Мельница времени

Не раздумывая ни мгновения, Катя бросилась по направлению к кулику. Расстояние до него было значительно меньше, чем то, которое отделяло ее от чудищ, буквально рукой подать. Она, напрягая все силы, устремилась в сторону птицы.

Коварный ил, как нарочно, всасывал ноги еще яростнее, пытаясь, во что бы то ни стало, задержать беглянку. Существа неуклонно надвигались.

Разом посиневшие губы женщины разомкнулись и обнажили ряд острых мелких зубов. В воздухе тут же возникло низкое утробное рычание, как у готового к атаке хищника. Руки начали зеленеть, непомерно вытягиваться и удлиняться, намереваясь схватить жертву.

– Быстрее на берег, быстрее на берег! – торопил куличок. – Там не достанет, там не достанет!

До спасительной кромки оставался всего шаг, когда плечо Кати сжала холодная хватка. Желая высвободиться, она резко подалась вперед. Ледяные пальцы соскользнули, но в последний момент успели вцепиться в локоть. Невероятная сила повлекла девочку назад. Безобразная женщина кровожадно заурчала, отвратительный старик пустил голодную слюну.

Катя рванулась всем корпусом. Тиски несколько ослабли, и девочка отчаянно дернула рукой. Зеленая ладонь попыталась обвить ее запястье, но коснувшись нитяного плетения, замерла, как окостенела.

Неимоверной силы визг подобно жалу заточенного клинка вспорол блеклые нити простирающегося над поверхностью воды тумана. Лицо преследовательницы исказилось от боли, а рука отдернулась назад со скоростью освобожденного конца растянутой резинки.

Девочка ухватилась за свисающий над водой край толстого слоя очеса, старого высохшего, но вполне крепкого мха, и выбралась на берег. Кулик развернулся и поспешил в сторону деревьев. Она быстро догнала его и побежала вровень.

– Спасибо тебе! – произнесла она на ходу. – Спас!

– Не мне, не мне, – прощебетала птица. – Моховичок прислал, Моховичок прислал. В благодарность за медок, за медок. Увидел, где ты и попросил, попросил. Сам не смог, сам не смог.

Только они вбежали под полог крон, как куличок прощально кивнул длинным носом и был таков.

Катя озиралась по сторонам и пыталась определить, в какую сторону направиться. Тут ветки близстоящих кустов чуть раздвинулись, и в просвете показался мшистый пальчик, который поманил ее к себе.

– Иди сюда! – раздалось вслед за этим.

Девочка послушно двинулась на зов. Впереди слышался скорый удаляющийся шелест, и она легко следовала за звуком. Наконец, перед ней открылась небольшая ягодная полянка, посредине которой стоял Моховик. Катя радостно улыбнулась и спросила:

– Что это ты за тайные перемещения выдумал?

– Да ничего я не выдумал, – ответил тот. – Просто от ягодников отлучаться не вправе. Вот и отбежал только на секундочку, тебя позвал и сразу обратно. А то там, где ты была, времени на разговор не осталось бы.

– Я тебе так благодарна за помощь, за куличка, за спасение! – всплеснула руками девочка.

– Ладно, пустое, – махнул рукой Моховик. – Услуга за услугу.

– Ой, кстати! – спохватилась Катя. – Когда в озерцо полезла, на берегу узелок с медом оставила. Я бы тебе весь туес отдала полакомиться. Может, сходить?

– Нет уж, – замотал головой собеседник, – найду, кого попросить принести.

А потом хмыкнул:

– Придумала! Самой идти! Вот Болотник с Болотницей обрадуются! Добыча вернулась!

– Разве там болото? – удивилась девочка. – Вроде и почва была твердая, и деревца росли.

