Рай-1

Корабль – он должен вернуться на корабль. Он должен как-то вернуться, иначе умрет здесь…

Внезапно в ушах зазвенело, и он врезался лицом в треснувший щиток. Чжан задыхался, пытаясь восстановить дыхание, но ничего не получалось, и он безумно кружился в черном небе. Он удалялся все дальше от корабля и от любого шанса на выживание. Хотя… подождите… подождите… Вот!

Он летел к темному объекту, достаточно большому, чтобы заслонить свет звезды. Ему было все равно, что это. За мгновение до столкновения он подтянул колени к груди. Тщательно рассчитав время, он выпрямил ноги, сильно ударив по темному предмету и отбросив себя назад, в сторону «Артемиды».

Большой предмет разлетелся на части. Чжан увидел, как из него начали высыпаться мелкие предметы, сотни теней неправильной формы, которые роились, заполняя пространство вокруг его треснувшего шлема. Он схватил один предмет – оранжево-коричневый, в форме червя, с узким хвостом на одном конце и неровной, скошенной белой гранью на другом. Он не сразу понял, на что смотрит. Это был ямс. Во всяком случае, какой-то клубень. То, что он пнул, было ящиком ямса? Какого черта?! Думать об этом было некогда. Он обернулся и стал искать глазами корабль. Сориентировавшись, он принялся хватать клубень за клубнем – казалось, их было бесконечное множество – и изо всех сил отшвыривать от себя, стараясь развить скорость.

Ему удалось столкнуться с «Артемидой» так, что удар пришелся в плечо, а не по треснувшему шлему. Он ухватился за край солнечной батареи. Повсюду плавал ямс, ударяясь о корабль, – клубни обрушились на «Артемиду» будто огромные градины, царапая белую краску. Чжан чувствовал, как они снова и снова ударяются о его спину, и понял, что ему нужно двигаться.

Оглядевшись по сторонам, он нашел то, что искал, – тонкий поручень, закрепленный на верхней оболочке «Артемиды». Вот за что можно ухватиться, пока он спасается от дождя из клубней. Он оттолкнулся от солнечной панели и, задыхаясь и вскрикивая, потянулся к поручню… почти… почти… вот! Вот оно.

Над ним пронеслась тень. Он пригнул голову – непроизвольная реакция, словно он боялся, что какая-то гигантская бесшумная птица сорвет его с корабля и унесет.

Глупо. Глупо.

На секунду Чжан просто завис, ухватившись за поручень. Он закрыл глаза и позволил себе вздохнуть. Позволил себе расслабиться.

Ямс.

Он хихикнул. А спустя мгновение рассмеялся по-настоящему и долго хохотал из-за абсурдности происходящего. Он умрет здесь – в этом он был почти уверен. Он умрет, но… ямс! Дождь из ямса!

Тень снова прошла над ним. Даже почудилось, что обдало холодом. Он открыл глаза и посмотрел вверх.

– О нет, – сказал он. – О нет, нет, нет!

Он схватился за поручень и начал подтягиваться как только мог, рука за рукой. Ему нужно выбраться. Ему нужно попасть внутрь, подальше от… от… надвигающейся на него штуки. Она была квадратной, большой и кувыркалась, летя сквозь пространство. Грузовой контейнер. Не ящик, как тот, в котором хранился ямс. Большой стальной контейнер длиной около десяти метров. Должно быть, он весил тонны. Достаточно массивный, чтобы размазать его, и двигался так быстро, что мог пробить себе путь прямо сквозь «Артемиду» и не останавливаться.

И он летел прямо на Чжана.

15

Держаться не было сил. Ее пальцы задрожали, разжались, и она камнем полетела вниз.

Она летела вдоль коридора, набирая скорость, и отчаянно размахивала руками и ногами, пытаясь ухватиться хоть за что-нибудь. Но было не за что. Голова кружилась, словно мозг совершал сальто внутри черепа. Она хотела закричать, но горло болело от вдыхаемых токсичных паров.

Коридор начал изгибаться, повторяя конструкцию «Артемиды». Она ударилась, достаточно сильно, чтобы перехватило дыхание. Было настолько страшно, что боли она даже не почувствовала, только резкое изменение скорости. Она быстро покатилась вдоль изогнутой и наконец остановилась в боковом коридоре, ударившись головой.

