Холмов трагических убийство

– Такие друзья, которые есть у меня – абсолютно всегда. – тот положил руку на плечо товарища и широко раскрыл глаза, будто хотел донести что-то важное. -Именно такие друзья и называются настоящими.

Тут неподалеку послышался клаксон. Он становился все громче и громче, все громче и громче, все громче и громче. Затем стали быть слышны звуки ударяющихся о землю шин, но полисмены никак не реагировали. Они сразу бросили все разговоры, и принялись делать то, что так хорошо умеют – следовать указаниям: Донлон уверенной хваткой вцепился пальцами в руль, а Уэбли достал из-за пояса новоиспеченный револьвер, с серебряной гравировкой “Beso mortal” на стволе.

Показалось холодное желтое свечение, за ним на полной скорости тащился фургон, готовый уничтожить все на своем пути. Рон чуть не выронил от испуга оружие, и вскрикнул:

– Езжай, езжай, чего же ты ждешь?

Джон повернул руль на сто восемьдесят градусов и нажал на педаль, и автомобиль устремился вперед в противоположном направлении.

За звуками колес послышались звуки сирен, а за ними – еще одна очередь колес.

– А вот это неприятно. – сообщил Джон Рону, пока они пытались не попасть под смертельный желтый грузовичок. -За нами собрался не только ряд других патрульных, но и, по всей видимости, еще одна легковая пассажирская.

– Легковая пассажирская! – воскликнул Уэбли, поглядывая в зеркало.

Это словосочетание, пожалуй, больше всего пугало его. Он помнил, что жизни многих невинных людей забраны именно полицейскими, а не преступниками, поэтому постарался сконцентрироваться еще больше.

– Что ж ты не стреляешь? – спросил Джон, не оглядываясь назад.

– Я не могу попасть по колесам, он слишком близко, нужно дать ему обогнать нас.

Донлон без колебаний снизил скорость, и через пару секунд фургон показался в зоне видимости их обоих. Не успели они рассмотреть его номер, как в лобовое стекло пришло две пули – почти в одно место.

– Что за чертовщина? – со злостью спросил у неба Джон, надеясь провести эту ночь в теплой мягкой постели. -Я на такое не подписывался, я звоню Уалферу.

Одной рукой он взял телефон с антенной и через пару секунд начал:

– Ты куда нас послал? Почему не сказал, что они вооружены, почему не предупредил нас о том, что это настоящие мастера своего дела?

– Хи-хи. – раздалось из трубки. -Разве вам не было достаточно того факта, что они сбежали из Блессуорта?

– Пошел к чертям собачьим, Уалфер! – выкрикнул Донлон и, еле заметно повернувшись к коллеге, бросил рацию. -Так, сейчас наша главная задача – выжить, понятно? Стреляй в любой момент, когда будешь уверен в том, что не промахнешься.

Руки обоих дрожали, а обстановка только накалялась. “Ставки повышаются, а игра не перестает удивлять!” – представил Джон реплику комментатора.

Неожиданно для него раздался первый выстрел со стороны блюстителей закона. Фургон начал чуть подпрыгивать, но не более – Рон попал в одно из колес, что уже было отрадно для преследующих. В голове же у него была только одна мысль: “Легковая пассажирская, легковая пассажирская, легковая…

Я ждал, когда он расскажет всю правду, всю правду о нас двоих. Никто другой не мог мне рассказать ее честнее, но я все равно поначалу не верил ему, отказывался верить. Безрассудство, одержимость пытаются все время убить нас, но я понял – мы не должны поддаваться им, обязаны бороться с ними.

А что, если не можешь, Сол? Что, если искушение слишком велико, а? Ты когда-то в жизни желал чего-то, что никогда не получил бы? Одна только мысль об этом одурачивает тебя, ты забываешь о всем, о чем думал. Предмет твоих мечт, вот то, что губит тебя. То, чего ты хочешь, по иронии, становится тем, что тебя убивает. Жизнь, она любит пошутить, знаешь? Любит заигрывать с историями, может нечаянно сплести несколько историй в одну. Я не чувствую, как провожу линии, когда пишу это, потому что пишу это не я, за меня пишут мои мысли. В полночь, когда все засыпают, просыпаются они, и начинают подсказывать, обогащать твою душу и давать ей то, чего раньше у нее никогда не было. Ты можешь назвать это безумием, но на деле – это гениальность. Звучит самовлюбленно, но это правда, чистейшая правда, о которой ни от кого другого ты не узнаешь. Никто не хочет того, чтобы ты был счастлив, Сол, у тебя нет этого человека. Неужели ты не понимаешь то, о чем я пишу? Если твой ответ “нет”, то ты лукавишь, причем очень явно. Задумайся на секунду, могут ли те, ради кого ты готов на все, пойти на все ради тебя? Ты знаешь каково это быть – непонятым. Понимаешь, как иногда хочется поговорить со стеной, возле который пишешь, потому что это единственный друг, который может молча выслушать тебя? В душе все мы создатели историй, просто у кого-то выходят драмы, а у кого-то комедии.