– Ну да, – кивнул Моховик. – Потому что верховое. Вполне даже ходить можно, если с осторожностью. Только в такое, как ты называешь, озерцо лезть не следует. Это – мочажина, топь, для обмана прикрытая водой. Вот ею Болотник с Болотницей и повелевают. Сами они в движениях вязкие и медлительные, как трясина. Бегать за добычей не могут. Поэтому сидят на месте и жалобными причитаниями путников заманивают.

– Слушай, – не удержалась Катя, – у вас тут, куда ни пойди, сплошь болота да жуть всякая! А говорили, Синь-озеро, Синь-озеро!

– Кто говорил?! – насторожился Моховик, словно девочка озвучила какую-то страшную тайну.

– Берендеи, вот кто! – ответила та.

– Берендеи?! – человечек аж подпрыгнул. – А они сами сюда не собираются?! Вот уж не приведи, как говорится! Все ягодники обчистят!

– Да не собираются, угомонись, – успокоила его Катя. – И ягоды, как понимаю, в лесу не самое главное. Колток, например, с которым ты не в ладах, в такие места с поручениями ходит, только держись! Дрожит, зубы стискивает, но ходит. Меня вот от росянки спас, не побоялся! Мы потом даже поболтали немного.

– Правда?! – Моховик выкатил глаза от изумления. – Быть не может!

– Правда, – сказала девочка. – А еще путь к самому главному дереву указал. Только я теперь с направлением запуталась.

– Тебе вон в ту сторону нужно, – ткнул пальчиком собеседник. – Только не простое это дело, – и тут же спохватился.

– Знаю, знаю, – закивала Катя, – у вас здесь свои порядки, и вы не все оглашать вправе.

– Ну, да, – вздохнул человечек.

А потом добавил:

– Иди, коли нужда есть. Только осторожнее будь.

– Тебе бы с Колтком подружиться, – на прощанье произнесла девочка. – Он – хороший.

– Подружусь, наверное, – согласился Моховик. – Я теперь его уважаю. И медком обязательно угощу.

На этом они и расстались. Моховик отправился по своим делам, Катя – по своим. Она шла скорым шагом – день начал клониться к вечеру. Перспектива возвращения к реке в темноте ее совсем не вдохновляла, равно как и ночевка в лесу. Правда, двигалась с разумной опаской, постоянно прислушиваясь и присматриваясь. Вскоре под ногами снова захлюпало, почва значительно увлажнилась. Кое-где появились лужицы с рыжей, будто ржавой водой, цвет которой показался ей знакомым.

«Та-ак, – остановилась в раздумье девочка, – опять болото? Когда же они закончатся-то? Хоть бы указатели, какие развесили или схемы движения, как на туристических маршрутах: вы находитесь здесь, слева – то-то, справа – то-то. И удобно, и время экономит».

Вспомнив пройденный путь, Катя вдруг начала догадываться, что движется по образованной топями дуге. Вернее, по ее внешней стороне. Перед мысленным взором сразу возникло некое подобие подковы, она сама – перед выпуклой частью; ей надо внутрь ближе к центру; нужно обогнуть одно из окончаний. Вот лишь, сколько понадобится, чтобы это сделать? Путь все время преграждают болота, через которые идти опасно. Может и есть, какая тайная тропка, но о ней никто не поведал. Значит, придется обходить.

В это время совсем близко раздался стук топора: тук, тук, тук. Затем все стихло. Девочка насторожилась – не ослышалась ли. Но вскоре удары возобновились. Они были четкими и размеренными; такие обычно получаются у дровосеков и плотников, которые хорошо знают свое дело.

«Дровосек просто так рубить не станет, – начала размышлять Катя, – прежде подходящее дерево выберет. Значит, перед этим будет ходить и тщательно лес осматривать. Коли так, то он его хорошо изучил. Тогда может быть и тайную тропку какую-нибудь знает? Надо пойти спросить».

Она двинулась на звук и вскоре подошла к ельничку. Тоненькие кривые стволики росли так близко друг к другу, что жидкие веточки одного буквально упирались в другой. Их редкая чахлая хвоя беспорядочно торчала в разные стороны и создавала полупрозрачную завесу, за которой было нельзя ничего толком разглядеть.

