Дарий

Фейдима, оставшись наедине с Атоссой, призналась ей, мол, она почти уверена, что Бардия – это не Бардия, а другой человек, весьма на него похожий.

Атосса с замирающим сердцем поинтересовалась у подруги, на чём основаны её подозрения. И услышала в ответ неоспоримые доказательства женщины, познавшей на ложе двух мужчин, которые являлись к ней под одним именем и с очень похожей внешностью. Однако разницу в темпераменте и некоторые физиологические отличия в размерах интимных частей тела нельзя было не подметить.

– До вашей свадьбы Бардия был совсем не таким в постели, каким стал ныне, – призналась Фейдима. – Я не хочу отзываться плохо о твоём брате, милая Атосса, но прежде он был гораздо нежнее. Теперь же Бардия просто-напросто обуян самой дикой похотью. Не стану скрывать, Бардия стал чаще навещать меня, но его грубость и ненасытность меня просто убивают. И потом, его половой орган стал гораздо крупнее. Я достаточно изучила его во время оральных ласк. Теперь я просто цепенею от страха, когда схожусь с Бардией в постели, ведь у него скорее фаллос быка, нежели смертного человека!

– Своей ненасытностью на ложе Бардия изводит и меня, – сказала Атосса. – Я тоже поражаюсь его огромному фаллосу!

– Думаю, это вовсе не Бардия, а вселившийся в него дух Тельца, – прошептала Фейдима, приникнув к самому уху Атоссы. – Сам могучий Гэуш-Урван[31] завладел телом твоего брата. Я вот только не знаю: к добру это или к худу?

– Ты говоришь страшные вещи, Фейдима. – Атосса с сомнением покачала головой. – Теперь я буду бояться ложиться с Бардией в постель.

– Я не могу это утверждать, – сказала Фейдима, – но мне так кажется.

– После твоих слов, милая, я повнимательнее присмотрюсь к Бардии. – Атосса обняла Фейдиму за плечи, прижав её к себе. – Последнее время он тоже кажется мне странным.

После этого разговора Атосса запретила Смердису приходить в покои Фейдимы. Это сильно расстроило Смердиса. От огорчения он за ужином без удержу пил вино. В пьяном виде Смердис заявился в спальню к Атоссе, желая ещё раз поговорить с ней о Фейдиме.

Грубый тон и вызывающая манера поведения Смердиса вывели Атоссу из себя. Она позвала евнухов, повелев им увести её мужа в его покои. Но не тут-то было. Смердис осыпал евнухов отборной бранью, и те в страхе повалились ему в ноги. Затем евнухи на четвереньках убрались из покоя царицы.

Скинув с себя одежды, залитые вином, Смердис схватил Атоссу и швырнул её на ложе. Разрывая платье на Атоссе, Смердис скалил зубы в злорадной усмешке. Он насиловал Атоссу, намеренно причиняя ей боль и заламывая руки. Утолив свою похоть, Смердис повернулся на бок и захрапел.

Опустошённая и раздавленная, Атосса лежала рядом с храпящим Смердисом и молча глотала слёзы, которые жгли ей щёки. Судьба словно издевалась над ней и мстила Атоссе за убийство родного брата. Вот она – царица! – подобно рабыне, вкусила полной чашей унижения и боли, ею воспользовались против её воли, чтобы насытить позыв животного инстинкта. Самое ужасное заключалось в том, что Атосса была обречена в дальнейшем на подобные же унижения.

«Я должна убить Смердиса! – мелькнуло в голове у Атоссы. – Мне нужно встать и заколоть этого негодяя его же кинжалом. Иначе… А что иначе?»

Этот вопрос поставил Атоссу в тупик.

Её страшило и возмущало возможное повторение насилия со стороны Смердиса, но вместе с тем его немедленное убийство придётся как-то объяснять, причём объяснять царским приближённым, которые всерьёз полагают, что Смердис – это Бардия.

