Странник

– Эзопка! ты гений! – сказал я ему однажды; ошибся ли я? – «Нет», – отвечал он сквозь зубы и провел кулак под носом.

Каким же образом эзопка, подобный существу, одаренному одним лишь осязанием, может быть так гениален в жарении дичи? Если не душевные способности жарят дичь, то и инстинкт животный но определит меру и время, необходимые для совершенного приготовления дичи.

Может быть, для этого нужно иметь отличное чувство вкуса? Но мой эзопка, зажмуря глаза, но отличит соли от перца.

Может быть, нужно совершенное зрение, которое проникало бы во внутренность лежащей на сковороде пли в кастрюльке птицы? Но мой эзопка не для кота Васьки жарил ту дичь, которую кот Васька съел в его глазах.

Может быть, нужен слух, который бы понимал язык существ неодушевленных, издающих только скрып и треск? Но мой эзопка глух, как все, что не имеет пустоты.

Может быть, нужно тонкое обоняние, которое бы распознавало пары, исходящие от недожаренного, изжаренного и пережаренного? Но эзопка не отличит благовония от всякого другого запаха.

Что же такое гений?

Каждый человек создан обыкновенным человеком для всех и гением для некоторых. Каждый человек полон видимого или скрытного совершенства к действию, ему предназначенному. Какая снисходительность!.. далее!..

Гений ума не скажет никому: ты глуп! но скажет: ты этого не знаешь, не понимаешь, это не касается ни до чувств твоих, ни до понятий: ступай дальше, здесь не твоя сфера, не твое место, не тот воздух, которым ты можешь дышать, не тот язык, который для тебя понятен; здесь нет ни друзей твоих, ни сотрудников, пи соревнователей; ступай, эзопка! ступай дальше! ты гений там, где от гения требуют только совершенного умения жарить дичь.

CXXVIIIБоготворите дар Вертумна[200];Но не забудьте лишь одно:Что кажется теперь умно,То будет завтра же безумно.

День XVIII

CXXIX

Милые читатели и спутники мои! приветствую счастливое вступление ваше в храмину сына странствующего!

Милые читательницы и спутницы! прелестные, как непорочная дева, обитавшая, до основания Манжурского царства[201], при подошве Голминшан-ин-Алина[202]… присутствие ваше, как источник Силоальмский[203], укрепляет силы и, как уверенность, оживляет душу.

Мир и наслаждение вступающим в обитель мою… Вы здесь как дома… Все невообразимые богатства и красоты природы к услугам вашим… Храмина воображения пространна. Вы устали? садитесь в спокойный, роскошный трон, на котором восседал Ксеркс[204] и смотрел на бесчисленный флот Персии. Хотите прохлады? вот фонтан, подобный тромбу[205] Атлантического океана, касающемуся до небес. Хотите уединения? вот мир до создания первого человека. Хотите убежища от несчастия? вот небо. Все здесь есть, все, кроме начала и конца.

СХХХ

Блаженные современники младенчества земного шара! Вы, обитавшие на островах очарованных, в садах солнцевых, близ сводов небесных, при истоках света!.. Вы, плоды грехопадения, дети любви, первые семейства народов!.. Смотрите, вот семена, сохраненные от потопа и рассеянные по земле, вот потомство ваше! Возрадуетесь ли вы, смотря на роскошный пир наш? Вы питались сочными плодами, а мы… мы питаемся воображением.

CXXXI

Но час обеда приближается. На этом поле расположимся мы. Помогите же мне перенести на него всю красоту природы.

Для окрестностей мы выберем лучшие места из всех известных и неизвестных географии гор. Отдаление должно быть величественно. В синеве Шимборазо[206], как монумент в честь создания мира. За нею, подобно светлой короне с 7 золотыми маковками, гора Сгоммер – средоточие Вселенной. Подле нее Каркуф[207], увенчанный Вавилонской башнею. Посредине хребтов водопад Ниагарский. Равнина, простирающаяся от нас до отдаления, должна быть усеяна холмами Цитереиды[208], пальмы солимскими, кедрами ливанскими, тополями Эрихона[209], финиками мекскими, апельсинами мальтийскими, каштанами индейскими, гранатами алжирскими, фисташками алепскими, виноградником коринфским.

Природная беседка, образованная райской смоковницей и тамариском с берегов Нила, защищает нас от солнца. Акации и розы сирийские ласкают обоняние. Вот анская восковая пальма в 200 футов вышиною. Вот баобаб с берегов Зеленого мыса, 15 сажен в окружности. Вот бальзамический тополь Северной Америки, далекармийский дуб, таврийский лавр и вечнозеленый белот.

