Дарий

Евнух попятился к двери.

– Нет, постой! – Атосса вскочила с подушек, полы её халата распахнулись. На миг перед взором евнуха промелькнули голые ноги Атоссы. – Передай от меня царю, что я… – Атосса закусила губу, от волнения её грудь высоко вздымалась. – Передай царю, что он мудр и великодушен, что он никогда не раскается в этом своём поступке. А теперь иди!

Почтительно поклонившись, евнух удалился.

Атосса созвала рабынь, потребовала зеркало, повелела принести свои самые лучшие наряды. Она примеряла то одно платье, то другое, то третье… Наконец, выбрав подходящий, по её мнению, наряд, Атосса отложила его в сторону. Перед тем как нарядиться, Атосса приказала рабыням заняться её волосами. Ловкие пальцы рабынь заплетали густые волосы Атоссы в косы, которые затем укладывали в замысловатую причёску, перевитую жемчужными нитями. Одновременно Атосса примеряла золотые украшения, глядя на себя в зеркало, которое держала перед ней самая юная из рабынь. Атосса нервничала, швыряла на пол браслеты и ожерелья, хлестала невольниц по щекам, поскольку ей казалось, что сложенная из кос причёска какая-то слишком вычурная. Это Бардии явно не понравится!

Рабыни расплели косы на голове Атоссы и принялись заново колдовать уже над другой причёской.

Несколько часов спустя тот же самый евнух вновь появился в покоях Атоссы, чтобы проводить её в царскую опочивальню. Атосса вышла к евнуху в длинном, до пят, сиреневом платье из тонкого виссона, полупрозрачное покрывало скрывало её лицо.

– Идём. Я готова, – сказала Атосса.

Следуя за евнухом по дворцовым переходам и залам, Атосса размышляла над тем, с какими словами ей обратиться к брату-царю. По-родственному или с раболепием обычной наложницы? Как ей вести себя, если Бардия будет с нею вызывающе надменен или оскорбительно язвителен? От этой встречи многое зависит в судьбе Атоссы. Ей было ведомо, что бактрианка, жена Бардии, родила ему дочь, а все рождённые ею сыновья умерли во младенчестве. Прошёл слух, что у этой женщины больше не может быть детей. И как бы сильно ни был привязан к ней Бардия, ему всё равно придётся взять другую жену, которая родит ему наследника престола.

«Только терпением и лаской я смогу привязать к себе Бардию, – думала Атосса, – только потакая его слабостям, я смогу завоевать его доверие. И конечно же, мне нужно быть непревзойдённой на ложе любви!..»

Настроенная на предварительную беседу с Бардией, хоть на какую-то прелюдию перед тем неизбежным, ради чего женщина вступает в спальню мужчины, Атосса была сильно раздосадована открывшимся ей зрелищем. В полумраке спальни на широком ложе Атосса увидела своего обнажённого брата и двух голых рабынь рядом с ним, которые были заняты тем, что старательно облизывали огромный прямостоящий мужской детородный орган. Рабыни были так увлечены своим занятием, что даже не заметили появление Атоссы.

Атосса приблизилась к ложу и громким властным голосом произнесла:

– Ступайте прочь, ничтожные! Вы не нужны здесь больше!

Рабыни вскинули на Атоссу удивлённые глаза, не двинувшись с места, им явно не хотелось уходить.

Рассердившись, Атосса схватила невольниц за волосы и стащила их с ложа на пол.

Распростёртый на ложе царь, приподняв голову, с улыбкой наблюдал за тем, как Атосса грубыми толчками выпроваживает рабынь из опочивальни. Торопливо схватив со скамьи свою одежду, невольницы выбежали из царской спальни. Одна из них случайно опрокинула алебастровый светильник, и тот погас. В спальне стало ещё темнее.

