Мариэль

Отец Люси много слышал о нём, как и о том, что жён было больше трех. Однако принял решение испытать судьбу, полагая, что его дочь не из робкого десятка и не даст себя в обиду. К тому же расторжение брака, вдруг что, никто не воспрещал. А это, как ни как, часть имущества состоятельного супруга в придачу, на худой конец. Особенно сейчас, когда дело, связанное с Эваном и семьей Дэвис, так не вовремя вылетело в трубу.

– Сначала дела, а уж потом «завтра», – добавил он вслух, всё думая о чём-то своём…

* * *

Вечер подкрался незаметно. От мысли, что, возможно, уже завтра она будет дома, у Мари захватывало дух. Но тревога с приходом сумерек только усилилась. Беглянка не знала, в каком направлении движется и куда приведёт этот путь. Но каким же было её разочарование, когда она оглянулась вокруг и поняла, что всё это время ходила вокруг да около того же дома…

– Глазам своим не верю! – удивлённо произнесла Мари, когда вышла из леса и увидела тот же высокий дом, только сзади. На улице было ужасно холодно и зябко, она продрогла до костей, скитаясь по безлюдной местности.

– Чёртов замкнутый круг! – крикнула девушка и заплакала. Немного успокоившись, она осмелилась зайти в дом. Стало быть, деваться некуда, и будет благоразумнее переночевать в доме, а наутро попробовать разомкнуть эту бесконечную петлю.

Мари шагнула в дом и сразу почувствовала, что внутри гораздо теплее и спокойнее. Она обнаружила, что мужчина всё так же неподвижно лежит на полу.

– Неужели отошёл? – дрожащим голосом спросила она мёртвую тишину вокруг. Девушка быстро зажгла свечи на столе и подоконниках, подкинула поленьев в камин, раздула несколько угольков в ещё тёплой золе, пока те не воспламенились. Подавив рыдание, со свечой в руке она опустилась на колени рядом с человеком, лежавшим на полу; ей всё не давал покоя его платок на лице.

– Раз уж он не жилец, значит, ему больше ничего не угрожает. К чему теперь лишняя осмотрительность и этот атрибут? – шмыгая носом, проговорила она и прикоснулась к платку. Но стоило ей наклонить свечу, как капли горячего воска закапали на лицо бедняги. Мари засуетилась и, выронив свечу, стала тотчас вытирать предательски быстро остывающий воск. Между тем прыткий огонёк свечи стал быстро перекидываться на пальто лежащего мужчины. Совершенно растерявшись, девушка стала тушить разгорающийся огонь, браня себя за столь разительную неуклюжесть и очередное невезение.

– Кто-нибудь, ущипните меня, я не верю, что все происходит наяву! – заплакала она, прикоснувшись к лицу мужчины, чтобы аккуратно убрать воск, застывший прямо на лбу бедняги, точно каучуковая печать в центре закрытого письма, на которую не успели вовремя поставить штамп с каким-то незаурядным оттиском. Но тут произошло самое интригующее: «усопший» ловко поймал её за тонкую кисть руки и широко открыл глаза, не отдавая себе отчёта во всём происходящем…

* * *

Трое мужчин сидели за столиком на обширной террасе одного из лучших ресторанов на окраине Лондона, расположенного на территории местного лендлорда, среди благоухающей природы. Наслаждаясь чистым воздухом и не менее отборным виски, они вели оживлённую беседу в ожидании своего заказа.

Здесь подавали лучший ростбиф из молодой телятины с дольками сельдерея и молодой моркови с соусом из тунца и дижонской горчицы. И, конечно же, сливовый пудинг. Все блюда были изысканными и пикантными, так как готовились по исконно английским рецептам с добавлением секретных ингредиентов. Что существенно подкупало местных гурманов. Верно говорят: вкус к изысканной еде прививает изысканная еда.

Ценители изысканных блюд, поданных в эксклюзивной посуде, были готовы щедро заплатить не только за оказанную услугу полакомиться любимым блюдом, но и приятно отдохнуть вдали от лишних ушей и зорких глаз, получая удовольствие от пребывания в этом чудесном месте. Трудно поверить, что от суетливого города их разделяло всего несколько миль, но складывалось впечатление, что это совершенно другой мир, ничейный Эдем.

– Я много слышал о вас и дурного, и хорошего, – с ухмылкой заявил один из мужчин, обращаясь к джентльмену гораздо моложе себя, к тому же куда симпатичнее.