Из заметок С. Планка из “Дела о Безликой Семерке”

…Пассажирская”. Он уже видел все исходы этой ситуации, подобно искусному детективу, просчитывающему каждое действие преступившего закон, и они его отнюдь не обрадовали. Повелев Джону еще немного снизить скорость, ему удалось попасть еще по одному колесу, но больше – ничего. Два задних колеса отдавали искорками и с неизмеримой скоростью нагревали дорогу, скользя колесами по асфальту. В то же время из-за окна грузовика вылетали очередями пули, несколько из которых на мгновение приближались к полисменам на довольно невеликое расстояние, вплоть до нескольких сантиметров у головы.

– Хватит медлить! – засуетился Донлон и попытался объехать фургон с другой стороны.

В ответ на такую дерзость тот вильнул хвостом и ударил задней частью нос патрульной.

– Что с ними не так, мать твою!? – не на шутку испугался полицейский, судорожно возвращая руль в изначальное положение. -Нам нужно подбить им все колеса, чтобы уж точно лишить возможности уклоняться.

– Я не могу попасть по передним двум, пока мы сзади их. – пытаясь перекричать сигналы и звук обхватывающих уши потоков ветра, выкрикнул Рон. -Все же попытайся сравнить с ними расстояние, нам это необходимо.

Джон молча надавил на педаль еще сильнее, и машина рванулась вперед. По лобовому стеклу проскользило еще три пули, и все они – в разные места. Патрульная двинулась правее, как с другой стороны появилась другая патрульная. Это был отряд других констеблей. Уэбли помахал тем рукой в знак того, что ему не нужна помощь, и сделал предупредительный выстрел. Полицейская машина вмиг отделилась от двух соперничающих автомобилей и дала возможность маневру – Донлон резко повернул руль, и вот уже они были на одном уровне с угонщиками.

– Стреляй! – опять вскрикнул Донлон, отклонившись к спинке кресла.

Его напарник неуверенным движением нажал на курок, и раздался звонкий звук – пуля попала в кузов. Он немедленно еще раз попытался выстрелить, но у него ничего не вышло.

– Что за черт? – начал ругаться Уэбли, не понимая в чем дело, а затем вдруг все по-прежнему с энтузиазмом воскликнул. -Ненавижу, когда заканчиваются патроны!

Он перезарядил магазин и выстрелил наперед, надеявшись попасть в окно. Выстрелы пришлись почти в нужное место, но были недостаточно точны. А как известно, либо твоя пуля пробивает череп, либо чья-то пуля пробивает череп тебе: из машины опять выглянуло хитрое лицо и еще три оглушительных удара.

Джон почувствовал трудность в управлении, будто одно из колес не поворачивали вместе с остальными. Он, понимая, что шина проколота, глубоко вздохнул, и в его глазах вспыхнула ненависть, самая настоящая, неподдельная.

У одержимости есть два главных двигателя, что управляют всем, чем только можно управлять – любовь и ненависть. Обе они непрерывно ведут человека на свершения того, чего бы с холодной головой он никогда бы не сделал. Они могучим составом сбивали все на своем пути – начиная от все других чувств, заканчивая посторонними людьми. Я понял это тогда, когда нашему делу пришел конец. День проснувшихся улиток, да! Как сейчас помню его, и все произошедшее. Покинуло ли меня чувство вины? Нет, определенно нет. Но сейчас я понимаю, что выбора у меня не было, отчего мои страдания слегка ослабевают. Говоря о том, что все мы должны двигать мир к прогрессу, большинство людей не задумываются, что для прогресса сперва нужно вернуться в начальную точку.