СХХХІІ

Разнообразие природы, вкусов, климата должно быть под руками. Что может быть разнообразнее климата саннинского? «Глава Саннина[210], – говорят поэты арабские, – облечена зимою, весна украшает плечи его, осень на груди, лето покоится под стопами!»

Для того, кто привык к роскоши и неге восточной, к лени азиатской, здесь тянется долина Сирии. Вот высокий холм; па окрестностях видна улыбка природы. На пего переношу я из Дели пышные, светлые чертоги Кулихана[211]. Они великолепны, как светило дня; стены покрыты золотой чешуею; потолок украшен светозарными камнями; невольно остановится на нем взор, как в темную полночь на осыпанном созвездиями небе. С одной стороны двенадцать тучных золотых столбов поддерживают своды над пространным широким диваном. Балдахин навис, как на западе румяные облака над солнцем. Мраморный пол скользок, как путь к величию. Посредине чертогов высокий фонтан падает в яшмовый бассейн и утоляет своею прохладой усталость и жажду. Сквозь прозрачные искры рассыпающейся воды видно изображение божественной Аллаталлах[212]. Это розовый мрамор; но, кажется, в волнах хочет она потушить огонь сладострастных желаний. Но что арабская Аллаталлах, персидская Аная, греческая Венера и славянская Лада перед той прелестной моею читательницей, которую любовь погрузила в размышлепие, а усталость склонила на диван, мягкий, как волны Евфрата, когда протекал он чрез земной рай. Нескромный взор мой навеки остановился на ней… Она заметила, вспыхнула, опустила очи – все алмазы во дворце Кулихана потухли. Ах, без этих очей нет света во всей природе!.. так, здесь и не далее…

СХХХІІІЯ высказал бы все приметы,Я описал бы образ твой,Чтобы найти… создать… с тобой,С тобою быть!.. но кто ты, где ты?В кругу ли ты живешь людей,Земной ли шар твоя обитель?Или из области теней,Незримый сердца искуситель,Какой-то глыбою огняТы прилетаешь жечь меня!Последуй чудному примеру,И девою в шестнадцать летСойди, явись на белый свет,Прими крещение и веру!О, над купелию венцомСплелись бы ангелы и пели:А я бы крестным был отцомИ принял деву из купели.CXXXIV

Но для того, кто, как простой сын и друг природы, любит смотреть на красоты ее, туркестанский ковер, испещренный разноцветными гиероглифами подобно египетскому дендерахскому зодиаку[213], постлан на землю. Садитесь, гости мои! Покуда буду я хлопотать, чтоб уставить на место природу и климат, прошу вас закусить. Не венерин элей[214] и не нектар олимпийский предлагаю вам, но фиал, наполненный дыханием той, которую вы боготворите; этот напиток возрождает голод и жажду. Не маринованное небо, не амуреты и не сердце с трюфелями и анчоусами, но сладкий поцелуй свидания.

CXXXV

Хаос наполнял беспредельность; стихии не знали еще ни вражды, ни союза.

Казалось, что все было полно, и не было места упасть и атому без трех протяжений;

Но место являлось повсюду для воли и дум.

Хаос не раздвинув, они проницали его, находили везде для себя беспреградность, свободу.

Они истекали одна из другой и впадали друг в друга.

Они проносились повсюду, на все отражая прекрасную, светлую мысль о создании.

Окончен их путь. И стало без грохоту все разделяться па части; и строилась каждая часть по величию, образу мысли, ее наполнявшей.

И стали те части мирами.

Порыв разделения разрознил их связи в пространстве; но в то же мгновение родство повлекло их друг к другу…

CXXXVI

– Что это такое?

– Сочиняю систему мира; послушай! «Хаос наполнял беспредельность; стихии…»

– Полно, милый! что ты бредишь.

– Как – бредишь?… Показать истинное число стихий!.. открыть сцепление Вселенной!.. это бред?

– Бред, мой милый!.. Посмотри… тебя ожидают.

– Ах!..

CXXXVIIЧуть-чуть не позабыл! как трудноВсе обещанья исполнять!Иное обещанье чудно,Другое слишком безрассудно,А третье лучше б не давать.Но ныне па одних обетахОбщественный вертится свет;И в людях, точно как в скелетах,Уже души и сердца нет.

