Мариэль

– Дочь изъявила желание обучаться в «Royal Holloway University of London», – сказал он и закурил сигару, добавив очередную порцию коньяка.

– Я, в свою очередь, категорически против! – продолжил он, выпустив облако дыма.

Мари опустила глаза.

– Не могу взять в толк, почему благородная леди нашего круга должна быть сколь образованной, столь и независимой. Полагаю, что всему, чему она уже обучена, более чем достаточно, дабы стать достойной супругой и хорошей матерью! – взглянув на гостя, Джек Дэвис искал поддержки у старого друга.

– Разумеется, я согласен, что и без почётного образования благородная девушка может устроиться, и весьма недурно! При том, что красоты Мари достаточно, дабы затмить все пробелы в гуманитарных познаниях, а она, как вы толкуете, прекрасно образована и начитанна, невзирая на столь юный возраст! В наше время ценилось постоянство, сейчас же молодёжь гонится за приключениями и развитием, желает познавать новое, пренебрегая устоями.

– Тогда, как мы с вами стремимся сохранить былое, каким мы его видели, каким познали! – припомнив «старые добрые времена», добавил гость.

– Ну, да будет вам, господа! Ибо не всё так худо! – увидев, как поникла сестра под пристальными взглядами и колкими речами, Эштон решил заступиться за неё.

– Отец, университет расположен всего в двадцати милях от Лондона, в городе Эгам, графство Суррей. Очень красивый город и достойный университет, стать студентом – огромный престиж! Мари благоразумна и не совершит ничего дурного, что способно очернить вас, как отца и скомпрометировать её, как благородную девушку. Я готов пособить, чем только смогу! Кто знает, а вдруг ей удастся стать великим человеком?! – воодушевлённо произнёс Эштон.

– Дорогой мой сын! – прервал его отец. – Женщины не становятся гениями, потому что им нечего сказать этому миру, хотя они научились говорить, а некоторые даже читать! Они пришли в этот мир, чтобы рожать достойных мужчин. Так пусть покорно выполняют свой долг. А всё остальное – удел сильной, рассудительной половины человечества. И дело с концом!

Эштона задел надменный тон отца. Он понял, что тот изрядно «заложил за воротник» и нет более резона с ним спорить.

Мари вздрогнула. Она знала, как живут женщины, которые ничего сами не решают, всецело находясь во власти мужчин: сначала отца, затем супруга. И не беда, если замужество было по любви и оттого не в тягость. Ей же отец избирал спутника с точки зрения «выгодной партии».

Увы, Эван не вызывал у Мари ничего, кроме антипатии. Его нельзя было назвать некрасивым, но и красавцем окрестить язык не поворачивается. Есть же люди, глядя на которых складывается впечатление, что где-то им боженька недодал, а где-то переусердствовал. Эван тому наглядный пример. И дело отнюдь не только во внешности. Было в нём что-то скверное, недоброе.

Мари с детства обладала блестящей интуицией и поразительной наблюдательностью. Она ещё никогда не влюблялась, но одного взгляда на потенциального жениха, одной его реплики было достаточно, чтобы осознать – она его не полюбит. Никогда…

Её чистое девичье сердце, непорочная душа, отталкивали даже мысли о возможности этого союза. Если он и вызывал в ней что-то помимо неприязни, так это жалость…

Её принудили сидеть здесь, намереваясь сблизить их, но всё впустую. Девушка была разочарована и крайне смущена сегодняшней встречей, решающей судьбу совместного дела двух старинных приятелей, в связи с преклонным возрастом и состоянием здоровья, не способных полноценно управлять делами компании.

Пусть Робинсон и является основным фигурирующим лицом в деле, но встаёт вопрос: «Как быть, когда он отойдёт?» так сказать…

Да, он заведует делами, но по большей части, это давно заслуга Эвана, который нигде не значится в договоре. И если мистер Робинсон неожиданно скончается, судьба совместного дела останется неопределённой.

Ведь Эштон и раньше, и сейчас не изъявлял желания заниматься делами компании, в отличии от Эвана, претендовавшего на главенство в деле. Посему пришло время передать полномочия тому, кто хорошо знаком с тонкостями сего дела и заинтересован в нём не менее, чем оба нынешних партнёра. Это должен быть человек, которому можно доверять и проконтролировать при надобности, будучи уверенным, что в его надежных руках их «детище» не прогорит.

