Ты моя слабость

Он дрожал. Я даже чувствовал этот дрожь кожей. Ненавижу страх. Ненавижу слабость. Особенно у тех, кто до этого строил из себя умного.

– Это не я, – шёпотом. – Слово. Кто-то другой… Том сам…

– Том сам? – переспросил я, наклоняясь ближе. – Том – архитектор. Не солдат. Не крыса. Кто-то подтолкнул его, и я хочу знать, кто. Или, клянусь матерью, ты здесь сдохнешь. И даже никто тебя искать не станет.

Он всхлипнул. Жалко.

– Имя, – тихо сказал я. – Мне нужно только имя.

Риккардо крепче сжал его за плечо. Тот дёрнулся, закашлялся, попытался встать – и снова упал на колени.

– Имя. Или пуля. Выбирай быстро.

Секунда. Две. Три.

И он выдохнул:

– Федерико… Он… он ему платил. Я слышал. Это Федерико. Из "Мартини". Они с Томом что-то мутили за спиной. Клянусь!

Федерико.

Я закрыл глаза. Проклятый Федерико.

Теперь всё сходилось.

И теперь мне предстояло сделать то, что я всегда делал хорошо:

Закрывать вопросы.

С грязью. С болью. С кровью, если надо.

Потому что никто, блядь, не трогает моё имя. Никто не лезет ко мне за спину.

А девочка… Эмма… она ещё не понимает, во что вляпалась.

Но скоро поймёт.

Или я ей объясню.

Мразь лежала у моих ног, захлёбываясь соплями и кровью. Сначала кричал, потом стонал, теперь просто хрипел. Мне даже стало скучно.

Я медленно опустился на корточки рядом, посмотрел ему в глаза. Они бегали туда-сюда, как у крысы, загнанной в угол. Потому что крыса и есть. Только у настоящих крыс больше чести.

– Слушай, – тихо сказал я. – Я тебя даже немного понимаю. Жить хочется, да?

Он закивал. Часто, резко. Слишком быстро, как собака, которую били слишком часто.

– Хочешь жить?

Снова кивок. Уже с надеждой. Вот за это я их и ненавижу – за эту дешевую, липкую, вонючую надежду.

Я достал пистолет. Медленно. Нарочно медленно, чтобы он прочувствовал. Навёл прямо между глаз.

– Так вот, – сказал я спокойно, – мне похуй.

Выстрел. Один. Точный. Прямо в глаз. Чтобы красиво.

Мозги – на бетон. Красиво размазались, как мазня на холсте. Художник, блядь.

Я встал. Протёр рукавом пальто рукоять – не люблю оставлять лишние отпечатки, даже если вокруг только свои. Чистота должна быть во всём. В делах. В убийствах. В мыслях.

Сигарета – в зубы. Щёлк зажигалки. Глоток дыма – и сразу спокойнее.

Повернулся к своим.

– Убрать.

Они знали, что делать. Работают молча. Я работаю с молчащими. Те, кто много говорит, – долго не живут.

Пошёл к машине. Открываю дверь, а сам думаю: Федерико, тварь, это только начало.

За рулём уже сидит мой водитель Нико. Его привёз Рикардо – мой консильери, тот самый, кто всегда молчит, но я вижу, как он на меня смотрит краем глаза. Привык. Он со мной давно. Он знает: если я стреляю – значит, так надо.

– Нико, – говорю я, – довези меня до чертова бара. У меня есть пара дел.

Нико кивает. Молчит, как всегда.

Я еще раз проверяю, что у меня наготове – и чувствую, как камера в доме ловит каждый ее шаг. Шаг Эммы. Даже тут я не отпускаю контроль.

Я смотрю на экран – Эмма всё ещё сидит в гостиной, как в клетке. Глаза красные, губы сжаты, но уже не рыдает. Она пытается собраться, и я это вижу. Не просто вижу – я чувствую, что у неё хватает силы не сломаться.