«Меня назовут цареубийцей, – размышляла Атосса, – и ещё – мужеубийцей. За это мне выколют глаза и отрежут нос. Ведь царским судьям бесполезно рассказывать про мои унижения на супружеском ложе. Законы в этом царстве составляются мужчинами, и они безжалостны к женщинам!»

Атосса сползла с ложа и, держась за стену, добралась до купальни. Там было темно. Атосса на ощупь отыскала медный чан с водой и принялась усердно смывать с себя запах мужского пота и засохшую мужскую сперму. Вода была довольно холодная, поэтому Атоссу бросило в озноб. Обтёршись тем, что попалось под руку, Атосса вернулась в спальню. Там она надела на себя тонкую длинную тунику без рукавов, поверх неё – шерстяное платье с короткими рукавами, на голову набросила накидку, концы которой можно было завязать на шее в виде шарфа.

Бесшумно ступая мягкими замшевыми туфлями без каблуков, освещая себе путь масляным светильником, Атосса знакомыми узкими переходами добралась до покоев Артистоны и постучалась в дверь. Ей открыл толстый заспанный евнух, который очень удивился, увидев перед собой царицу в столь поздний час.

Атосса не стала будить сестру. Она взяла тёплое одеяло, круглую подушку и улеглась в трапезной на лежанке, возле бронзовой жаровни с потухшими углями.

Утром здравомыслие взяло верх в Атоссе. Она передумала убивать Смердиса, тем более что заменить его на царском троне было некем. Сыновей ни у Камбиза, ни у Бардии не было. Не было у них и побочных братьев. Атосса решила поскорее забеременеть от Смердиса, и когда родится мальчик, уступить ему трон под своей опекой, умертвив ядом его отца.

Как назло, у Атоссы наступили «нечистые дни», когда любой персиянке или мидянке было запрещено находиться в одном помещении с мужем, дабы не осквернить его. Считалось, что кровь, вытекающая из женщин во время менструаций, есть порождение злых богов, которые всячески стараются навредить людям, творениям добрых богов-язата.

В такие дни женщинам надлежало молиться чаще, чем в обычные дни, и тщательно проходить все обряды очищения, чтобы отгонять от себя злых духов, прислужников Ангро-Манью.

По окончании «нечистых дней» Атосса покинула гарем, желая разыскать Гаумату и узнать от него последние новости. Однако Гаумата сам нашёл царицу. Он был чем-то сильно обеспокоен.

Атосса и Гаумата встретились в светлом просторном зале, высокие стены которого были покрыты барельефами, изображающими мидийских царей на войне и на охоте. Царица и хазарапат неторопливо прогуливались вдоль барельефов, поодаль от своей свиты, застывшей в молчаливом почтении у дверей с закруглённым верхом. Атосса и Гаумата делали вид, что разглядывают сцены сражений на известняковых барельефах, сами же вели негромкую беседу о своих заботах.

– Прексасп заподозрил неладное, царица, – тихо молвил Гаумата. – Он побывал в крепости Сикайавати, расспрашивал воинов из тамошнего гарнизона о том, как умер мой брат. Я предвидел подобный шаг Прексаспа, поэтому мои люди встретили его в крепости и сказали ему то, что я велел им сказать. Но Прексасп был явно не удовлетворён этими ответами, ибо он долго шнырял по крепости, пытаясь заговаривать не только с воинами, но и со слугами.

– Что же делать? – встревожилась Атосса. – Может, спровадить Прексаспа куда-нибудь подальше. Например, в Вавилон.

– Это не избавит Прексаспа от подозрений, царица, – сказал Гаумата. – Если Прексасп задумал докопаться до истины, он до неё рано или поздно докопается. Я его знаю.

– Так, что же делать? – ещё раз повторила Атосса.

– Кому? Тебе?.. – Гаумата взглянул на Атоссу.

– Нам, – раздражённо ответила Атосса.