– И то, и другое правда! – подмигнул молодой человек, ничуть не смущаясь.

– И меня это ничуть не гложет. Всё человеческое мне не чуждо. Надо полагать, как и вам! – широко улыбаясь, не без порицания, заявил он.

– Вы горазды на многое, я полагаю, оттого с вами приятно иметь дело. А ваше мастерство неподражаемо, тонко и филигранно обходить острые углы и бить противника в упор, мне чертовски нравится. Да что там, я просто в восторге, в частности от вашего последнего дела! – лукаво внес свою лепту в текущий разговор третий, высокий и худощавый собеседник.

– Здесь вы попали точно в яблочко. Я готов перевернуть каждый камень в этом городе, пролезть через самую узкую лазейку в ограде, затем, чтобы проделать брешь там, где ещё вчера стояла непробиваемая каменная стена. Горазд в одиночку, неустрашимо захватить штурмом любую крепость, броситься на амбразуру, лишь бы восторжествовала справедливость там, где её подавили! – сверкнув чёрными глазами, молвил собеседник.

– И горе, о горе тому, кто осмелится посягнуть на то, что поправу принадлежит мне. И только мне! – безапелляционно заявил молодой человек, сделав большой глоток виски, глядя в сторону Темзы, что виднелась вдали. Никто из компаньонов ничуть не сомневался в достоверности его слов, хотя и были несколько впечатлены сей меткой, колкой речью лорда Роя Блэквуда…

* * *

– Он, право, очень обходителен и излагает красиво. Ну и пусть, что сердце не ёкнуло, и меня взвинчивает его обращение «дорогуша». Впервые я приняла решение действовать исключительно в интересах отца. Я совершила несколько ошибок и раз уж по сердцу мне супругой стать не суждено, пора принять условия игры, – поделилась первым впечатлением о мистере Отисоне Люси, обращаясь к матери.

– Ах, как вы можете так говорить? Вклад во благо семьи – это далеко не первое, о чём вы должны думать, избирая себе супруга, – прошептала миссис Робинсон, прикоснувшись к плечу дочери.

– Да что вы, матушка! Мне из ваших слов, ранее сказанных, стало понятно, что у каждого человека, в особенности женщины, своя цена, нужно лишь не робеть и вовремя назвать свою.

Всего-то! Так вот, думаю, мы с вами не прогадали, а мистер Отисон не станет мелочиться и его «щедрый взнос» пополнит наши «не бесконечные средства», как заявил отец, – дерзко ответила девушка.

– Люси, доченька, вы меня неправильно поняли. Полагаю, нам стоит всё обсудить, прежде чем дать окончательный ответ этому господину, – сопереживая, произнесла мать, чувствуя собственную вину и правоту слов дочери.

– Тут и думать нечего, надо брать! И я не нуждаюсь в вашем участии. Сейчас ваши опасения, как никогда, не к месту. Давно миновал тот час, когда мне ещё хотелось получить дельный совет. Ваш порыв запоздалый, хоть и не лишён сердечности. За что низкий поклон. Но нынче я сама себе госпожа! – отстранившись от матери, сказала Люси.

– Сообщите отцу о моём согласии, пусть назначают день бракосочетания. Весна – самое время устроить красивое торжество. Полагаю, вы, как никогда, сумеете поразить гостей своим утончённым вкусом, превосходно расставив свадебные декорации, – безрадостно съязвила Люси и насухо вытерла заплаканные глаза.

– Незачем понапрасну лить слёзы, стало быть, Бари Отисон – мой «порог невозврата», – добавила она мысленно, поднимаясь к себе. Но, ясно представив черты Эштона Дэвиса, девушка тут же закрыла руками лицо, выражавшее душевную боль…

* * *

Мари развешивала белье, задумавшись о чём-то своём, и не сразу заметила, как во двор заехал мужчина на бравом скакуне. Обернувшись, она немного смущённо посмотрела на всадника.

– Прошу прощения, что напугал вас, стало быть, я явился не вовремя.

– Нет, что вы, всё в порядке, я только отвлеклась на шум в лесу, иногда оттуда доносятся странные звуки, они несколько пугают меня непонятностью своего происхождения, – ответила девушка, вытирая влажные руки о цветастый передник.

Прошло недели три после пикантного случая, когда Мари не только «прописала» своему обидчику тумака, но и чуть было не сожгла его заживо. После этого, парой дней позже, состоялся первый серьёзный разговор, который, хоть и не развеял страхи Мари, но внёс некую ясность в её дальнейшую судьбу.