– Занесите ей еды, – приказываю я через рацию охране. – И купите новые вещи. Всё, что нужно, чтобы она не чувствовала себя здесь пленницей. Пусть будет чисто и удобно.

Охранники кивнули и исчезли в коридорах особняка. Я не люблю показывать слабость, но в этой игре иногда приходится проявлять терпение и даже заботу – иначе всё полетит к чёрту.

Охранники – это мои солдаты. Не просто люди с оружием. Это те, кого я лично отбирал вместе с Рикардо. Консильери знает, кто из них достоин доверия, а кто нет. Я не могу позволить, чтобы в моей семье были слабые звенья.

Я не привык играть в мягкие игры. Нет места жалости. Каждый мой шаг – продуман, каждая команда – приказ. Если кто-то полез за мою спину, я разберусь с этим быстро и жёстко.

И всё же… эта крыса – загадка. Не просто жертва. Что она знает? Что ещё скрывает? Расскажет ли он всю правду Эмме? Узнает ли она кто на на самом деле?

Нико заводит машину, и мы уходим в ночь. Время решать.

Глава 7.

Эмма

В дверь постучали два тяжёлых удара. Охранник вошёл с аккуратно сложенной сумкой и пакетом.

– Еда, – сказал он ровно, без эмоций. – И новые вещи – сказали купить по списку.

Я подняла глаза. Всё ещё дрожала, но внутри начала собираться. Вещи выглядели просто – джинсы, тёплый свитер, кроссовки. Всё, чтобы не выделяться. Или, скорее, чтобы не чувствовать себя пленницей.

Я открыла пакет с едой – запах был чужим и странным. Аппетит отсутствовал, но голод – настоящий.

Я осторожно взяла бутерброд из пакета. Хлеб был свежий, а внутри – кусочек ветчины и немного сыра. Казалось бы, ничего особенного, но для меня это было словно маленький мостик в реальный мир.

Голод бил по телу, но голова всё ещё была словно в тумане. Я посмотрела на еду – и внутри что-то сопротивлялось. Это не просто голод. Это страх, пустота и боль, которые никак не хотели отпускать.

Я сделала маленький глоток воды. Потом – ещё один кусочек. Медленно, как будто училась есть заново.

Вкус был нейтральным, но с каждым глотком я чувствовала, как тело чуть-чуть возвращается ко мне. К тому, что я живая.

И это было важно. Важно не дать себе исчезнуть.

Я отложила бутерброд и глубоко вздохнула. Слезы уже не текли, но тяжесть внутри не уходила. Как будто кто-то сдавил сердце стальным кольцом.

Нет, так нельзя. Я не могу позволить, чтобы Лука решал за меня, как мне жить, что и когда есть, где находиться. Я не его пленница. И даже если сейчас кажется, что весь мир рухнул – я должна найти в себе силы выстоять.

«Это не конец, – прошептала я самой себе. – Это только начало.»

Я поднялась с дивана, медленно, но решительно. Впереди – тьма, но я не собираюсь прятаться в ней. Я буду бороться.

Пусть охрана видит меня такой – слабой и уставшей, но внутренне – непокорной.

И если Лука думает, что сможет управлять мной, словно марионеткой – он глубоко ошибается.

В голове начала вырисовываться цель. Нужно найти ответы. Нужно понять, кем был Том на самом деле. Почему он погиб. И как я могу выбраться из этого кошмара.

А пока – я начну с малого. С душа. С возвращения себя.

Я сделала шаг к выходу из гостиной и тихо спросила у охраны:

– Можно мне посмотреть спальню и ванную?

Охранник молча кивнул и повёл меня по длинному коридору. В тишине особняка каждый шаг отдавался в ушах, и я пыталась не думать о том, что за мной, наверное, наблюдают, хотя сама об этом уже подозреваю.Наверняка здесь есть камеры, это мы еще выясним.

