banner banner banner
Грибники 1,5. Вложенное пространство
Грибники 1,5. Вложенное пространство
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Грибники 1,5. Вложенное пространство

скачать книгу бесплатно


– Это должно было вернуться, – смутившись, признавал он. – Любое дерьмо, которое пережил человек, догоняет его через определенные промежутки времени. Я перестаю понимать, где добро, где зло. Очень неприятно.

– Хочешь, будем ездить в город? – предложил Эйзен. – Я иногда бываю там по делам, но можно и просто так.

Джафар согласился и даже некоторое время посещал психотерапевтов – один от него отказался сразу, а второй направил к психиатру. Пару недель пропив таблетки, Джафар почувствовал себя ещё хуже и окончательно уверился в том, что его тип нервной системы устроен иначе, чем у большинства людей.

– Мне почти каждую ночь снится, что я в зимовье, – сказал оно как-то Эйзену. – Там нефтяная вышка… и она со мной разговаривает. Уходи, говорит. Ты ничего не сможешь сделать. Тебя убьют. Ты переродишься.

– Так и говорит, переродишься? – насторожился Эйзен.

– Да. Но вышка не знает, во что именно. А потом я вижу тебя… и понимаю, что ты уже не человек. Ты протягиваешь руку и вырываешь мое сердце. Но я живу дальше. Я беру ведро и иду за снегом… В этом такая острая, такая печальная обреченность, что я просыпаюсь… и некоторое время мне кажется, что ничего не кончилось. Это душит и напрочь лишает сил.

Уже через неделю Джафар совершенно перестал общаться: приходил, ел, односложно отвечал и возвращался к себе в комнату, где лежал и смотрел в стену.

Как-то на рассвете Эйзен проснулся от ощущения сильной тревоги. Едва открыв глаза и посмотрев на балкон, он увидел Джафара, сидящего на перилах. Тот смотрел вниз и при этом все сильнее отклонялся назад. Несмотря на холод, на нем были только льняные штаны, в которых он обычно спал, и больше ничего.

Вскочив, Эйзен за секунду оказался на балконе и схватил Джафара за руку.

Тот выровнялся и рассеянно произнёс:.

– А… Доброе утро. Прости.

– Яшка, ты спятил?

– Нет… Мне почему-то показалось, что это удивительно здравое решение.

Эйзен втащил Джафара к себе в спальню и усадил на постель. Тот был абсолютно безвольным и безучастным.

– Не пугай меня так, – жалобно попросил Эйзен. – Ты же клятву давал, помнишь? В ней не было пункта о том, чтобы я собирал твои мозги по ущелью.

– Не было, – согласился Джафар. – Прости. Ты только не подумай, что я манипулирую и развожу тебя на эмоции. Меня действительно накрыло так, что я не мог справиться. Я понимаю, что это морок, и я должен его просто пережить, но когда каждый предмет, на который ты смотришь, тебе ненавистен… устаешь сопротивляться. Хочется выключить мир. Единственный способ это перенести – смотреть на один и тот же предмет. Тогда есть шанс привыкнуть.

Устроившись на ковре перед Джафаром, Эйзен слушал. За свою жизнь он видел много людей, выдернутых событиями из стабильного психического состояния, и понимал, что первый шаг к исцелению – это их выслушать.

Однако Яша, в отличие от самого Эйзена, разговорчивостью не отличался, поэтому, обозначив главное, замолчал.

Этот сеанс облегчил ему жизнь примерно на несколько дней, а затем прежнее состояние вернулось. И Эйзену приходилось опять и опять вытаскивать его разговорами, потому что ничего другого его гость в этот момент не мог.

Через некоторое время герцог почувствовал, что его собственная психика, пребывая в состоянии непрерывной тревоги, начинает давать сбои. Он срывался на управляющих, на Марию Семеновну, на ее мужа Николая Васильевича, работавшего у него садовником, даже на Сашу, когда встречал его в долине – словом, ощущал себя последней тварью.

В некую ночь привиделось ему, что он держит гостя над пропастью, а когда Эйзен проснулся и сел на кровати, снова был рассвет. Взглянув на их с Джафаром общий балкон, Эйзен увидел, что его сон превратился в явь.

Выскочив, он только и успел, что просунуть руку сквозь перила и схватить клятвопреступника за запястье.

Дальше, коченея от холода, он действительно держал над его пропастью и матерился, глотая слёзы.

Повисев, Джафар поднял вверх лицо. Он был как обычно ночью по пояс раздет, и Эйзен подумал, что если эта тварь не расшибется насмерть, то воспаление легких схватит точно.

– Отпусти, – попросил Джафар. – Я сам заберусь обратно.