Усадив девушку перед собой в кресло, похититель, меряя широкими шагами расстояние от окна до дверей, подробно изложил, что удумай она что, он быстро «нанесёт визит» её родным…

– Я не стану настаивать на вашем благоразумии, убеждён, вы обладаете богатой фантазией, ибо на сей раз вы превзошли себя саму, осмелившись не только поднять на меня руку, если выражаться помягче, но и чуть не подожгли, точно хворост! – строго произнёс мужчина, хмуро глядя в виноватое и перепуганное лицо девушки.

– Это произошло совершенно случайно. Не стала бы я вас умышленно поджигать, как обрядовое чучело! Зачем мне этот грех, я была уверена, что вы и так не жилец! – с досадой произнесла Мари, растирая по щекам слезы.

– Чучело, значит? Не жилец? Как же ловко вы увернулись от ответственности! – он бросил быстрый взгляд чёрных глаз на Мари.

– Извините. Это я так, к слову, – несмело ответила девушка.

– Бросьте. Можете не снимать с себя обвинения, ясное дело, что вас страшит одно моё присутствие и вы меньше всего желали бы оставаться здесь. Виноват, не спорю. И я не стану у вас ничего требовать, пресекать ваши порывы. Однако, отныне от вас зависит благополучие ваших родных. Ваше послушание в обмен на их безопасность. Но если вы ослушаетесь меня, ничто не сможет предотвратить их горькую участь. Следовательно, не стоит меня провоцировать, ибо в гневе я ужасный человек. Примите и это к сведению на будущее, – с недоброй улыбкой отозвался он.

Но Мари этого не увидела, поскольку все его эмоции были умело скрыты за искусной маской. Отнюдь не только шёлковой.

– Пожалуй, это моё главное и единственное условие, – строго отозвался он чуть погодя, глядя на очаг.

Эти слова резали слух и зародили в ней новое беспокойство не за себя, а за родных.

Мари понимала, что этот человек не станет терпеть её выходки, и в случае непослушания, пострадают ни в чём не повинные близкие люди. Она не могла этого допустить.

После долгого, сложного разговора той же ночью, Мари обдумала и пересмотрела свое поведение. Она приняла решение повременить с очередным побегом, понаблюдать за похитителем. Хоть страх перед ним не оставлял ее ни на минуту.

– И да, вы находитесь далеко от дома, вокруг вас в радиусе нескольких десятков миль один только непроходимый лес, есть еще глубокий пруд, поэтому нецелесообразно убегать от меня при первом удобном случае. Единственное, на что вы можете рассчитывать, обращаясь в бегство, так это случайно наткнуться на недобрых людей. Но я бы на вашем месте не стал испытывать судьбу, полагаясь на удачу. Так что взвешивайте каждый последующий шаг. Жить – значит отвечать! – подчеркнул он и, смерив её суровым взглядом, отправился наверх в свой кабинет, касаясь ноющего затылка.

– Наткнуться на недобрых людей, а он, значит, добрый? Какая вопиющая наглость! – негодовала Мари.

– Тоже мне «серый кардинал». Его хлебом не корми, дай страх наводить. То бродит, как тень, мрачнее тучи, то тараторит, точно язык без костей! Это же надо, как меня угораздило в его немилость попасть! Любопытно, чей он посредник и как долго планирует держать меня здесь?! Должно быть, ему с лихвой заплатили за роль «тёмной лошадки» в столь нехорошей истории.

Хоть и мнит себя неподкупным! И всё же стоит заметить, что он хорошо знает свой удел – крайне опасный тип, от него так и веет угрозой, – ломая голову, думала девушка в его отсутствие, а когда он навещал её, украдкой наблюдала, выдвигая в голове целый ряд подозрений, не решаясь вновь вступить в игру с таким опасным огнём.

– Так и быть, стану действовать крайне осмотрительно и воздержусь от лишних высказываний. Неразумно идти голыми руками на хищника. Очевидно, он не оценит мою очередную импровизацию, а на кону моя семья, я не стану ставить их под удар.

Но вдруг что-то пойдёт не так, воспользуюсь планом «Б», – твердила она ежедневно. – Не беда, что у меня и плана «А» не было. И пусть! Начинать-то с чего-то надо! – подбадривала она себя, чтобы не обезуметь от гнетущих мыслей окончательно…

Сейчас же он явился в третий раз на этой неделе, причём, как всегда, не с пустыми руками. Мужчина привёз большую корзинку с продуктами и свёрток с одеждой.

