С Новым годом, Италия!

Глава 7

Голова больше не кружится. В комнате почти темно и я даже не знаю, чем там занимается Лекс. Но судя по звукам, что были слышны за дверью, он разложил вещи в шкаф в коридоре и, возможно, съел все конфеты.

Я подхожу к окну своей спальни – оно выходит на внутренний двор с видом на детскую площадку. Там уже сумерки, горят фонари и свет в соседских окнах. За каждым из них свой театр теней: в каком-то разыгрывается драма, в каком-то комедия, а где-то на сцене пусто и только реквизит.

Зима включила свой вечерний фильтр, окрасила все в сине-желтые оттенки. И снег, россыпью мелких бриллиантов, местами поблескивает в холодном лунном свете, а где-то в теплом свете фонарей. Узоры шин и обуви, как фантазии абстракциониста – хаотичными мазками разрисовали дорогу, тротуар.

Я сегодня никуда не выходила.

«Не выходи из комнаты, не совершай ошибку….». Нет уж, товарищ Бродский!

Выхожу.

Лекс уже разложил аппаратуру на столе и всё подключил. Ему пришлось раздвинуть стол, чтобы всё поместилось. Лекс в наушниках стоит ко мне спиной и что-то колдует, руками перемещаясь от пульта к ноутбуку. Я встаю перед ним и машу, чтобы он меня заметил.

Лекс удивлённо вскидывает брови и снимает наушники:

– Тебе лучше?

Я киваю и несмело улыбаюсь:

– Что ты делаешь?

– Так… халтурка – экспериментирую с частотами. Хочешь послушать?

Удивляясь, киваю.

– Тут частота 1111 гЦ, называется ангельской… – Лекс надевает мне на голову наушники, похожие на салатовые макаруны на дуге, закрывает уши. – Как ты, – он добавляет, поймав мой взгляд.

Наверное, Лекс думает, что я уже не слышу, но я читаю по губам. Вернее, додумываю. Когда я в окнах смотрю немое кино, то всегда придумываю диалоги героям, озвучиваю их.

Иногда выходит смешно.

Сделав шаг к столу, Лекс нажимает ENTER на клавиатуре. Мои мурашки, как шустрые скалолазы – с разбега взлетают по спине к затылку. Начало оказывается негромким, но очень волнующим, и с каждой секундой звуки постепенно углубляются.

Звучание и правда, божественное. Я словно в космосе, где миллиарды звезд, как маленькие колокольчики, то приближаются, то отдаляются. Я растворяюсь в звуке, не похожем ни на один знакомый инструмент. Он смешивается с шумом листвы, журчанием воды и это сочетание наполняет сердце, щекочет его, и оттого перехватывает дыхание. Ты будто присутствуешь в моменте зарождения всего сущего. Внутри тебя рождаются вселенные, заполняя малейшие пустоты тела волшебством.

Его музыка проникает в каждую клеточку, в каждую косточку, в каждый атом твоего тела. И колебания звука невероятной красоты, словно цветок, распускаясь, высвобождают наружу чувства. И ты совершенно голый, без масок и костюмов в виде профессий, желаний, ожиданий других. Ты – просто душа, просто «Я» без лишних оболочек.

Лекс, глядя на меня, улыбается совсем другой улыбкой. Какой-то искренней, по-мальчишески детской. А я улыбаюсь сквозь слезы в ответ, потому что по-другому восхищаться этим не могу.

Мне кажется, я влюбляюсь.

– Это невероятно красиво! – я снимаю наушники и, шмыгнув носом, кладу их на стол.

Приходится часто моргать, чтобы смахнуть проступившие слезинки.

– Давай свой номер, – Лекс достаёт телефон. – Я тебе скину. Будешь слушать перед сном.

– Мне?

– Да. Это для тебя. Моя попытка извиниться.

Лекс будто смущается. Он смотрит исподлобья и снова прячется за чёлкой. Хм…. У каждого свои ракушки.

– Спасибо!