Я хотел сказать про обед, а не про обет, и ошибся; по я уверен, что вы меня за это не казните. Кто не знает, что обеты давать легче, нежели обеды.

Я уверен, однако же, что если б вы приехали ко мне и пересыщенными наружной роскошью обыкновенных блюд света, то и тогда еще найду я новую для вас пищу, легкую и удобоваримую.

CXXXVIII

Почтенные старцы! Вам первый шаг, первое место, первое слово, вам первенство во всем. Ни порода, ни богатство, ни звание, ни достоинства не увольняют от должных вам почестей. «Опыт и время сделали вас хранителями мудрости», – говорят китайцы. Прославляю 2967 лето до P. X., видевшее основание Китайского царства[215]! прославляю императора Тай Хау-фуси[216], основателя оного! прославляю парод, у которого старость есть священное право на уважение!

Сядьте на эту скалу, с которой видно все пространство жизни каждого. Сядьте под этими липами, с которых трудолюбие сбирало соты. Я уже вижу в очах ваших вопрос: «Чем хочешь ты, молодой человек, угостить пас? Все испытали мы,… вкусили от каждого блюда, предлагаемого человеку существованием,… сыты мы,… что остается нам? – остается еще раскусить эти сахарные фрукты, в которых скрыты билетики с вопросами:

«Был ли ты человеком в продолжение жизни?»

«Сколько басен написали Пильпай, Езоп[217] и Крылов на твой счет?»

«Сказал ли тебе хоть один человек от чистого сердца: ты добр!?…»

«Будешь ли ты жить в потомстве или памяти всех, знавших тебя не так, как зажигателя Эфесского храма[218], но подобно… подобно хоть приобретшему один талант на данные ему два для пользы ближних?…»

– Вот что остается нам в пищу, а в утешение – стоять на большой дороге жизни указателями пути добрым прохожим».

Честь и слава вам, почтенные старцы! ниспошли вам небо благословенное долголетие Ян-ди-шен-Нуна![219]

CXXXIX

Теперь к вам, читательницы… гостьи… старушки!.. Но вы сами уже распорядились. Уста ваши полны речей. Вы уже призвали время настоящее на суд с прошедшим… Вы уже казните его за испорченность свойства людей нового века, за странность моды, за безобразность одежды, за чудные обычаи, за вредные привычки, за отвержение всего ветхого. Вы правы! кто против вас?… Прошедшее и будущее всегда лучше настоящего.

С прошедшим был и я знаком,В разладе мы друг с другом жили,Но долго, бабушки, об немИ сердце, и душа тужили!CXL

Хороший хозяин должен быть движим своим гостеприимством во все стороны, как непостоянство, должен светить одинаково для всех, как солнце, должен быть рабом прихоти гостей своих, должен быть учтив, как лесть, говорить, как стоустая молва, приветлив, как любовник, терпелив, как муж.

Исполню ли я все эти условия? я, одинокий Странник! О, если б…

Как помощь одного существа может увеличить силы, облегчить труды, прояснить душу и взоры!.. Если б…эти точки могли замениться именем, то я и не заглянул бы сам в следующую главу.

Но…может быть там в числе гостей моих…

Так, так! куда ни обращуСвой взгляд, вниманье – забываюсь!Кого-то я везде ищу,И с кем-то в думах я встречаюсь.Не знаю, кто сей тайный дух,Владеющий воображеньем,Одевший сердце, взор и слухКаким-то сладким сновиденьем!Его незримый образ мил,Его неслышный голос звонок,Я с ним весь мир бы позабылИ стал бы весел, как ребенок.Но где же это существо,Мой ангел, мысленная дева,С которой я вступлю в родство,Как с звуком лиры звук напева?Вей, дева, думы надо мной,Я полон будущею встречей!Быть может, будет призрак твойПриходу твоему предтечей!CXLI

Нет ее.

CXLII

Стекайтесь, стекайтесь, милые друзья! живые, огненные юноши! Что же принесу в пищу чувствам, уму и сердцу вашему?

Пища вашего ума – вся Вселенная. Пища сердца – святые обязанности и еще, еще – взаимность той, о которой вы теперь мечтаете, которой внимаете, с которой жизнь есть все и все есть жизнь.

Пища наших чувств – настоящее!

CXLIIIСвершен венец создания природы!Шумят под пальмами цветы!Где дева провела младенческие годы?Кто возлелеял в ней слиянье красоты?

Милое потомство не ведавшей ни колыбели[220], ни объятий родительских, в которой первое чувство было любовь, а второе – раскаянье!