– У вас воды холодной не найдётся? – спросил он, вой дя в дом вслед за Мари.

«Только эссенция. Угощайтесь!» – подумала Мари, а вслух произнесла:

– Да, конечно, кувшин на столе.

Он проследовал в столовую, а Мари подошла, чтобы помочь. Жестом он остановил её.

– Не вставайте, я в состоянии сам о себе позаботится. И не нужно так бледнеть при каждом моём появлении, людей я не ем. Так или иначе, пока за мной такого пристрастия не наблюдалось! – проговорил он не без иронии.

Мари ничего не ответила. Глотнув воды и поправив на лице чёрный платок, он вернулся к девушке и сел напротив за стол.

Лёгкий костюм- тройка кремового цвета, весеннее пальто цвета беж и коричневые ботинки выигрышно подчёркивали его статность и привлекательность. В этот раз на нём даже шляпа была светлых тонов, вот только платок, прикрывавший лицо, неизменно чёрный. Складывалось впечатление, что он точно прирос к лицу, а сорви вопреки его воле, окажется, что за ним и нет ничего. Или того хуже, не лицо вовсе.

А что, если у него вместо обычного человеческого облика звериный оскал, как в её видении, или обглоданные кости, совершенно без плоти? Жуть какая. Такое и в голову не придет, но у Мари была буйная фантазия, которая постепенно распускалась, как весенние цветы…

Подумав о челюстях под платком, она невольно вздрогнула. Он обратил на это внимание.

– С вами всё в порядке?

– Да, простите.

– Вы хорошо обдумали своё решение?

– Более чем.

– И?

– Я принимаю ваши условия.

– Рад слышать! Чинить препятствия в вашем положении крайне неразумно. Я доволен, что сумел вам это донести, – промолвил похититель.

Ком встал у Мари в горле, она еле сдерживала слёзы и огромное желание наброситься на него с кулаками. Но, набравшись решимости и терпения, произнесла:

– Как долго, как долго я должна ещё находиться здесь? Мари подняла глаза, и их взгляды встретились, впервые за долгое время. Его чёрные глаза пристально глядели на нее и сейчас же, встретившись с ней взглядом, он не отвел их в сторону, а уверенно продолжал смотреть. Точно выстрел в упор.

– Никто не знает ответа на этот вопрос. С трудом могу быть уверен в каждом последующем мгновении, не говоря уже о за-втрашнем дне. Я взвешиваю решения, обдумываю, но принимаю их не в одиночку. В этом вся соль. Слишком много незакрытых вопросов ТАМ. Исходя из этого, пока вы побудете ЗДЕСЬ. Мне так спокойнее, – твёрдо добавил он, делая акцент на ключевых

словах. – Я ясно излагаю?

– Вполне, – ответила Мари, оставшись недовольна его

уклончивым ответом. Он это тоже подметил, но молча наблюдал за её реакцией.

– Превосходно! – на выдохе пробормотала она.

Это вызвало слабую улыбку на его мужественном лице.

– Не забывайте также о том, что вы здесь не одна, в моё отсутствие за вами наблюдают мои люди, поэтому спите спокойно, – добавил он, поднимаясь со стула.

– А сейчас пойдёмте на улицу, там слишком хорошо, чтобы засиживаться в доме.

– Ладно, – робко ответила девушка.

– Не забудьте верхнюю одежду, в лесу ещё довольно сыро, – заботливо добавил он.

– Ишь какой хлопотливый и участливый преступник! —

полушёпотом произнесла Мари, выглянув в окошко, где во дворе похититель, в ожидании, бережно распутывал кусты роз, ветви которых крепко сплелись между собой.

– Знаете толк в садоводстве? – не без иронии спросила Мари, выйдя на веранду.

– У меня много талантов и гораздо больше положительных качеств, чем вы предполагаете.

– Кто бы сомневался. Розы распутал, тоже мне подвиг! При этом скромность, явно, не ваш конёк, – прошептала Мари.

– Что, простите?

– Говорю же, не смею подвергать сомнению ваши слова, – ответила она громче.

Они шли рядом по узкой тропинке, тёплые лучи солнца играли на её лице и в волосах.

– В эту пору здесь благодать! – глубоко вдохнув, произнёс мужчина. – Весной нужно дышать полной грудью, само слово уже играет на струнах души. Оно такое благозвучное, такое цветущее и приятно пахнущее пионами. Весенний тёплый ветер, распространяющий благоухание – это нечто восхитительное и умиротворяющее. Вот только зачерпнуть нельзя или взять в охапку, что ли, – безмятежно добавил он с полузакрытыми глазами.