Она просто дышала, стараясь лежать неподвижно, уверенная, что, если пошевелится, ей станет больно. Если она замрет и сильно зажмурится, может, ей удастся спокойно умереть и больше не испытывать дикого ужаса? По крайней мере, сейчас это казалось наилучшим вариантом.

– Петрова, – сказал Паркер. – Ты меня слышишь?

Ей было все равно, слышит она его голос наяву или в своей голове. Она отчаянно хотела, чтобы он замолчал.

– Петрова, выйди на связь.

Она попыталась пошевелить головой, хотя бы чуть-чуть. Покачать и сказать, что нет, она больше не собирается отвечать ни на какие его вопросы.

– Петрова, ответь. Выйди на связь, Петрова. Это я. Ответь.

Она открыла рот. Зубы разжались, язык распух и, кажется, был прикушен. Было больно говорить. Было больно дышать. Но она справилась.

– Я здесь, – отозвалась она.

– Слава богу, ты жива.

Она приоткрыла один глаз и увидела над собой голубое мерцание. Ее лицо находилось внутри голограммы. Она перевернулась на бок, чтобы выбраться из изображения. Подняв глаза, она увидела, что он стоит над ней.

– Паркер? – позвала она.

– Послушай, Петрова, у нас не так много времени…

– Я в курсе, Паркер, – сказала она. – Просто дай мне секунду. Всего секунду, чтобы отдышаться.

Очень медленно она подняла руку и, оттолкнувшись от пола, села. Некоторое время она смотрела, как мерцает голограмма, – у Паркера хватило благоразумия помолчать. Постепенно она вновь обрела контроль над телом. Нужно было двигаться. Вонь горелого пластика становилась все сильнее. Она задыхалась на каждом вдохе.

Медленно, опираясь на стену, она встала. Кивнула и снова повернулась лицом к голограмме. Только ее там не было. На месте Сэма Паркера был только воздух.

– Подожди! – воскликнула она. – Вернись!

Ничего не произошло. Никто не ответил. Он был там, его… его голограмма была прямо там – она была готова поклясться. А теперь – ничего.

– Чтоб ты провалился. – Она понятия не имела, где оказалась. – Пара подсказок бы не помешала, – проговорила она и на всякий случай позвала: – Актеон?

Разумеется, ответа не последовало. Она была одна. И совершенно растеряна.

Она старалась смотреть на вещи рационально. Нужно попасть на мостик в передней части корабля. Каюты, откуда она начала свой путь, образовывали кольцо вокруг центра. Когда она летела по главному коридору, то в каком направлении? В сторону мостика или в хвостовую часть? Она не могла вспомнить.

Она ударила кулаком по переборке. Осторожно, потому как ей казалось, что каждая мышца в руке напряжена до такой степени, что сухожилия могут порваться, если она будет бить слишком сильно. Но ей нужно было как-то выразить свое разочарование.

– Хорошо, – сказала она. – Хорошо. В какую сторону… в какую сторону мне…

Взревел сигнал тревоги, от которого заложило уши. Петрова закричала, прижимая руки к голове.

– Нет! – простонала она. – Только не снова!

Голос Актеона был прерывистым, слова обрывались, когда он воспроизводил записанное сообщение:

– Столкновение неизбежно. Внимание. Столкновение неизбежно. Приготовиться к столкновению. Приготовиться к столкновению. Столкновение неизбежно. Приготовиться. Приготовиться.

Петрова шла по коридору, пошатываясь и прихрамывая, одна нога гнулась с трудом. Она понятия не имела, что делать, куда идти. Единственное, что заставляло двигаться, – шум в голове, визг сигнализации и голос.

– Приготовиться. Приготовиться. Неизбежно. Неизбежно.

Впереди показался перекресток. «Там должен быть какой-то знак, – подумала она. – Какой-то знак, указывающий, куда следует идти». До него оставалось пять метров. Четыре с половиной.

– Приготовиться.

Три метра. Она прислонилась к стене, борясь с желанием остановиться и отдохнуть.

– Неизбежно.

Два метра…

Затем словно молния ударила в корабль. Высокоэнергетическая плазма пересекла потолок и пробила пол в центре перекрестка. Буря света, тепла и огня пронеслась по кораблю, высасывая воздух из легких и обжигая кожу.

Петрова отпрыгнула подальше от столба огня, грозившего поглотить ее, сжечь дотла, превратить в пятно на палубных плитах. Впереди был люк. Когда воздух хлынул из коридора, когда жар угрожал поджечь ее волосы, она ударила по кнопке аварийного доступа, уверенная, что та не сработает. Она была уверена, что дверь не откроется.