Посему их дети должны пожениться и разом закрыть вопрос о передаче полномочий.

Робинсону эта идея показалась особенно привлекательной, поскольку отданная Джеком доля дочери автоматически перейдёт её законному супругу – его сыну. Это станет семейным бизнесом, бразды правления которым полностью перейдут Робинсонам. Этакая настоящая золотая жила, текущая прямо в руки.

Осталась малость – уговорить эту строптивую девицу безропотно принять свою судьбу.

Ведь в противном случае, выйдя она замуж за кого-то другого, придётся разделить управление компанией с третьим лицом, поднять все бумаги, дабы сверить учёты и разделить поровну весь доход и обороты, что неизбежно повлечёт за собой массу вопросов и недовольств. Ведь в делах компании не все было гладко и есть что скрывать, в частности, то, что мистер Робинсон не чист на руку и недобросовестно делил прибыль с партнером.

Мари уже исполнилось семнадцать, она вполне готова вступить в брак с Эваном, тем самым закрепив за ним право распоряжаться фирмой без лишних хлопот и разбирательств. И что немаловажно, эта сделка, вернее, союз, выгодно закрепит их дружескую связь ещё и родственной.

И, конечно же, основное – Эван. Кто знает, быть может, заполучив столь лакомый кусочек, он в конце концов остепенится и прекратит вести разгульный образ жизни, которым упивается последние десять лет. Но об этом мистер Робинсон предпочитал помалкивать, подозревая, что обратная сторона прыткости его сына внесёт смуту в, и без того хлипкий замысел, что не входило в его планы. Да и молодым пора бы познакомиться поближе, ведь они не виделись более пяти лет.

За это время они переменились, Эван возмужал, но душа его осталась такой же убогой и бесцветной. Мари же из маленькой девочки превратилась в истинную леди, и в душе у неё произошли глубокие изменения, которых Эван разглядеть был не в силах. Ибо он был слеп, будучи зрячим…

– Что ж, друг мой, нам пора! Нужно как следует отдохнуть с дороги. Уверен, что и этот юный ангел уморился от нашей бесконечной болтовни и желает поскорее отправиться в постель, – улыбаясь, произнёс мистер Робинсон и поднялся из-за стола.

Мужчины последовали его примеру.

– Через несколько дней мы обязательно встретимся снова, – подхватил Эван.

– Верно! – подтвердил Робинсон- старший.

– Мы планируем задержаться в Лондоне до весны, поэтому сможем видеться регулярно!

Эштон натянуто улыбнулся гостям, встреча оставила в душе неприятный осадок. Тогда как отец семейства, напротив, был весьма спокоен и удовлетворён.

Когда джентльмены скрылись в проходе, Мари облегчённо выдохнула и посмотрела на часы. Полночь.

– «Гиблое дело», – промелькнуло в голове девушки, удалявшейся в свои покои.

– Вы не обнимите меня перед сном, Мари? – несколько обиженно спросил мистер Дэвис.

– Простите, я устала, оттого и забыла, – она вернулась и поцеловала отца в щеку.

– Доброй ночи.

– Спи спокойно, дитя моё.

Мари и Эштон поднимались по лестнице наверх, а отец провожал их глазами: сына, которого он практически не знал, не знал страхов, что его одолевают, не знал мечтаний, которые он таил; и юную, прелестную дочь, которая точно так же с годами постепенно отдалилась от него; Мари, как жемчужина, закрылась в плотной раковине.

Девушка легла в постель с тяжестью на душе и сотней противоречивых мыслей, всё больше и больше роившихся в её голове. В унисон с ней погода за окном разбушевалась. Всю ночь шел дождь, и молния разрывала небо на части. Молния боролась до последнего, как узник в попытках освободиться от железных оков. Мари наблюдала за ней, проводя параллель с собой, ибо она точно так же желала вырваться из незримых оков на свободу…

ЗНАКИ СУДЬБЫ

На следующее утро за завтраком разговор не клеился: каждый из членов семьи был по-своему напряжён и одинаково недоволен. Тишину нарушил глава семейства.

– Я вовсе не собираюсь за неделю выдать вас насильно замуж, как вы могли бы предположить! К тому же Эван вовсе неплох, пусть даже местами не тактичен. Я уверяю вас, это не смертельно, на то и нужны женщины, чтобы манерничать. Мы, мужчины, из другого теста, так сказать!