Мари украдкой наблюдала за ним, не переставая удивляться. У неё не укладывалось в голове, как человек, пошедший на злодеяние, может так спокойно и тонко наслаждаться жизнью и рассуждать о прекрасном. В частности, в присутствии самой жертвы.

«Чистой воды нарцисс и циник!», – заключила она.

Вечером, закрыв двери и ставни на окнах, Мари сидела у камина с чашкой молока и бисквитами.

«Как он мог знать, что я их люблю? Уму непостижимо», – размышляла она, откусив кусочек свежей, приятно пахнущей ванилью выпечки. Девушка думала о нём, о их совместной прогулке сегодня. Она не могла избавиться от навязчивых мыслей о этом загадочном человеке, вызывавшем в ней огромный интерес и одновременно опасение…

* * *

Люси разочарованно поднялась, чтобы уйти.

– На что я только надеялась, придя сюда. Нет, чтобы «живи да радуйся». А я что удумала. Вот полюбуйтесь, стою пред вами, как посмешище, отвергнутая искусительница. Полнейший вздор! И чем я только думала? А вы верно подметили: мы совершенно разные. Пожалуй, я слишком хороша для вас, даже чрезмерно. Извините, впредь я не стану вас беспокоить, навязывая вам свою компанию! – всхлипнув и, положив на столик пригласительные на свадьбу, выбежала прочь из ресторана, куда

полчаса назад вошла вслед за Эштоном.

Ошеломлённый горой упрёков и очередным припадком Люси, Эштон развернул пригласительную открытку, на развороте которой была указана дата торжества – 06.06.1864.

Эштон ни в чём не провинился перед ней, и её нарекание не имело никакого основания, кроме как следствие её немыслимых, неоправданных надежд. Эштон испытывал к Люси сочувствие, жалость, даже опасение за её будущее, что угодно, но явно не влечение.

Он сурово посмотрел вслед экипажу, извозчик которого увёз раздосадованную девушку.

– Только этого мне и не доставало, мало в жизни драмы. Вот и это недоразумение случилось, – иронично молвил он.

– Какая мелодрама! Подайте мне салфетку! – послышался знакомый бархатный голос за спиной. Эштон впервые за утро улыбнулся и, повернувшись лицом к обратившемуся, качая головой, произнёс:

– Любопытно, когда я перестану удивляться джентльмену, который вновь и вновь появляется, как окаянный, из ниоткуда.

– Стоит надёжнее закрывать крышку табакерки! – лукаво улыбаясь, ответил Рой Блэквуд и протянул Эштону свою крепкую руку.

– Вас можно поздравить, ещё немного и у вас останутся одни глаза и уши! Право, Эштон, на вас больно смотреть, вы – кожа да кости. Негоже так изнурять себя, мистер Дэвис! – порицательно произнёс Рой.

– Уверен, вашей сестре меньше всего хотелось бы увидеть, при встрече, ваши живые мощи, – сказал Блэквуд, окинув снизу вверх Эштона укоризненным взглядом.

– Не стану отрицать, вы правы, – безучастно согласился Эштон.

– Вид у вас, конечно, ещё тот, и хоть я на это не подписывался, отныне я беру на себя обязанность вернуть вам утраченную волю к жизни, а заодно и утраченное обоняние, – уверенно заявил Рой. – По рукам?

– Условились, вот только сдаётся мне, на этот раз ваше благое дело потерпит полное фиаско. Я напрочь утратил аппетит. Боюсь, даже такой важный детектив, как вы, не в силах отыскать и вернуть мою утраченную потребность в еде. Кажется, я обречён, – скептически предположил развязку Эштон.

– Когда кажется, креститься надо! – усмехнулся Блэквуд.

– А когда крестишься – ещё больше кажется! – подметил Эштон.

– Меня всегда забавляла эта крестьянская поговорка. Любопытно, а что предпринять иудеям и мусульманам? – саркастически добавил он.

– Какой же вы всё-таки находчивый, Рой. Ваш богатый лексикон можно смело растянуть на весьма неплохие цитаты! – не удержался от улыбки Эштон.

– Само собой разумеется, уверен, мне ещё не раз представится возможность блеснуть перед вами своим остроумием. Только, нынче, я здесь не за этим, – произнёс он, поправляя манжеты белоснежной сорочки.