Гаумата усмехнулся краем рта.

– Божественная, я сделал всё, что мог. Но у моего брата упадок духа, он погряз в пьянстве. В трезвом виде Смердис то и дело порывается скинуть с себя царское облачение и удрать в горы. Не сегодня завтра Смердис будет разоблачён евнухами или телохранителями. Прости, о светлейшая, но я вынужден покинуть тебя, ибо мне ещё дорога моя голова. – Гаумата слегка поклонился Атоссе.

– Ты думаешь, я позволю тебе скрыться! – угрожающе прошипела Атосса.

– А что ты можешь сделать? – Гаумата распрямил спину и вызывающе взглянул на Атоссу. – Велишь страже бросить меня в темницу? А может, прикажешь убить меня на месте? Тогда заодно прикажи казнить и Смердиса, поскольку лишь моё присутствие удерживает его в этом дворце. Смердис уже сыт по горло и царской властью, и ролью Бардии!

– Тихо! – Атосса взяла Гаумату за руку. – Давай обсудим всё это спокойно, наедине. Через два часа я буду ждать тебя в своих покоях. Умоляю, не бросай меня! Гаумата, если бы ты знал, как я жалею, что затеяла всё это!

В глазах Атоссы было столько мольбы, что Гаумата не посмел отказать ей.

Оставшись наедине с Гауматой, Атосса разговаривала с ним так, словно всё зависело от него одного. Превознося ум и находчивость Гауматы, Атосса выражала надежду, что он проявит волю и изменит сложившиеся обстоятельства к лучшему. Ведь никто, кроме Гауматы, не сможет повлиять на Смердиса, заставить его обрести облик, достойный царя.

– Отныне я вся в твоей власти, – добавила Атосса в конце беседы, став на колени перед Гауматой и распустив волосы по плечам в знак покорности.

«Наконец-то пришёл мой час! – торжествуя, думал Гаумата. Он разорвал на Атоссе платье, обнажив ей грудь. – Гордая дочь Кира у моих ног!»

Молчаливым жестом Гаумата указал Атоссе на ложе в глубине комнаты.

Покорность, с какой ему отдавалась Атосса, пробудила в душе Гауматы благородный порыв. Он заверил Атоссу, что заставит Смердиса взять себя в руки и постарается поскорее покончить с Прексаспом.

– Ты хочешь убить его? – спросила Атосса, лёжа в постели рядом с Гауматой. – Это может вызвать опасные толки, ведь Бардия доверял Прексаспу, как никому другому.

– У нас нет иного выхода, – сказал Гаумата. – Прексасп явно что-то заподозрил. Самое лучшее – это обвинить его в измене и казнить.

Атосса неслышно вздохнула и закрыла глаза. Ей было жаль Прексаспа, но, с другой стороны, если Прексасп докопается до истины, то он её не пощадит.

* * *

Прексасп, как обычно, пришедший на доклад к царю, был удивлён тем, что царь, не дав ему вымолвить ни слова, обрушился на него с обвинениями в преступном заговоре. Находившийся тут же дворецкий от изумления вытаращил глаза. Гаумата, стоявший возле дверей, немедленно вызвал стражу.

– Мне смешно выслушивать весь этот бред, – промолвил Прексасп, державшийся с завидным присутствием духа. – И я, кажется, догадываюсь, в чём тут дело. От меня хотят поскорее избавиться. Значит, истина очевидна: ты – не Бардия!

Прексасп ткнул пальцем в сидящего на троне Смердиса.

Смердис вскочил и схватил Прексаспа за пояс, это означало, что он выносит ему смертный приговор.

Стража набросилась на Прексаспа и поволокла его к выходу.

– О, позднее прозренье! – выкрикивал Прексасп, упираясь изо всех сил. – Сын Кира мёртв, а его место занимает самозванец! И зовут его Смердис! Маги хитростью и коварством отняли царский трон у персов. Однако можно обмануть людей, но не богов. Митра и Варуна[32] покарают вас, злодеи!