Девочка, раздвигая руками поросль, направилась сквозь нее. Почва все более увлажнялась. Она прошла какое-то расстояние, но дровосека так и не увидела. Скоро угасли и звуки ударов.

«Эх, придется возвращаться, – подумала Катя. – Пока я продиралась, он, наверное, уже ушел. Жаль, не удалось про заповедную тропку спросить».

Она собралась, было, в обратный путь, как впереди послышалось металлическое позвякивание.

«Не ушел! – обрадовалась девочка. – Просто топор точит!».

И устремилась дальше. Через несколько шагов хвойная пелена рассеялась и… То, что предстало глазам, заставило ее оторопеть. Перед ней расстилалось … очередное болото! В воздухе витал плотный запах железа, от которого начало свербеть в носу. Мутная вода была красно-коричневого цвета. Справа в нескольких саженях от нее у береговой кромки возвышалась груда какого-то мусора: не то прелых водорослей, не то травы и веток. На фоне этого уныло ровного и казавшегося безжизненным пространства она выглядела каким-то неестественным инородным телом. Вдруг слева возникло шевеление. Катя тут же повернулась в ту сторону и увидела следующее.

На некотором удалении от нее на торчащей из-под воды, осклизшей от сырости кривой коряге, восседало нечто. На расстоянии оно походило на скрюченного временем старца. Его выступающая углами, словно скроенная из разных кусков металла фигура была прикрыта чем-то похожим на вретище. Будто в дряхлом мешке прорубили дыры для головы и рук, да так наспех и напялили. И одежда, и тело и даже волосы были в обильных ржавых пятнах.

Существо явно развлекалось: опускало в воду кисть руки и через короткое время вынимало ее сплошь облепленную пиявками. Затем встряхивало ею, и присосавшиеся кольчатые черви градом летели вниз. Вместе с ними с пальцев осыпалась и ржавчина, на короткий миг, обнажая поблескивающий под ней металл. В этот момент они ударялись друг о друга и перед тем, как снова покрыться рыжим налетом, производили легкий звон. Каждый раз широкий рот расплывался в улыбке, обнажал редкие желтые зубы, и издавал довольное гыканье.

«Так это же Аржавенник!», – сообразила девочка, вспомнив, что когда-то читала о повелителе ржавых болот в сборнике собирателя сказок Александра Афанасьева.

Тот, не поворачивая головы, голосом, похожим на звук удара по металлическому листу прогудел куда-то в пространство:

– Молодец, Стукач! Такую добычу заманил! Хвалю!

– Все для тебя, господин! – раздался в ответ голос коварного бестелесного духа.

Аржавенник повел в сторону девочки тяжелым взглядом и без обиняков рубанул:

– Сюда иди! Я тебя есть буду!

От такого безапелляционного заявления, граничащего с неприкрытой грубостью, все ее существо возмутилось, и она довольно дерзко ответила:

– Ага, щас! Вот только пыль с кроссовок стряхну!

И развернулась в обратную сторону.

– Дерзить вздумала?! – раздался за спиной злобный голос. – Ну-ну, посмотрим! Эй, Жабалака, взять ее!

Груда мусора мгновенно пришла в движение. Нагромождения на ней тут же принялись осыпаться, сваливаться и опадать. Не успела Катя моргнуть глазом, как на берегу возник жуткий монстр. Он походил на огромную жабу величиной с быка. Его толстая, скользкая от слизи бурая кожа была сплошь усеяна противными буграми и бородавками. Выступающие над черепом глаза под тяжелыми набрякшими веками бездушно уставились на девочку. Жабалака шумно выдохнула, отчего ближайшие стебли осоки качнулись и полегли, и сдвинулась с места. Перемещалась она короткими тяжелыми прыжками. Всякий раз, когда ее массивные лапы и грузное брюхо опускались на влажную прибрежную почву, далеко в стороны разлетались ошметки грязи и фонтаны мутной жижи. На удивление, чудовище не бросилось к девочке, а двинулось вдоль леса, отрезая ей путь к отступлению.