Блэквуд, как всегда, выглядел безупречно, стильно и изящно. Его харизма, как и парфюм, распространялась на каждого прохожего.

– Есть новости? – торопливо спросил Эштон.

– Есть! – интригующе подтвердил Рой…

В этот вечер дистанция между Роем Блэквудом и Эштоном Дэвисом сократилась вдвое. Их общение стало гораздо теснее делового, что стало исключением из правил для обоих. Прежде всего разительная перемена собственных убеждений насторожила самого Роя. По натуре нелюдимый и замкнутый, сейчас он поймал себя на мысли, что именно с Эштоном ему приятно общаться, отнюдь не только по делу. Впервые за долгие годы он почувствовал желание вести непринуждённую беседу, просто подискутировать с приятным, начитанным человеком. Сама же ситуация с пропавшей девушкой была штатной, ничем не выходящей из ряда вон. И всё же было в ней что-то необъяснимое, что задело его нутро, угодило в душу. Казалось бы, столь широко смотрящего, слышавшего суть и основу, полного серьёзных дум человека невозможно чем-то поразить. Но ей удалось пробудить

в нём давно дремлющие переживания. Здесь крылось нечто, что стало выдающимся, ключевым звеном для запуска переживаний столь глубокомысленной личности, как Рой Блэквуд.

Рой знал, что такая «смена настроений» недопустима. Существует профессиональная этика, которую следует строго соблюдать при ведении дел. Но, несмотря на это, сегодня он позволил себе слабость не только, как эксперт своего дела, но и для того, чтобы поддержать Эштона по-человечески. Посодействовать, не извлекая какой-либо личной выгоды.

– Позвольте задать нескромный вопрос, – спросил Блэквуд, сделав глоток виски со льдом и закусив кусочком чеддера.

– Были ли у вас подозрения на кого-то из тесного круга общения вашей сестры? Может, кто-то из близких друзей оказывал ей знаки внимания, что показалось вам подозрительным?

Кроме мистера Робинсона, разумеется, – поспешил внести поправки Рой.

Эштон немного поразмыслил, затем ответил, всё ещё обдумывая вопрос:

– Не стану утверждать, но вряд ли был хоть кто-то, кто мог остаться равнодушным к столь очаровательному созданию, как Мари. Но смею с уверенностью заявить, что с её стороны ни разу не было никаких намеков, способных кинуть тень на её привязанность к кому-либо из её окружения. Она всегда была весьма сдержанной и учтивой, но вместе с тем отличалась рассудительностью и просвещённостью. Мари – очень добрая и ранимая девушка, порой уступчивая, в силу воспитания и праведности. Но

внутри неё сидит волевой дух цельной личности. Я с малых лет наблюдал это в ней, – дрожащим голосом ответил Эштон.

– Это радует. У неё есть стержень, это ей поможет выжить! – отозвался Блэквуд.

– Как у вас там говорят: «Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю»?

– Стало быть, – отозвался Эштон.

– Я же убеждён, что она принадлежит к непокорным и настойчивым. У каждого из нас своя цель, но главное на пути к ней – не утратить свою целостность. Определённо, – добавил Рой твёрдо, демонстративно подняв указательный палец.

– А вы, как я погляжу, не только начитанный, но и весьма осведомлены в божественных провидениях и предписаниях религии, как для атеиста. Что весьма любопытно. Это наводит меня на неоднозначные умозаключения.

– Это какие же? – бровь детектива изогнулась, изображая недоумение.

– Вы излишне добродушны и сердобольны, как для человека, не верящего в силу добра. Но вместе с тем слишком критичны и недоверчивы, чтобы полагаться на кого-либо, кроме себя.

Главным образом на божью милость. И всё же я склонен верить в вашу праведность больше, чем вы, поскольку имею честь её лицезреть. А ещё вы слишком щедры, а это прямой признак благочестивости, тогда как именно скупость и жадность – показатель недостаточно полноценной веры! – смело и безапелляционно заключил Эштон, допивая свой виски.

– Боюсь, я не гожусь, удачно отрекомендовать себя малознакомому джентльмену. Стало быть, это моя дурная привычка – делать добрые дела! – тут же ответил Рой, разводя руки в стороны.

– Но, уверен, что справлюсь. Пройдёт ещё год, другой, и я освобожусь и от этой навязчивой, упрямой добродетели. Ибо я не сторонник библейских убеждений, тут нечего добавить! – отшутился он.