По тонкому льду

Повезло, может, что мы родом из страны, которой нет, без веры и правды, без царя в голове. А мне вдвойне повезло – нам молиться чужим богам не обязательно, у нас нет тысячелетней религии, нет касты, нет секты. Все страсти на религиозной почве обходят нас стороной.

Если бы вдруг колесо сансары позволили крутить по второму разу, я бы точно не хотела бы век медитировать, хранить свое целомудрие, и только в тревожных снах ощущать подобие сладострастия.

Порнография, «слово пацана» или однажды в Переделкино

Так хочется написать заветные слова «шли годы», чтобы поскорее закончить эту исповедь или словесный понос, как следствие ничегонеделания.

Скажем, это не совсем верно, что я так уж ничего не делаю. Всему своё время. Возможно, это будет не скоро. Как говорил обязательный автор для чтения в младших классах Корней Чуковский: «В России надо жить долго – до всего доживёшь!».

Если первая половина жизни – сплошные приключения, то во второй – одни испытания. У нас не скучно, что не перестаёшь удивляться. Для поддержания общего тонуса самое то. Чем дальше, тем интересней становится жить. Потому пора заканчивать с ревизией собственного прошлого, пока другие не добрались. Ведь сметут со всеми потрохами. Раз приговорён в утиль весь век с хвостиком, история отдельно взятого человека не в счёт.

Книгу запретили, а в универе на третьем курсе мне про меня лекции читали. По итогам семестра ещё экзамен сдавали. Параллельно писала за деньги курсовые и дипломные на тему моего творчества. Доцент кафедры, любимой фишкой лекций которой являлась личная жизнь писателей, про поэтесс знала всё. Правда, при мне обо мне не говорила ничего лишнего. Ничего личного. А ведь мы в одном союзе тусовались, не раз выпивали вместе. И хрен знает, о чём мы с ней говорили. Явно не об особенностях моей поэзии.

Не помню, по какому случаю была пьянка, скорее, это было продолжение банкета. Кучка писателей и доцент-литературовед решили оторваться по полной в дорогущем отеле региональной столицы. Писатели на трезвую голову обычно не кучкуются. Особенно поэты.

Собрались мы в номере одного поэта. За чей счёт сей банкет? Мы с другой поэтессой никогда не платили, мы были в тренде, нас охотно угощали. Платил за всех поэт. Он откуда-то с Севера вроде был. Наверное, год копил, чтоб шикануть разок. Все свои, кроме приглашённого гостя из Тывы, тоже поэта.

Пили, ели, ничего особенного. Только вскоре доценту наш писатель, не поэт, начал в любви признаваться. После этого, почему он не поэт, я никак понять не могу. Он, оказывается, любил её всегда. Это стало триггером всего безобразия. Поэтесса прямо в душе с тувинцем совокупнулась. Ко мне стал приставать сам спонсор всего банкета. Пришлось напрячь все свои филологические способности, чтоб поставить на место этого жирдяя. У мужчин один общий предрассудок – раз дала кому, должна достаться всем. А мужчины-поэты ещё и думают, что их талант в производстве словесного поноса, открывает все двери и все щели. Если даже он урод, стар и уже маразм рядом маячит.

Его отрезвило одно моё «признание» – я, мол, больна СПИДом, что одно лёгкое уже не работает. Тьфу-тьфу-тьфу, конечно. С горя вскоре он напился и отрубился. Последним аккордом этого хоррора стала следующая сцена: поутру все дружно стали искать зубы поэта-толстяка. Помню, угорали, приговаривая: «Ходят тут всякие, потом зубы пропадают».

Может, потом работники отеля нашли и пришли к выводу: «Ну, кутят же люди, что после них зубы остаются». Мы уже с другой поэтессой целый месяц отдыхали в Доме творчества писателей в Переделкино. Это были лихие 90-е, которые нас лично, так и не коснулись. Дом творчества содрогнулся, такого у них ещё не было. Один поэт из Казахстана грозился жаловаться на нас первому президенту. Мол, мы занимаемся всем, только не творчеством. Работники дивились: «Живут же люди, баулами вещи покупают». Мы в «Лужу» ездили, как на работу. Первая шуба, на вырост и на века, первый настоящий оргазм, после чего и мужчина не нужен. Хиромант нагадал, что нам ещё жить да жить. «Да у тебя на ладони написано, столько праздников, мужчин». Не помню, говорил ли он, что выйду я ещё раз замуж только в 45. Мне тогда было только 25…

После хироманта мы смело стали покорять Москву. Возвращались последней электричкой, шли в темноте через кладбище. А люди там даже днём с опаской ходили, Солнцево-то рядом. А нам пофиг, ведь сказано, что здесь точно не умрём. И вообще вся жизнь впереди. Только иногда вспоминали любовников, которым в своё время стихи посвящали. Стихи остались, а любовники канули в лету.