Но дверь открылась. Невероятно, но открылась. Петрова проскочила внутрь, и люк захлопнулся за ней, отгородив от стены огня.

Петрова опустилась на пол и прижалась спиной к люку, пока тот не стал горячим на ощупь. Она отползла от него на четвереньках, не в силах вдохнуть достаточно кислорода, чтобы подняться на ноги.

Снаружи бушевала буря, а в маленькой каюте было темно. Очень темно. На данный момент она была в безопасности, но не могла понять, где находится. Она вообще ничего не могла разглядеть. Единственным источником света было мерцающее оранжевое сияние, проникающее через крошечное окошко в люке. В нем ничего не было видно, только тени плясали вокруг и принимали зловещие очертания.

Раздавшийся грохот заставил ее отползти назад, подальше от люка. Она услышала, как загремели болты и зашипел воздух, нагнетаемый в отсек. На люке появилась надпись ярко-красным цветом: «Люк запечатан. Условия нахождения снаружи смертельны для экипажа и пассажиров. Не пытайтесь открыть люк».

– Вашу мать, – сказала она, выдохнув весь страх, беспокойство и усталость. – Мать ва-ашу.

Ей не хватило кислорода, чтобы добавить что-то еще.

Затем на ее руку прыгнула зеленая пластмассовая обезьянка, и она нашла в себе силы закричать.

16

– Нет, нет, нет! – кричал Чжан. Он цеплялся за все, до чего мог дотянуться, за любую выступающую деталь «Артемиды», отчаянно пытаясь убраться с пути стального контейнера. Тот летел на него так быстро, что Чжан был уверен – от него мокрого места не останется…

А потом контейнер врезался в корабль прямо за его спиной.

«Артемида» вздрогнула. Сильно. Словно пыталась оттолкнуть контейнер, отправить обратно в космос. Чжан схватился за обломанный кусок трубы, вцепился что было сил, крича, выкрикивая те крохи кислорода, которые у него оставались. Позади него контейнер прорвал обшивку корабля, вонзился в нее, как отвертка – в корку дыни. Из раны вырвалась огромная струя огня и обломков.

Корабль застонал. Стон был похож на крик умирающего животного. Чжан понял, что на самом деле звука нет – это просто вибрация, проходящая через трубу, за которую он уцепился, вибрация, заставившая его зубы стучать.

Когда тряска прекратилась, Чжан быстро моргнул, пытаясь понять, что произошло.

Он выжил. Он выжил, и это главное.

Некоторое время он не шевелился. Наблюдал, как на потрескавшемся пластике лицевого щитка скапливается конденсат. Затем наблюдал, как он испаряется. Цикл повторялся с его дыханием. Он не знал, что хуже – невозможность видеть или осознание того, что сокращающийся запас кислорода буквально высасывается из шлема через плохо заделанную трещину в лицевой пластине.

От страха участилось сердцебиение, что заставило дышать чаще и тяжелее. Если бы он только мог успокоиться, кислород бы кончался не так быстро. Конечно, это трудно сделать, когда ты так близок к смерти.

Он посмотрел на запястье, где раньше находилось устройство – прибор, который должен был накачивать его анксиолитическими препаратами[17]. Вместо него он увидел маленький дисплей, встроенный в скафандр, на котором высвечивалось двузначное число. 29. Именно на двадцать девять минут ему хватит остатков кислорода. Вот только это число было ложью, и он это знал. У него оставалось бы двадцать девять минут, если бы не треснувший лицевой щиток. Так что у него оставалось – если назвать это единицами – двадцать девять единиц кислорода. Он не знал, насколько хватает каждой единицы. Вряд ли надолго.

Дрожащими пальцами он потянулся вверх и разгладил медицинскую ленту на щитке. Через несколько секунд она снова начнет скручиваться, загибаться и отходить от щели.

Он знал, что нужно двигаться. Понимал, как мало времени у него осталось. Перебирая руками, он тащил себя по корпусу «Артемиды», используя в качестве опоры все, что попадалось под руку: сенсорный модуль, торчащий из гладкой обшивки корабля, антенну, которая гнулась, когда он на нее опирался. Ни разу, ни разу он не отпустил обе руки одновременно. Ему казалось, что он ползет по днищу океанского танкера и если отпустит обе руки, то провалится в темные глубины непостижимого моря. На самом деле все гораздо хуже, понял он. У океанов есть дно. А космос бесконечен.