Атосса с гулким стуком закрыла дверь и заперла её на тяжёлый засов. Затем она стала поспешно раздеваться, снедаемая нетерпеливым желанием отдаться Бардии. Из её головы мигом вылетели все слова и фразы, приготовленные ею для непринуждённой беседы с Бардией. Теперь, когда Бардия был полностью готов к совокуплению благодаря усилиям двух юных наложниц, всяческие разговоры с ним казались Атоссе совершенно неуместными.

Бардия смотрел на Атоссу, как она обнажается перед ним. Тень от закинутой за голову руки падала Бардии на лицо, поэтому Атоссе было не видно выражение его глаз. Атосса отчётливо видела лишь завитую мелкими колечками бороду Бардии, его красиво очерченные губы под густыми усами, кончики которых были закручены маленькими спиральками. Ещё Атоссе был виден прямой благородный нос брата с тонкими ноздрями.

Опасаясь, как бы Бардия в последний момент не передумал и не отказался от соития с нею, Атосса, избавившись от одежд, проворно забралась на ложе, без колебаний приступив к тому же самому занятию, от которого она только что грубо оторвала двух рабынь. Бардия не проронил ни слова, ни звука, в то время как Атосса облизывала его вздыбленный член, пунцовая головка которого с трудом помещалась у неё во рту.

Атосса впервые видела Бардию полностью обнажённым и была полна восхищения его мускулистыми бёдрами, покрытыми тёмными волосами, его крепким гладким животом, над которым вздымались широкие дуги рёбер, переходящие в мощную грудь. Крутые мускулы играли под кожей на плечах и руках Бардии, а его голова крепко сидела на могучей шее. Завитые рыжеватые волосы, ниспадавшие длинными локонами, придавали Бардии облик молодого, вечно юного бога.

«Как он силён и прекрасен! Как он божественно прекрасен! – думала Атосса, находясь во власти восхищённого упоения. – Только Бардия достоин быть царём персов. И царём всех сопредельных стран!»

Атосса произнесла эти слова вслух, ожидая, что ей скажет на это её брат.

Однако Бардия продолжал хранить молчание.

Атосса опять склонилась над затвердевшей мужской плотью, слегка сжимая её пальцами и покрывая поцелуями. Она вошла в такой экстаз, что скоро этот могучий жезл стал скользким от её слюны. Атосса только-только приноровилась к определённому ритму движений, как вдруг в полумраке спальни раздался блаженный мужской вздох, затем другой, переходящий в тихий стон. В тот же миг Атосса почувствовала, как сильная струя мужского семени ударила ей в нёбо и растеклась по языку. Она поперхнулась, чувствуя, что вязкая солоноватая жидкость стремительно заполняет ей рот.

Ощущение волнительного возбуждения вдруг сменилось в душе Атоссы растерянностью, близкой к отвращению.

Стоны Бардии смолкли. Он лежал с закрытыми глазами, расслабленный и умиротворённый.

Атосса, полагая, что ей тоже нужно немного передохнуть, легла рядом с братом, положив руку ему на грудь. Она не заметила, как её охватила обволакивающая дрёма под воздействием его глубокого ровного дыхания.

Неожиданно сильные руки Бардии резко перевернули Атоссу на спину. В следующий миг Атосса ощутила на себе тяжесть мускулистого мужского тела. Сбрасывая с себя дрёму, Атосса улыбнулась, не открывая глаз. Её радовало, что она желанна Бардии.

Чувствуя, как огромный фаллос брата вошёл в её нежное лоно, Атосса невольно вскрикнула от боли и открыла глаза. Увидев над собой лицо незнакомого мужчины, очень похожего на Бардию, она испугалась и стала вырываться. Но острейшая боль, пронзившая её тело, лишила Атоссу сил.

Незнакомец, навалившись на Атоссу сверху, шумно дышал, с каждым своим телодвижением всё глубже вгоняя свой мощный жезл в её узкое влагалище. У Атоссы брызнули слёзы из глаз, она то и дело вскрикивала от боли, царапая ногтями плечи своего мучителя, желая вырваться во что бы то ни стало. Но тот только хохотал, словно не чувствовал боли и явно наслаждаясь бессилием Атоссы перед его звериной мощью и неуёмной похотью самца.