– Это из какого? – не удержался Эштон.

– Ну уж точно не из вашего, юный, подающий надежды, доктор. Вы у нас особый экземпляр!

– О, началось, – выдохнул, покачав головой, молодой человек. Убедившись, что с отцом разговаривать бесполезно, он обратился к сестре.

– Нервы у вас, гляжу, совсем ни к чёрту. Взяв её за руку, он добавил:

– Давайте-ка лучше после завтрака пройдём в сад, я сегодня весь день в вашем распоряжении, только к вечеру мне нужно быть на службе.

Мари улыбнулась брату и утвердительно кивнула:

– С радостью! Мне вас очень не достает, особенно сейчас. Вы много работаете, а у меня, напротив, слишком много свободного времени.

Встав из-за стола, она положила ладонь мистеру Дэвису на плечо:

– Отец, я не желаю плохо отзываться об Эване, но, право, мне крайне тяжело сейчас. Я совершенно не знаю его. Что-то меня тревожит и вызывает опасения. Дайте мне время, чтобы разобраться во всём происходящем и в себе, – спокойно попросила она.

– Безусловно, дитя моё, я не стану торопить. До весны ещё время есть! – с одной стороны успокоил дочь, а с другой – обозначил «крайние сроки» мистер Дэвис.

После завтрака мистер Дэвис поднялся к себе в кабинет. Мари и Эштон направились в сад. Взяв брата под руку и зажмурив глаза от яркого солнца, Мари слабо улыбнулась.

– Как же хорошо, когда вы рядом. Я так нуждаюсь в вашей поддержке.

Они медленно зашагали по тропинке к фруктовому саду, густо усыпанному листвой, плодами яблок и слив. Это был семейный уголок, где они часто собирали гостей на чаепитие. Как же это было давно! С кончиной миссис Дэвис умерла и эта традиция.

Деревянная белая беседка десять лет не реставрировалась, отчего краска во многих местах была содрана, а сам каркас от обильных лондонских дождей потерял былую форму и гладкость. Листья, залетевшие в беседку после вчерашнего урагана, ярким ковром покрыли дощатый пол. Мари любила осень, октябрь, его яркие краски хоть немного украшали обыденную, а с некоторых пор, серую жизнь. Такой она её представляла, если всё, запланированное отцом, случится. Девушка подняла несколько ярко-красных и оранжевых листьев, собрав их в букет.

Молодые люди присели на скамью в беседке, посреди осеннего пейзажа.

– Поговорим по душам? – обратился Эштон, взглянув в лицо сестры. – Расскажите мне, как вам вчерашний вечер и гости?

– Я в смятении. Я так мечтала получить образование, вы, как никто другой, знаете о моих душевных переживаниях. Вся эта история с замужеством обрушилась на меня, как снежная лавина, полностью обездвижив. Я не хочу этого брака, и этот Эван мне противен, от одного его взгляда мне не по себе! – смущённо произнесла девушка.

– Вы верно подметили, я и сам заподозрил неладное. Уж слишком дерзок он для галантного джентльмена, знающего манеры приличия. Я с трудом удержался, чтобы не поправить его наглую ухмылку. Это было неприлично и уж, тем более, не красит мужчину, который пытается расположить к себе девушку!

Припоминаю его мальчишкой. Мы часто встречались и много времени проводили вместе. Тогда он ещё не успел испортиться характером. Но с годами Эван обзавёлся сомнительными связями, стал любителем авантюр и спорных дел, которыми, по-видимому, лично заправляет. Помню одну нашу встречу в мужском клубе. Ей-богу, я весь вечер краснел за него!

Мари удивлённо вскинула тёмные густые брови. Однако он тут же умолк, видимо, не сочтя нужным вдаваться в подробности.

– Нет, Мари, продолжения не будет, эта история не предназначена для столь юных ушей! – засмеявшись, он крепко обнял сестру, прижав к сердцу. – Я не дам вас в обиду. Честное слово!

– Поговорите с отцом, расскажите ему всё, что вам известно, быть может, это повлияет на его решение! – с надеждой смотрела на старшего брата большими чёрными глазами Мари.