Спальня была просторной, с большим окном и аккуратно сложенной одеждой на кровати – новой, чужой. Ванная сияла чистотой, словно здесь никогда не ступала чужая нога.

Я медленно сняла одежду и пошла в душ, пытаясь смыть с себя холод и страх, которые поселились внутри.

Горячая вода струилась по телу, пытаясь смыть холод и страх, что поселились внутри. В тишине ванной я стояла под душем, чувствуя, как ночь тихо сгущается за окнами особняка. Время здесь будто остановилось – далеко от города, далеко от всего, что я знала.

Утром Лука Марчелло привёз меня сюда, оставил под присмотром охраны, и с тех пор я была заперта в этом доме – роскошном, чужом, но пустом и холодном.

Я знала, что нельзя позволять страху управлять мной. Он оставил меня здесь, словно клетку, но я не собиралась быть его пленницей. Со мной такое не пройдет.

Выйдя из душа, я надела одежду, которую оставили на кровати – простую, но чистую и удобную. Пусть этот дом и казался тюрьмой, я должна была взять контроль хотя бы над собой.

Взглянув в зеркало, я увидела женщину, которая устала, но ещё не сломалась.

«Я не позволю им управлять мной», – сказала я себе.

Села на край кровати, прислушиваясь к тишине. В голове роились мысли о Томе, о Луке, о том, что ждёт дальше. Но теперь я знала – я должна быть сильной.

Сидя на краю кровати, я осознала – просто ждать дальше нельзя. Этот дом, эти стены, каждый уголок – всё словно скрывает свои тайны.

Если я хочу понять, что происходит, кто я теперь и почему оказалась здесь, мне нужно взять всё в свои руки.

Я сделала шаг в коридор, чувствуя под ногами холодный мрамор. Дом был огромен, словно лабиринт, но теперь страх отступил, уступая место жгучему, почти детскому любопытству.

Всё вокруг казалось чужим – архитектура, свет, воздух, даже запах – но взгляд цеплялся за картины на стенах. Те самые, на которые я раньше почти не смотрела.

Теперь – не могла пройти мимо.

Странные мазки, алые вспышки, резкие линии.

Никакой гармонии. Никакого покоя.

Как будто каждый холст был раной. Или криком. Или воспоминанием, которое кто-то пытался стереть, но не до конца.

Я работаю в галерее. Я привыкла видеть искусство каждый день: академичное, яркое, нарочито дерзкое. Но здесь всё было другим.

Холодным. Напряжённым. Лишённым желания нравиться.

В одном холсте – беспорядочные линии, похожие на клубки проводов или сосудов. В другом – нечто, напоминающее профиль, но искажённый, будто нарочно раздавленный.

Я чувствовала в них не просто стиль. Я чувствовала боль. И власть.

Это было неожиданно – найти в этом доме частичку своего мира.

Но и она была… искажённой. Подчинённой чему-то чужому.

Я подошла ближе, коснулась рукой одной из картин. Холодная поверхность словно отдавалась в ладони, пробуждая давно забытое чувство – потребность понять, разгадать загадку.

Может быть, если я смогу понять этот дом, эти картины, то пойму и всё остальное

Бред. Что вообще происходит у меня в голове?

Я обвела взглядом гостиную и вдруг заметила стойку с вином в углу – дорогим, без сомнений. Я раньше как-то не обращала на неё внимания, а теперь всё казалось важным.

Погружённая в мысли, я подошла к стойке и взяла бутылку. Редкое вино, оттенок темно-рубиновый, с этикеткой, которую можно было рассмотреть только в хорошем свете. Rosso del Silenzio. Красное молчания.

Ночь уже накрывала дом тёмным покрывалом, а сон не приходил.

Я села на диван, бутылка в руках. «А вернётся ли Лука Марчелли? Или я останусь здесь одна, с охраной, которая куда-то пропала?» – эти мысли ворочались в голове, не давая покоя.