Регресс, Сол. Вы уже перестаете замечать мои действия, будто бы совсем одурачили друг друга. Что ж, у меня есть две версии: либо вы в конец сошли с ума, либо поджидаете нужного момента. Но знаешь, что хуже всего получается у ненормального человека? Ждать, ждать неизвестного. Но разве вам уже нужно чего-то ждать? Вы превратили свою жизнь в мучения, точнее я их в это превратил. Управлять судьбами, Джон говорит? Ну так пусть испробует это на себе, пока валяется в конвульсиях в своем жалком кабинете! Сходить с ума – значит терять все, что только получишь. И гениальность тут не причем, не стройте из себя замученных творцов, вы такими совсем не являетесь. Созидатели, в отличие от вас, полный идей, а вы лишь кучка никчемных идиотов. Думаю, не стоит говорить, что я вас окончательно обыграл. Записки продолжились, а тела – нет. Может, вы очень недооценивали одного из своих знакомых?

Донлон стал медленно обгонять фургон, чтобы занять более удобную для атаки позицию. Вдали он заметил крутой поворот, поэтому решил не медлить и получить преимущество прямо сейчас. В любой перестрелке, к слову, он видел настоящий тактическое соперничество не только точности, но и ума, и пусть даже в этот день сидел за рулем, все равно понимал, что правильное позиционирование – необходимое условие для роковой пули, удачно пронзающей противника. Он прекрасно знал, что любое лишнее движение, и вот ты уже находишься под траекторией полета такого маленького, но смертоносного снаряда, разрывающим своим попаданием не только плоть, но и душу от осознания того, что все, что ты распланировал на жизнь в одну секунду становится ничем. Она пропивается тебе не в сердце, а в душу, заглядывает туда и открывает все ее секреты, которые начинают испаряться наружу, истощая и самого пораженного. Если дорога не приводит в тупик, значит она не может быть неверной, не так ли? Так и весь путь пули, но самое страшное, когда она проходит насквозь – тут от понимания смерти никуда не убежишь, но оно придет далеко не сразу.

И тут становится не по себе от той мрачной и не поддающейся никакому логическому описанию мысли, что от одной лишь по счастливой воле судьбы выбранной позы, можно избежать того, что все твои труды за мгновение станут бессмысленны. Когда пуля пронзает тело, сначала у тебя горят глаза, ты хочешь сказать все, что ты не сказал за свою крохотную жизнь, а затем все, что осталось в твоей душонке, начинает бесследно пропадать, уходить в глубину, пока ты окончательно не закроешься от мира сего. В последнее время я все больше пишу отчеты, подобно Солу, и, кажется, начинаю сходить с ума – речь моя становится невнятнее и нелогичнее, а выводы из суждений стали совсем неочевидными, какими казались мне ранее. То ли я стал меньше высыпаться, то ли… Почему я не помню, как мне приходилось писать некоторые предложения? Мик говорит, мне надо бы отдохнуть, но я не могу закончить дело. Приостановить – да, закончить нет. Паузы на жизненном пути, как говорил мне один верный (до поры до времени) друг, дают нам время пораскинуть мозгами. Но можно ли верить человеку, предавшему дважды?

Дважды? Ты не рассказывал мне о втором случае, Джон. Неужели ты во второй раз наступил на те же грабли, Донлон? Ах, как мне нравится вести разговоры с самим собой, с самим собой (ты уже чувствуешь, как повторяются слова в твоей голове) – так никто не может даже попробовать навязать тебе свое никому не нужное мнение, цена которому не превышает цены пустых слов.

Из заметок Дж. Донлона из “Дело о Безликой Семерке”

Тем временем, желтый грузовичок выглядел по-прежнему загадочным и опасным – из какой бы позиции не стреляли преступники, пули всегда оказывались либо в колесе, либо отскакивали от стекла, либо застревали в кузове. Донлон пытался оторваться от него, но у него ничего не выходило – тот все время набирал скорость, а когда видел, что не отстает от патрульной, резко снижал ее, что не подставлять свою заднюю часть. Рон производил выстрел за выстрелом, и, несмотря на достаточно точные попадания в капот, он никак не мог пробить металлическое покрытие.

Поворот приближался.

– Нам нужно их обогнать. В любом случае, Джон. – заключил Уэбли, понимая всю сложность ситуации. -Войдем неудачно на поворот – и нам двоим придет конец, так что либо замедляйся, и тогда нам не видать работы, или жми со всех сил на газ.

Донлон зажал руль еще сильнее, и все с той же невероятной силой стукнул по педали и задержал на ней ногу. Вопреки побочным эффектам от проколотой шины, Джон ловко объела пару-тройку машин в соседнем ряду и, почувствовав, наконец, свои движения, проскочил между фургоном и другой машиной вперед первого.