Атосса попыталась расцарапать лицо своему насильнику, но тот перехватил её руки и крепко держал их, вдавив своими ладонями в мягкую постель. От усиливающейся боли у Атоссы потемнело в глазах, и она потеряла сознание.

Очнулась Атосса от того, что кто-то брызгал водой ей на лицо.

Она приподняла голову и увидела сидевшего рядом с ней на постели незнакомца с чашей в руке.

– Жива? Хвала Митре! – воскликнул незнакомец, отпив воды из чаши.

Его сходство с Бардией было поразительно!

– Кто ты? – слабым голосом спросила Атосса.

– Твой брат, – с усмешкой ответил незнакомец. – Разве не видишь?

– Вижу, – промолвила Атосса и села на ложе. – Ты – не Бардия, хоть и очень похож на него.

– Вглядись внимательнее, сестра. Я твой брат. Просто ты не видела меня без одежд, поэтому…

– Не морочь мне голову! – перебила Атосса. – У Бардии совсем другой голос, и волосы у него светлее. И шрама на шее у него нет.

– Волосы можно покрасить, голос можно изменить, а этот шрам – память о египетском походе. – Незнакомец придвинулся к Атоссе. – Ты запомнила меня таким, сестра, каким я был до похода в Египет. И не желаешь воспринимать меня как своего брата теперь, хотя ещё недавно ты сама просилась ко мне на ложе. Что случилось? Я не узнаю тебя, Атосса!

Глаза Атоссы внимательно изучали это близкое и такое родное лицо, которое могло принадлежать только Бардии. И всё же это был не он! Атосса чувствовала это, хотя не знала, как доказать обратное даже себе самой.

Незнакомец, с небрежной улыбкой взирая на Атоссу, наблюдал за её лицом и той внутренней борьбой, которая происходила в её душе.

Дабы развеять сомнения, Атосса провела кончиками пальцев по лицу сидящего рядом с ней мужчины, откинула волосы с его лба. В самом деле, волосы можно подкрасить хной. У Бардии не было шрама до похода в Египет. После возвращения брата из Египта Атосса редко виделась с ним, поэтому она могла и не заметить этот шрам на шее. Но у Бардии имелась ещё одна отметина – родимое пятно на мочке левого уха. Атосса захотела взглянуть на него и оторопела, увидев, что уха под волосами нет.

– Где твоё ухо, брат? – спросила Атосса, окончательно убедившись, что перед ней – не Бардия.

– Оставил в Египте, – прозвучал ответ. – В сражении под Мемфисом какой-то египтянин оказался ловчее меня. Негодяй отсёк мне ухо мечом, видимо, намеревался раскроить мне череп, но промахнулся. Похоже, добрые боги-язата оберегают меня!

Атосса слегка покивала головой, сузив глаза, словно предвкушая своё торжество.

– Вполне возможно, что я могла не заметить шрам на шее у брата, – сказала она, – но то, что Бардия не терял ухо в сражении, я знаю точно. Кто ты? Отвечай! – Атосса опасливо отодвинулась к краю ложа.

Незнакомец тряхнул рыжими волосами и рассмеялся:

– Задумка твоего брата не удалась. Придётся мне, как видно, сознаваться, дабы ты, прелестница, не натравила на меня в своих молитвах Ангро-Манью[24]. Меня зовут Смердис. Я – брат Гауматы.

– Родной брат? – усомнилась Атосса.

– Нет, сводный. Мы ведь с ним непохожи друг на друга.

– Я бы не сказала, – заметила Атосса, – брови у тебя точь-в-точь как у Гауматы.

– Ну, разве что только бровями мы и схожи, – усмехнулся Смердис.

– Это Бардия повелел тебе встретить меня в царской опочивальне? – Атосса в упор взглянула на Смердиса.

Тот виновато кивнул.

