, что упала на него с неба. Когда представление закончилось, Олег занял своё уже подогретое место и раскрыл ее. Она оказалась очень интересной. Нет, интересной она была не из-за скуки бомжовой жизни, а только из-за того, что Олег Самохин узнал знакомый логотип. Над каждой страницей возвышался во всей красе «FarmMegaS» и в конце каждой страницы фигурировала фамилия «Рамской Н. Е.» или «Рамской Е. Н.», а рядом изощрённые подписи.

Олег Самохин уже не спал этой ночью. Зачитался.

– Ну, вот так… – закончила свой рассказ Алина, допивая мамин чай.

– Вы дружили с детства,– заключила, углубляясь в прошлое, Виктория Александровна.– Да что и говорить! Семьями дружили! Знаем друг друга, всю подноготную знаем! Ты помнишь, как он подарил тебе самодельную валентинку? Ему было лет восемь, наверное. Ты помнишь, как ты расплакалась, когда открыла её?

Алина густо покраснела и, смеясь, закивала головой.

– Помню, все они были тогда у нас в гостях,– продолжала мама.– О! Это было невероятно! Лора и Николай, мои будущие родственники,– подмигнула дочери Виктория Александровна, делая особенный акцент на «родственники»,– да и мы с папой, еле-еле справлялись с тем, чтобы не расхохотаться, глядя на ваши с Женей кислые лица! Сколько ж времени прошло! Могла ли ты предположить, что когда-то будешь носить его кольцо?

– Никогда!– возразила с улыбкой Алина.– Если бы я не уехала на специализацию в Англию, то точно где-то в подворотне убила бы его. Я его на дух не переносила! А папа всё время: «Хороший парень, только будь осторожна! Хороший парень, только будь осторожна!» – Алина пыталась повторить голос отца и рассмеялась, откинувшись на спинку стула.– О, папа был уверен, что он украдет мое сердце! Да-а, когда я вернулась, то увидела совсем другого человека. Он очень сильно изменился. Да и я тоже… – девушка стала совсем серьезной.

– Теперь у тебя блестящее педагогическое образование, блестящий жених и блестящее будущее! – сказала мама.– Женя- это лучшее, что могла бы предложить тебе судьба. Будь отец сейчас с нами, он бы был на седьмом небе от радости. Он ведь всегда говорил, что Женя хороший парень,– повторилась она за дочкой, искажая последнюю фразу.

– Да-а, папа, папа…

– Он ушел больше года назад, а я ещё не могу привыкнуть, что его нет,– пригубила совсем грустная Виктория Александровна горячий чай.– В университете,– положила она чашку на тарелочку,– каждая группа по очереди ежемесячно несёт к его могиле живые цветы. А наши коллеги… каждый день мне рассказывают о нем, о его мудрости, о его опыте, о его доброте,– дальше Виктория Александровна говорила, сосредоточив взгляд на городском пейзаже, раскрывающимся из окна, заглядывая не только в даль родного города, но и в даль времён.– Его все помнят и уважают. Алина, это же надо какую жизнь прожить, чтобы тебя после смерти не забывали!? Да, наш с тобой Лесков Алексей Алексеевич- великий человек… И с этим не поспорить. Тридцать пять лет быть ректором государственного педагогического университета, отвечать за образование и воспитание всей страны… Тут даже нечего говорить… Нужно же было случиться этой страшной болезни. Отмучился бедный… Великий был человек… – Мама снова отглотнула и перевела взгляд на дочку. – Не будем о грустном! Не до грусти нам сейчас. Правда?– Виктория Александровна улыбнулась, видя в глазах дочери яркий, живой огонёк и непотопляемую жажду любить и быть любимой.– Алина,– взяла Лескова Виктория окольцованную руку девушки и привела к своей слегка измученной годами щеке.– Алина, об одном прошу тебя. Обещай мне, что ты будешь всегда такой счастливой, как сейчас,– она говорила тихо, умоляюще глядя на дочку.

– Обещаю,– улыбнулась в ответ Алина и обняла маму.

За дверьми квартиры 19 снова забрякали ключи. В квартиру ещё кто-то вошёл, громко снял обувь и, так же громко бросил на комод ключи.

– Я дома!– бесцеремонно закричал на весь дом ещё не установившийся низкий голос. Тяжёлые шлепки последовали сначала в ванную, а затем на кухню. Перед женщинами появился парень лет восемнадцати с светлым взглядом и редким наглым прыщиком на лице.– Что так тихо?– прошлепал он к столу, где его уже ждала теплая французская картошка и салат. Алина сидела и улыбалась ему, ткнув руки между колен. Юноша сначала ничего особенного не заметил и подвинул, как ни в чем не бывало, тарелку по-ближе к себе. Потом до него что-то дошло и он что-то заподозрил. Молодой человек снова посмотрел на Алину. Она не удачно сдерживала свою улыбку, готовую превратиться в бабочку. Он посмотрел на Викторию Александровну, потом снова на Алину. На его лице читалось только: «Объясните хоть что-то! Я ничего не понимаю!»

– Алине сегодня сделали предложение! – не выдержала мама.

– Да ладно!– просветлел юноша.– Кто?

– Кто? Как будто ты не знаешь, кто это может быть!

– Женька, что ли?

– Да!

– Ну, сеструха!– воскликнул молодой человек.– Такого парня захомутала! Ну, и?

– Согласилась,– ответила за Алину Виктория Александровна.

– А-а-а-а-а-а!– вырвалась от брата неумолимая радость. Теперь Алина не сдерживала накопившийся в ней смех. Теперь уже было можно.

– Тише, Макс, соседей напугаешь!– выговорила через смех и слёзы девушка.