Вы, к которым я прикован, как Прометей к скале Кавказской!.. Вы, прелестные ничто и все!.. золотые, алмазные мои! слабые, как сердце, легкие, как мысли, нежные, как чувства, гордые, как ум!

Вас встречаю я монгольским приветствием: Амур![221]

Из ваших рук оковы, плен,Как дар, приемлюДля вас перенесу ЭйрепНа землю!

На этом блюде перед вами сады Альциноя[222], воспетые слепцом Амуром… слепцом Омиром[223], хотел я сказать.

Послушайте, что говорит он про эти сады:

«Древа садов Альциноя вечно покрыты плодами; нежный зефир хранит живость, силу и соки их; одни поспевают, другие рождаются; за спелым гранатом и за апельсином скрываются новые, образующиеся; зрелая смоква уступает место другой; готовая маслина сменяется зарождающеюся…»[224]

Не похожи ли иногда и ваши привязанности на древа в садах Альциноя? Одно чувство созрело, другое рождается… старое уступает место новому.

Скажите мне, существа вечнолюбящие! помните ли вы прошедшее? вполне ли предаетесь настоящему? не перегоняют ли ваши мысли времени? не всегда ли вы носитесь в будущем? не разочаровывает ли вас видимое? «Это не то!» – думаете вы и – опять на крыльях! но…

Блажен, кто может испытатьВзаимность, чувство неземное,И другу нежному сказать:Я не один и нас не двое!Я не одна и нас не двое!CXLIV

К вам теперь обращаюсь, страдальцы и труженики мира. Вы, которым ни сладостная пища, ни песни любви и соловья не возвратят спокойствия и сна!.. Вы, которые болезнями или обстоятельствами, добровольно или против воли исключены из жизни, но еще существуете! Вы, не лишенные единственно покрова небесного!.. Для вас чаша, наполненная горьким терпением!.. Выпейте до дна!.. и вы увидите, что улыбка существует еще и для ваших уст.

Вы же, люди несчастные, но обложенные всеми средствами и способами жизни! вот источник живой воды! читайте надпись, прибитую над ним, и следуйте ей:

«В продолжение 6 недель обратите день в ночь, ночь в день, то есть спите в продолжение дня, бодрствуйте и трудитесь ночью; принимайте пищу обеденную в полночь; наблюдайте строгую диэту, предписанную медициною для пациентов, страждущих расстройством кровоносной, нервной или желудочной системы. Тело ваше укрепится, душа оживет, и вы взалкаете жизнию!»

CXLV

Здесь, здесь па благовонном лугу под пространной липой засяду я с вами, тучные, упитанные тельцы-гастрономы! Лучший час дня есть переход от голода и жажды к упоению и насыщению. Люблю вашу беседу! Вы вечно веселы, как мечтательные существа, которых небо одарило бесконечною жизнию, неизнуряемыми силами, неистощимым богатством, непз-менпмой любовию, верной дружбою, вечным здоровьем и неувядаемою красотой!

Слова ваши звучны, как вылетающие пробки! смысл пенится, как шампанское!

Люблю кипящие бокалы!Люблю пиров несвязный шум.Где чист, крылат, прозрачен ум,Где речи остры, как кинжалы!

Вот, друзья мои, блюда, которые колкостию и остротою раздражают и притуплённые нервы вкуса.

Ух! на японском зангском фарфоре лежит кроншнеп! начинен труфе-лями, анчоусами, устрицами! Начинен, как век событиями!

Работайте вокруг паштета!Он жирен, он вам по душе:Румян, как перси Аишэ[225],Слоен, как очи Магомета!Но… оставляю вас, друзья,И пир, довольствием цветущий;Одежды сбрасываю я,Чтоб встретить с честью сон грядущий.

День XIX

CXLVI

Если в душе, в чувствах и в словах певца есть родство с временем и семена для души, чувств и слов потомства, то завистливое невежество как Голиаф падет от руки Давида[226], а гармония усмирит громы.

Если мысли певца есть лучи светила восходящего, то они пробудят, согреют, затеплят понятную душу.

Но если певец есть отголосок произнесенных уже звуков, если он есть луч солнца заходящего, то пусть не удивляется он равнодушию и невниманию других к его холодным восторгам.

Акба, вождь Омара[227], покорил владычеству его калифа берберов и многих других народов; он достиг победоносно до пределов Африки, и когда Океан остановил его, он кинулся па коне в море, извлек меч и вскричал: «Бог Магомета! ты зришь его! если б не эта стихия, я пошел бы далее, я нашел бы новых народов и заставил бы их обожать твое имя!»