Катя, стараясь перехитрить Жабалаку, сделала несколько обманных движений из стороны в сторону. Но тщетно. Обогнуть чудище и вбежать под спасительный полог леса не удалось.

«Может, ее рукой, на которой науз, как следует, треснуть?!», – мелькнула отчаянная мысль.

Но при взгляде на оскаленную пасть, утыканную истекающими липкой слюной острыми зубами, желание делать это напрочь отпало.

И вот, когда положение, как показалось, стало абсолютно безвыходным, тело девочки вдруг само по себе развернулось и … бросилось к центру болота!

«Да что же это я делаю-то?! – в панике подумала она. – Совсем что ли?! Туда же нельзя! Там опасно!».

Однако ноги, игнорируя отчаянный голос разума, уносили девочку все дальше от берега, сноровисто перескакивая с кочки на кочку. Было ощущение, что в этот момент она была не тяжелее куличка, а, может, и порхающей бабочки.

За спиной разъяренной трубой гудел Аржавенник, который не мог так быстро слезть с коряги. То справа, то слева неистово колотил Стукач, стараясь запутать и увести Катю в сторону. На подошвы набрасывались тучи пиявок, но будучи не в силах к ним присосаться, соскальзывали и с шумом плюхались в ржавую муть. Жабалака, повинуясь команде хозяина, сделала несколько прыжков вслед беглянке, но тут же начала вязнуть в донном иле. В ужасе выкатив глаза, она заскулила, захныкала и стала пятиться назад.

Катя стремглав летела вперед, не глядя ни по сторонам, ни под ноги, полностью доверившись появившемуся необычному ощущению: будто кто-то заботливый трепетно несет ее на руках.

В своих чувствах девочка была совсем недалека от истины. Если бы она отважилась оглянуться, то свои следы на кочках не увидела. А только те, которые оставляют сафьяновые сапоги, изукрашенные золотыми нитями из солнечных лучей и серебряными строчками из лунного сияния, с алмазными подковками звездной россыпи на каблуках.

Глава VIII

Дурманный сон, битва на озере и спасительная чистота

Когда ноги ступили на твердую поверхность, девочка остановилась, перевела дыхание и только теперь решилась осмотреться. Здесь было значительно темнее, чем на противоположном берегу. Она взглянула вверх, готовая увидеть еще более уплотнившуюся сплошную облачность и тут поняла, в чем дело. Высоко над головой простиралась крона дуба. Настолько густая, что в ней запутались бы и увязли даже самые пронзительные солнечные потоки, а уж теперешний неяркий свет – тем более. И такая раскидистая, что самого ствола видно не было. Правда, листва выглядела не сочной, значительно поблекшей, а местами и совсем высохшей. Но это, наверное, от древнего возраста растения.

«Как седина в висках», – предположила Катя, догадавшись, что это и есть самое главное дерево, которое ей нужно.

Единственное, что смущало, так это отсутствие Синь-озера. Хотя, может быть где-то вдалеке, у самого ствола оно как раз и раскинется. И девочка, не раздумывая больше ни минуты, отправилась на поиски. Так она шла какое-то время, внимательно высматривая то, к чему стремилась. Вдруг впереди замаячила широченная шероховатая стена.

Катя замедлила шаг и начала напряженно вглядываться и прислушиваться, пытаясь определить, что может за ней скрываться. Именно сейчас, когда до цели оставалось не так далеко ей очень не хотелось вновь столкнуться с чем-то непредвиденным и опасным. По мере приближения она почувствовала, что навстречу стали периодически устремляться потоки воздуха. То возникать, то пропадать. Постепенно со стороны стены начал долетать и легкий шорох, походивший на мерное дыхание. Девочка подошла совсем близко и тут поняла, что перед ней – не что иное, как необъятный ствол.