Прексасп плюнул в лицо Гаумате.

– Убейте же его! – закричал Гаумата.

Воины подняли копья.

Неожиданно Прексасп с кошачьей ловкостью выхватил нож из своего широкого рукава и полоснул им одного из стражников по глазам. Воин вскрикнул от боли и закрыл лицо руками. Увернувшись от занесённого копья, Прексасп сумел ранить в шею второго стражника. Тот отпрянул в сторону, зажимая пальцами кровь, хлеставшую из раны.

Гаумата, обнажив кинжал, бросился на Прексаспа.

Они сцепились, норовя поразить друг друга.

Увидев, что Прексасп рассёк ножом щеку Гаумате, Смердис поднял с пола копьё и со всей силы метнул в Прексаспа. Тот опять увернулся. Острый дротик вонзился в буковую дверь над головой Гауматы, сбив с него войлочный кидарис.

Прексасп опрометью выскочил за дверь.

Объятый яростью, Гаумата крикнул, обернувшись к Смердису:

– Смердис, ты с ума сошёл! Ты же чуть не убил меня!

В следующий миг Гаумата встретился глазами с дворецким, который побледнел и попятился от него. Гаумата выразительно взглянул на Смердиса. Тот понял его без слов. Настигнув дворецкого, Смердис заколол его одним ударом кинжала в сердце.

– Добей и этих. – Гаумата кивнул брату на раненых стражей, а сам кинулся догонять Прексаспа.

Гаумата полагал, что Прексасп побежит к главному выходу, поэтому он первым делом устремился туда, криком сзывая к себе дворцовую стражу. Однако у главных дворцовых врат Прексасп так и не появился. Гаумата разослал воинов ко всем другим выходам с единственным приказом убить Прексаспа, где бы его ни обнаружили. Поскольку стража во дворце почти полностью состояла из верных Гаумате людей, никому и в голову не пришло подвергать этот приказ сомнению.

Прексасп был обнаружен на верхней площадке дворцовой башни, которая возвышалась над всеми семью стенами, окружавшими дворец. С огромной высоты Прексасп кричал столпившемуся на площади народу, что царь Бардия мёртв, что его убили маги Гаумата и Смердис. И что Смердис занял царский трон, пользуясь своим внешним сходством с Бардией.

Стражники закололи Прексаспа копьями, и крики смолкли.

Толпа на площади ещё долго не расходилась, люди были встревожены. Многим было понятно, что во дворце творится что-то неладное. Царские глашатаи, выехавшие к народу верхом на конях, так и не смогли заглушить в людях эту тревогу. Известие о том, что справедливый и честный Прексасп убит по обвинению в измене, было воспринято народом с явным недоверием.

Постепенно площадь опустела, но спокойствие в Экбатанах так и не наступило. Всевозможные слухи бродили из улицы в улицу, из дома в дом, будоража умы.

Гаумата послал отряд воинов схватить Аспатина, сына Прексаспа.

Но его люди вернулись ни с чем: Аспатин успел скрыться.

Когда Атосса узнала о случившемся, ей стало так страшно, словно палач уже набросил ей на шею волосяную удавку. Она стала обдумывать, как выходить из создавшегося положения. Даже признавая крах своих честолюбивых замыслов, Атосса не собиралась опускать руки, уповая на трезвый расчёт и счастливый случай.

Глава седьмая

Фейдима

Евнухи Артасир и Багапат, вернувшись с базара, принесли царице скатки дорогих тканей.

Атосса, проснувшаяся с головной болью, небрежно одетая и непричёсанная, разглядывала разложенные перед ней образцы материй. Здесь были расшитая золотом парча, тонкий египетский виссон, фригийский лён, мягкий мидийский кашемир…

Тут же находилась одна из рабынь, которая собиралась делать причёску своей госпоже. Эта девушка была любимицей Атоссы, поэтому она смело давала ей советы по поводу того, какая ткань более годится на покрывало, какая на платье, какая на плащ…

Атосса хранила каменное молчание, небрежно перебирая куски тканей.