Так и поэт… хотел я продолжать, но обстоятельства увлекли меня в следующую главу.

CXLVII

Я не буду описывать странного моего положения; люди заботятся о положении людей только тогда, когда оно беспокоит их физическим или моральным образом. Но из следующих слов, которые я должен был поместить здесь, положение мое будет понятно.

В вас много чувства и огня,Вы очень нежны, очень милы;Но в отношении меняВ вас отрицательные силы.Вы свет, а я похож на тьму,Вы веселы, а я печален,Вы параллельны ко всему,А я, напротив, вертикален.

Совершенство мыслей и произведений зависит от счастливого расположения духа… Может ли человек постоянно быть счастлив!.. однако же…

CXLVIII

Однако ж войско перешло уже границу. Отряд ген-лейт. барона Крейца вступил в Яссы. Бым-бешлы-ага исчез, а диван-эффенди и владетельный князь[228] предались покровительству России.

Народ обступил полки уланские, благословляя знамена русского царя. Восторженный этерист[229] в черной одежде и клобуке кричал: виват, император Николай! – Руки его подняты были к небу, в правой была развернута книга предсказаний. «Лети, России светлый ангел!» – кричал он по-гречески.

«Лети, России светлый ангел!Твой пламенник нам в помощь дан,То предсказал нам Агатангел,То прорицал нам Иоанн![230]»

«Venit, venit Moscal! Venit cavaleria di Imperat! slava luy domnodseu[231]! χαλαινε![232] халоса! халоса! ши ey[233] слузил государски!» – кричало одно греческое существо, тощее, как остов человеческий, служившее при б князьях молдавских и видевшее на своем веку много чудес, и между прочим еврея-колдуна, который вызывал заклинаниями всю нечистую силу в стакан, наполненный водою… Пир горой в стакане., шум, визг и крики;… но вот является старшой… садится нечистая сила за браный стол… судят и рядят… про судьбу гадающих, про клады, про пропажу, про виноватого, про вора… Стоит еврейский колдун над стаканом с огромным Талмудом, читает молитвы, заклинания и повторяет речи нечистой силы, предсказывает и – все сбывается!..

– Ты видел это? – Видаль, видаль, сама видаль! – повторяет грекос – Очень рад, но прощай, мой друг, мы еще встретимся с тобой.

CXLIX

Всякому известно, что 25 апреля 1828 года[234] переправа через границу была при м. Скулянах, при м. Фальчи и при с. Вадулуй-Исакчи, но не всякому известны затруднения переправ весной, во время разлития рек. При с. Вадулуй-Исакчи прутская долина шириною до 4 верст. Все пространство наводнено, но преодолеть все можно. В одну ночь готов мост и плотина чрез наводнение. Это селение называлось прежде Траян; вероятно, потому, что над ним, на горе, оконечность древней границы, называвшейся также Траян – via Trajani – Траянов вал.

В дополнение ко всему сказанному мною некогда о Траяновом вале[235] я должен заключить все изыскания и умствования следующим:

Бессарабия, Молдавия, Валахия, Булгария, Трансильвания и пр. и пр. изрезаны во всех направлениях подобными валами. Валы эти есть не что иное, как сухие, укрепленные границы.

В Бессарабии нижний Траянов вал отделял землю, принадлежавшую греческим колониям, лежавшим на берегу Черного моря, от народов, кочевавших в пустынном Буджаке.

Верхний Траянов вал служил границею между степями и верхнею богатою, населенною природою Бессарабии.

Г. Галац, бывший греческою и потом римской колонией, отделен ох Гетских пустынь подобным же высоким валом.

Во всех прочих местах – та же история.

CL

Итак, против с. Траян, почти в том же месте, где некогда была переправа постоянная и мост каменный, русские выстроили плотину и вступили в Молдавию.

Кстати о р. Прут. Волны ее родятся в горах Карпатских, гибнут в Дунае. Вообще ширина реки от 5 до 10 сажен. Вода от быстроты мутна, но здорова и имеет свойство минеральных крепительных вод.

От самой австрийской границы до м. Липкан пробирается она подле крутого, лесистого берега Молдавии. С нашей стороны долина открыта, населения часты. Так, помню я, в с. Мамалыге, объезжая пограничную цепь, заехал я на ночлег к почтенному старику эсаулу. Живо поворотил он своего калмыка, и чайник вмиг вскипел. Я предложил ему чаю с ромом ямайским. «Э, нет! – вскричал он.