Пока я не знала ответа, хотелось просто забыться, расслабиться.

Медленно я отпила вина. Горьковатый вкус растекался по языку, и с каждой глоткой напряжение чуть спадало. Может, это была слабость, но сейчас мне казалось, что даже слабость – это шаг к свободе.

Пока тени на стенах играли с огнём, я позволила себе забыть о мире хотя бы на минуту

Глава 8.

Лука

Машина резко свернула с главной улицы в узкий тёмный переулок, и я увидел вывеску бара – «II Veleno».

Бар – не просто заведение, это моя нейтральная зона, место, где пересекаются разные люди из нашего мира. Федерико – крыса, но не тупая. Он часто здесь бывает, потому что чувствует себя в безопасности именно в этих стенах. Я знал: если он рискнёт и придёт – то именно сюда. Значит, выходы у него будут перекрыты. Рикардо – мой консильери, который всегда рядом и молчит, но понимает всё с полуслова – заранее передал мне эту информацию.

Бар пахнет потом, дорогим спиртным и сигаретами – запах, который всегда напоминает мне о грязном мире, который я не люблю, но вписываюсь в него идеально.

Я вышел из машины, ощущая тяжесть ночи и холод металла в кобуре. Никто не смеет уйти с моей земли без разрешения. А эта крыса – уже слишком долго играет в опасные игры на моей територии , я Лука Марчелло .

Я вошёл внутрь, и сразу же воздух стал плотнее – смеси дыма, пота и чего-то остро-зловещего. Тусклый свет гирлянд из жёлтых лампочек бросал длинные тени на лица посетителей. Они замолчали, когда меня заметили. Знали, что сегодня здесь не место для разговоров.

Рикардо приехал раньше нас и уже ждал за барной стойкой. Он кивнул мне, словно говоря: «Пора заканчивать эту игру».

Я проскользнул к бару, не торопясь. Охрана держала глаза на всех, но никто не посмел меня остановить.

– Ты видел его? – спросил я негромко, не отрывая взгляда от толпы.

Рикардо пожал плечами, указывая на боковой столик. Там сидел парень, которого я искал – эта крыса, которая умудрилась вляпаться по уши в мои дела. Его взгляд метался, он понимал, что его время почти вышло.

Я шагнул вперёд. Весь этот зал замер, каждый почувствовал – сейчас будет решаться судьба. Время играть по моим правилам.

Я подошёл к столу, где сидел этот ублюдок. Взгляд у него – смесь ужаса и надежды, но я не давал ни малейшего шанса.

– Ну что, крыса, – прохрипел я, – расскажешь всё, как было, или мне придётся говорить с твоими зубами?

Он дернулся, но молчал. Тогда я приложил дуло пистолета к его виску.

– Я не люблю ждать, сука. Говори.

Он вздохнул, попытался что-то вымолвить, но слова застряли в горле. Тогда я резко дернул за курок. Пуля в воздух, чтобы напугать.

– Федерико, ты ведь не хочешь оказаться под землей, верно? Так что выкладывай всё, что знаешь.

Наконец, он начал сдавать имена и места – видимо он пологал, что я поверю.

В этот момент Рикардо молча наблюдал, готовый поддержать. Мы с ним работаем как часы, без лишних слов, понимая друг друга с полуслова. Это грязная работа, но кто-то должен её делать. А я – тот, кто ставит точку.

Я пристально смотрел на Федерико. Его глаза метались, но вся его ложь была видна насквозь. Кончено, он думал, что может выкрутиться, но я не из тех, кто отпускает.

– Ты полагаешь, что я буду слушать твою болтовню? – хмыкнул я, – Думаешь, я поверю, что ты – просто пешка? Твоя игра – сдана.

Он попытался встать, но я легко прижал его к столу локтем.

– Сначала расскажешь, правду, и конечно кому ты рассказал о Эмме – приказал я, – Потом подумаю, что с тобой делать.