– Обещаю, хоть маловероятно, что он прислушается к моему мнению. У меня нет конкретных доводов против Эвана, лишь толки и собственные подозрения. Но насколько мне известно, люди не меняются. Увы…

Мари закивала и обняла брата. Эштон был тем человеком, который поддерживал её во всём. В своё время она поступила в школу и успешно закончила её, поскольку брат настоял на этом и лично оплачивал обучение. Отец же был убеждён, что всё это блажь, пустая трата времени и средств. За пять лет его мнение не изменилось. Однако, при случае, он хвастался образованностью дочери, хотя это была определённо не его заслуга.

– Пойдёмте, в библиотеке есть парочка замечательных книг, которые вам стоит прочесть, дабы отвлечься! – Эштон поднялся со скамьи и подал руку сестре.

– С большим удовольствием, сочту за спасение избавиться от навязчивых мыслей за чтением занимательной книги! – Мари радушно улыбнулась, её глаза за долгое время заискрились…

Спустя две недели, сидя у себя в кабинете и перебирая почту, мистер Дэвис отложил в сторону два письма. Одно из них было от кузена по материнской линии, приглашавшего их на грядущее Рождество в Йорк.

Приглашение было изложено следующим образом:

Дорогой кузен, имею честь пригласить вас в наш небольшой уютный город, где мы сможем вместе провести рождественские праздники и отдохнуть в тесном семейном кругу. Жду вас вместе с Эштоном и Мари. Поскольку наша последняя встреча состоялась много лет назад, буду признателен, если вы удостоите меня чести скоротать время у камина со стаканом выдержанного коньяка и старыми воспоминаниями… Жду вашего ответа. Брендон Монро.

Мистер Дэвис был приятно удивлён приглашением, но не спешил соглашаться. «Стоит взвесить предложение и только тогда известить о решении», – размышлял он.

Второе письмо было от мистера Робинсона. Томас приглашал приятеля с семьёй на обед в ближайший четверг Мистер Дэвис перечитал последнюю строчку.

«Лаура ждёт вас и будет крайне огорчена, если вы откажетесь отобедать у нас.

P. S. Жду вашего ответа, а ещё лучше — не пишите, просто приходите пополудни»!

«Вот это предложение перспективнее», – подумал мистер Дэвис, и, спрятав письма в ящик стола, вышел из кабинета…

* * *

Мари сидела в гостиной, читая свежие утренние газеты. Отец, заняв место за столом и налив себе и дочери чаю, заговорил первым.

– Знаете, Мари, иной раз мне сдаётся, что я прожил счастливую и насыщенную жизнь, и всё это благодаря вам. Но порой я чувствую себя глубоко несчастным, поскольку очень скудно умею выражать свои чувства. Я так и не научился говорить о любви напрямую. Прошу простить меня за это, и что бы ни произошло в дальнейшем, помните, что я делал все это лишь с благими намерениями, – вдумчиво произнёс мужчина.

– Не тревожьтесь, отец, Эштон знает, что вы его любите, пусть и не согласны с его выбором и стремлениями. Незачем говорить о любви, ибо когда она есть, её чувствуешь. Я знаю, что в вас хранится достаточно тепла по отношению к нам, вот только сидит оно глубоко внутри…

– Возможно, дитя моё, но этого явно недостаточно, ибо я чувствую пропасть между нами – она становится всё шире и глубже. Наша главная размолвка произошла много лет назад. И её осадок по сей день осел густой, вязкой жижей в каждом из нас.

Мало мне того, что сын ополчился против меня, а тут ещё и вы! Боюсь, я слишком стар, чтобы ослабить это бремя. Запомните, Мари, в мире ваших мнимых грёз полно коварства и соблазнов.

Грехопадение подстерегает на каждом шагу, и если не сейчас, то со временем вы поддадитесь ему. Ибо в мире искушений, так сложно остаться чистым ангелом, каковым вы являетесь! – отец заглянул ей в глаза и добавил:

– Замужество спасёт вас от одиночества, а стены нашего дома перестанут быть тюрьмой. Выйдя замуж за Эвана, вы будете много путешествовать, увидите Францию, а может быть и весь мир!

Отец любыми способами пытался склонить дочь к нежелательному браку.

Буквально вчера Эштон и глава семьи Дэвис, закрывшись в кабинете, эмоционально дискутировали на сей счёт. Правда, разговор закончился очередной ссорой отца с сыном. Джек Дэвис обладал упорством и был непреклонен в своем мнении насчет брака Эвана и Мари, в нем он видел единственное решение, способное удержать семейное дело на выгодных условиях, в противном случае он может потерять всё.