– Мой брат рассчитывал ввести меня в заблуждение своим сходством с тобой?

Смердис опять кивнул.

Атосса уронила голову на свою согнутую руку.

– Как это низко и жестоко! Как это по-мужски! – вырвалось у неё.

– Прости, что я причинил тебе боль, – пробормотал Смердис, полагая, что Атосса вот-вот заплачет.

Но Атосса вовсе не собиралась плакать. Она подняла голову, её большие глаза гневно блестели.

– Предположим, я попалась бы на обман своего брата, что было бы дальше? – обратилась Атосса к Смердису.

– Ты принародно стала бы моей женой, – ответил Смердис, – а спустя какое-то время твой брат открыл бы тебе свой обман. Вот и всё.

– Значит, до открытия обмана, по замыслу Бардии, ты должен замещать его на царском троне. Так? – Жёсткий тон и пронзительный взгляд Атоссы говорили о том, что она мысленно что-то взвешивает.

Смердис молча покивал головой.

Теперь Атоссе стал ясен коварный замысел Бардии. Она знала, что у Гауматы есть брат, но ни разу до этой ночи не видела его. Вероятно, Бардия, убедившись, что силой принудить Атоссу к браку с неугодным ей человеком не удастся, а угоден ей в мужья лишь он сам, решил перехитрить сестру при помощи своего двойника.

«Ну что ж, брат, я воспользуюсь твоим коварством, но для своей цели, – мстительно подумала Атосса. – Ты сам выбрал свою судьбу, отвергнув меня!»

Размышления Атоссы прервал Смердис.

– Давай ляжем спать, красавица, – сказал он. – Обещаю, что больше не притронусь к тебе. Утром я сам скажу твоему брату, что хитрость его не удалась.

– Не нужно этого делать, – возразила Атосса, вновь придвинувшись к Смердису и положив руки ему на плечи. – Ты силён и красив. К тому же ты знатен и очень похож на моего брата. Не стану скрывать, я хотела стать женой Бардии. Но, поскольку это невозможно, я предпочитаю иметь своим мужем тебя, Смердис. Обещаю, что буду тебе хорошей женой. Пусть Бардия думает, будто я ничего не заподозрила и приняла тебя за него. В конце концов, чего не сделаешь для любимого брата!.. Если, конечно, ты согласен видеть меня своей женой, – добавила Атосса с обворожительной улыбкой.

– Я согласен, – не раздумывая сказал Смердис.

– В таком случае, мой дорогой, отныне ты – не Смердис, а Бардия, не забывай об этом, – продолжила Атосса. – И поправляй меня, если вдруг я нечаянно назову тебя Смердисом. Это так забавно, так интригующе! Чем-то напоминает игру «Угадай близнеца», ты не находишь?

Простоватый Смердис пожал плечами: о такой игре он не слышал.

Ночь Атосса и брат Гауматы провели на одном ложе.

На рассвете в царскую опочивальню пожаловали евнухи, которые принесли царские одежды и прочие инсигнии царя. По древнему обычаю, царь перед утренней молитвой, после ночного соития с женщиной, должен был совершить очистительное омовение в присутствии жрецов, поэтому мнимый брат Атоссы удалился в купальню.

Евнухи, пришедшие с женской половины дворца, проводили Атоссу обратно в гарем, где для неё тоже была приготовлена ванна с горячей водой. Чистота тела для зороастрийцев[25] была сродни чистоте помыслов человека, поклоняющегося Ахурамазде.

После любовных утех с гигантом Смердисом Атосса ощущала себя побитой собакой. Вдобавок она не выспалась, так как дневная жизнь в царском дворце начинается с первым лучом солнца.

Изнывающая от любопытства Артистона, сразу после утренней молитвы прибежавшая к сестре, была разочарована её холодным приёмом. Атосса выглядела вялой и сонной. Артистоне так и не удалось её разговорить, а ей так хотелось узнать, каков же в постели их царственный брат.

