скачать книгу бесплатно
– Это время уже наступило.
– Откуда вы о ней знаете?
– Просто знаю.
– Анну Тремайн мы расстреляли. В 1944 году.
– В ее могиле лежали трупы мужчин.
– Их расстреляли вместе с ней.
– Но почему ее нет в могиле?
Галич колебался.
– А, да что там!.. В последний момент я ее пожалел. Она была беременна. Но там, наверху, в штабе, этого бы не поняли.
– Значит, она жива?
– Возможно.
Вив тихо присвистнула, хлебнула вина и посмотрела на Галича, словно он совершил подвиг.
«Как сейчас помню, была пятница, – продолжил Галич. – Наш командир по пятницам всегда постился. Штаб бригады находился в одном крестьянском доме. Посередине большой комнаты стоял длинный деревянный стол с лавками по сторонам. Во главе стола сидел наш командир, Он не любил коммунизм, но любил Россию, пусть и красную. И как антифашист, конечно, верил в Красную армию. Справа от него сидел начальник разведки, слева я, а дальше располагались остальные. На нас троих была военная униформа, другие сидели в том, что имели. Как говорится, кто во что горазд.
Мы только что разгромили один из отрядов 13-й горной дивизии Ваффен-СС «Ханджар», сформированной из югославских мусульман-боснийцев, и освободили деревушку. Солдаты этой дивизии носили круглые шапки-фески, в петлицах изображалась рука, держащая над свастикой короткий меч-ятаган или ханджар. Отсюда название дивизии. На окраине деревушки в кузнице лежало несколько зверски изувеченных тел с размозженными головами. Людей подтаскивали к наковальне и ударяли молотом по голове. Мы молча сняли шапки… Наш командир тихо спросил: «Достоин ли фашист пощады?» И сам же ответил: «Смерть за смерть. Кровь за кровь».
И вот привели пленных. Помню среди них были пять боснийских солдат и один офицер, один штатский немец, который назвался археологом, араб и женщина-англичанка, которая назвалась Анной Тремайн. Мы их по очереди допросили, но ничего интересного не узнали. Босняков сразу же расстреляли. Правда, офицера чуть позже. С остальными вышла заминка. Араб оказался из Йемена, совсем еще мальчишка. Он тупо повторял, что является британским разведчиком, путался в показаниях и требовал связаться с его куратором. У нас возникло подозрение, что он из батальона «Свободная Аравия», который немцы собирались перебросить из Северной Африки на Балканы. Немцы называли этот батальон – легионом[21 - Военное подразделение вермахта, состоявшее из арабских солдат. Воевало на Балканах и в Северной Африке.]. Нам приказали переправить мальчишку в штаб Тито. Археолог был пожилой и совершенно не военный. Мы его пожалели.
А вот с женщиной получился конфуз. Расстрелянный нами боснийский офицер показал, что немцы, прикомандированные к легиону, считали ее своей. Но она это отрицала, тоже требуя с кем-то там связаться. Но как это сделать из леса? Через неделю из штаба Тито сообщили, что англичане женщину заберут. Но самолет прямо над нами был сбит. Немцы наступали. Что было делать? Мне приказали женщину расстрелять. Но она оказалась беременной. У меня не поднялась рука. Надеюсь, вы понимаете. Вместо нее я закопал умершего от ран четника. Во время нашего отступления она вместе с молодым йеменцем и археологом исчезла. Вот и все, что я знаю. Мы вышли из окружения, и я написал рапорт о расстреле с указанием места захоронения. Помню, англичане интересовались ее судьбой, но я решил им не говорить, как все было на самом деле.
– А как звали молодого йеменца и археолога?
Галич надолго задумался, пожевывая губами.
– Археолог был из Риги. Вроде немец – но не немец. Возможно, его звали Карл, фамилию не помню. А молодой йеменец… Если он действительно работал на англичан, то в архивах должны остаться документы. Постойте, постойте… Его звали Халид, но мы прозвали его Муса и издевались над этим именем так же, как над немецкими именами Фриц и Ганц.
– И вы больше никогда не слышали об Анне Тремайн?
– Никогда. А что? Вы ей кто – родня? Лет-то сколько прошло…
– Я хочу написать о ней. О ее судьбе.