Это неожиданно, но я благодарно улыбаюсь и диктую номер, потому что всё равно нужно ими обменяться.

Лекс добавляет меня в контакты, а после заходит через ноутбук и отправляет запись мне в мессенджер. Слышу из спальни звук оповещения о доставке.

Как в нем может сочетаться такая внешность и способность творить красоту? Лекс будто канатоходец над пропастью – балансирует на границе, разделяющей свет и тьму.

– Слушай, может, прогуляемся? Заодно зайдем куда-нибудь, перекусим. Мне кажется, тебе нужно чаще бывать на свежем воздухе.

Сейчас у него есть шанс рухнуть на светлую сторону.

– Только не в нашем кафе, – делаю вид, что сомневаюсь.

Но соглашаюсь и скольжу до спальни за кофтой.

– Почему? – слышу за спиной.

Я достаю из шкафа худи на молнии и, надевая, параллельно отвечаю:

– Потому что мне там ещё два дня работать, а я от вчерашнего толком не отошла.

На самом деле, я стесняюсь, что нас увидят вместе и Танина версия о ночах с гостями за еду дойдёт до крокодила. А тот, любитель креативных решений привлечения сверхприбыли, разнесет эту новость по всем ближайшим кафе. А после я буду удивляться, откуда столько посетителей, что даже некогда присесть.

– Мы плохо себя вели, да? – слышу, как Лекс открывает шкаф.

– Нет. Как все… я даже к вашим шуткам под конец вечера привыкла. Но твоя «Побывать в Италии», с которой ты завалился в квартиру – она совсем не оригинальная!

Лекс внезапно заглядывает ко мне в спальню, вижу его удивленное лицо. Хочу сообщить о том, что он пересек границу дозволенного, но Лекс обескураживает меня вопросом:

– Кто-то действительно так говорил, после того как…?

– Не твоё дело, – обрубаю его фантазии и бросаю осуждающий взгляд.

Я резко застегиваю молнию на худи до подбородка. Настолько резко, что цепляю замком кожу. Стиснув зубы, выхожу из спальни.

– Значит, говорил….

Он произносит это так, будто сочувствует. Только непонятно кому – мне или тому, кто говорил.

С невозмутимым выражением лица, опасаясь, что на нем отразятся неприятные воспоминания, я беру из шкафа пальто и обматываюсь поверх шарфом. Засунув ноги в дутики, избегаю взгляда Лекса и со скучающим видом жду, когда он застегнет массивные ботинки.

Мне не стыдно смотреть ему в глаза, но откровенничать на личные темы совсем не хочется.

– Умеешь ты создать интригу молчанием, – выпрямившись, Лекс изучает меня нахальным одноглазым прищуром и покрывает голову свободным капюшоном. – Где твоя шапка, Чиполино? Сегодня в Москве не Италия.

– У меня тёплый шарф, – обматываю его на ещё один оборот вокруг шеи, прикрываю уши.

Он хмыкает, а я уверена, что на улице намного теплее, чем на заснеженном острове. Если на Сахалине выпадает ночью снег, то утром можно никуда не торопиться, потому что как бы не старался – ты уже опоздал. Сугробы на Сахалине в четыре Италии по попугайским меркам, или один Лекс – могут достигать больше половины высоты первого этажа. И ничего не остаётся, как заварить горячий чай и ждать, когда бульдозеры тебя откопают. Соль и реагенты, как в Москве – точно не помогут!

Лекс вытягивает красную шапку из кармана пуховика и, расправив ей края, не дожидаясь моих возражений, вместо себя натягивает мне на голову. И чтобы я точно не возражала, он резко дергает вниз, закрывает мне пол-лица своей вязаной шапкой.

– Так лучше! – он смеётся, а мне не смешно.

Его неуклюжая забота принижает мою и без этого низкую самооценку. К тому же – черт знает, что живёт в его голове. Вдруг это заразно, и через час мне захочется сделать тату на лице и побриться наголо.