– Я в нём не разочаровалась, – единственное, что поведала Атосса младшей сестре.

Глава пятая

Вещий сон

От Смердиса Атосса узнала, что о хитрой задумке с двойником известно и Гаумате. Однако Прексаспу, особо доверенному приближённому Бардии, о подмене царя на царском троне было неведомо.

Именно из-за своего поразительного сходства с Бардией Смердис не состоял в ближайшем царском окружении. Он был начальником гарнизона в мидийской крепости Сикайавати, находившейся неподалеку от Экбатан. Гаумата вызвал брата в Экбатаны по воле царя, а Бардия тем временем заменил Смердиса в крепости.

– И никто из воинов гарнизона не заподозрил подмены? – удивилась Атосса, когда услышала всё это от Смердиса.

– Бардия не только схож со мной внешне, он и на коне сидит как влитой, отменно стреляет из лука, не хуже меня метает копьё, – сказал Смердис. – Когда Бардия в моей одежде сел на моего коня, то все в крепости приняли его за меня.

– Значит, Бардия теперь находится в крепости Сикайавати, – задумчиво проговорила Атосса. – И пробудет там до нашей с тобой свадьбы?

Смердис молча кивнул.

То, что в ближайшие дни состоится свадьба Бардии и Атоссы, знали все во дворце. Распространился этот слух и в тесных кварталах Экбатан, раскинувшихся вокруг холма, на плоской вершине которого за семью рядами крепостных стен возвышались царские чертоги.

Во дворце все вокруг раболепствовали перед Атоссой, поскольку искренне полагали, что она скоро станет царицей. Лишь Гаумата искусно притворялся, отвешивая поклоны Атоссе и Смердису, одетому в царский кандий.

Однажды Атосса вызвала к себе двоих уже немолодых евнухов, Артасира и Багапата. Оба в прошлом были преданными слугами царя Камбиза, ныне они состояли при гареме.

Атосса напомнила евнухам давний трагический эпизод из своей жизни, в котором они хоть и невольно, но принимали участие:

– Помните, как царь Камбиз изнасиловал меня, ворвавшись ночью в мою спальню! Не забыли?..

Евнухи потупили очи.

– Камбиз был пьян и не смог бы овладеть мною, если бы вы не держали меня за руки, – ледяным голосом продолжила Атосса. – Вы стали свидетелями моего позора и соучастниками одного из самых гнусных поступков Камбиза. Вы держали меня, покуда Камбиз утолял свою похоть. Помните, я тогда ещё сказала вам, что никогда не забуду этого! Не забуду и не прощу! Теперь Камбиз мёртв и не сможет защитить вас от моего гнева. О, я сумею насладиться вашими предсмертными муками! – Атосса скривила губы в злорадной ухмылке. – Как долго я ждала этого часа!

Евнухи упали перед Атоссой на колени.

Перебивая друг друга, они стали умолять Атоссу о пощаде, ссылаясь на то, что в их подневольном положении остаётся только исполнять волю царя, какова бы она ни была, иначе можно расстаться с жизнью.

– Даже если бы мы тогда отказались помогать Камбизу, это ничего бы не изменило, – оправдывался Багапат. – Камбиз велел бы нас тут же обезглавить и воспользовался бы помощью других слуг.

– А мы, несравненная Атосса, хоть и совершили насилие над тобой, зато делали это так, чтобы не оставить синяков на твоих прекрасных руках, – вторил Багапату Артасир. – Помнится, я даже закрыл глаза, дабы не видеть того, что вытворял с тобой на ложе бессердечный Камбиз.

– И мы не обмолвились об этом ни одному человеку, – вставил Багапат, – чтобы слух об этой гнусности Камбиза не разошёлся по Пасаргадам.

– Нам было дорого твоё незапятнанное имя, госпожа, – добавил Артасир. – Мы и представить себе не могли, что Камбиз пожелает взять в жёны всех своих сестёр.

Атосса выслушала евнухов с непроницаемым лицом.