Это гораздо хуже смерти. Просто падать, падать и падать… Он знал, что умрет через несколько минут, что ему не придется смотреть, как перед ним вечно расстилается чернота, но это почему-то не помогало. В воображении он продолжал падать. Дрейфовать тысячи, миллионы лет. Если повезет, то в конце концов его затянет в гравитационный колодец Рая и сожжет в его атмосфере при температуре в миллионы градусов.

В противном случае существовал шанс, что он никогда не прекратит падение. Он просто продолжит дрейфовать все дальше и дальше во тьму.

Впервые за год он оказался без лекарств, которые стабилизировали настроение. Ему это совершенно не понравилось. Чжан взглянул на запястье. 16. С предыдущего раза прошло не более пяти минут. У него осталось шестнадцать. Не минут. Просто чего-то.

Он снова потянулся, хотя его визор слишком сильно запотел. Затаив дыхание, Чжан ждал, пока туман рассеется. Там, впереди, он разглядел место удара. Уже близко. Возможно, он успеет добраться до него до того, как умрет. Хорошая новость.

Что бы ни ударило по кораблю, оно было огромным и двигалось очень, очень быстро. От удара грузовой контейнер превратился в водопад расплавленного металла, пластика и еще неизвестно чего. Он прожег путь сквозь «Артемиду» и оставил в ее корпусе огромную дыру метров двадцати в поперечнике.

Чжан должен вернуться внутрь корабля – это единственный шанс на выживание, – а значит, ему придется лезть в эту дыру. Это было опасно. До смешного опасно. Он мог залезть туда и не найти ничего, кроме расплавленного металла и обломков. Но выбора у него не было.

Он посмотрел на запястье. Восемь. Осталось восемь единиц кислорода. Что бы это ни значило.

Приблизившись к воронке, Чжан почувствовал жар через перчатки скафандра. Он размял пальцы, чтобы разогнать кровь, а затем придвинулся так, чтобы заглянуть в отверстие.

Внутри он увидел ряд палуб корабля. Стены были прорезаны почти насквозь, клубились обломки, похожие на снежную бурю металлических хлопьев. Из трубы, отрезанной с такой точностью, что ее края блестели, вытекала какая-то темная жидкость. А за палубами он увидел темное пространство космоса и даже несколько звезд.

С нарастающим ужасом он понял, что «Артемида» не просто пострадала от удара. Ее пронзили. Пробили насквозь. Повреждения были невероятными. Немыслимыми. Чжан мало что знал о технике, но как врач он представлял себе, что может сделать с человеческим телом рана такого размера.

– Смертельно, – сказал он. При этой мысли у него по коже поползли мурашки. – Такая рана на сто процентов смертельна.

И Чжан дал себе слово. Он знал, что потребуется большая удача, но твердо решил, что умрет внутри, в тепле. Он доберется до шлюза, вернется внутрь и, если уж придется умереть, хотя бы снимет проклятый шлем и сделает последний глоток воздуха. Либо так, либо он умрет пытаясь. Скорее по привычке, чем надеясь увидеть что-то иное, Чжан посмотрел на запястье. «3», – гласила надпись.

Три единицы.

Не так уж много кислорода. Разум был затуманен, но все же он понимал, что этого, скорее всего, недостаточно. Ни для того, чтобы осторожно пробраться через горящую рану в корпусе «Артемиды», ни для того, чтобы безопасно добраться до шлюза. Ну, тогда к черту безопасность.

Он ухватился за край воронки и бросился в дыру. На него налетел шквал обломков. Что-то отскочило от шлема и оставило на пластике новую царапину. Что-то ударило по ноге, и ему показалось, что в бедро вонзили нож. Он поднял руки, пытаясь защитить лицо, и приложился о стену. Однако он был цел. Хорошо, да?

Он ухватился за торчащий кусок настила и втащил себя внутрь того, что когда-то было отсеком. Где-то здесь должен быть люк. Он должен найти его, пролезть внутрь и закрыть за собой. Тогда он сможет исполнить свое желание – умереть без шлема. Перебирая руками и медленно продвигаясь, он в какой-то момент заметил, что левая перчатка расплавилась – вероятно, когда он схватился за край дыры. Черный пластик был липким и бесформенным, пальцы срослись, и получилась скорее варежка, чем перчатка. На ноги он даже не смотрел.