– Отлично! – воскликнул Рон, уже целясь в стекло злоумышленников.

Он около пяти раз нажал на курок, и если первые четыре пули не попали внутрь, то последняя сделала свое дело – она попала точно в проделанное одним из предыдущих выстрелов отверстие, и попало в плечо водителя.

– Так-то! – с детским азартов выкрикнул молодой полисмен. -В стрельбе мне равных нет!

Джон, с желанием подбодрить своего товарища, воскликнул:

– Так держать, друг! Только не смей убивать их.

В памяти Рона отразилась только последняя фраза, и он сразу вспомнил про легковую пассажирскую. В глазах его потемнело, а руки зашатались. Он попробовал сделать еще несколько выстрелов, но все они – мимо. Страх отвлек его, по своей пессимистичной натуре он снова начал рассматривать только самые пагубные варианты действа. Возможные исходы заставили его замкнуться, он вдруг замолчал и съежился. В воображении его возникла ужасная поза умершего, и он уронил пистолет. Он услышал звук его удара о сиденье и вовремя одумался. Пока тот не скатился на пол, Рон снова взял его и прицелился. И опять (такая душераздирающая!) поза, силуэт, возникший у него в голове. В этот момент, казалось, все стало против него одного, и все силы судьбы противостояли ему; вся мощь природы его, созданная для того, чтобы помогать человеку, вдруг помешала ему и разорвала все пути для побега. Ударило в голову. Он сопротивлялся, но не мог ничего поделать с недугом. Еще секунду продержав револьвер, он упал в беспамятстве, облокотившись на кресло.

***

И почему все те мои герои,

Что к идеалу подойдут,

Рвут мирные свои покои,

И все в беспамятстве падут?

– Рон! Черт, Рон! – послышалось вокруг.

Уэбли постарался открыть глаза, но у него не получилось – они вновь захлопнулись и отказывались открываться.

– Рон, нет! Чтоб тебя, Рон! – опять послышался все тот же донельзя знакомый голос.

Уэбли почувствовал землю, и, протерев глаза, сначала открыл левое, а затем и правое око. Сначала он увидел дым, затем бегущего к нему со слезами на глазах Джона.

– Рон, что я натворил, как я мог?

Только очнувшись, тот посмотрел на небо и ничего не увидел – оно было закрыто войсками облаков, солнце еще и не планировало вставать.

– Сколько времени, Джон? – спросил Уэбли первое, о чем он подумал.

– Какое к черту время?! Рон, я не знаю как сказать тебе…

– Что ты сделал, не бойся, говори. – практически спокойно, но все-таки с некоторым напряжением, сказал Рон.

– Нет, я не могу, нет! Эти двое, на легковой…

Тут Уэбли вспомнил все – и желтый фургон, и патрульные, и ту самую легковую пассажирскую. Он молча посмотрел по сторонам, и увидел два лежащих на земле окровавленных тела, и сразу понял что произошло.

– Нет, Донлон, скажи, что я все еще в своем сне, не надо говорить ничего другого.

– Рон, я не хотел убивать их, ты ведь понимаешь?

У другого не было сил вставать. Он еле поднялся на колено и сказал:

– Джон, мне нужно срочно… срочно уходить, уходить из твоей жизни, я…

– Нет, Рон, почему ты мне не веришь?

Уэбли не мог найти нужных слов – его переполняли чувства и эмоции. Он еще раз посмотрел на трупы, а затем на Джона.

– Донлон, ты не понимаешь, мне нужно бежать.

– Предаешь меня, Уэбли, да? Все я понимаю, Рон, не смей бежать – иначе я заряжу в тебя пулю. – резко сменил тон полисмен.

Рон ослушался. Он поднял сперва одну ногу, затем оперся на нее и поднял вторую. Почувствовав стопы, он сделал шаг, и легко устремился куда-то в чащу.

– Нет, Уэбли, что ты делаешь, черт тебя подери! Неужели ты бросишь меня тут, как они поверят мне, что это не я их убил, что это был не я! Ты же веришь мне?

Его напарник обернулся, и, на его обливающемся слезами переживаний лице появилась нотка чувства вины.

– Джон, ты не виноват, я знаю это, прекрасно знаю!, но я не могу больше быть здесь, просто не могу.

– Ты оставляешь меня здесь, по центру этого круга огня? – показал он на вспыхивающие и угасающие потоки огня возле обеих машин. -Ты ведь даже не знаешь, что произошло!