– Помните, что отныне ваша жизнь в моих руках, – сказала она. – Бардия без ума от меня и выполнит любое моё желание. Если вы хотите, чтобы я забыла прошлое, то обязаны выполнять любые мои поручения.

Евнухи принялись заверять Атоссу, что готовы беззаветно служить ей.

– В таком случае достаньте сильного яду, но так, чтобы никто во дворце не знал об этом, – повелела Атосса. – Яд передадите моей невольнице Атуте.

Артасир и Багапат испуганно переглянулись.

– Мы сделаем всё, как ты велишь, о госпожа, – склонив голову, произнёс Багапат.

– Мы раздобудем яд, царица, – сказал Артасир, – даже если он предназначен для нас.

Атосса милостиво улыбнулась:

– Не беспокойтесь, скопцы. Вы мне ещё понадобитесь.

Накануне свадебного торжества, когда во дворце уже собирались гости и были принесены все полагающиеся по этому случаю жертвы светлым богам-язата, неожиданно скончалась бактрианка, жена Бардии. Лекарь, осматривавший тело умершей, обнаружил следы отравления. Присутствовавший при этом Гаумата сразу сообразил, чьих рук это дело.

Гаумата поспешил в покои Атоссы. Он застал её в свадебном наряде в окружении рабынь, делавших последние приготовления перед выходом их нарядной госпожи в пиршественный зал.

Евнухи пропустили Гаумату, поскольку знали, что он будет на свадьбе посажёным отцом. По обычаю, именно посажёный отец должен передать невесту жениху, наградив её тремя ударами плети и получив от жениха символический выкуп в виде лазуритового ожерелья – символа искренних мыслей и добрых намерений.

– Вашти умерла, – сообщил Атоссе Гаумата, наблюдая за её реакцией.

Атосса даже бровью не повела.

– Полагаю, это не расстроит наше свадебное торжество, – сказала Атосса, глядя на себя в зеркало.

– Вашти не просто умерла, но была отравлена, – пояснил Гаумата.

– Бедняжка! – Атосса изобразила огорчение на своём лице. – Кому же она помешала?

– Это надлежит выяснить, – сказал Гаумата, сурово кашлянув в кулак. – Отравитель непременно будет найден!

– Прошу тебя, не говори об этом Бардии, – повернулась к Гаумате Атосса. – Не омрачай ему этот радостный светлый день. Пусть царь узнает о случившемся завтра. Ведь Вашти всё равно не вернуть…

– Не смею противиться твоей воле, о божественная, – произнёс Гаумата и отвесил низкий поклон.

Смердис, на которого были обращены взоры множества гостей, заметно волновался. Он едва не упал, когда преклонил колено перед Гауматой, повязавшего его голову венцом жениха. Уже после всех ритуалов, когда свадебная чета шествовала к возвышению, где им следовало находиться во время свадебного пира, Атосса крепко стиснула в своей маленькой руке мизинец и безымянный палец Смердиса.

Откинув с лица край тончайшего покрывала, Атосса прошептала, обращаясь к Смердису:

– Смелее, царь! Выше голову! В придачу к моему телу ты получишь огромное царство.

По лицу Смердиса было видно, что его что-то тяготит и печалит.

Сидя за свадебным столом, Атосса угощалась самыми разнообразными яствами, не в силах отказать себе в таком удовольствии. Она с недоумением поглядывала на Смердиса – тот почти ничего не ел.

– Что с тобой? – спросила Атосса. – Ты не заболел?

Смердис сделал отрицательный жест.

– Погляди, как много людей собралось, чтобы порадоваться за нас с тобой. – Атосса кивнула на просторный зал, где шумело пиршество. – Здесь собралась вся знать Экбатан. Твой хмурый вид, мой милый, здесь явно не к месту. – Атосса игриво дёрнула Смердиса за рукав кандия. – Скажи, чем ты опечален?