Проглотив слёзы, Эйзен покачал головой.

– Если ты сейчас упадёшь, – сказал он, – я последую за тобой. Клянусь. Мне в общем-то, тоже терять нечего. Может, даже раньше долечу до земли.

Джафар поднял вторую руку и зацепился за перила. Затем, легко подтянувшись, встал на ноги с той стороны.

Эйзен продолжал его держать, пока они не оказались в комнате.

Закрыв балконную дверь, Эйзен притянул Джафара к себе и ударил его ладонью по лицу, вложив в этот удар всю накопившуюся досаду.

Тот отлетел на кровать и сжался, закрывшись руками.

– Только не по голове, – попросил он.

– Хорошо, – злобно прошипел Эйзен и снял со стены хлыст для лошадей.

Это была одна из немногих вещей, оставшихся от Аси. Сначала он просто забыл его выбросить, а потом подумал, вдруг когда-нибудь снова купит лошадь.

Теперь, вот, пригодился.

– Природа, – шипел он в бешенстве, – миллионы лет… потратила на то… чтобы создать… такую сложную… тонко отрегулированную… приспособленную к жизни систему… как ты… но твоя… неблагодарность…

– Эйзен…

– Я тебе сдохну, – продолжал тот, охаживая конским хлыстом плечи и спину; не очень сильно, но следы оставались. – Я тебя и в аду достану, я стану худшим твои кошмаром…

– Эйзен, – прошептал Джафар. – Тебе потом… Ай… будет стыдно.

– Не будет! – прорычал Эйзен и напоследок вытянул его неблагодарного суицидника вдоль спины в полную силу, как профессиональная служба исполнения наказаний.

Джафар дернулся и перекатился на другую сторону кровати, чтобы избежать удара; но герцог уже бросил хлыст.

Постепенно бешенство его отпускало, действительно сменяясь раскаянием.

Однако посмотрев на Джафара, он заметил, что тот истерически смеётся.

– Вот уж не думал, – выдохнул он, – что ваша светлость одарит… раба своего… такой милостью. Что подумает почтенная Мария Семёновна, если услышит мои крики? Что мы практикуем БДСМ? Но мы… о, господи… мы не договорились о стоп-слове!

– Угу, – мрачно кивнул Эйзен, поднимая хлыст и вешая его обратно на стену. – Ты как-то не учёл это обстоятельство, отправляясь на прогулку вниз. И одеться потеплее забыл. Дебил ты, Яша. В следующий раз это будут розги.

Джафар осторожно сел, опершись на руку.

– Ты очень сильно, – сказал он уже всерьёз, – меня удивил.

Эйзен покосился на него с обидой.

– А ты мне, гад, простыню испачкал. Вот что скажет Мария Семёновна, увидев на ней два длинных кровавых пятна…

Джафара снова обуяла истерика.

– Она купит тебе женские прокладки…

Эйзен отвесил ему легкий подзатыльник.

– Лучше мазь от геморроя. Я намажу тебя ей целиком, чтобы ты исчез.

– Да я так и хотел…

– Это был неправильный путь.

Джафар всхлипнул и поёжился.

– Холодно у тебя тут, – сказал он с укором.

– Да что ты, б… дь, говоришь! – воскликнул Эйзен, хлопнув себя ладонями по бёдрам. – Холодно, сука, ему, цветочку египетскому! На балконе ему не холодно было, а дома вдруг начал мерзнуть!

– А простыню я постираю, – смиренно пообещал Джафар. – Прямо сейчас… заодно и согреюсь.

– Только сам в воду не лезь, – со вздохом напутствовал его Эйзен. – И не забудь, у тебя ещё на груди ссадины. От балконных перил, они чугунные. Вот ведь послал Господь идиота на мою голову…

Пока Джафар был в ванной, герцог налил себе полстакана коньяка и выпил его залпом, роняя слёзы в стакан.

Сначала Ася. Теперь этот. Почему им всем не терпится умирать раньше времени? Неужели, думал Эйзен, я так плох, что рядом со мной людям перестаёт хотеться жить?

*

Следующие дни Джафар вёл себя смирно, постоянно извинялся и пытался быть полезным во всем.

Он вернулся к тренировкам; иногда даже пытался что-то готовить на кухне и играл с Марией Семеновной в «виселицу».

Видя такое усердие, Эйзен как-то снова взял его с собой в поездку.

Выбраться пришлось далеко, в Хоринск; и по очень странному поводу.

Близился конец марта, снега таяли, птицы щебетали, и вся природа ликовала, что пережила зиму, готовилась расцвести и умножиться.