По складкам коры, вздымающимся и опадающим соразмерно дуновениям, можно было определить, что Дуб пребывал в глубоком сне.

«Вот те на! – обескуражено подумала Катя. – Никто и не предупредил, что в тихий час попасть можно! Это через сколько же лет он теперь проснется?!».

Она постояла, потом приложила кулачок ко рту и сдержанно покашляла. Поскольку знала, так все взрослые делают, когда воспитанно хотят обратить на себя внимание. Затем ухватилась за одну из пластин коры и потрясла, как обычно расталкивают спящих. Потом набрала побольше воздуха и громко запела, что нередко можно наблюдать в многоквартирных домах ранним утром, когда достойно отвечают соседям, шумевшим до поздней ночи и не дававшим спать. Но ни один из проверенных надежных способов, увы, не помог!

Девочка в задумчивости двинулась вдоль ствола. Надо было срочно решить, как разбудить дерево. Зря, что ли этот путь проделала? Натерпелась, вон, сколько!

Тут между выступающими из-под земли мощными корнями она увидела просторный лаз.

«Что если войти и пощекотать ствол изнутри, как за пятки? – мелькнула мысль. – Вдруг поможет?».

И девочка ступила внутрь.

Почва за входом сразу пошла под уклон. Она очутилась в огромном, напоминающем пещеру пространстве, так что дотянуться до внутренних поверхностей дерева, нечего было и думать. С каждым шагом свет, пробивавшийся от входа, становился все более скудным, пока не угас совсем. В беспроглядной темноте Катя почувствовала себя совершенно неуютно. К тому же и застоявшийся здесь воздух был каким-то неприятным, с явной горчинкой, словно отравленный. Только она собралась возвратиться, как у самых ее ног вдруг произошло шевеление. Затем раздался не то шумный вздох, не то стон.

Девочка с визгом бросилась к выходу. Выбежав наружу, она скользнула в ближний густой кустарник и затаилась, не отрывая от лаза настороженных глаз. Некоторое время все было тихо, но вскоре из него стал медленно ползком, будто крадучись, выбираться огромный косматый зверь. Катя сжалась и затаила дыхание.

Своей шерстью и размерами он больше походил на медведя. Широченные пясти лап с длиннющими когтями были, как у крота, если бы того увеличили во много раз. Голова же была, будто пересаженная от матерого кабана-секача, только без зловещих загнутых клыков.

Зверь, не открывая глаз, снова испустил протяжный стон и с трудом поднялся. Он, пошатываясь, стоял на дрожащих лапах и нюхал воздух, явно пытаясь определить местонахождение девочки. Та, крадучись, начала пятиться вглубь зарослей. И тут зверь заговорил.

– Подожди, не отдаляйся, – просительно произнес он заплетающимся языком, словно никак не мог выйти из сковавшего его оцепенения. – От тебя такая чистота исходит, как от свежего воздуха. Дай надышаться, как следует.

«Притворяется, – подумала Катя, – немощным показаться хочет. Знакомая уловка. Так птицы делают, когда хищника от гнезда увести хотят: то на лапку припадают, то крыло подволакивают. Этот сейчас подберется ближе, а потом ка-ак бросится!».

Тут ее взгляд случайно упал на плоский и розовый, как пятачок поросенка, нос зверя. На фоне густой бурой шерсти он выглядел совсем не страшно и даже по-детски беззащитно, точно язычок ласкового котенка. Толком не отдавая себе отчет, повинуясь какому-то неожиданному внутреннему порыву, девочка поднялась и вышла из укрытия.