К чему это я? Жили мы по принципу: после нас хоть потоп. А в Переделкино после нас только кучка натурального на вид дерьма осталась. Потом долго угорали, представляя себе, как убираясь в комнате, наткнулись на этот популярный в то время сувенир. Парики не забыли. У нас была трагедия, обнаружив у себя первый седой волос. Всё, мы постарели, это конец. Затем купили парики и устроили фотосессию на «Полароид», что, конечно, не понравилось окружающим. Эх, хорошие были времена.

Так много смеялись, дурачились, на вырост, на всю оставшуюся жизнь. Обнаружив на территории целый бар, где встретили артиста Игоря Костолевского, весь вечер пели «Подмосковные вечера». Нас, с одинаковой мозолью на среднем пальце правой руки, сдружила Москва. Переделкино – для творчества, а мы не то творили. Чужую музу мы вспугнули, свою, впрочем, тоже. В итоге напарница написала всего лишь одно стихотворение, я ни одного.

Кстати, пожизненная мозоль, наконец, исчезла. От руки написанное за всю жизнь, если в километрах, сколько, интересно, будет? Ещё букв не знала, а начала писать, подражая отцу, который в свободное от работы и партийных дел, всё время или читал, или писал. Под конец он говорил: «Если бы мог писать, как ты, легко и небрежно, я бы только это и делал». А ведь говорили, что за меня отец пишет. Отец за меня задачи по математике решал.

Каракулями исписывала толстые тетради, с важным видом и упорством настоящего графомана. Потом меня сделали бессменным редактором настенной газеты, мол, у меня почерк хороший. Этот почерк до того видоизменился, что я сама не могу прочесть, что только что написала. Разве, что между строк. Когда стала редактором настоящей газеты, мозоль уже начала исчезать. Другой век, другие технологии. До этого на работу в телевидение взяли только из-за мозоли. Редактор прикинула, что раз мозоль, значит, человек пишущий, ей легче будет. На месте мозоли небольшая вмятина, от жизни той одна тухлятина?

Хотела про первую порнографию, получилось невесть что. Хотелось лучше, получилось, как всегда. Ха-ха.

А первую порнографию подсунул брат однокурсницы, учившийся на каком-то курсе пединститута. Будущий педагог и 16-летняя я. Порнография – это сильно сказано. Перепечатка, подделка. В духе начала 80-х годов прошлого столетия. Лучше, чем ничего. Микеланджело отдыхает. Явный прогресс в моём половом воспитании. Как женский главный орган называется в просторечии, узнала из надписи на стене в девичьей раздевалке физзала школы. Там говорилось явно не о голове жены очередного физрука, а о том, что ниже.

Это сейчас знакомые незнакомцы или просто случайные френды отправляют в личку фото своего члена, не очень-то и впечатляющего. Мне не 16 лет, уже можно. Это не порнография, просто фотография. Зачем мне чужие члены, будто «своего» нет?

Мужчины – странные существа. Они за базар отвечают, «слово пацана», затем и «за пацанов», а член свой налево-направо рассылают. Он бы пригодился в пору Микеланджело из учебника истории для 7 класса. Для кругозора, а не для чего-то другого. Честное пионерское, мы были невинны до невозможности. Но слово пионера – это не слово пацана, могут быть вариации.

Словоблудие

Только одно стихотворение написала напарница за всё время пребывания в Переделкино, и оно было посвящено Сергею Есенину. Мы были на открытии очередного памятника поэту на Тверском. Есенин – её любимый поэт. В цветаевский дом на Поварской она со мной за компанию сходила.

«Нужно ради будущего, завязывать с прошлым», – говорят, это есенинская фраза. Зачем завязывать, оно всегда с тобой. Чтобы уколы совести не мучали? Я вот не боюсь уколов. Судя по всему, совесть становится не популярной категорией. И почему совесть должна меня терзать? За какие грехи? Мне чужого не надо. Всё своё со мной, в том числе совесть, с собой я сумею договориться.