Хочу сорвать шапку с себя, но Лекс убирает мои руки от нее и прикатывает края:

– Не злись, мисс Италия… Я просто пошутил.

Он поправляет шапку на мне, приглаживает волосы и, взяв за плечи, разворачивает к зеркалу.

– Очень даже секс! Тебе идёт!

Стоя за спиной, Лекс улыбается в зеркале моему отражению, а мне не хочется улыбаться. Я словно кукла в его руках и как-то слишком подозрительно быстро он метнулся на светлую сторону.

– Эй! Улыбнись, Италия! А то кину тебя в сугроб.

Я изображаю подобие улыбки, а моё громкое урчание в животе делает улыбки у нас обоих – шире.

***

Лекс со словами «вам пора домой» выгоняет с горки шумных подростков и, стоя наверху, машет, чтобы поднималась. Я мотаю головой. Моё пальто совсем не подходит для катаний на попе – пробовала недавно. Возвращаясь со смены, пока никто не видит, я хотела съехать с задором, а получилось уныло сползти.

Подростки, проходя мимо меня, бросают недовольные взгляды, будто я причина их побега. Они переселяются на лавочку у одного из подъездов.

– Если сама не залезешь, я тебя сюда затащу!

Лекс угрожает, а я упорно стою на своём. Стою на своём месте.

– Я предупреждал!

К моему ужасу он ловко падает на пятую точку и через секунду сидит у моих ног. Недолго думая, пока он встает, я с визгом убегаю и прячусь за лестницей. Но его красная шапка на мне как мишень – привлекает внимание, и мне в голову тут же прилетает снежок.

Ах ты!

– Мисс Италия… – низкий голос Лекса эхом разносится по двору и это звучит немного жутковато.

Я поднимаю руки, показывая, что сдаюсь и выхожу из-за лестницы.

– Ладно, ты победил!

Буду специально съезжать даже медленнее, чем тогда. Чтобы он замерз, и мы уже отправились в тёплое место – брать кофе и еду.

– Быстро ты сдаешься.

– Да, – даже не отрицаю и поднимаюсь по ступенькам, а Лекс следом. – У меня чёрный пояс по капитуляции, смирись с этим.

Я стою наверху и смотрю вниз. Горка не высокая, метра два. Лекс стоит за спиной и ждет. Вздохнув, я оборачиваюсь, чтобы запомнить его довольное лицо, и хихикаю, представив, как оно превратится в нетерпеливое, пока я по сантиметру буду спускаться.

– Иногда сдаться – значит сэкономить силы для чего-то другого.

– Кроме секса, что-то другое – хрень полная.

Я даже пикнуть не успеваю, как Лекс берёт меня в охапку, и плюхается на зад. Зажатая его ручищами, я сижу у него на коленях. Ещё секунда и, под мой визг мы съезжаем и упираемся в бесформенный сугроб.

– Долго думаешь, Италия! – Лекс смеётся.

Хорошо, что сидя к нему спиной, я не вижу его довольную физиономию. Быстро сообразив, хватаю комки снега и опрокидываю назад, надеясь, что это сработает, и он ослабит свои тиски.

Это срабатывает, но для того, чтобы снова натянул мне шапку на глаза.

Лекс вскакивает и спину обдает холодом. По хрусту снега понимаю, что он сбежал. Поправляю шапку, а наглец кидает мне в спину снежок.

– Ну всё, исчадье ада! Ты меня разозлил! – я хватаю первые попавшиеся прессованные комья и ответной артиллерией забрасываю в его сторону.

– Ну, наконец!

Моя атака его совсем не страшит, а наоборот, раззадоривает. Промазав, лишаюсь еще одного боеприпаса.

– Ну давай, снайпер! Одно попадание и мы пойдем греться.

– Сам напросился, – я встаю на ноги и, постоянно оглядываясь, леплю на скорую руку боеприпасы.

Довольная, что их хватит на целый батальон, я набираю охапку снежков, но Лекса уже нет. Нет там, где он стоял, нет там, где он мог бы стоять.