Зверь, вытянув шею в ее сторону, несколько раз жадно втянул воздух, как изголодавшийся человек, который накидывается на пищу. Потом его дыхание выровнялось, веки дрогнули и приоткрылись. С больших, чуть навыкате глаз начала сползать туманная поволока. Когда они прояснились полностью, он уже окрепшим голосом пробормотал «спасибо тебе» и принялся с тоской озираться по сторонам. Видя, что тот не проявляет никакой агрессии, Катя осмелилась и спросила:

– Ты кто?

– Я – Ендарь, живу под Дубом, чистым воздухом питаюсь, – ответил зверь, а потом горестно вздохнул и добавил, – которого тут давно уже нет.

– В лесу?! Чистого воздуха?! Это, как?! – не поняла девочка.

– А вот так, – понурился Ендарь. – Испокон века мы здесь жили, не тужили. Синь-озером любовались, голосами леса наслаждались, его ароматами надышаться не могли. Но однажды явились три старичка благообразные. Головушки повесили, стоят, плачут. Дескать, сил больше нет терпеть, как Яга их изводит, житья не дает. Вот они через речку переправились, сюда пришли, приютить просят. Дуб по доброте своей необъятной возьми да согласись. Я уж тогда неладное заподозрил. Больно дух от них тяжелый исходил, как от топи непролазной. Сказал об этом Дубу, он только отмахивается. Это, говорит, козни Яги на них налипли, скоро выветрятся. А по земле, спрашиваю, почему с таким трудом ковыляют, будто не родная она им? А это, отвечает, после пути долгого, для таких старцев тяжкого; отдохнут, пуще оленей бегать будут. Так и поселились тут. А потом повадились, что ни день, являться, прельстительные речи вести. Дескать, ты, Дуб, такой сердобольный, такой замечательный, все о других печешься. Сном бы тебе недолгим подкрепиться надо. А мы нужные слова пошепчем, сладкие сны навеем. Проснешься, себя не узнаешь. Столько сил прибавится! Ну и уговорили…

А вот, действительно, почему так иногда происходит? Когда к тому, кто долгие годы рядом, кто временем проверен, не прислушиваются. Ревностью становятся обуреваемы, что дельные мысли голову друга посетили, а не собственную? Тут же начинают с завидным упрямством их отвергать. А пришлым, кто без году неделя, наоборот, сразу верят, даже не узнав их, как следует. Может, из-за того, что они, хитрецы, говорят то, что хочется услышать? Да … Вот потому-то за это порой расплачиваться приходится.

Ендарь примолк, словно собрался с духом перед тем, как перейти к самой горестной части повествования, а затем продолжил:

– Не успел Дуб веки смежить, как те старческое обличье сбросили и – в озеро! И давай там безобразия учинять! Один, пузатый такой, весь в ракушках, коричневую отраву стал нагонять. Другой, тощий, с бородой длиннющей – грязно-зеленую. Третий, рыжий с головы до пят, будто из покореженного железа сляпанный, и вовсе ржавчину напустил. А вода озерная под землей к корням подходит, дерево питает! Я – к Дубу! Чего только не делал: и рычал, и ревел, и когтями царапал, чтобы в чувство его привести. Да видно дурман меня опередил. По первому времени, правда, тот хоть как-то реагировал. Глаза приоткроет, мутным взором сквозь меня уставится ненадолго и снова в отравленный сон проваливается. А потом и вовсе перестал. Листва пожухла, кора местами потрескалась. Озеро тиной да илом на глазах затянулось, кругом болотные туманы поползли, дышать нечем. Я в свою нору под дерево забился. Думал, отлежусь немного, а там видно будет. Только они и туда добрались. Не заметил, как сам в беспамятство впал. Теперь мы здесь хоть и не мертвы, но и не живы. Так всех жалко!

Он вскинул взгляд и добавил:

– Особенно дочерей его, Дубравиц и Сеняв! Такие красавицы были! А уж добрые, все в отца! По лесу порхали неустанно, благодатный лесной дух нагоняли.