Рикардо молча стоял рядом, готовый прикрыть. Он всегда знает, когда нужно вмешаться.

– Ты последний шанс, Федерико, – сказал я тихо, но голос мой резал тишину, – Либо ты остаёшься живым, либо твоё имя забудут быстрее, чем ты думаешь.

Он закашлялся, и начал выдавать уже правдивую информацию – фамилии, даты, места встреч, а чем шли разговоры. Каждый кусок информации я впитывал, как охотник, который услышал запах крови.

Сердце колотилось, руки сжимали стол, а разум уже планировал следующий ход. Вся эта грязная игра сводилась к одному – выжить и сохранить власть.

Когда разговор закончился, я откинулся на спинку стула и посмотрел на Рикардо.

– Ты уверен? – спросил я.

Он кивнул.

– Тогда сделаем так. Федерико получит шанс, но на испытаниях.

– Понятно, – сказал я, – Неудачники и предатели не живут долго.

Мы с Рикардо вышли из бара. В машину уже садился Нико, и мы поехали обратно в особняк.

В голове уже строился план, который должен был уничтожить всех.

Я снова не удержался – взял в руки телефон и открыл приложение с камерами особняка. Привычка, дерьмо привычка – не могу отпустить контроль ни на секунду.

Экран мигнул, и я увидел её – Эмму. Сидит на диване в гостиной, глаза еще больше красные, лицо уставшее, а в руке бокал – она пьёт. Не просто глотает, а напивается.

Чёрт, да она, похоже, уже опустилась ниже плинтуса.

Я сжал телефон, чувствуя раздражение и, может, что-то, что похоже на тревогу.

– Эй, Рикардо, – бросил я, не отрывая взгляда от экрана, – отправь охрану проверить, что там с ней. Не хочу, чтобы она разбилась об свой собственный страх.

Рикардо молча кивнул, и я отложил телефон. Внутри что-то скрутило – смесь злости и беспокойства. Эта девушка была загадкой, которая меня бесила и притягивала одновременно.

И я знал – пока она не встанет на ноги, покоя не будет ни мне, ни ей.

Глава 9.

Лука

Когда я вернулся в особняк, было уже заполночь. Ночь пахла металлом, улицы – выжженным бензином, а мысли – как порох после выстрела: острые, едкие, въедливые.

Я знал, что не засну.

Да и зачем?

Я ехал, будто по спирали – от крови к тишине. От бара к дому. От грязи к ней. Эмма. Я не хотел думать о ней. Не должен был. Но как только машина свернула на подъездную дорогу, я снова достал телефон. Камеры. Мониторинг.

Старые привычки выживают дольше новых чувств.

Она всё ещё там. Сидит. Тот же бокал. То же лицо.Тишина. Стеклянная.

Я зашёл в дом. Охрана насторожилась. Они уже знали, что не стоит задавать мне вопросы. Один из них – Марко – вышел вперёд.

– Мы проверили. Она не буянит. Просто… сидит. Уже пару часов. Не говорит.

– Допила?

– Почти допила. Потом просто сидела. Смотрела в стену. Одна.

Я кивнул.

Оставить её? Закрыть дверь, вырубить камеры, забыть?

Легче всего. Самый верный путь.

Но я уже знал – не выйдет.

Я зашёл в гостиную.

Она сидела на диване, как тень. Вся внутренняя ярость, которая в ней бурлила раньше, теперь спала. Не умерла – просто затихла, как зверь в клетке.

– Эмма, – сказал я, просто чтобы звук пробил тишину. – Довольно.

Она не подняла головы.

– Ты тоже хочешь контролировать, как я пью?

Я подошёл ближе.

Запах алкоголя смешался с её кожей – тёплой, сбивчивой от пережитого. И с парфюмом… жасмин, томный, пульсирующий, как дыхание у шеи. Этот аромат – как прикосновение, как просьба остаться. На удивление, мне понравился этот запах… Не нравится мне это.