Вот я тормоз. И где он?

Как мама-снеговик, стою с сомнительным счастьем на лице и кучкой своих детёнышей в руках.

– Лекс! Ле-екс…

Зову его и осторожно ступаю, чтобы не поскользнуться. Может прячется в сугробе? Или вообще ушел, пока я пыталась сделать идеальные снежные шарики.

Я ожидала увидеть появление Лекса откуда угодно, но только не сверху, что он скатится с горки. Он сносит меня ногами, ударяясь в ноги. От резкого толчка я падаю назад на него, бьюсь затылком об его нос или лоб… но точно о что-то твёрдое. Его шапка съезжает набекрень, шарф разлетается в стороны. Лежу на нем, на спине, раскинув руки, смеюсь сквозь боль, а Лекс на удивление молчит, не единого звука.

Остаюсь сверху, переворачиваюсь к нему лицом.

Всё! Я его убила.

Лекс лежит с закрытыми глазами, из носа кровь.

– Лекс! – тормошу его за воротник, но он не отзывается. – Я запрещаю тебе умирать до Нового года.

Подползаю по нему ближе к лицу и поднимаю одно веко – проверить зрачки. Глаза закатаны.

Оглядываюсь по сторонам, есть ли кто рядом, но подростки давно ушли. Может припорошить его снегом и, вроде так и было? Парень неудачно скатился с горки.

– Лекс, пожалуйста, очнись! – неуверенно шлепаю его по щекам.

– Если поцелуешь, никому не скажу, что ты меня убила! – он открывает глаза и, улыбаясь, касается носа, а потом переводит взгляд на пальцы в крови.

– Дурак! – срываю его шапку, швыряю ему в лицо и, как ошпаренная, вскакиваю на ноги. – Безмозглый дурак!

Он шутки шутит, а я чуть дух не испустила от страха.

– Исчадье ада звучит лучше! Надень шапку.

Садясь, Лекс вытягивает руку и смотрит умоляющим взглядом. Манипулятор дурочками! Я беру шапку больше из жалости к нему, чем к себе, а он загребает руками снег и вытирает кровь из носа. Пропитанные комки он выбрасывает за пределы детской площадки. Совсем не смешное зрелище.

– Всё? – Лекс встаёт и подходит близко, чтобы посмотрела.

Неуверенно киваю, потому что он больше размазал, чем вытер и это выглядит совсем не сексуально.

– Ты меня напугал!

Чтобы попросить прощения за то, что его чуть не убила, я, намокшими краями шарфа тянусь к его носу.

Лекс не шевелится и послушно терпит мокрый шарф на своём лице, а я, стирая остатки крови, оставляю под носом широкую полоску.

– Теперь ты похож на Гитлера, – смеюсь, убирая его чёлку за ухо.

Лекс щурит один глаз:

– А ты на ангела!

Внезапно его холодные ладони касаются моих щёк, а губы впиваются в жадном поцелуе.

– Ты… наглый, наглый… – отпрянув, пытаюсь подобрать обидные слова, но…, – наглый Гитлер – вот кто ты! – но кроме Гитлера на ум ничего не приходит.

– Прости, не удержался!

– Не удержался? Ты собрался жить со мной до Нового года… а потом что… прости, не удержался и поэтому… ты на девятом месяце?!

Интересно, в музеях есть хоть одно фото, где Гитлер ржет как сумасшедший конь? Потому что тот, что передо мной – заливается адским смехом.

– Ой, не могу… – он, наконец, выдыхает, успокоившись. – Ты просто кайф ходячий. Вообще можно ничего не употреблять, а просто слушать живой эфир «Камеди-Италия».

– Ничего смешного! – натягиваю шапку на голову. – И вообще я замерзла и хочу домой!

– Пошли, возьмём в кафе чего-нибудь горячего и вкусного. Я плачу!

– Конечно, ты платишь! За мой моральный ущерб.