Даже давно забытый абонентский ящик в Хоринске вспомнил своего хозяина и прислал уведомление: мол, удивительно, господин Раунбергер, но на ваше странное имя во мне лежит пакет. Возьмите, мол, на всякий случай, вдруг там что ценное.

Машину – пятилетний «фокус», обычно стоявший в гараже возле Прилесья – вёл герцог. Всю дорогу Джафар бездумно глядел на окрестности и молчал, погрузившись настолько глубоко в размышления, что даже не сразу понял, что приехали.

Эйзен запарковался между зданием местной почты и полицией. Когда выходили, кругом было относительно пусто, только какой-то подвижный старичок разбивал тростью на лужах ледовые пузыри.

Унылая темноволосая девушка за стойкой выдала пакет, взяла подпись.

– Это тоже от Карины, – впервые за все время подал голос Джафар. Голос его был сиплым и замирающим; Эйзен в который раз подумал, что француженка оставила в душе механика неизгладимый след.

– Ничего себе!

Заинтригованные, они вскрыли бандероль прямо на почте. Послание содержало папку с бумагами и украшенную непонятным орнаментом серую тетрадь, а поверх всего лежало письмо от Карин Файоль.

«Уважаемый месье Раунбергер!

Если вы получите это послание, то меня, скорее всего, уже не будет в живых. Из всех моих знакомых, с кем я общалась по поводу барьеров и порталов, вы показались мне человеком наиболее порядочным и искренне заинтересованным в этой теме. Поэтому я решила передать вам все, собранное мной. Здесь самые достоверные свидетельства аномалий и странных явлений, сопровождающих появление и функционирование этих мест.

За свою жизнь я встречала много людей, сект, тайных обществ и прочих образований, близких к этой теме, но все они как наследники меня не устроили, потому что скатились в бестолковые иерархические склоки и делёж финансирования. Люди есть люди. То есть, животные. Что бы там не выдумывали впавшие в гордыню представители нашего вида, а Дарвин был прав, и божественной искры из нас удостоились лишь немногие.

Мне показалось, что вы из их числа. В любом случае, других наследников у меня нет.

С глубоким уважением, Карин Файоль.

P.S. Я знаю, Россия – огромная страна, но если когда-нибудь вам встретится некий господин Ингра, вы можете доверить ему любую роль в ваших исследованиях. Ручаюсь, ему можно доверять. Наше совместное фото прилагаю».

На фото действительно прилагались сильно молодой Джафар и элегантная дама лет сорока на фоне живописных развалин и цветущих молочаев Милля.

– А ты ничего такой был, – ухмыльнулся Эйзен. – Свеженький. Только взгляд как у новорождённого телёнка.

– Да, тогда я был моложе и лучше, – кивнул Джафар, глянув на герцога с укором.

Когда, собрав все документы обратно в пакет, они вышли из здания почты, старик с палкой, оглядевшись, подошел.

– Давненько я вас тут поджидаю, – прошамкал он, – говорили, придете… вы ведь господин Раунбергер?

– Да…

– С вами один человек поговорить хочет… за чертовщинку всякую.

И старик, развернувшись, двинулся во дворы.

– Ты уверен, что нужно? – вздохнул Джафар, понимая, что Эйзен все равно пойдет за стариком. – Говор не местный.

– И никогда не узнать, что мне хотел сказать неизвестно кто? – задумался Эйзен. – Ученые, Яша, так не поступают.

– Тогда хотя бы бандероль свою положи в багажник.

*

Старик с палкой прошел несколько дворов наискосок – от прохода между домами, через помойку к урне, мимо разрушенного крыльца, по тонкой тропке из растрескавшегося асфальта, мимо выставленной из домов старой мебели с оторванными дверцами, мимо разбитых окон в подвал – и остановился у одного крыльца.

– Ждите, – хихикнул он, и исчез в подъезде.

Эйзен осмотрелся. В таком захолустье он давно не гулял. Больше всего смущало то, что окна всех четырех домов, окружавших двор, явно выглядели нежилыми.

Сквозь постаревшую кладку стен пробивалась скудная, но вполне бодрая растительность, несвежий мусор бестрепетно лежал по углам, а небольшой кусок неба, видный со дна этого двора-колодца, выглядел хмуро.

Уловив движение в сумрачной щели между ветхими постройками, Эйзен всмотрелся. В тени стены стоял человек. И он явно появился там только сейчас, потому как еще секунду назад ничьего присутствия Эйзен не чувствовал. И это присутствие было враждебным – уж в этом-то он разбирался.

Что-то ещё двинулось на краю поля зрения.

Эйзен дёрнулся и в панике огляделся, чуть подавшись назад.