Галич опять погрузился в какие-то свои мысли, и Вив терпеливо выдержала его отрешенный взгляд. Наконец он похлопал себя по дутому жилету.
– От Анны у меня осталась небольшая вещичка. Она сказала, что это Древний Египет.
Галич протянул Вив изящный браслет. Она повертела его в руках. Браслет действительно казался древним. Верхний слой золота был неоднородным, местами металл был сильно потерт.
– Возьмите этот браслет себе, – Галич отклонил руку Вив. – Дарю. Мне все равно некому его оставить после смерти.
– Это золотой браслет и, похоже, довольно древний. Я не специалист, но знаю, что по истечении многих веков золото может поменять свой цвет именно так, как на этом браслете.
– Ну и что! Вы славная девочка. Пусть он будет талисманом.
Между столиками с протянутой рукой появилась старуха, с ног до головы замотанная в старую шаль. Охранник деликатно взял ее под локоть и повел к выходу. Вив достала фотоаппарат и сделала несколько снимков.
Галич разомлел от съеденного и выпитого и по-старчески задремал, поникнув головой.
За соседним столиком послышалось недовольное ворчание. Вив обернулась и увидела сербского офицера. Кудрявая шевелюра, сощуренные глаза. Под пышными кавалерийскими усами торчала длинная пыхтящая трубка.
– Журналистка? – спросил он по-английски.
Вив кивнула.
– О чем пишете? Хотя – понятно… О чем еще можно говорить со старым Галичем? Только о войне…
Вив снова кивнула:
– Некрофилия.
– А живыми мужчинами еще интересуетесь?
– Еще как! Особенно теми, которые плохо пахнут.
– Чем пахнут?
– Окопами. Давайте сразу договоримся. Я не ищу приключений. Но если вам есть что рассказать, пожалуйста. Ужин за мой счет.
– Это невозможно. Честь сербского офицера. Плачу я. Полковник Радован Чечич к вашим услугам.
– В России говорят: кто за девушку платит, тот ее потом и приглашает на танец… Да, как-то так. Меня это не устраивает.
– Вы были в России? – Чечич изобразил на лице удивление.
– Да, в Тбилиси в 1989-м. Потом в Азербайджане, в 1990-м. В Карабахе.
– Это все не Россия.
– Да, но там было много русских. Один из них умер у меня на руках.
– Может, вы роковая женщина?
– Нет, все остальные, у кого я брала интервью, – живы. Вы и вправду полковник?
– Не похож? Во всяком случае, я достоин быть полковником.
– Говорят, полковнику никто не пишет…
– Да, я одинок, как и большинство сербов, – согласился Чечич. – Единственное, что мне нужно, – немного тепла.
Вив прекрасно разбиралась в мужчинах и сразу отбила все пробные шары заигрывания. Полковник понял ее и серьезно сказал:
– Хотите знать самое важное? Будет война. И очень скоро. Долгая, кровавая война. На Балканах по-другому не бывает. Но я не хочу видеть в своем доме американцев. Без них разберемся.
– Чем они вам так досадили? – удивилась Вив.
– Из-за них война продлится еще дольше. И еще. Они хотят, чтобы все жили так, как они.
– Они вроде неплохо живут. Вы разве не хотите так жить?
– Нет, не хочу. Они отнимут мою винарню.
– Что такое винарня?
– Винный погреб.
– А-а. Полковник, вы очень забавны. Зачем американцам ваш винный погреб?
– Чтобы продавать там виски. Или гамбургеры. Не хотите завтра на рыбалку? Здесь отличные места. Пенистые реки, против течения стоит форель.
– Я ничего не понимаю в рыбной ловле.
– Я вас быстро научу.
В кафане уже было не протолкнуться. Люди ели, пили и обнимались, переходили из угла в угол, держа в руках плоские тарелки и широкие бокалы. Сквозь шум пробивались обрывки песен. Кто-то сунул в руки Вив бокал, в котором поблескивало рубиновое вино, пахнущее гвоздикой. Она уронила вилку, испачкав свитер картофельным салатом, и небрежно смахнула его на пол.
К полковнику через толпу протолкнулась полная девица с теплыми глазами, одетая в платье с большим декольте.
– Радован, дорогой! – произнесла она низким, волнующим голосом, склонившись к нему так низко, что у нее вывалилась грудь, и целуя его в щеку.