– Сегодня утром умерла Вашти, жена твоего брата, – тихо промолвил Смердис. – Кто-то отравил её. Не нравится мне это.

– Значит, Гаумата всё же проболтался! – проворчала Атосса.

– Гаумата тут ни при чём. Мне об этом поведала Пармиса, дочь Бардии. Она прибежала ко мне вся в слезах, кинулась на шею. Она даже не распознала, что я не её отец. – Смердис тяжело вздохнул. – Мне бы тоже надо было заплакать, как-то утешить Пармису, а у меня словно язык отнялся. И ни слезинки в глазах…

– Это же замечательно, что Пармиса приняла тебя за родного отца, – обрадовалась Атосса. – Я усматриваю в этом улыбку судьбы!

– Я тебя не понимаю, – хмуро обронил Смердис.

– Придёт время – поймёшь, – таинственно произнесла Атосса.

А про себя подумала: «Уж Вашти-то смогла бы отличить Смердиса от Бардии, даже не ложась с ним в постель. Как же вовремя я избавилась от неё!»

Не дожидаясь окончания пиршества, жених и невеста покинули шумный зал, поскольку им ещё предстояло пройти очистительный обряд перед тем, как уединиться в опочивальне. Для огнепоклонников брак – это единение мужского и женского начал, своего рода возникновение единого совершенного творения, способного породить новую жизнь, тем самым продлевая вечный цикл существования мира. Этот цикл был запущен в действие Великим Творцом всего сущего, сотворившим когда-то самого первого человека.

Смерть Вашти стала тяжёлым непредвиденным обстоятельством, поэтому Гаумата без раздумий отправил гонца в крепость Сикайавати, чтобы известить об этом Бардию. В своём письменном послании Гаумата изложил свои подозрения относительно причастности Атоссы к смерти Вашти. Гаумата настаивал, чтобы Бардия незамедлительно вернулся в Экбатаны, хотя, по изначальному замыслу, Бардия должен был покинуть Сикайавати, лишь когда Атосса забеременеет от Смердиса.

Гаумата никак не мог избавиться от какого-то тревожного предчувствия.

* * *

Ночью Гаумате снились кошмары.

Ему снилось, что он входит в зал для приёмов и видит на троне Бардию, который держит в руках свою отрубленную голову. И эта отрубленная голова вдруг молвит: «Зачем ты предал меня, Гаумата?»

От страха у Гауматы зашевелились волосы на голове, онемели уста.

Безголовый Бардия встал с трона, выронив из рук свою голову.

Голова катится по мраморному полу к ногам Гауматы и продолжает выкрикивать страшным голосом: «Зачем ты предал меня, Гаумата? Зачем?..»

Гаумата бросается прочь. Он мечется в пустых залах и переходах, зовёт на помощь, но вокруг ни души, словно всё вымерло. А безголовый Бардия преследует Гаумату, в его руке сверкает острый акинак. Тяжёлые шаги мертвеца сотрясают дворец: тум-м… тум-м… тум-м-м…

Ноги Гауматы скользят по гладкому мрамору, он то бежит, то ползёт на четвереньках. Сердце готово выскочить у него из груди. Гаумата никак не может сообразить, где ближайший выход из дворца.

А безголовый мертвец всё ближе и ближе, уверенной поступью он настигает Гаумату и замахивается на него кинжалом.

Гаумата в ужасе закричал – и проснулся.

Он был весь в поту, тонкая льняная рубашка облепила его тело. В голове у Гауматы был сумбур. Он никак не мог отделаться от мысли, что это был не сон, а явь.

Гаумата оглядел спальный покой, освещённый мягким светом бронзового светильника. Ему вдруг почудилось, что за тяжёлыми складками тёмно-синей занавеси кто-то прячется. Гаумата протянул руку к скамье, на которой рядом с его одеждой лежал короткий меч. С мечом в руке Гаумата осторожно приблизился к портьере и резким движением отдёрнул её в сторону. За портьерой была неглубокая ниша в стене, она была пуста.