Вдруг Атосса вскинула глаза на евнухов и требовательно произнесла:

– Какие разговоры ходят в городе?

Евнухи потупили очи.

– Так… – Артасир пожал плечами. – Чернь обсуждает всякую чушь!

– Какую именно чушь? – Атосса повысила голос.

– В народе ходит слух, будто Бардия мёртв, – прошептал Артасир, на шаг приблизившись к царице. – Будто бы на троне сидит не Бардия, а некий двойник.

– Кто же этот двойник? – опять спросила Атосса.

– Смердис, брат Гауматы, – шёпотом ответил Артасир. – Так говорят, госпожа.

– Но ведь Смердис был обезглавлен, – сказала Атосса, – обезглавлен тобой и Атутой. Как всё это понимать, Артасир?

Евнух пожал плечами с выражением полнейшего недоумения на лице.

Атосса села на стул. Повинуясь её молчаливому жесту, рабыня удалилась из комнаты.

– Что же вы молчите, мои верные помощники? – скорбным голосом промолвила Атосса. – Ваша госпожа угодила в западню, неужели вы не понимаете этого?

– По моему разумению, госпожа, Артасир и Атута обезглавили Бардию, а не Смердиса, – сказал Багапат. – Ведь Бардия и Смердис были так похожи лицом и статью.

Артасир издал протестующий возглас: поднять руку на царя для евнуха было чудовищным преступлением.

Но Багапат пропустил протест Артасира мимо ушей и невозмутимо продолжил:

– Видимо, в ту злосчастную ночь в крепости Сикайавати находился Бардия, а не Смердис. Как и почему он там оказался, я не знаю. Всё это странно и непонятно. То, что твой муж и брат, госпожа, в последнее время резко изменил свои привычки, заметили многие во дворце. Но никому не приходила в голову мысль о столь чудовищной подмене. Только Прексасп докопался до истины, за это братья-маги и убили его.

– Значит, по-твоему, я соучастница преступления? – воскликнула Атосса, изобразив ужас на своём лице. – Ведь это я подослала убийц к Смердису, а на деле лишила жизни любимого брата!

– В твоём поступке, госпожа, можно усмотреть скорее злой рок, нежели злой умысел, – проговорил Багапат. – Ведь ты не желала смерти своему брату.

– Конечно, не желала! – с жаром воскликнула Атосса. – Я любила Бардию!

– Возможно, это случайность, что вместо Смердиса был убит Бардия. – Багапат печально вздохнул. – А может, это тщательно продуманное коварство.

– Коварство братьев-магов, ты хочешь сказать? – спросил Артасир, опасавшийся, что Багапат желает бросить тень на него.

– Ну конечно, братьев-магов, – ворчливо отозвался Багапат. – Успокойся, Артасир. Ты вне подозрений.

Проведя бессонную ночь, Атосса придумала, как ей добиться своей цели и заодно избавиться от братьев-магов.

* * *

После утренней трапезы Атосса отправилась к Фейдиме, зная, что та после завтрака любит гулять в укромных уголках дворцового парка.

Величественные дубы и кедры, высокие горные ели и стройные лиственницы, взращённые кропотливым трудом рабов, даже в сильный летний зной дарили тень и прохладу.

Оставив служанок на каменной скамье возле искусственного озерца, Атосса и Фейдима неторопливо прогуливались по широкой аллее, выложенной обломками мраморных плит, между которыми пробивалась сочная зелёная трава.

Утреннюю тишину нарушал лишь щебет птиц.

– Терзаемая своими и твоими подозрениями, милая Фейдима, я стала внимательнее относиться к своему мужу, – молвила Атосса. – И мне открылась страшная истина: я делю ложе не с Бардией!..