– Джон, мне не надо знать этого, не делай мне еще хуже. Я… я просто должен…

– Нет, твою мать, я не дам тебе сбежать! – свирепо прорычал полицейский, достав пистолет из-за пояса. -Ты не избежишь наказания!

– Джон, пойми, все намного труднее, чем ты думаешь. Я бегу не из-за того, что боюсь засесть за решетку, а потому что… ах, тебе не понять!

– Мы ведь были друзьями, самыми настоящими, как я могу не понять тебя?

– В том-то и проблема, что ты мне друг.

– Это не может быть проблемой, Рон, ничто не может разлучить нас, мы много лет работали вместе, и тут – такое. Знаешь, в этом, пожалуй, виноват больше ты, чем я.

– Ч-что? – с наивно раскрытыми от удивления глазами вымолвил Уэбли. -Как я? У меня случилась паническая…

– Атака, и бла-бла-бла! Я не желаю слышать этого, Рон! Кто не выстрелил, когда нужно было, кого я доставал из горящей машины, кто подкосил меня в ту секунду?

Молодой страж порядка зарыдал и отвернулся. Он бросил револьвер на землю и побежал к ряду деревьев, уходящим глубоко в бор.

Джон, по своему предупреждению, взял в руки кольт, хорошенько прицелился в спину второго, и нажал на курок.

Услышав щелчок, Рон не стал уклоняться – он отдал свою жизнь воле судьбы. Но ничего не произошло – опять (такое душераздирающее!) явление пустого магазина. Джон, смотря на отбивающие по булыжнику сапоги Рона, не стал перезаряжать пистолет. Он смотрел, как Уэбли продолжал бежать и все надеялся, что тот вот-вот остановится, одумается. Но его надежды были напрасны – тот скрылся за густыми деревьями, и больше не появлялся в поле зрения Джона еще долгие годы.

Донлон, за секунду потеряв веру во все светлое, подошел к мертвецам и перевернул их обоих ногой. “Не хочу видеть их морщинистые жалкие лица”. – подумал он. Джон достал из кармана какой-то документ и прочитал: “Джереми Планк”. Затем он перевернул страницу и увидел “Кейтлин Планк”. Еще пару секунд простояв без памяти о том, чем он занимается, он, в конце концов, отошел от несчастных к машине. Он сел на водительское кресло, и стал ждать. Непонятно чего, непонятно зачем, но стал ждать. “Я не могу оставить их пропавшими без вести. Нужно, чтобы все люди знали, какой ценой мы спасаем других людей от всех этих мерзавцев, обкрадывающих весь город”. – он из окна посмотрел в другую сторону, и увидел вторую пару трупов. Оба они лежали друг на друге рядом с желтым фургончиком, пока сзади все продолжали обшаривать отряды блюстителей закона.

– Езжайте, сэр Донлон. Мы не станем обвинять вас в убийстве, нет никаких тому доказательств. А эти двое преступников – полностью ваша работа, Джон. Все выглядит именно так, как вами и задумывались, верно? – подмигнул будущему шерифу один из констеблей.

Джон лишь улыбнулся и тепло положил руку на покрывало на соседнем кресле. Саркастично помахав рукой, он поехал вперед, не оглядываясь по сторонам – все ему стало здесь противно и далеко, и только одно невинное, чистосердечное и простодушное осталось после произошедшего – под покрывалом засмеялся ребенок.

– И что ты нашел во всем этом смешным? – устав от этой безжалостной жизни, спросил он как сам у себя.

Хохот не прекращался. Из-под одеяла стали выглядывать маленькие ручки, а затем выглянуло пухлое лицо.

– Сол, назовем тебя именно так, малыш. Другое имя тебе давать было бы настоящим грехом, которых у меня и без того, пожалуй, накопилось немало. Пора бы платить по долгам. – он поднял уголки рта и продолжил следить за дорогой. -Сол Планк, тебя ждет очень необычная жизнь! Очень необычная!

Глава 19

1 ИЮЛЯ

Полицейский участок. Сол и Джон в кабинете второго.

– Зачем ты спас меня!? – вскричал Сол после рассказа Джона. -Разве не было понятно, что моя жизнь обречена на несчастье? Ты убил их, оступившись, оступившись! Ты совсем не ценишь чужие жизни, Джон!

Планк не переставал рыдать и продолжал бить по плечу Донлона.

– Убил их, даже не почувствовав вкус вины!

– Я заботился о тебе, а ты так поступаешь со мной? – возмутился шериф.