Состроив подобие улыбки, я направляюсь в сторону арки с выходом на главную улицу. Лекс догоняет и, засунув руки в карманы, выставляет локоть, чтобы я схватилась за него.

Размечтался!

– Странно, а мне показалось, что тебе понравилось.

– Тебе показалось! Меня будто труп поцеловал. Труп Гитлера!

– Мышка, не перегибай и перестань меня так называть.

– Буду. Каждый раз, пока ты сам не перестанешь!

Конечно, я немного преувеличила. Целуется он чертовски хорошо. Не то, чтобы я когда-то целовалась с диктатором или у меня в поцелуях огромный опыт, но тот, что был – с Лексом не сравнится.

Украдкой за ним подглядываю, пока ищем подходящее кафе. Его лицо слишком загадочно – наверное, мечтает о чём-то кроме поцелуя.

Пу-пу-пу-пу, – произношу в уме зловещим папиным голосом, – Только после свадьбы ты притронешься к моей дочери, Алёшка! Аха-ха-ха!

Глава 8

Когда на Патриках тепло, желающих прикоснуться к богемной жизни настолько много, что они готовы стоять в очередях или есть как голуби – на жердочках. А есть такие, как я. Кто, проходя мимо, с завистью смотрит в окна на сидящих за столами. Кто через стекло пытается разгадать, о чем изысканный вкус мишленовской звезды, что лежит на их тарелках.

Зимними воскресными вечерами люди должны сидеть дома, но они по неведомым мне причинам набиваются в кафе и галдят пустые разговоры. Но Лекса тянет не в кафе, его глаз замечает только бары.

– Может закажем доставку? – устав и прилично замерзнув, я готова обойтись домашним бутербродом.

– Ладно, не будем далеко ходить, – затаившись, Лекс слушает воздух. – Слышишь, чем пахнет?

Здесь полно кафе и ресторанов, и пахнут они все одинаково.

– Пафосом?

Делаю предположение, потому что ничего не слышу. Ничего, кроме шума голосов, машин и чувствую, как под моим потекшим носом образуется сосулька.

Лекс усмехается:

– Чем-то жаренным и вкусным, – он указывает на теплый свет в окнах в нескольких метрах от нас.

Его бросает в крайности, потому что это – не кафе, а ресторан. Неприлично дорогой ресторан для приличных людей, до которых мы с ним оба не дотягиваем. Ни я с его мишенью на голове, ни он со своей графикой на теле и дырявым ухом.

– Нас все равно туда не пустят – у тебя нет бабочки, а у меня диадемы.

– Зато у них есть жадность, а у нас есть деньги. Пошли!

Лекс прибавляет шаг, а я, утерев нос кончиком шарфа, спешу за ним.

Как я и думала, администратор с порога, под предлогом полной посадки, отказывает нам в местах, хотя половина столиков свободны.

– Раз всё забронировано, дайте меню, мы закажем доставку, – в Лексе просыпается демон, потому что голос его становится низким с брезгливыми нотками.

Бросив на меня короткий взгляд, он продолжает убеждать администратора, что в их ресторане всегда была доставка. Тот в ответ – что никогда ее не было.

Спорить с приспешником дьявола, по лицу которого размазаны плохо стертые мною кровавые разводы – опрометчивое решение. Он будто недавно съел чье-то сердце, но не наелся и потому заглянул на огонек. И если в этом ресторане его не покормят, то с вероятностью в девяносто девять процентов, уверена, он вырвет сердце у бедного парня.

Лекс упорно стоит на своем, чем привлекает внимание к нам всех посетителей, в том числе охраны заведения.

Хочется в туалет и исчезнуть.

По теории вероятности встретить в таком ресторане звезду театра и кино – очень высока. А вот встретить бывшего парня – будущую звезду этого самого кино – для меня невероятность. Но у небесных звезд, похоже, своя задача – свести в одном месте три тела: моего несостоявшегося парня, моего фиктивного парня и меня.