– А с кем же? – испуганно спросила Фейдима. – Неужели со злым духом?

– Нет, – тихо, но твёрдо ответила Атосса, – под видом Бардии скрывается Смердис, брат Гауматы.

– Но ведь Смердис умер два месяца тому назад, – заметила Фейдима.

– Умер мой брат Бардия, – пояснила Атосса. – Его убили Смердис и Гаумата, чтобы захватить царский трон, ведь они потомки мидийских царей.

– Неужели Смердис так сильно похож на Бардию? – изумилась Фейдима. – Неужели даже родная дочь Бардии уверена, что Смердис – это её отец? Как такое может быть?

– Ты ведь сама много раз встречалась со Смердисом здесь, во дворце, но заподозрила, что это не Бардия, лишь оказавшись в постели с ним, – сказала Атосса, мягко взяв Фейдиму под руку.

– Милая Атосса, как же ты распознала, что на троне сидит Смердис, а не Бардия? – загорелась любопытством Фейдима.

– Случайно. – Атосса усмехнулась краем рта. – Однажды целуясь с мужем, я вдруг обнаружила, что у него нет одного уха.

– Теперь понятно, почему твой муж отрастил длинные волосы, – обронила Фейдима.

– Есть и другие признаки, подтверждающие мою правоту, – продолжила Атосса. – У Смердиса отсутствует ожог на правом бедре, о котором знаем лишь мы с Артистоной. Смердис подвержен пьянству, а Бардия никогда этим не страдал. И наконец, Смердис не знает ласкательного прозвища, каким мою мать называл мой отец. Он говорит, мол, просто забыл его из-за множества дел и забот. Это ложь. Он – не Бардия, поэтому просто его не знает.

Беседа Атоссы и Фейдимы продолжалась около часа, затем они расстались с заговорщическим видом.

За обедом Атосса как бы между прочим обмолвилась, что Фейдима огорчена – царь совсем забыл о ней!

– Ты же сама была против того, чтобы я ходил к Фейдиме, – проворчал Смердис, ополаскивая руки в тазу с тёплой водой после жирной баранины.

Евнух, державший перед Смердисом медный таз с водой, щурил глаза, когда брызги попадали ему на лицо.

– Ну, иногда-то можно порадовать Фейдиму постельными ласками, – с улыбкой заметила Атосса. – Всё-таки она – моя лучшая подруга.

– Что ж, я сегодня же вечером навещу твою лучшую подругу, – сказал Смердис. – Эта прелестница умеет доставлять удовольствие мужчине. Но тебе этого не понять, и потому несчастный ты человек! – с ухмылкой добавил Смердис, взглянув на евнуха.

– Важно, чтобы ты был счастлив, мой повелитель, – промолвил евнух, подавая царю полотенце.

Едва вечерние сумерки заполнили узкие улицы Экбатан, Смердис отправился в покои Фейдимы. Этого-то и добивалась Атосса, которая взяла Фейдиму в союзницы, осуществляя свой очередной коварный замысел. Впрочем, Фейдима и не догадывалась о глубине коварства своей царственной подруги.

Фейдима сделала вид, будто вовсе не ожидала прихода царя. Её смущение и робкая радость, которую она не пыталась скрывать, вызвали у Смердиса желание выразить красивой наложнице свой восторг при виде неё, что он и сделал грубовато, но искренне. Царь и наложница поцеловались в уста и тут же стали торопливо раздеваться, выдворив прочь служанок. Смердис сгорал от похотливого нетерпения. Фейдима искусно изображала то же самое. Однако её пытливые очи, прикрытые изогнутыми ресницами, пристально следили за царём.