Максим соскочил со стула и повис у Алины на шее, раскачивая ее в такт мелодии и медленно напевая на ухо:

– Ах, это свадьба, свадьба, свадьба пела и плясала,– звук резко начал возрастать, как и скорость,-

И крылья эту свадьбу понесли!

Широкой этой свадьбы было места мало! Эх!

И места было мало и земли!

Широкой этой свадьбы было места мало,

И места было мало и земли! Все! – Максим брякнулся на стул.

Алина вся раскраснелась.

– Скажи мне, сеструха,– прыгнул тут же на стуле Максим,– ты счастлива?

Алина подняла глаза ввысь и со всей страстью ответила:

– Да!

– Благословляю тебя, дочь моя,– пародируя батюшку из церкви, хлопнул ее по плечу младший брат и охотно принялся за еду. Но и с полным ртом, он не был спокоен. Уплетая ужин, Максим всё же намурлыкивал мотив «широкой свадьбы» и ерзал на месте под эту песню.

– Макс!– ласково упрекнула его сестра.

– Что?– возмутился он с набитым ртом.– Я тоже радуюсь! Нельзя? Широкой этой свадьбы на-на,– положил Максим в рот картошку.

Не смотря на то, что он вырос и воспитывался в элитной семье, молодой человек иногда мог себе позволить побаловаться и посмешить. Но разрешал он себе такое только в узком семейном кругу, то есть в кругу мамы и сестры, и только во время вечерней трапезы. Старшие Лесковы его порывы понимали и не препятствовали им. Хоть иногда нужно же разрядить обстановку сухой этики.

– На-на на-на,– мычал под нос молодой человек. Не дожевавши до конца, Максим вдруг что-то вспомнил: – Кстати, а когда свадьба?

– Макс!– зарумянилась снова Алина.

– Все сразу так не решается,– ответила за Алину мама.– Хотя я не думаю, что стоит нам проводить эти церемонии сватовства. Вас засватали ещё с ваших первых дней жизни. Решайте все сами, как вы хотите. Я уверена, что Николай Евгеньевич и Лора, того же мнения, что и я.

– Ну, неет!– Максим не мог не вставить тут свой комментарий.– Я не верю! На Женьку это не похоже. Он уже точно должен знать всё, с его-то головой!

– Он говорил, конечно,– призналась девушка,– что хочет устроить свадьбу как можно скорее, и уже завтра мы начнем что-то обсуждать, что-то готовить. Так он сказал.

– Сеструха, а я уже тебе скажу,– тыкнул юноша вилкой дольку помидоры,– что он уже всё знает! Ну, с его-то головой!

– Нет, мы все будем обсуждать вместе,– уверяла Алина.

– Конечно,– засмеялся брат,– вы вместе будете соглашаться с его решениями. А! Ещё! Как же ты будешь теперь зваться?– Максим выпрямил спину и гордо произнес:– Рамская Алина Алексеевна. Рамская,– подчеркнул молодой человек. – Звучит неплохо!… А что?!– заметил он грозный взгляд Алины.– Нужно привыкать уже к новой фамилии!

– Максим, оставь Алину в покое!– вмешалась по-доброму Виктория Александровна.– Для нее это и так волнительный день.

– Мама!– вспомнил ещё что-то Максим, совсем не слыша, что там наговорила ему мать.– А приданное готово? Должна бы собрать! А то как же?!– снова шутил младший Лесков.– Широкой этой… на-на на-на…– вернулся он к опустошению своей тарелки.

Наконец, покончив с ужином, Максим с самым серьезным голосом поблагодарил за еду, за хорошую новость, обещая помогать в подготовке к свадьбе, но, в полном сожалении, объявил, что сейчас ему пора готовиться к первой сессии в его жизни. Максим попросил прощения, что вынужден покинуть мать и сестру, уверяя, что причина очень и очень уважительная. Виктория Александровна и Алина, как преподаватели, его, естественно, очень понимали, и с самыми лучшими пожеланиями отправили в свою комнату. Но Максима было слышно ещё долго. По всему коридору разлеталось его: «Широкой этой на-на на-на, места мало! Эх!…» Виктории Александровне и Алине что и оставалось делать, так это хихикать в ладонь.

Славным Максим был мальчишкой. Когда надо было быть собранным и сдержанным, был собран и сдержан, а когда можно было поострить, острил, когда нужно было поддержать в трудную минуту, поддерживал, когда развлекать, развлекал. Он успешно закончил лицей и теперь поступил, как и вся его семья, в педагогический университет. Он хотел стать учителем младших классов и хотел всего добиваться самостоятельно. С поступлением на первый курс, Максим решил, что деньги на учебу, питание, проезд будет зарабатывать сам и устроился официантом в хорошенькой кафешке возле их дома. Трудился он честно и ловко, с посетителями легко ладил, а те потчивали его немалыми чаевыми. Отрабатывал он свои часы после учебы, поэтому всегда домой приходил поздновато. Виктория Александровна гордилась им и возлагала на него больше надежды. Учителем, как учителем, а вот ректором их университета, была она уверена, он сможет стать легко.

По поводу своей дочери, Лескова Виктория тоже не имела никаких сомнений. Она давно приглядела ей добротное местечко в государственном, а там уже и министерство было не за горами. Но это, только, если она захочет. Намного важнее, чтобы семья у нее была крепкой и счастливой. Воспитание и образование страны, это, конечно, дело первой необходимости и оно должно находиться в надёжных руках, но, знала точно профессор, если в твоём маленьком государстве, в твоей семье, некому достойно воспитать и дать образование твоим детям (потому что мать все время и со всей головой на работе), то ты никудышный преподаватель. Если в малом бестолков, то в великом толку не появиться.