– И ещё! Нас желают видеть в поместье Робинсонов в четверг. И у меня будет к вам просьба: не возитесь долго при сборах, нас ожидают к двум. Не стоит заставлять себя ждать. К тому же миссис Робинсон обязуется лично приготовить обед! – добавил он и поспешно удалился, словно убежав от дальнейшего разговора и возражений дочери.

Мари не сразу заметила, подошедшую к ней Дону.

– С вами всё в порядке?

– Да, Дона, да, не стоит беспокоиться, – дрожащим голосом ответила Мари, хотя её глаза говорили об обратном.

Одного взгляда было достаточно, чтобы увидеть безысходность, заполнившую их до краёв. Мари поднялась со стула и посмотрела в окно, выходившее в осенний сад.

– Осень никогда не станет другой, она останется такой же золотой и яркой. Ей не обязательно быть всегда тёплой, солнечной и ясной. Я люблю в ней всё: грозы, дожди, ветер. А когда не любишь, возмущает всё. Дождь наводит тоску, а зной вызывает раздражение. И лишь счастливый человек принимает мир, как данность, ему всё равно, что происходит за окном. Его одинаково радует любое время года. Он наслаждается каждым мгнове-нием, осознавая, что вот она, жизнь, и она протекает не мимо, а сквозь него! Ибо чтобы устранить быстротечность жизни, нужно перестать спать наяву…

Чуть погодя Мари добавила:

– А что, если во сне лучше, чем в реальности, Дона? Неужто единственный исход – смирение?! Точно твоя душа отбывает наказание за грехи, которые ты не совершал! И самое страшное, что с годами становится совсем неважно, что ты чувствуешь и чувствуешь ли, вообще, что-либо?! – не отводя взгляда, равнодушно промолвила девушка.

Дона еле сдерживала слезы, слушая крик души столь юной и утонченной девочки, которая только ступила на порог взрослой жизни, но уже была ею сломлена…

* * *

– Я готова.

Мари спустилась вниз, где её ждали отец и брат. Свой парадный туалет она дополнила шляпкой и перчатками, волосы собрала на затылке в пучок.

– У вас потрясающий вид!

– Должен согласиться, вы выглядите превосходно, – добавил старший брат.

– Если вашей задачей было смутить меня, вам это удалось! – мило улыбнулась девушка.

Взяв брата под руку, они вышли через сад к задним воротам.

– Сегодня замечательная погода! Никогда не любил осень и дождливую погоду, но так и не осмелился покинуть Британию, – подставив лицо солнечным лучам, произнёс мистер Дэвис.

– Зато Мари упивается этой пасмурной меланхолией, нагоняемой Лондоном. Словно она пришла в этот мир из дождя, а в её жилах течёт не кровь, а Темза! Казалось бы, она из той же плоти, что и все остальные, но я не знаком ни с кем, кто был бы так же сильно пленён этим явлением природы, – сказал Эштон, улыбнувшись сестре.

Мари засмеялась, отчего на её, залитых румянцем, щеках появились ямочки, а глаза заискрились.

– Я убеждён, что вы созданы облагораживать и умиротворять этот бренный мир. Я горд быть вашим братом! – величественно произнёс Эштон, поцеловав руку сестры.

– А вот и наш экипаж подъехал! – заявил мистер Дэвис.

Четырехколёсная, почётная карета, запряжённая парой лошадей, была предусмотрена для особых случаев, таких, как сегодня. Пассажирские места размещались как внутри, так и снаружи. Мари и Эштон уселись рядом, отец расположился напротив. Экипаж тронулся и все трое молча смотрели в небольшие окошки, располагавшиеся по обеим сторонам кареты. Около двух часов, как и было предусмотрено, экипаж остановился у ворот имения Робинсонов: роскошной трёхэтажной усадьбы в стиле рококо. И хотя семья долго отсутствовала, они не допустили увядания родового гнезда. Прислуга оставалась здесь и заботилась об усадьбе и имуществе.

Несмотря на позднюю осень, пурпурные розы, которыми были засажены аллеи, ещё не увяли. По мере приближения к дому, сердце Мари колотилось сильнее. Она сжала ладони и спрятала их в карманы пальто.