– Я хочу, чтобы ты не растворялась, – сказал я тихо. – Не сейчас.

Она рассмеялась. Горько. Беззвучно.

– Ты опоздал. Я уже растворилась. Просто… никто не заметил.

Я молчал. Я ведь тоже умею. Лучше всех.

– Я видела камеры, Лука, – вдруг сказала она. – Ты смотришь на меня через камеры. Думаешь, я не понимаю?

– Я не скрываю.

– Нет. Конечно нет. Ты же не из тех, кто прячется. Ты просто наблюдаешь, пока всё ломается, а потом решаешь – спасти или выкинуть.

Молчание.

Она медленно подняла голову. Глаза у неё были такие, будто она уже умерла и вернулась обратно – не по своей воле.

– Скажи, – спросила она. – А сколько таких, как я, ты уже видел?

Я не ответил.

Потому что не хотел врать. Потому что не помнил. Потому что она была не как остальные.

– Хочешь, чтобы я забыла всё? – прошептала она. – Про Тома. Про себя. Про тебя.

– Нет.

Она удивлённо подняла бровь.

– Нет?

– Я хочу, чтобы ты вспомнила, кто ты. И не позволила им вычеркнуть это.

Хотя… может, я просто не хочу, чтобы ты вспоминала. Пока что.

Ты ведь всё равно ещё не знаешь, кто ты такая, – подумал я. – Даже не догадываешься.

– Им? – она усмехнулась, уголки губ дернулись с тенью усталой иронии. – А ты не один из них?

Я шагнул ближе. Остановился прямо перед ней.

– Может, и один, – признал я. – Только я – тот, кто ещё не решил, спасать тебя… или сломать.

– Почему?

– Потому что ты всё ещё держишься

Она посмотрела на меня так, будто искала правду.

Но в моих глазах была не правда.Не мог я ей еще рассказать.

Там была ярость. Сомнение. И что-то такое, от чего я сам хотел отвернуться.

Я протянул руку. Медленно.

– Пошли. Тебе нужно отдохнуть.

– А если я не хочу?

– Тогда останься здесь. Пей дальше. Жди, пока всё сгорит к чёрту.

Пауза.

Потом она встала.

– Только не прикасайся ко мне, Лука.

– Ладно, – ответил я. – Иди сама. Пока можешь.

Я смотрел, как она уходит – медленно, чуть покачиваясь.

Всё внутри сжималось от желания схватить, прижать, заставить почувствовать.

Чтобы она поняла, что принадлежит мне, даже если ещё этого не знает.

Но я стоял. Не шелохнулся.

Эмма

Я не помню, как добралась до кровати.

Помню, как ноги дрожали, когда поднялась по лестнице. Помню, как голос Луки растворился где-то за дверью. Помню тепло пледа. И тишину, как в морге.

Я уснула не потому, что хотела – потому что больше не могла держаться.

Сон был тяжёлым. Как будто меня утягивало на дно – не воды, а воспоминаний. Лица, обрывки фраз, Том, плач, звуки выстрела.

Всё перемешалось.

А потом… что-то щёлкнуло.

Не звук. Чувство.

Я проснулась резко. Сердце билось, как будто кто-то его пнул изнутри.

За окном всё ещё ночь. Где-то на первом этаже скрипнула дверь. Тихо, но слишком для тишины этого дома.

Я села. Прислушалась.

Тишина.

Но внутри было чёткое ощущение – кто-то говорит.

Тихо. В полголоса. Но говорит.

Я вышла в коридор босиком. Осторожно, по памяти, не включая свет.

Голоса шли снизу. Один – я узнала сразу. Лука. Второй – глухой, чуть сиплый. Риккардо? Услышала как Лука к нему обращается , наверное это его правая рука.

Я остановилась у лестницы, за углом, где тень падала как надо. Спряталась. Замерла.

И вдруг – фраза.

– Мы не можем больше это скрывать, Лука. Отец девушки – он был на зарплате у Монтано.