«Люк. Найди люк», – сказал он себе. Люк…

Там. Да. Ему захотелось зарыдать от облегчения. В нескольких десятках метров от него был люк, и он выглядел неповрежденным.

Он должен был на что-то посмотреть. За чем-то проследить. Ах да. Запястье. Он быстро взглянул на дисплей, зная, что ему не понравится то, что он увидит. Да и не могло ему понравиться, потому что число там было меньше, чем три.

Но цифры не оказалось. Костюм перестал показывать остаток кислорода. Он постучал по боку шлема, чтобы активировать датчики скафандра.

– Дисплей, – произнес он, слегка задыхаясь, – кислород. Остаток.

В его поле зрения появились тусклые буквы:

«НИЗКАЯ МОЩНОСТЬ,

РЕЖИМ ОГРАНИЧЕННОЙ ФУНКЦИОНАЛЬНОСТИ».

Буквы замерцали, а затем исчезли.

«Вот черт».

Он задержал дыхание – это было нелегко – и прислушался. Тишина. Раньше постоянно слышался звук кислородного наддува. На дисплее не было цифры, но это не имело значения – Чжан знал, какая она была бы.

Ноль.

Люк был совсем рядом. Как врач Чжан знал, что выдыхаемый воздух по-прежнему богат кислородом. Можно вдохнуть тот же воздух два или даже три раза, прежде чем он станет совершенно бесполезным. У него оставалось несколько десятков секунд, а если задержать последний вздох, то, возможно, и еще несколько.

Люк прямо перед ним. Он все ближе, он…

Чжан открыл глаза.

Стоп.

Он не помнил, что закрывал их. Должно быть… должно быть, он на мгновение потерял сознание.

Времени не осталось. Он добрался до люка. Увидел панель аварийного доступа. Черная пластиковая кнопка, на которую можно нажать, и она откроет люк. Хорошо. Легко. Он нажал на кнопку.

Ничего не произошло.

Похоже, он не нажал на кнопку, ему просто показалось, что он это сделал. Усилием воли он протянул руку и шлепнул по ней еще раз.

Боковым зрением Чжан уловил черноту, как будто забрался в очень узкий и очень темный туннель. Казалось, что в голове что-то гудит на одной высокой, пронзительной ноте. Он понимал, что это плохо.

Люк открылся. Он не был уверен, это все-таки он нажал как следует или люк открылся сам по себе. Он забрался внутрь, полный признательности. Казалось, наконец-то все складывается как надо. Он знал, что ложная эйфория – одна из последних стадий кислородного голодания. Или отравления углекислым газом. Какое удовольствие в конце. Какой приятный бонус.

Как только он оказался внутри, люк автоматически захлопнулся за ним. Это было удобно. Он влюбился в этот корабль. «Артемида» была добра к нему.

– Люблю тебя, – пробормотал он.

А мгновение спустя понял, что это преждевременно.

В отсеке, куда он попал, – за люком – не было воздуха и света. В нем кружились обломки, как и снаружи. Как такое возможно? Он находился в помещении с четырьмя стенами…

Одна из которых была проломлена. За ней виднелась тьма, тьма и несколько бледных звезд.

– Это не…

«…честно», – собирался договорить он.

Но воздуха, чтобы закончить фразу, ему не хватило.

17

Петрова отшвырнула от себя зеленое что-то-типа-обезьянки, и та улетела через всю каюту, ударилась о дальнюю стену и разлетелась на две части. Одна из ног отломилась и задергалась.

Молодая женщина откинулась на стену и прижалась к ней спиной. Впервые она смогла хорошо рассмотреть зеленую тварь. На обезьяну она мало походила. Без головы, только шесть суставчатых конечностей и длинный гибкий хвост. Ни глаз, ни рта. Казалось, штука была сделана из какого-то дешевого пластика. Когда она вертелась на полу, хлеща хвостом по воздуху, суставы тревожно скрипели и щелкали.

– Какого черта? – с вызовом спросила Петрова.

Существо подбежало к панели технического обслуживания, расположенной с одной стороны закрытого люка. Крошечными многопалыми ручонками оно вскрыло панель и принялось в ней копаться.

– Плут, – послышался тихий металлический голос из динамика над кнопкой аварийного открытия люка. Голос был серьезным и исполненным мужественности. – Я Плут, корабельный робот.