Мистер Робинсон радушно встретил гостей, осыпав Мари дюжиной комплиментов. Они прошли через широкий коридор в огромную столовую с большими окнами, залитую ярким светом. Внутреннее убранство блистало изяществом и изысканностью: мебель белого дерева с изогнутыми ножками, украшенная резьбой и позолотой, камин с рельефным орнаментом, ручной росписью и лепниной на высоких потолках. Красиво сервированный стол свидетельствовал о наличии вкуса у хозяйки дома.

Миссис Робинсон уделяла много внимания деталям, разгуливая по местным посудным лавкам, и придирчиво выбирала только лучший хрусталь и фарфор.

Вазы с теми же бордовыми розами на столах и подоконниках, серебряные приборы, начищенные до блеска, подсвечники и канделябры из драгоценного металла. И только отборные яства и свежесобранные фрукты!

Всё выглядело богато и эстетично. Легко было заметить, что миссис Робинсон не уроженка Лондона, ибо её дом не был заставлен бесчисленными безделушками и мебелью, столь характерными для викторианской эпохи.

– Не перестаю восхищаться своей супругой! Всего за пару месяцев она успела не просто облагородить всё поместье, но и позаботилась о том, чтобы переклеили обои. И теперь, вместо скучных жёлтых, глаз радуют новые, синие! – широко улыбнулся хозяин дома, показывая свои обновлённые апартаменты.

А чуть погодя перед гостями предстала сама миссис Робинсон.

– Bonjour, дорогой Джек!

– Мадам!

– Несказанно рада видеть вас, Эштон, Мари!

Она поочерёдно обняла каждого, прижимаясь щекой.

Лаура Робинсон в свои пятьдесят два года осталась стройной и, довольнотаки, привлекательной, несмотря на немолодой возраст и четверых детей, двое из которых были пятнадцатилетними двойняшками. Женщина умела красиво одеваться, хоть и несколько вычурно. Возможно, это были отголоски французской моды или же врождённое чувство экстравагантного стиля.

Она любила украшения и яркие цвета в одежде, поэтому её наряды всегда привлекали внимание, не стал исключением и сегодняшний образ: оранжево- чёрное платье с глубоким вырезом.

Лаура выделялась на фоне Мари, одетой в обеденное, кремовое платье сдержанного кроя.

Миссис Робинсон всегда поступала по собственному суждению, ей было всё равно, идёт ли она на светский раут или встречает гостей в своем доме. Если пожелает одеться затейливо или же экстравагантно, так и поступит. Женщина выглядела достаточно молодо и ухоженно. Её тонкие губы были чуть тронуты красной помадой, а белая кожа на щеках покрыта румянцем. На голове – копна тёмных пышных кудрей. Она была и вправду хороша собой. Единственным изъяном во внешности женщины был не пропорциональный нос с выраженной горбинкой, унаследованный ею от матери – француженки. Но, вероятнее всего, это её мало смущало, или же, напротив, с помощью столь яркого макияжа она желала скрыть свой явный недостаток.

Присев рядом с мужем, женщина тут же обратилась к гостям.

– Не могу поверить, что это вы. Эштон, Мари, как же вы сильно изменились! Томас описывал вас, но, право, я не ожидала, что вы настолько похорошели!

Добродушно и удивлённо она рассматривала своих молодых гостей.

– Благодарю, миссис Лаура, и я рада вас видеть. Глядя на вас, я отдалённо вспоминаю прошлое, матушку, – произнесла

Мари, опустив глаза.

– Ах, девочка моя, мне жаль, что у тебя остались лишь воспоминания о ней. Печально, что Роуз так рано покинула нас.

Недолго думая, она пересела от мужа поближе к гостье. Мистер Дэвис внимательно наблюдал за происходящим, и за тем, как хозяин дома наливал в стаканы джин. Миссис Лаура взяла девушку за руку.

– У меня гораздо больше воспоминаний о вашей матушке, и я охотно поделюсь ими с вами, моя милая. Но немного погодя!

Она улыбнулась, наскоро, кончиком салфетки вытерла уголки глаз и обратилась к супругу:

– Томас, где же наши чада? Обед вот-вот подадут, а они всё ещё дурачатся! – произнесла Лаура и жестом попросила служанку подавать на стол горячее.

В тот же час внесли: буженину, тушёные овощи, мясо дичи.

Чуть погодя к ним присоединился Эван в компании двух младших братьев. Те резвились, толкая друг друга.

– Довольно ребячества, вы ставите меня в неловкое положение при столь почётных гостях! – упрекнул сыновей отец. Дети покорно затихли и заняли свои места за обеденным столом.