Когда девица отошла, полковник развеселился.
– Знаете, что она мне сказала? Что ты слишком худа, чтобы согреть меня в объятиях.
– И что вы ей ответили?
– Я лучше промолчу.
Все запели одну песню. Вив попросила полковника перевести. Но куплеты были переполнены жаргонными словечками, и он, смеясь, поднял руки в знак полного поражения. Но с горем пополам перевел название песни. Вив поняла, что в песне поется о «шести ночах пьянки».
Галич проснулся и взгромоздился на стул, призвав всех к молчанию.
– Как ветеран войны, трижды раненный, я предлагаю спеть всем вместе нашу партизанскую песню.
Он махнул аккордеонисту. И запел. Вив пыталась вникнуть в ритмику сербских слов и опомнилась только тогда, когда Чечич поцеловал ее в шею. Его длинные кавалерийские усы были жесткими, как проволока.
– Полковник, вы сильно рискуете.
– Это дружеский поцелуй. Что скажете?
– Дрожь по спине … нет, не от ваших усов, от песни. По-моему, в ней прозвучала угроза.
– Это самая популярная песня партизан той войны – «Мы молодое войско Титово». Первые три строчки можно перевести примерно так:
Через реки, через села и дубравы
Наступают партизанские бригады.
Против швабов, против воронов кровавых,
Мы идем, не зная страха и пощады…
Чечич обнял Вив за плечи и последний припев проорал так, что у него на шее вздувались жилы. Вив закрыла глаза и, когда песня кончилась, резким движением вырвалась из его объятий.
– Все, полковник, мне пора идти. Я вам очень благодарна.
– Вы обиделись?
– Ничуть. Более обходительного боевого офицера мне еще не приходилось встречать. Все в порядке.
– Простите старого вояку… Когда я вас снова увижу?
– Если у вас будет большая война, то очень скоро. Я найду вас. Обещаю.
Ако Галич слез со стула, поднял стакан и предложил тост: «За нашу победу!»
Чечич одним глотком выпил все до дна и вытер ладонью усы. После чего повернулся к Вив и сказал:
– Да ладно, не обещайте. Но если меня найдете, я всегда помогу, можете на меня рассчитывать! – он встал со стула и щелкнул каблуками. – Честь имею!
Египет, Фивы. 974 год до нашей эры
Наступила весенняя засуха. На Фивы несколько раз налетал ветер пустыни. На траву и деревья легла серая пыль.
Нефер жил в мастерской своего учителя в полном одиночестве. Днем он долбил камень, а в сумерках выходил гулять вдоль реки.
Судоходство по Нилу почти полностью прекратилось. Под опустевшими причалами чернели разводы ила, вода стала красновато-бурой, словно туда подмешали кровь.
Иногда он забредал в покинутый храм и с тоской смотрел на пустое место в центре зала, где недавно стояла скульптура Амон-Асет. Предметом его грез и фантазий теперь была Таисмет.
Таисмет пришла к нему со своей подругой, чтобы передать ему мешочек с золотыми кольцами.
Девушки были обернуты в тонкую льняную ткань и защищены от солнца оплечьем, расшитым бусами. Волосы, схваченные лобной повязкой, свободно ниспадали на воротник. У Таисмет к запястью был привязан амулет тонкой работы, охраняющий от злых чар.
Будучи учеником скульптора, Нефер тщательно изучил внешность различных народов, населяющих Фивы. На первое место он ставил тип, к которому относилась Таисмет. Смуглый оттенок кожи, но намного светлее, чем у большинства египтян, прямой нос, высокий лоб, изящные руки и ноги. Эти признаки отличали многих представителей египетской знати. Нефер прочитал много древних текстов, чтобы узнать, не являются ли египетские фараоны, жрецы и высшие сановники потомками какого-то другого народа, пришедшего с севера. Но об этом ничего не было известно.
Подруга Таисмет, Теистере, была намного темнее и обладала красотой пустыни на закате солнца. Возможно, это говорило о примеси нубийской крови, но прямые черные волосы делали ее египтянкой. Когда она чуть приподняла платье, Нефер заметил, что одна нога у нее короче другой и покоится на утолщенной подошве сандалии.