В себе самой не всё, так мрачно. Я не Есенин, поэма «Чёрный человек» не мой проект: «Друг мой, друг мой, я очень и очень болен, сам не знаю, откуда взялась эта боль, то ли ветер свистит над пустым и безлюдным полем, то ль, как рощу в сентябрь, осыпает мозги алкоголь…». 25 декабря 1925 года Сергей Есенин попросил поэта Эрлиха остаться у него переночевать. Последнее стихотворение Сергея Есенина написано утром 27 декабря 1925 года в гостинице Англетер и называется очень символично «До свиданья, друг мой, до свиданья». 28 декабря нашли его повесившимся в номере того же отеля. Ему было 30 лет. Для настоящего поэта – это потолок, дальше писать, заставляя ускользающую музу оставаться дольше, бессмысленно. Ну, может, для кого 40-45 – потолок. Дальше уже словоблудие. Впрочем, это моё сугубо личное мнение.

В детстве мы стихов не читали. В детских книжках с хорошей иллюстрацией стишки Маршака, Чуковского, Михалкова приходилось. «А у нас на кухне газ. А у вас? А у нас водопровод. А из нашего окна Площадь Красная видна. А у вас? А из нашего окошка Только улица немножко». А у нас? Мы не знали, что такое газ, и водопровода тоже не было. Красная площадь видна была только на обложке «Огонька». А что изменилось? Михалков до сих пор в тренде. Он хоть бесов не гонял. Пиши себе стишки на самую нейтральную тему, для детей, слава не заставит долго ждать. Она будет преследовать и после смерти.

Может, это Михалков написал ту книжку, которую я любила за картинки? Названия не помню, автора, тем более, там текста было только пару строк. «Дядю Стёпу» помню. О том, что автором был Михалков, узнала вот только что. Кстати, у него есть стихотворение с запрещённым ныне названием:

Женя празднует рожденье —

Юбиляру восемь лет!

Подарили гости Жене:

Пушку, танк и пистолет.

И, совсем как настоящий,

Как бывает у солдат, —

Черный, новенький, блестящий,

С круглым диском автомат.

Гости кушали ватрушки,

Женя в комнате играл —

Он военные игрушки

По частичкам разбирал.

– Что же ты наделал, Женя?!

Все сломал? Какой кошмар!..

– У меня разоруженье! —

Громко крикнул юбиляр.

Разрядка и разоружение – знакомые до боли слова из детства. «Миру – мир» – привычные слова для лучшей в мире страны, которая борется за мир во всём мире. Деньги собирали для Фонда мира. Жалели голодных детей Кампучии, бездомных в Америке. На фоне бед и несчастий угнетённого проклятыми капиталистами класса наша собственная жизнь казалась раем. Ну, нам так говорили. Мы же не голодали, босиком не бегали.

Патриотизм – синоним пацифизма. Иначе быть не может. Так думали все, в том числе «пацаны» в конце 80-х прошлого столетия. Главный герой сериала «Слово пацана» так и говорит, что он пацифист. Хотя не очень убедительно, может, это было сказано в шутку.

Дьявол кроется в деталях, автор или режиссёр вклинил этот эпизод в сюжет намеренно? В России принято смотреть на изнанку, нежели на фасад, читать между строк, искать подвох. В этом определённый талант нужен. Зритель, читатель – соучастник, соглядатай. От него требуется усилие. Бывает, он так додумает данность, что автору и не снилось.

Спасибо, родина, за счастливое детство. Иначе заклюют, уроют. Моя сеструха (не родная, так, родственница) стыдит меня, что подаю всё в серых, блёклых тонах. «Было всё иначе. Самое лучшее, что у нас было, это наше детство». Да кто спорит, что в детстве было и небо выше, и звёзды ярче, и воздух чище и так далее. Главное, мы были моложе. Прошлое – есть данность, в угоду дня его не приукрасить, ни изменить. Видать, она забыла, что мать от синьки сгорела и все сопутствующие дела.

Потустороннее

Нас учили твёрдо стоять на ногах, жить без оглядки на прошлое, но с расчётом на будущее. Ибо будущее – наше всё. Воздастся всем и при нашей жизни.

Нет ничего по ту сторону, нечего туда и заглядывать. Но пару раз в год пытались связаться с потусторонним. В то, что блюдце само двигалось, указывало на определённые буквы, из них складывали слова, чтобы получить ответ на тот или иной вопрос, слабо верилось. Ну, я своими глазами видела, что оно крутилось. Если публика шибко честная, блюдце уходило в отказ. Помню, оно бойко крутилось, вертелось, но, когда ушла одна девочка из другого класса, резко остановилось и на этом представление закончилось. Говорили, вроде нельзя вот так уходить, тот, кто духа вызывал, должен его обратно проводить. И с девочкой ничего такого не случилось, и дух не давал о себе знать, может, сам ушёл.