Холод по спине.

– Не был, – бросил Лука. – Он остается на зарплате. Просто теперь работает тоньше. Официально – чист. Неофициально – информатор. Шакал. Полицейский с ключами от всех нужных дверей.

– Она об этом знает?

– Пока нет. Но надолго её не удержишь в неведении. Эта девочка… не такая, как я думал.

Я прижалась к стене. Воздуха стало мало.

Отец. Мой отец. Человек, которого я считала последней моральной опорой. Принципиальным. Честным. Тем, кто не прогибается.

Он – часть этого мира?

Лука продолжал:

– Том влез туда, куда не следовало. Начал копать. Хотел защитить Эмму, но не понял, что рытьё могил в нашей системе – дело смертельное. Он нашёл переписку между её отцом и Монтано, где было сказано за ту ночь. И сгорел.

– Он убрал его, твой отец? – спросил Риккардо, глухо.

–Нет, Монтано. Он не любит, когда на него выходят напрямую. Даже если это – с благими намерениями.

Мир пошатнулся. Я закрыла рот рукой, чтобы не закричать.

Том погиб… потому что пытался спасти меня.

Потому что знал, что мой отец – не герой.

А я… я даже не понимала, в каком болоте живу.

– Она имеет право знать, – сказал Риккардо.

Я стояла, не двигаясь, пока шаги не стихли. Пока разговор не оборвался. Пока внизу не захлопнулась дверь.

Потом медленно вернулась в свою комнату.

Я не плакала.

Пустота была плотнее слёз. Сильнее страха. Тише любой боли.

Теперь я знала.

Знала, что мой отец – не герой. Что Том погиб, потому что любил меня слишком по-настоящему. Что Лука… он знал всё это с самого начала. И всё равно молчал.

Я села на край кровати, уставилась в никуда.

Мир рухнул не в момент выстрела. Не в день похорон. Даже не тогда, когда я оказалась в особняке.

Мир рухнул сейчас, когда я поняла, что у меня нет ни прошлого, ни защиты. Только я сама. И всё, что во мне ещё не сгорело.

Я не заметила, как снова уснула.

Глава 10.

Эмма

Утро наступило без предупреждения.

Я не помню, когда уснула. Или уснула ли вообще. Но когда глаза открылись, за окнами уже светлело. Холодный рассвет расплескался по стенам – серый, безжизненный. Ни намёка на тепло. Даже солнце в этом доме выглядело, как допрос.

Я поднялась с постели медленно. Как будто каждый сустав стал отдельной личностью – уставшей, раздражённой, не желающей работать.

Сердце всё ещё било по памяти: «Отец. Монтано. Том».

Я включила воду в ванной, чтобы заглушить мысли. Не помогло.

Монтано… Я слышала это имя. Один раз. Папа тогда говорил по телефону и сказал: «Я сегодня был у Монтано , все чисто.». Я подумала – очередной преступник, очередной отчёт.

Теперь я знала: Монтано – это не просто имя. Это грёбаная тень.

Диего Монтано.

Бывший офицер полиции. Ушёл из госструктур в девяностых и исчез. Поговаривают – в Латинской Америке строил цепочки поставок оружия. Потом вернулся. Неофициально – торгует в порту всем на свете. Официально – никто. Но в действительности – архитектор теневого правительства Генуи. Он не светится. Его нет в новостях. Но все, кто в системе, знают: если Монтано смотрит в твою сторону – у тебя два варианта. Подчиниться. Или исчезнуть.

И мой отец… он работал на него…

И Том…

Теперь я знала, почему он погиб.

Он нашёл старую переписку. Между Монтано и отцом. Там видимо были данные, схемы, расписания встреч, намёки на передачи денег. Том подумал, что если покажет это Луке – тот поможет. Что если мафия и копы играют на одной доске, то хотя бы один честный человек ещё остался. В моей голове сложился пазл.