– Я даже не знала, что на «Артемиде» есть робот. Какого черта ты так выглядишь? Как… как нелепый зеленый жук или… или на что там ты должен быть похож.

– Раньше у меня было другое тело. Оно мне нравилось гораздо больше. Оно было уничтожено во время нападения, поэтому мне пришлось создать новое. Это тело функционально, и его легко создать, вот и все.

Петрова покачала головой.

– Прости, что сломала тебе ногу. Ты меня напугал.

– Несомненно. Я пытался привлечь твое внимание.

– Не стоит так подкрадываться к людям. Подожди. Почему ты разговариваешь со мной через динамик на двери?

Обезьяноподобное существо подняло две сегментированные руки и пожало плечами.

– Когда я создавал это тело, то не поместил в него динамик. Не думал, что он мне понадобится. Корабль оснащен системой оповещения в каждом отсеке, в каждом коридоре. По крайней мере, так было.

– Не понимаю.

Робот вздохнул. Вот только вздох был произнесен совсем не тем голосом, который он использовал раньше, – почти женский вздох, который казался слишком человеческим. Как будто это была запись вздоха, который робот уже когда-то слышал. Образец.

– Дела идут хреново. Может, ты заметила?

– Капитан Паркер сказал, что нас атаковали, – ответила она.

– Ты говорила с ним? Как? Связь отключена по всему кораблю… К черту, неважно. Есть более насущные вопросы. Например, как нам пережить следующие несколько минут. Это будет нелегко. Практически все системы на этом корабле не работают. Навигационная система, энергоснабжение, двигатель. Ничего не осталось.

– Не осталось? Ты имеешь в виду, они повреждены?

– Я имею в виду, что их нет. Изничтожены. У нас все еще есть система резервного питания и минимальное жизнеобеспечение, но это все. У нас нет оружия, и у меня нет доступа к датчикам, поэтому я даже не знаю, что или кто нас атакует. Мы могли бы попытаться улететь, но, учитывая полученные фатальные повреждения, я уверен, что если мы запустим основные двигатели, то «Артемиду» просто разорвет пополам.

– Черт, – резюмировала Петрова. – Мы в полной заднице.

– Да, эта фраза входит в мой доклад о ситуации.

– Нам нужно поговорить с Актеоном.

Искусственный интеллект, по крайней мере, должен иметь представление о происходящем. Он лучше нее знает, каким должен быть их следующий шаг.

– Конечно, это очевидная вещь. Только есть одна проблема.

Сердце Петровой замерло. Она боялась даже думать о том, что стало с Актеоном.

– Только не говори, что Актеона больше нет.

– О нет, он почти цел. – Обезьяноподобное существо ухватилось за провод в глубине панели техобслуживания и тянуло до тех пор, пока он не порвался. Внутри люка что-то заскрипело, и Петрова почувствовала странный приторный запах гидравлической жидкости. – Он все еще контролирует корабль. Он просто сошел с ума.

– Что? – Петрова покачала головой.

– Подожди секунду. Мне нужно вот это, – сказал робот, и одна из его крошечных рук подняла конец оборванного провода как приз. – Общекорабельная связь отключена. Опасно даже пытаться вызвать мостик по основному каналу. Вот это поможет мне установить прямую линию. Подождем капитана.

Петрова взволнованно кивнула. Да. Да! Паркер знает корабль. Знает, что делать, знает, как исправить все, что пошло не так.

– Петрова? – раздалось из динамика. Голос Паркера звучал напряженно и отчаянно. Ничто и никогда еще так не ласкало ее слух. – Ты здесь? Где ты? Как близко к мостику?

Она почувствовала, как на глаза навернулись слезы. Взяла себя в руки, вздохнула и проговорила:

– Капитан. Рада снова слышать твой голос. Я… не совсем уверена, где нахожусь. Где-то рядом с моей каютой. Я с корабельным роботом.

– Слава богу. Я не был уверен, что мы вовремя вывели тебя из криосна. А что с Чжаном? Он там, с вами? Я не могу найти его на своих экранах. Конечно, при текущем состоянии бортовых сенсоров это мало о чем говорит, но… скажи, что он с тобой.

– Доктор Чжан сейчас за пределами корабля, – ответил Плут. – Прямо совсем за пределами. В космосе.

– Подожди, – сказала Петрова. – Он вышел в открытый космос?