Мы с подругой, когда в летнем трудовом лагере под присмотром евнуха-тракториста были, один раз видели нечто. Правда, краем глаза, и то не уверена. Но подруга сказала, что тоже видела. Значит, не привиделось. Только вот я тогда подумала, это она стоит в чёрных шкерах, а она, как потом оказалось, в синих. Видела силуэт – и автоматом подумала, что это она. Только вот силуэт был только наполовину, то есть, я видела только шкеры, а туловища не было.

Одну знакомую где-то далеко на Севере черти за ноги таскали, пытаясь вытащить из палатки. Чудно в чуме в полярную ночь. Мама говорила, что у неё, наверное, белая горячка была.

Узнать свою судьбу можно было без блюдца. Нужен стакан с водой, обручальное кольцо, две свечки и зеркало. Как ни странно, это работало. В детстве, что я там видела, не помню. То, что видела позже и при свидетелях, наводит на размышления. Как-то с сожителем были в гостях у одной журналистки. Все гадали, и мы не отказались. Сожитель спросил у кольца – что нас ждёт в будущем. Нарисовалась какая-то амёба. Я тогда подумала, значит, нас ничего не ждёт. Так и вышло – вскоре за компанию во время бума разводов кинула чувака, да ещё натравила на него группу захвата. А меня что ждёт? Показался чел, похожий на Дзержинского! Ну, в КГБ я бы по конкурсу не прошла. И ментовки не было в моих планах. Но резко переметнулась туда. Ещё был вопрос – отчего я умру. Ответ был, какой, не скажу, чтоб не сглазить. А сожителя нет в живых, задавал ли он аналогичный вопрос, не помню.

Один поэт хотел, чтобы я с ним сходила к шаману, с которым он был на ты. Вместе выпивали и всё такое. Я на такой душевный «рентген» не согласна. Ладно, доступ к телу, это можно стерпеть. Для дела иногда не жалко тела. Но, чтоб в душу лезли иль в голову… Я наотрез отказалась.

Шаманы разные бывают. В каждом селе по шаману, а в последнее время по десять штук писателей. Меня просили записки тому главному шаману передать, я поэту отдала. Так вот, одна записка была от знакомого, который, по его словам, лечил с помощью двух чёрных помощников. В итоге шаман взял его в подмастерья. А про знакомую, которая слыла экстрасенсом местного разлива, сказал, что ей голову лечить надо. Поэт, кстати, про себя говорил, что тоже не от мира сего. Поэт зрит в корень. Говорил: «Ты тоже шаманка, только не хочешь в этом признаваться».

Тот шаман, который главный, рассказал поэту в деталях, как, где и что. Даже фамилию жениха озвучил, довольно редкая фамилия, между прочим. Ещё и про марку вина верно сказал, с которым мы на смотрины ездили. Посему, шаман был не только главным, но и настоящим.

Однажды у нас гостили два шамана сразу. Один из них по совместительству мент. Пили, выпивали, много чего болтали. Про будущее детей тоже. Вдруг один из них захотел меня взять в ученики, ассистентом, короче. Мама запричитала: «Это моя единственная дочь, не надо, ей и здесь хорошо». Кстати, в это время без работы осталась, потому, если бы не мама, я бы не отказалась.

И тут я сглупила. Показала фото любовника. На что он усмехнулся: «Ты думаешь, что именно с ним состаришься?». Шаман видел ближайшее будущее или посодействовал раскладу дел – вскоре любовника сослали на Север. Шёл дождь, и я рыдала. А дочка маленькая смеялась: «Наша мама громко плачет». Дождь закончился, я успокоилась и началась совершенно новая жизнь.

Была одна поэтесса. Как все истинные поэты, пьющая, при чём, сильно. Месяцами уходила в запой. Она тоже говорила про дочку, почти так же, как тот шаман. Предсказание под этим делом, как-то не очень впечатляет. Но вскоре всё совпало. Неужели они оба видели будущее в деталях? Поэтесса о другой поэтессе тоже много чего говорила, ещё не сбылось. Скорее, она её проклинала, выдавая желаемое за действительное, как некое предсказание. Ибо та её унизила. Таланта таланта издалека видит, возле себя терпеть не может. Может, потому и пили сильно, что сложно было выживать в гадюшнике, где все кому-то завидуют?