А проще говоря, – свести меня с ума, потому что концентрация абсурда за эти сутки превышает мною допустимый уровень.

Встретившись взглядом с бывшим, я дергаю Лекса за куртку и строю из себя обиженную даму из высшего общества:

– Пойдем в другой ресторан, где нет предрассудков.

Прищурившись, бросаю администратору осуждающий взгляд.

– Нет, Италия, это дело принципа, – рычит Лекс и убирает мою руку. – По какому такому критерию они определяют, есть у нас деньги или нет? – Он скалится на двух подошедших охранников, готовых вышвырнуть нас за дверь. – А?

– Дело не в деньгах, а в вашем внешнем виде, – не менее настойчиво, но с мнимо радушной улыбкой, в который раз администратор настаивает на своем. – Существует дресс-код для ресторанов с высокой кухней.

– А я, по-вашему, не достаточно высок? – Лекс смеряет рост администратора, который явно уступает ему в росте на голову. – Или моя спутница?

Спутница…. Звучит, как будто я – распутница.

Зачем он это делает?

Оглядываюсь на посетителей, которые смотрят на этот спектакль и почти готовы аплодировать. Я делаю еще одну попытку – робко дергаю Лекса за рукав. Краем глаза замечаю, как бывший, улыбаясь той, с кем пришел, встает из-за стола и направляется в нашу сторону, к выходу.

Пу-пу-пу-пу….

Если случайно и хотелось бы встретиться с бывшим, то только при параде. Когда весь мир у твоих ног! А не тогда, когда на твоих ногах дутики, под носом сопли и поплыла тушь, а шапка набекрень. И уж тем более не тогда, когда нет парня, а тот что есть – ненастоящий.

Поправляю шапку и поворачиваюсь к залу спиной.

Надеюсь, бывший меня не узнал и принял за бомжиху, сорвавшую джекпот и решившую показать, что она тоже леди.

Я в эпицентре скандала, у меня лишь несколько секунд, чтобы что-то предпринять.

Вдох. Выдох.

Три. Два. Один.

Я протискиваюсь между Лексом и охранниками, которых он материт и, обхватив его за пояс, крепко обнимаю. Так крепко, что он замолкает, а я увожу взгляд в сторону.

И тут чувствую знакомый аромат одеколона.

Бойковский!

Парень с лицом молодого Ален Делона – актер, подающий надежды, и красавчик, дающий надежды дурочкам, как я. Он проходит мимо нас на свежий воздух.

Бойковский всех берёт своей харизмой. Берет всё, что хочет. Он мог получить любую, но только не меня. Поэтому подбирался ко мне медленно, тактично. Бойковский шикарно играет друга и скромного влюблённого парня. Уверена, если бы в ГИТИСе был факультет обольщения, у него в зачетке краснели бы только «отлично».

И также, на отлично, он врёт и мстит!

– Если вы не покинете ресторан прямо сейчас, нам придется применить силу и вызвать наряд полиции.

Стараясь быть вежливым, охранник даёт нам шанс уйти добровольно.

Какое изысканное великодушие!

– Мы уходим, – поднимаю голову, и сердито смотрю Лексу в глаза. Вижу, как в нем сопротивляются борьба за справедливость и желание хорошенько подраться.

Но Лекс делает усилие и, сжав плотно губы, наконец, соглашается.

Разворачиваюсь к Администратору, чтобы показать Лексу, что я на его стороне:

– А вы! – тыкаю пальцем парню в грудь. – Ждите разгромную статью в журнале «Рестораторъ». Мы – тайные покупатели, если вы не поняли. – Я делаю надменное лицо под стать сидящим в ресторане. – Алексей, уходим немедленно!

Командую Лексу, как строгая мать забитому сыну.

Администратор явно сомневается в моих словах, но всё равно в спину желает нам хорошего вечера. Только Лексу наплевать. Не оборачиваясь, он резко вскидывает руку и показывает всем средний палец. Вполне в его стиле.