Катя подняла глаза и стала присматриваться. Поначалу ничего особенного видно не было. И лишь позже различила хрупкие девичьи фигуры, почти сливающиеся с пожухлой листвой. Тела были неестественно изогнуты, будто наспех вырезаны из мятой оберточной бумаги.

– А …, а что же теперь делать? – растерянно спросила она. – Меня же Берендеи просили в беде помочь, их детей расколдовать. Как же мне теперь быть?

Ендарь пожал плечами и промолвил:

– Как быть, не знаю. Сама видишь, что творится. Одно могу сказать: уходи-ка ты, девонька, отсюда поскорее. Неровен час, сама отравишься.

То ли от его слов, то ли и впрямь после долгого пребывания в этих гнилых местах, но Катя вдруг почувствовала головокружение.

«Наверное, и правда пора выбираться отсюда, – подумала она. – Случись что, никто, кроме меня, до Истока не доберется. Я же не виновата, что так вышло».

Судя по всему, силы зверя начали таять. Он занервничал и торопливо направился к норе. Но у самого входа обернулся, окинул взглядом запачканные тиной кроссовки девочки и слабеющим голосом вымолвил:

– Только снова через болото не пробирайся. Вот тут сторонкой обойди. Как ореховый куст увидишь, правее возьми. Прямо к реке и придешь. Хотя и крюк небольшой сделаешь, но во времени ничего не потеряешь. Да и не так опасно будет. Все, прощай.

И его ссутулившаяся печальная фигура канула в глубокой тени лаза.

Катя помедлила минуту, другую и двинулась в обратный путь.

Она благополучно добралась до орешника и свернула, как было велено. Весь путь, который вился безмятежной едва заметной тропкой, девочка думала только об одном: о Дуняше и других ребятах. И об их убитых горем родителях.

С родителями всегда так. Свою боль, какой бы сильной она ни была, всегда превозмогают. Порой еще и крепче духом становятся. А вот боль за детей слишком дорого им обходится. Потому и стареют до срока. И уходят … Навсегда …

Когда Катя достигла берега, солнце почти село. Длинные тени кустов и деревьев стелились по земле, норовя забиться в надвигающиеся сумерки. Кругом стояла ароматная плотная тишина, которая лишь изредка прерывалась попискиванием отправившихся на покой птиц и трепетом сонных крыльев. На противоположном берегу виднелись пустые лодки Берендеев. Ни Михайло, ни кого бы то еще рядом видно не было.

«Вот тебе и на! – подумала девочка. – Не ждут, что ли?».

Но решила не обижаться. В конце концов, никто же не знал, когда она вернется. Просто позвать надо.

Катя сняла обувь, закатала до колен брюки и вошла в воду, полагая, что будь она ближе к середине реки, ее вернее услышат. Вдруг на глубине скользнула призрачная тень. Затем вторая, третья, четвертая. Постепенно под водой возникло интенсивное движение, которое показалось знакомым. Что-то похожее она заметила утром перед отправлением в лес. Поскольку непонятные тела метались вдоль русла и не пугали своим приближением, девочка наклонилась, желая внимательнее рассмотреть их. Тут от общего потока отделилось нечто и устремилось к ней.

Лишь только Катя собралась броситься на берег, как у самых ее ног возник силуэт красивой женщины в легких длинных одеждах, складки которых перетекали в разных направлениях: то в одну сторону, то в другую, то навстречу друг другу. Она строго взглянула на девочку и замахала руками, будто требуя отойти в сторону. Ровным счетом ничего не понимая, Катя продолжала оставаться неподвижной. В это время к первой присоединилась вторая, очень с ней схожая. С той лишь разницей, что одежда ее выглядела плотной и напоминала плавные изгибы прибрежного песка. Немного понаблюдав за происходящим, вновь прибывшая стала подниматься из воды. Сохраняя во взоре ту же строгость, что и прежняя, она веско произнесла: