скачать книгу бесплатно
– Ты звал меня во сне. Ты был в своем прошлом, где меня еще не было, поэтому ты был беззащитен. Я хотел тебе сказать, чтобы ты вернулся в настоящее, но потом решил, что поселить меня в твоем прошлом – тоже неплохой выход. Вот, держи.
Эйзен почувствовал, как Джафар находит в темноте его руку и сжимает пальцы. Снова холодные, как морозная ночь. А вот рука Джафара была горячей.
– Спасибо, – слабым голосом сказал Эйзен. Он немного досадовал на свою беззащитность.
– Один африканец рассказал мне сказку, – сказал Джафар. – Про маленького мальчика. Мальчик жил в бедном селении, голодал и мерз, терпел побои, словом, ему было плохо. И тогда он попросил колдуна сделать его духом… ну, по-нашему, ангелом. А колдун спросил: из какого материала делать тебя ангелом? Из дерева, из кости, или из песка? Мальчик ответил: дерево сгорит, кость сгниет, песок рассыпется. Сделай, говорит, меня ангелом из железа. И колдун сделал его ангелом из железа. Только мальчик не учел одного – когда в мире кто-то плакал, его металлические крылья и металлическое сердце отзывались на этот звук. Поэтому счастливее он не стал.
– А как колдун решил вопрос ржавчины? – заинтересовался Эйзен.
– Никак. Мальчику еще предстоит с ней столкнуться.
– Но заржавленный мальчик будет слабее резонировать, – не сдавался мозг ученого.
– Видимо, нет худа без добра.
– Зараза ты, Джафар, – вздохнул Эйзен.
– Пригласи меня в свои кошмары, и монстры твоего подсознания тоже узнают меня с плохой стороны, – насмешливо проговорил механик.
И утянул руку Эйзена в темноту. Эйзен тут же выдернул ее и отвернулся.
– Прекрати это, – сказал он. Теперь ему снова хотелось убежать, но не от страха и вообще не от кого-либо а к себе в сознание, подняться на самый верх собственного сознания и уже с нового ракурса созерцать реальность. Возможно, так выглядит божественное откровение, решил Эйзен, и ему стало жарко.
Джафар сбоку тихо рассмеялся.
– Строгость удивительно к лицу вашей светлости, – с наигранным сожалением заметил он.
*
Проснувшись утром, Эйзен ощутил как никогда остро, что нет ничего лучше этого мира и высшее блаженство – быть его частью.
Мутные фиолетовые горы в панорамном окне только начинали розоветь, на балконе сидела какая-то маленькая птичка (вьюрок? поди разбери против света) и пела.
В метре слева, лицом к выходу растянулся под двумя одеялами механик, действительно похожий крупного зверя из каких-нибудь нездешних степей. Глядя на его тонкую мускулистую руку, лежащую поверх одеяла, Эйзен ощутил некое томление, которое его позабавило.
Вот ведь сколько переживаний на старости лет, подумал он весело. И так уже достаточно вник в чью-то непростую судьбу, а подсознанию все мало. Однако же в эту сторону мы не пойдём. Кроме того, у нас плохие отношения с человеческими грехами, нас чужие тяготят как собственные, а собственные так вообще придавят.
Очень осторожно Эйзен слез с кровати, проследовал в ванную, где намеревался принять душ и побриться минут за десять, однако в итоге это заняло куда больше времени.
Обвязавшись полотенцем, Эйзен вернулся в комнату.
Солнце за панорамным окном поднялось выше, и ковёр на полу из серо-зелёного стал салатовым.
Джафар сидел на кровати сонный и взъерошенный, как ночная птица, потревоженная в ясный полдень.
– Доброе утро, – тем не менее сказал он первым. – Тебе как, полегчало?
Эйзен аж дернулся. Вид у Джафара был лукавый, словно его вопрос относился вовсе не ко вчерашнему Эйзеновскому стрессу.
– Доброе утро, господин Ингра, – ответил герцог, учтиво склонив голову. – Мое состояние, равно как и настроение существенно улучшилось. Роль вашего исцеляющего присутствия невозможно переоценить… или недооценить?
Джафар хмыкнул.
– Теперь моя очередь, – сказал он. – Там ещё полотенца остались, или ты все намотал на себя, и мне придётся идти голым?
– Целых два. Голым не ходи, это неприлично. Особенно на утренней линейке. Надень хотя бы пионерский галстук.
– Пуритане узколобые, – философски сказал Джафар, подтягивая штаны. – Античности на вас нет.
И этот человек, весело подумал Эйзен, пытается меня убедить в том, что все его образование составляет устройство самолета и сборка автомата. Ах, ну ещё стихи. Ладно.
Джафар занимался собой примерно на те же полчаса, за которые Эйзен оделся и спустился вниз.
Перед тем, как покинуть комнату, он заметил, что все документы, разбросанные им вчера на журнальном столике, сложены в аккуратную стопку.
Значит, Джафар читал тетрадь. Интересно, только из-за Карины, или в силу абстрактного любопытства? Такового у него наблюдалось куда меньше, чем у Эйзена, и Эйзена это слегка огорчало.
*
В пачке, присланной Кариной Файоль, было все о барьерах и тоннелях – похожее, не похожее, отдаленно напоминающее и даже свидетельства каких-то ясновидящих.
– В 1916 году, – медленно переводил Эйзен, добавляя свои комментарии, – девочка десяти лет, Римма – почему-то в Норвегии – гуляла с бабушкой по обрывистому берегу, недалеко от посёлка… с непроизносимым названием. Дело было довольно далеко от их родного дома, поэтому с бабушкой. Видимо, в гости поехали… В какой-то момент бабуля заметила, что внучка пропала… искали всем непроизносимым посёлком… на вторые сутки она вернулась сама, свежего вида, даже не голодная, и рассказывала, что провалилась в какую-то щель между скалами, пошла по ней и увидела поле с деревьями и травой… и ещё она видела город, но испугалась в него идти, поэтому вернулась. По ее ощущениям времени прошло немного. В том же месте впоследствии пропало ещё человек пять.
– А вот Китай, – Джафар пододвинул конверт с пачкой бумаг. – Там вообще был проход в мир духов, хунвейбины его взорвали в итоге. Вокруг него происходили разные волшебные вещи, и на людей нападал морок: им казалось, что они должны сесть на дракона и улететь с планеты.
– В смысле, из Китая? – уточнил Эйзен.
– Из него в первую очередь.
– А вот Южная Америка. Тут целая летопись в несколько веков. Англия… куча легенд и чертовщины… Америка ещё, Бостон… мы помним их портал в Салеме, оттуда сочились намагиченные ведьмы и очень всех утомили.
– А мне сон был, – вспомнил Джафар. – Будто в комнате Аси что-то холодное ходит.
Эйзен так резко поднял голову, что Джафар почти пожалел о сказанном. Он вообще теперь боялся говорить лишнее.
– Холодное? – уточнил Эйзен со странной проницательностью.
– Непонятная штука, сделанная из злой воли и белой плесени. Воняла мерзостно.
– Что, прямо во сне?
– Да. Какая ей разница, где вонять? Во сне или наяву.
Эйзен пошёл к серванту, сел на ковер и начал выдвигать нижние ящики.
– Давно, – прокомментировал он свое странное поведение, – хотел сделать тебе один подарок…
Джафар напрягся. После семнадцати лет ему редко дарили что-либо, да он и не нуждался. А если одарят ненужным… придется потом с этим что-то делать, выбрасывать же неловко.
Покопавшись в ящиках, Эйзен вытащил небольшую, кубической формы картонную коробку и протянул Джафару.
– На вот… был в Гоби, в археологической экспедиции, нашел на раскопках. Нетипично для той культуры, и вообще странно что оно сохранилось, потому что это похоже на сталь. Может, другой сплав такой, конечно… я не силён в металлургии, особенно в древней. Они лежали в кожаном мешочке, мешочек истлел, но все это вместе было погружено в керамический сосуд, поэтому комплектность, я надеюсь, соблюдена.
В коробке находилась россыпь маленьких, разного размера треугольных стальных ножей с дырочками и шпыньками.
– Они соединяются, – сказал Эйзен. – Но я так и не понял, как именно. Каждый ножик в двух экземплярах, но один различаются по размеру и иногда по форме лезвия… И если вдруг то, что ты видел во сне, увидишь наяву – мне кажется, оно этих ножей должно испугаться.
Джафар запустил руку в коробку, порезался и, задумчиво посасывая палец, снова склонился над документами.
Головоломка оказалась интересной, но опасной.
*
– Резюмируем, – рассуждал Эйзен, когда начало смеркаться, – что мы узнали. Помимо нашего тоннеля в неведомое есть ещё как минимум пять – это где поле и город. А так вообще-то несколько десятков. Все они, по свидетельствам очевидцев, ведут в разрушенный город с каким-то университетом. Все доступные университеты в упомянутых местах насчитывают одинаковые восемь зданий. Исследовать окрестности более одного дня не представляется возможным, ибо люди пропадают, если задерживаются там до полуночи по местному времени. В полночь город переходит в предыдущий день. Этим предыдущим является один из пяти дней – ясный летний, осенний, весенний, зимний и один летний с дождем. Перед входом в каждый город черта, перед которой нужно сосчитать до трёх, иначе есть вероятность: ?, что ты тоже исчезнешь, но уже безотносительно полуночи. Полночь, как я уже сказал, у города тоже своя, и время в нем идёт быстрее, чем в нашем… хотя нет, вот тут есть свидетельства, что медленнее. По-разному идёт. Словом, время непостоянно… А полночи совпадают? Вот описания внутренностей зданий, – Эйзен листал бумаги, сбрасывая их на серо-голубой ковер, – где что искать… Да, если мы оттуда что-то забираем, в следующем варианте того же дня оно возникает снова. Например, бумаги.
– И много их забрали?
– Не очень. Только вот эту тетрадку. Как мы поняли на ее примере, эти бумаги обладают интересным свойством, – напомнил Эйзен. – Все, что ты напишешь на них на любом языке, превращается в понятные тебе символы. Понятны они будут вообще любому, кто станет это читать.
– Даже если это человек, не знающий письменности?
– Таких экспериментов еще не ставили.
– Мы будем только читать или сами посмотрим? – заинтересованно спросил Джафар, глядя на синеющие за окном холмы. – Я там еще не был.
Эйзен отложил тетради и проникновенно посмотрел на механика.
– Не боишься исчезнуть? – спросил он.
– А ты?
– Я там был, но я точно боюсь. Я ещё ни разу не исчезал. А вот ты можешь сказать, что жизнь твоя все равно уже кончена, и одним Джафаром меньше или больше…
– Не записывай меня в манипуляторы, – обиделся Джафар. – Я не так уж часто нуждаюсь в сочувствии. И барриолей ваших не боюсь.
Эйзен продолжал смотреть на собеседника.
– Что? – спросил Джафар, явно смущённый таким вниманием. – Сомневаешься?
Эйзен усмехнулся и покачал головой.
– Наоборот. Приятно чуть подольше посмотреть на счастливого человека, даже если это ты.
– Это довольно часто бываю я, просто раньше заинтересованных зрителей было маловато, – парировал Джафар. – Я имею в виду, – он с вызовом посмотрел на Эйзена, – заинтересованных в моем счастье.
– Ты мой друг, – пожал Эйзен плечами. – И лет тридцать назад для меня одного этого утверждения было бы достаточно для оправдания моей заинтересованности в твоём счастье. Но теперь, конечно, требуются оговорки о том, что в моем возрасте уже не заводят друзей с той легкостью, как в какие-нибудь десять лет, и что с опытом добраться до иной человеческой души, обросшей броней, бывает нелегко, и часто оно того не стоит…
Джафар положил бумагу, которую держал в руке, отошел и растянулся на диване, определив голову на ручку.
– Мою душу зачистили судебные обвинители, – произнёс он. – В этих случаях мало кто может удержаться от того, чтобы добить жертву, но ты почему-то решил меня сберечь. Современные гуманисты, кстати, так не поступают. Они держат лицо против физического насилия, а вот моральное практикуют с тем же упорством.
– Яша.
– Прости. У меня много нездоровых фиксаций.
– Пионер, ты только что выглядел счастливым.
– Рядом была скользкая дорожка, – мурлыкнул Джафар. – Я оступился.
Эйзен помолчал, потом спросил:
– Ну что, пойдём за Ворота?
– Пойдём, – сказал Джафар, закрывая глаза. – Вдруг там мое… прежнее счастье?
– Или нынешнее, – улыбнулся Эйзен.
– Нет, нынешнее здесь.
*
Приняв несколько звонков от агентов Шнайдера, Эйзен выяснил, что атаковавшая их банда была местная, а заказчик – приезжий. И что, потерпев неудачу, заказчик вроде бы уехал, по крайней мере, из Хоринска. Следующую попытку предпринимать не стал. И ещё у допрошенного Мишки-барыги сложилось впечатление, что и сам этот мужик – всего лишь промежуточное звено, так как работал он без энтузиазма. Скорее всего, главные заинтересованные лица размещались в Москве или за границей.
Таким образом, в некий день после обеда немного успокоенный и глубоко заинтересованный герцог вновь погрузился в таинственную бандероль. Что же до Джафара, то на этот раз он, влекомый профессиональной совестью, предпочёл с утра отправиться в «Солнечное», к самолётам, где сидел до темноты, изучая состояние техники и ее документацию.
Вернулся он к ночи, уставший и перемазанный машинным маслом. Всех его сил хватило лишь на то, чтобы упасть в диванные подушки в гостиной и сидеть при выключенном свете.
Протирающий глаза Эйзен, войдя туда же, не стал зажигать лампы, а только тихо спросил:
– Спишь?
– Морально готовлюсь подняться на второй этаж. А вообще, Лёша, лифт и в доме тебе не помешал бы.
Герцог замечал, что обращаясь по бытовым вопросам, Джафар называет его по первому имени, а обсуждая отвлечённые вопросы – по второму, которое Сашка называл «сказочным». А когда Джафар вживался в роль подчиненного, то использовал титул.
В связи с этим вспоминалась статья про кошек, где авторы утверждали, что кошка четко разделяет в своём сознании серьезную охоту и игру с фантиком.
В детстве и юности у Алексея Доронина в общей сложности было четыре кошки – одна любимая и три эпизодических. И Джафар, по мере того, как отъедался и восстанавливался, все более судьбой своей напоминал подобранного драного кота, превратившегося в пантеру.
А пантеры, почем зря пугал себя Эйзен, тоже умеют играть. В том числе и с добычей. И, если говорить о противостоянии тотемных животных, то кто бы там ни был у него самого (когда они с Асей обсуждали этот вопрос, она сказала: «конечно, белая цапля»), то против такого зверя она, конечно, ничто. Разве что улететь способна. Утешало лишь то, что Джафар все же – животное с человеческим разумом и хорошим самоконтролем. Вряд ли он станет вести себя, как зверь.
– Только снаружи. Я думал, ты не вернешься сегодня, – сказал Эйзен, занимая кресло рядом – осторожно, словно боясь спугнуть тишину. В лунном свете его растрепанные русые волосы казались белыми, что заставило Джафара в свою очередь вспомнить старые фантастические фильмы с загадочными инопланетянами. Или киборгами. Хотя из Эйзена, конечно, получился бы разве что киборг-проповедник. Вдохновенный придурок, списанный из серии за недостаток занудства.
– Я инспектировал ваш… наш авиа и автопарк, – отрапортовал механик. – Планирую через пару дней поднять серийник 1Г243—22.
– Тот, что ближе к ангару? – представив себе аэродром, уточнил Эйзен.
– Да.