Я никому не завидую, никого не слушаю ни с этого мира, ни с того.

Счастье в моменте

Список прочитанных книг не обновлялся лет десять. Но мы в силах это исправить при любых обстоятельствах, будучи даже в тюрьме, чего не скажешь о другом списке – списке использованных мужчин.

Если верить Рэю Брэдбери, непрочитанные книги умеют мстить. Особенно, если это уголовный кодекс или инструкция по использованию бензопилы.

Мою свекровь шокировала сцена сжигания книг. «Ты как-нибудь по-другому напиши», – просит она, ибо эта сцена оскорбляет её чувства. Извини, дорогая, это не в моих силах, при большом желании не могу переписать свою биографию. Это историю можно переиначить, переделать, исправить под себя, а не собственную жизнь. «Есть преступления хуже, чем сжигание книг. Например – не читать их». Тот же Брэдбери, который давно есть в моём списке прочитанных книг. Это ещё не совсем книга, но будет преступлением не читать её. Хотя бы для того, чтоб лучше понять свою великовозрастную невестку. А понять меня она в состоянии, разница в возрасте несущественная. К тому же она – поэт. Свекрови: «Вы привыкли читать книги в бумажном виде, но на это у меня нет ни денег, ни желания». Мне кажется, немного аморальным издавать свои книги на собственные деньги. Это, как детей напрокат или телом торговать. Хотя писательство – это труд, ремесло, книга – товар.

Написанные книги тоже могут мстить. Ладно, автору, за слова нужно отвечать. Некоторые фантазии особо одарённого автора могут воплотиться в жизнь, меняя ход самой истории. Тогда последствия могут быть непредсказуемыми.

Бывают книги, которым суждено быть написанными. Вот почему надо читать книги, чтобы быть готовыми к предстоящим событиям, чтобы смиренно принять предлагаемые обстоятельства. Как говорит Рэй Брэдбери, они сшивают лоскутки вселенной в единое целое. Если всё, что происходит в моменте, кажется настолько абсурдным, противоестественным и бессмысленно хаотичным, стоит тоже обратиться к книгам. Во вселенной нет ничего случайного, чужеродного, они – часть задуманного, целого.

Если быть нескромным, я считаю, что некоторым моим книгам тоже суждено было быть написанными. Не написала бы я, написал бы кто-то другой. Но, увы, им не суждено быть прочитанными. Может, это к лучшему. Потому я не сильно огорчена по поводу того, многим написанным вещам не суждено быть не изданными. Ну и фиг с ними. Главное, в своё время я получила удовольствие. Счастье в моменте, смысл в процессе, когда не писать уже невозможно, всё прёт, само идёт. При этом ты, естественно, не думаешь о товарно-денежных отношениях на книжном рынке.

Смешно представить, что какой-то поэт выжимает из подобия вдохновения всё, что возможно, чтобы понравиться публике, чтобы кто-то песню на стих написал, чтобы заработать не только деньги, но и славу, честь и почёт, народным поэтом, наконец, стать. Кто-то на это обречён, кто-то в другом силён…

Как бы там ни было, лишь бы стихом не подписать самой себе приговор:

А в комнате опального поэта

Дежурят страх и Муза в свой черёд.

И ночь идёт,

Которая не ведает рассвета.

АА. 1936. Посвящается ОМ.

Даже, если вечная ночь, музы сильнее страхов.

Вот и моё счастье в моменте. Переключаюсь на другую вещь, где я – не я, и подпись не моя.

Скелет в шкафу давно истлел…

Настал момент, когда нужно выложить тот самый ключевой пазл, с которого всё и началось. Скоро скелетов-то в шкафу не останется. Этот уже давно истлел – вытащишь на свет – тут же распадётся.

Одна бабка сказала моей бабке, что я от другого мужчины. Та бабка, если со свечой и стояла, то за два года до моего рождения. Говорят, у женщины остаётся ДНК от каждого партнёра. Ещё говорят, что кур доят. Женский организм – не банк спермы, там нет жидкого азота.

Ладно, моя полоумная бабка, без одного класса образования. Так учителя с высшим вроде образованием то же самое говорили. Ладно, год поговорили, ну, два, так они ещё много лет то же самое в лицо говорили.