– Убей меня господь бог громом,Не будь донским я казаком,Когда испорчу чай я ромомИли испорчу чаем ром!Нет! просто с чистым кипятком!Вот пуншт! уж точно пуншт дворянский!Да и коньяк! сшибет с коня!А конь-то, конь-то у меня!Во всей станице АтаманскойИ в стойле графского отцаТакого нет, брат, жеребца!..Эгэ! ин в койку, час законный:Я вижу, ты храпка уж дал!Я сам сегодня рано всталИ по дистанции кордоннойВерст полтораста пробежал!Ну, доброй ночи! доброй ночи!»С LI

Так как предыдущая глава началась переправою, то я хотел и заключить оную рассуждением о затруднении переправы смысла из главы в главу, из стиха в стих и т. д., но я должен был невольно отложить это предприятие до статьи об Архипелаге.

День ХХ

CLII

Иногда, вступая на поприще дня, я размышлял о Вселенной, о человеке, о жизни.

Вселенная есть…; человек есть…; жизнь есть…Подобные определения не совсем ясны; однако же время их дополнит и объяснит.

Рассматривая математически, Вселенная есть X, человек Y, жизнь Z. Дав самую огромную величину X (ибо что может быть более Вселенной в мире физическом?), мы тотчас определяем и Y и Z; но так как величина X произвольна, то и понятия о Y и Z, при различии оснований систем, столь же различны, как и степени от −∞ до +∞. По обстоятельствам, которые нисколько не относятся к учености и открытиям прошедших и будущих столетий, и несмотря на то, что настоящее живет на счет прошедшего, я должен определить силу магнитную.

Так как все необходимо оставляет на себе след, то сила магнитная есть не что иное, как след полета земного шара… Земной шар несется вперед полюсом южным, и потому след его остается на севере. Струи воспаленного эфира, проистекающие от постоянного разреза его полетом, есть направление магнитной силы от юга к северу… Из чего и можно заключить, что северное сияние есть видение следа быстрого полета земного шара.

Родство магнита с железом также понятно: железо есть не что иное, как струя кипения земного вещества в точке южного полюса от стеснения и воспаления эфира;… и, вероятно, направление струй этого металла в земле должно быть от юга к северу.

Вот что! Истина везде нужна.

СLIII

От м. Липкан до с. Костешты р. Прут течет большею частию между скалистыми берегами. При Костештах в первый день течения своего встретила она непреодолимую гранитную зубчатую стену, но стена раздвинулась перед волнами Гиераза[236], как море пред народом Израильским[237].

За Костештскими скалами вершина левого берега верстах в пяти тянется параллельно реке крутым обвалом. От вершины весь скат на несколько верст усеян курганами. Это место называется Сута Можиле (Сто Могил, или Курганов). Неровность места должна бы напоминать сильное землетрясение, страшную битву, но современники их, может быть, несколько уж тысяч лет как лежат под первым слоем земли, не заботясь о том, что иной живой много бы дал иному древнему мертвецу за рассказы о современных ему событиях.

Далее р. Прут течет более по болотистой и покрытой камышом равнине. От Скулян вправо змеится за рекою дорога в Яссы, влево – в Кишинев.

На сей последней Провидение сложило с князя Потемкина[238] блеск, почести и заботы и отправило его к источнику сил по пути невозвратному.

Ниже Скулян и Цецоры, где был лагерь Петра Великого, река Прут погружается более и более в камыши. Болотистая, покрытая озерами долина расширяется.

Во время наводнений берега топки, непроходимы. Но ты, странник, ты, посланный для усиления пограничной цепи по этой стихийной змее в 740 верст длиною, проплыл благополучно верхом[239]2.

250 кордонных донских коней в течение 4 месяцев несли тебя по водам так же отважно, как Юпитер нес дочь царя Агенора[240] с берегов Финикии до острова Крита.

Европа на рогатом вореПлыла верхом… Ей не до слез:Все молится, чтоб Зевс пронесЕе счастливо через море.Не бойся, дева, бурных вод:Тебя сам Зевс чрез них несет!CLIV

Кажется мне, что я сбился с дороги!.. В какой же из глав своротил я вправо или влево?… Кажется, в самом начале предыдущей… Подобные промахи часто случаются с людьми восторженными, влюбленными, беззаботными и рассеянными… Все эти достоинства могут заключаться во мне одном: восторженность в душе, любовь в сердце, беззаботность в праве, рассеяние в мыслях.