Смеясь, мы выходим на улицу. Бойковский курит в нескольких метрах от входа, а я делаю вид, что его не существует. И проходя мимо, Лекс накидывает мне на плечи руку, обнимая, прижимает к себе и теребит на мне шапку, пародируя мои слова с манерной интонацией:

– Алексей, уходим немедленно! – он смеется. – Мышка, ты такая смешная!

– Отпусти меня, – ворчу как чревовещатель, но он прижимает ещё крепче.

– Эй, Мамбо…! – слышу вслед напевающий голос Бойковского.

Лекс останавливается и поворачивается к нему вместе со мной.

– Это ты нам?

Бойковский, лучше не напрашивайся!

– Не, – он тушит сигарету и бросает в высокую пепельницу. – Просто песню вспомнил: «Эй, мамбо, мамбо Италиано…».

Он изгибает рот в ухмылке, гипнотизирует меня не моргающим взглядом.

– Ты его знаешь?! – Лекс обращается ко мне, а я держу удар – тоже пристально смотрю Бойковскому в глаза.

– Понятия не имею, кто это, – кратко жму плечами и мотаю головой.

Я разворачиваю Лекса в обратную сторону:

– Может, отварим пельменей?

– Что ж ты сразу не сказала, что они у нас есть?

Всё ещё обнимая, Лекс снова резко тянет шапку мне на глаза. Рычу.

– Потому что их нет! Но ты их купишь, – поправляю уже ненавистную шапку и, вырвавшись из удушающих объятий, указываю на вывеску. – Во-он в том минимаркете! Туда нас точно пустят.

***

Лекс мешает пельмени в кастрюле, а я, чтобы согреться, обнимаю ладонями кружку с горячим чаем.

– Точно не будешь? А то я еще сварю, – он шумовкой вынимает пельмени в тарелку и ставит на стол, соблазняя ароматом.

– Точно! Я наелась бутербродом, – нет сил даже улыбаться. – К тому же скоро пора спать.

Я не люблю перед сном набивать живот – всегда после этого снятся кошмары.

– Скучная у тебя жизнь, Италия! – Лекс берет вилку и садится напротив. – Живёшь в центре мегаполиса, но сама никуда не ходишь. Может замутим здесь вечеринку в честь моего новоселья? Пригласим друзей. Туц-туц! Сведем твоих и моих.

– Ага… и включим видеоконференцию с Сахалином. Пусть папа тоже посмотрит, какой ты раздолбай и фрик, или гик… как тебя обычно называют?

– Ди-джей! Ди-джей Лекс! Тут-туц!

Наигранно ослепительно улыбнувшись, он пальцами зачесывает челку назад и за ухо, и стягивает зубами пельмень с вилки. Прожевав, Лекс добавляет:

– Я между прочим не последний человек в тусовках, мисс Италия! Мой график расписан до Нового года. Клубы, бары.

– У меня нет друзей, Лекс. Вернее есть подруга, но она на Бали.

– Могу своими поделиться, – он смеется.

– Нет уж, спасибо! Они шумные, как моя большая семья. Только твои еще и пьют, курят, матерятся!

– Так это же весело! Батя твой… я его не знаю, но мне кажется, он классный мэн.

– Да, он веселый. И мама – чудо.

Только сейчас, говоря о них, я понимаю, что соскучилась по их объятиям. По братьям тоже: рассудительным советам Марка и безграничному оптимизму Макса. И даже по всем сестрам.

– Съешь пельмешку и улыбнись! – Лекс накалывает последний пельмень и протягивает вилку.

Мотаю головой и допиваю чай.

– А тот Кен у ресторана… Ты точно его не знаешь? А то он так смотрел на тебя.

Прочищаю горло от внезапного вопроса.

– Возможно, он заходил в наше кафе… – жму неуверенно плечами. – Я не запоминаю лиц.

Ухожу от ответа и ставлю кружку в раковину, включаю воду.

– Предлагаю составить график мытья посуды. Сегодня твоя очередь!