– Как? Теперь я знаю, что если бы не ты, то я бы сейчас находился совсем в другом месте, и точно уж не в этом проклятом городе!

– Мы оба не можем это утверждать, Сол.

– Нет, Джон! Ты скотина, просто ужаснейший человек! – сквозь слезы пытался сказать Планк, продолжая наносить удар за ударом, каждый из которых был все слабее и слабее предыдущего.

– Рон боялся того, что случиться с пассажирской машиной, но почему?

– Сол, это не имеет отно…

– Джон, это очень важно! У Рона были какие-то воспоминания, он не мог просто так начать бояться, его что-то очень тревожило, что-то очень близкое. – Сол попытался прекратить выть и сказать что-то чуть более разборчиво.

Донлон около десяти секунд помолчал, а затем, решив, что уже ничто не остановит пыл его юного друга, признался:

– Его жену убили так же, констебли. Я не хотел это говорить… он, он был мне самым близким другом, я не мог, нет!

Планк вдруг проникся судьбой совершенно незнакомого ему человека. Он прочувствовал каждое переживание в душе Уэбли, которого он совсем не знал.

– И все-таки, зачем ты взял меня? Боялся, что это может стать решающей деталью в твоем деле? Ты ведь ко всему относишься лишь как к части какого-нибудь расследования, разве не так? Разве не ты видишь во всех нас лишь марионеток, с которыми ты ловко управляешься?

– Сол, хватит винить меня! – рассердился Джон. -Хватит осуждать меня во всех убийствах, во всех бедах, во всех преступлениях! Смерть твоих родителей была предписана тебе, ты еще не понял?

– Предписаний не существует! – поспорил Планк. -Если бы они существовали, то получали бы мы удовольствие от жизни, сэр? – он резко почему-то почувствовал себя ниже своего собеседника.

– Да кого это уже волнует? – он бросил сигарету в урну и замолчал. -Кажется, ты спросил, почему я спас тебя?

Сол сел рядом с Донлоном, положил руку к нему на колено и посмотрел тому в глаза. Джон, сделав глубокий вздох, начал:

– У меня никогда не было человека, которого бы я мог полюбить. У меня была жена, но я не любил ее. Совсем не любил. Планк, может я и бездушная тварь, но все мои убийства, чего уж там скрывать, оправданны.

– Да разве убийства можно оправдать? Убийства невинных людей! – слезы прекратились, но теперь на влажном лице Сола горело желание узнать правду.

– Все, кого я убивал, были какими-то не такими, какими-то…

– Какими, Джон? Ты серьезно пытаешься оправдать убийство своей жены! А откуда я могу знать, что я не стану твоей следующей жертвой, Донлон!? – чувство превосходство вернулось к нему.

– Я не могу вновь позволить себе любить, потому что чуть не полюбил ее. Я знаю, что значит потерять человека, и что любовь – это сплошная боль, поэтому просто послушай меня. – спокойным голосом попросил шериф.

– Нет! Ты не знаешь, что значит потерять человека, с которым твоя жизнь могла бы стать лучше в разы! – воскликнул Планк и тут же выбежал из участка.

Ему навстречу неспешно шли Луна и Джефферсон. Он растолкал их в разные стороны и побежал дальше, куда-то на холмы.

“Я ему еще покажу, еще покажу! Думает, что может управлять моей жизнью, думает, что все его проказы останутся незамеченными. Ну уж нет, Джон, тебе я этого не прощу, совсем не прощу”. – думал он со злостью, пока его уши обвивали струи ветра.

– Ненавижу! – сам того не ожидая, внезапно выкрикнул он, и будто отпустил часть своей души. -Лучше бы он никогда не попадался в моей жизни, этот проклятый шериф нашего городка!

Как много тогда хотела вырваться наружу Сола, чего только еще он не рассказал миру!

– Он никогда не думал о других, и никогда не будет! Даже не подумал, будет ли моя жизнь счастливой после всего того, что со мной произошло! Никто не думает о других, все так далеки друг от друга. Никто не хочет выслушивать другого, каждый только и делает, что болтает о себе да о своих проблемах. Почему никто не может даже сделать вид, что ему небезразлично все это? Я далек от всех, и все далеки от меня. Каждый… одержим, да!, одержим собой! По-другому я не могу сказать – именно это слово описывает все равнодушность окружающих тебя людей. Ни Джон, ни Паркинсоны не хотят слушать мои мысли, идеи, они просто бегают за мной! – рассуждал вслух Сол, поднимаясь по крутому холму.