Зная по опыту, как сильно Смердис обожает оральные ласки, Фейдима живо завладела его мощным фаллосом, обволакивая его своим языком, а сама краем глаза рассматривала внутреннюю поверхность правого бедра своего царственного любовника. Ожога там, действительно, не оказалось. Затем Фейдима вогнала в своё лоно вздёрнутый мужской стержень, устроившись сверху и опираясь руками в могучую грудь Смердиса. Своими ритмичными телодвижениями Фейдима довела царя до экстаза. В опочивальне слышались блаженные мужские стоны и возбуждённое женское дыхание.

Не давая своему любовнику ни секунды передышки, Фейдима приникла устами к его губам, втискивая свой ловкий язык в глубину пропахшего винным перегаром мужского рта. Одновременно её пальцы гладили и нежно теребили длинные завитые волосы царя. Правое ухо своего любовника Фейдима нащупала быстро, а вот левое… Левого уха не было! На его месте было лишь маленькое отверстие и крошечный бугорок, остаток ушной раковины.

Фейдима быстро отдёрнула руку, опасаясь, что Смердис заподозрит неладное.

Дабы распростёртый под нею мужчина не обратил внимание на невольную перемену в её лице, Фейдима опять склонилась над его обмякшим фаллосом, заставив мужскую плоть вновь распрямиться и обрести большие размеры.

Неутомимость и страстность Фейдимы пришлись по душе Смердису, и он пообещал своей наложнице завтра навестить её снова.

Уже облачённый в одежды царь вновь приблизился к ложу, на котором полулежала обнажённая Фейдима, чтобы запечатлеть у неё на устах прощальный поцелуй. Её странный пристальный взгляд слегка смутил Смердиса.

– Что-то не так? – спросил он, поправляя свои растрёпанные волосы.

– Всё прекрасно! – улыбнулась в ответ Фейдима.

Она подставила царю для поцелуя свои сочные губы и ласково провела своими нежными пальцами по щеке Смердиса.

Успокоенный этой улыбкой и этим ласковым прикосновением, Смердис удалился, не ведая, что судьба его уже решена.

В Экбатанах жила родная тётка Фейдимы, с которой она изредка встречалась за пределами дворца. Именно на этом Атосса и построила свой замысел. Через свою тётку Фейдима передала своему отцу, находившемуся в Сузах, устное послание. Суть послания заключалась в том, что персы, сами того не ведая, потеряли трон Ахеменидов, а во главе Персидской державы ныне стоят два мага-самозванца, убийцы царя Бардии.

Глава восьмая

Тревожные слухи

Месяц харапашия[33] только начался.

Старый Арсам теперь жил в Пасаргадах, ибо должность царского судьи обязывала его каждодневно разбирать различные тяжбы, с которыми сюда шли люди со всей Персиды. Арсам был справедлив, и это было всем известно. Угроз он не боялся, поскольку пользовался любовью простого народа, в каждом городе и селении Персиды у Арсама имелись защитники и почитатели. Пытаться подкупить Арсама значило нажить себе непримиримого врага. На это тем более никто не отваживался.

Фрашаракой[34] в Пасаргадах был лучший друг Арсама, а градоначальником – брат жены, тоже известный своей неподкупностью. Эта троица честно и беспристрастно выполняла царский указ о привлечении к суду всех мздоимцев и притеснителей, какими бы знатными они ни являлись. На судебные процессы, которые обычно проводились на площади под открытым небом, собирались толпы горожан и сельского люда, чтобы поглазеть на то, как поволокут в темницу очередного вельможу.

Арсам, признававший в мужчинах – а в мужчинах-персах особенно! – только самые прекрасные душевные качества, люто ненавидел стяжателей, воров и насильников. Приговоры его были суровы. Если Арсам приговаривал кого-то к штрафу, то к такому огромному, что судебные исполнители обирали приговорённого до нитки. Лжесвидетелей Арсам неизменно приговаривал к испытанию огнём[35], утверждая, что лжецов должны судить боги, а не люди.

При этом слуги Арсама выкладывали столь длинные и высокие поленницы из сухих дров, что ни одному обвиняемому не удавалось выбраться живым из яростного пламени.