Однажды со своими учителями забухали в школьной библиотеке. Они – люди привычные, я-то каким боком в их компанию втиснулась? Значит, достаточно повзрослела, вошла в доверие. Не каждый день квасишь со своими учителями. Сколько ни пей, в компании бухла всегда мало. Мы требуем продолжения банкета, да время позднее, и у нас в деревне это дело не продаётся. ЗОЖ, но все пьют. Без этого у нас в стране нельзя, а вдруг прозреем?

Одна училка меня к себе домой позвала. Начала жарить караси. Я вся в надеждах – раз позвала, значит, есть что выпить. Жарит свои караси и разговоры ведёт странные. Издалека, исподтишка. Затем: «А знаешь, что ты им не родная?».

Это что-то новое. Такую предъяву я явно не ожидала. Зачем через столько лет вбивать в голову бывшей своей ученице всякую хрень? Чтобы я засомневалась в своём происхождении, и пошла на ДНК-тест слюну сдавать? Мама мне давным-давно про всё уже рассказала. Да там и рассказывать-то было нечего. Она в 30 лет замуж вышла. Даже в совковое время до такого возраста себя не хранили, и не хоронили себя, раньше времени. Любила, была любима. В конце концов, есть живые свидетели того, что она меня сама родила. Не своровала же меня в роддоме.

Я рыбу сроду не ем, смертельная аллергия. Потому ушла, так и не поняв, для чего учительница меня к себе позвала и зачем всё это мне говорила. Она всегда была какой-то странной, мужеподобной. Не хватало ещё быть изнасилованной собственной учительницей…

Любят люди в чужом грязном белье копаться, будто своего нет. Раз пошла такая пьянка, на каждого второго компромат найдётся, да кому это интересно. Жизнь одна, ешь, молись, люби, ведь в этом счастье.

Однажды мы ждали машину на переправе. Родители меня обратно в город провожали. И нарисовался тот типок, мой «настоящий» отец. Мама не захотела с ним говорить, отошла в сторонку. Негоже показываться мужчине, которого не видела больше тридцати лет. Зато мой папа разговаривал с ним. Какие разборки через столько лет – просто поговорили о том, о сём. И чего разбираться, если женщина в итоге досталась ему.

Мои родители прожили вместе более полувека. И ни разу друг другу не изменили, в отличие от многих любителей покопаться в чужом белье.

Надо было в харю харкнуть, или карасями кинуть да воспитание не позволило. Хорошие были учителя да воспитатели.

Я – не улица

«Скромность и добросовестность вознаграждаются только в романах. В жизни же подобные качества, пока они кому-то нужны, используются до конца, а потом на них просто плюют» (Эрих Мария Ремарк). Совок ловко нам впаривал эти два качества, что не удавалось другим проповедникам. Операция «Назад в СССР» идёт по плану, но в тренде вместо скромности покорность. Или это одно и то же?

Потому покорному слуге сегодня позвольте быть чуток нескромным. 19 декабря 2013 года. «ОДИН против ВСЕХ: Пресс-конференция Путина. За кадром.19 декабря в Центре международной торговли в Москве состоялась девятая по счёту пресс-конференция президента России В.В. Путина.

1319 российских и зарубежных журналистов разных мастей, уровня, почти 4 часа прямого эфира, к которому готовились 6 дней и ночей. Стоп! Об этом и таким образом написали все информационные агентства мира. Я же попытаюсь передать словами ту атмосферу, которая на самом деле царила в тот день в стенах ЦМТ, рассказать немного о том, что осталось за кадром.

Начну с себя любимой, ибо для любого журналиста, тем более регионального, лестно получить аккредитацию на такое мероприятие, тем более, минуя все инстанции (подала заявку по форме, что было на сайте Кремля, а добро дали только за два дня). Чему удивилась корреспондентка канала «Россия-1», взявшая интервью до начала конференции. Я же понятия не имела, кто ещё сюда приехал из нашей республики. Зато поспешила озвучить свой вопрос, правда, на другой лад. И девушка с российского канала задала свой вопрос в стиле «между нами девочками» – не хотела бы я задать вопрос о личной жизни Владимира Путина. Она – о чём именно: об его жене, об отношениях с Кабаевой. На что я – спасибо, что напомнили, почему бы и нет: Кабаева – красивая женщина, ВВП – свободный мужчина. Услышав вкратце о том, как я накануне добиралась сюда из Питера, как я рвалась к Путину, как ни к кому другому не рвалась (это отдельная история), девушка пожелала мне удачи.