Он(а). Книга 1

Взирая на всё это, Эонару не чувствовал страха и смутно ощущал что-то знакомое во всём происходящем. Шагнул на платформу подъёмника и нажал кнопку, не ожидая, что он сдвинется с места. Несмотря на крайне ветхий внешний вид, он чуть дернулся и абсолютно бесшумно заскользил вниз. Словно был новым, и все его движущиеся части и подшипники были обильно смазаны. Только где эти движущиеся части? Эонару попытался понять, как движется подъёмник: ни тросов, ни рельс, ни направляющих. Шахта была, визуально, ровным квадратом, выложенным так же, как и тоннель.

Эонару посмотрел вниз через решетчатый пол – там, метрах в пятидесяти, видел что-то наподобие очень длинного окна, откуда лился беловато-серый свет. Затаив дыхание, парень стал ждать, когда подъёмник достигнет «окна».

Абсолютно безжизненный ландшафт предстал перед ним. С высоты облаков он видел серую пустыню на многие километры вокруг. Гигантские воронки зияли по всей поверхности до самого горизонта, часть из них уже была припорошена песком. Спустившись ниже, Эонару увидел скелеты зданий и остовы разрушенных городов. Других цветов, кроме серого и бежевого, не было. Где-то далеко стояли горы, на которых угадывались останки исполинской цифры «один». Не в силах что-либо подумать, Эонару так и стоял, пока подъёмник вновь не вошёл в цельную шахту. Неизвестно, сколько он двигался вниз, как появилось второе окно.

Небо было очень странным, с желтоватым оттенком. Огромные рваные плиты свисали от самых небес до земли, словно мир, что был выше, являлся потолком для этого. Стоило этой мысли проскочить, как Эонару начал догадываться, куда он попал. Словно уродливые цветки распустились на небе, часть плит обрушилась на землю. Толщина каждой такой плиты была десятки километров, и кромка терялась где-то вдалеке. Из разорванных краёв виднелись искорёженные трубы, листы металла, змеи проводов. Ржавая поверхность плит была вся в трещинах, изломах и воронках. Одна из плит, лежавшая, если судить по масштабу, километрах в десяти-пятнадцати, имела какую-то надпись на стороне, обращённой к «небу». Присмотревшись и подождав, пока немного рассеются оранжевые облака, Эонару увидел, что написано…

– Второй уровень, – прошептал юноша.

– Главная защита от внешних угроз и основной источник энергии для первых уровней, – словно цитировал бесцветным голосом описание увиденного. – Разрушен до основания…

Земля, свободная от упавших плит, была таким же апокалиптическим местом, как и Первый уровень. Эонару уже понял, где он и что увидит дальше: Третий уровень, а дальше призрачный Четвертый. Запечатанные в его голове десять лет назад… Подъёмник покинул Второй уровень.

С трепещущим сердцем Эонару ждал следующего «окна». Ждать пришлось долго. Облокотился об ограждение и откинул голову на прут. Уже начала закрадываться мысль, что ничего дальше нет, а снизу не было видно «просветов». Подъёмник остановился. Щелкнули стопоры. Сзади поднялась стена. Юноша обернулся.

Через быстро бегущие облака на лазурном небосводе мерцали лучи холодного солнца. Было довольно зябко. Ветер трепал одежду. Вдали стояла перед Эонару исполинская серая стена, высотой, казалось, выше неба и убегающая по обе стороны за горизонт. Напротив взгляда, от низа до верха стены, были ворота с сильно обшарпанной обшивкой. На гладкой поверхности зияли выбоины и небольшие, в сравнении с размерами самого сооружения, воронки. На левой части ворот обшарпанной и выцветшей красной краской было написано: «Четвертый уровень». Наверху виднелись какие-то трубы или шпили – с земли было не разобрать.

– Остовы оборонительных орудий, – шёпотом, чуть улыбаясь, произнёс Эонару. – Всё, как я и представлял…

Выход с подъёмника находился на небольшой возвышенности, и оттуда открывался вид на равнину перед воротами: дорога, по большей части, уцелела, но остальная часть поверхности была как лунный ландшафт. Всё было перепахано на несколько метров вглубь.

Твёрдым шагом Эонару направился по дороге к воротам. Идти километров шесть. Чем ближе подходил к воротам, тем сильнее захватывало дыхание от размеров сооружения. В паре километров от ворот послышался оглушительный скрежет металла – что-то обрушивалось с обеих сторон врат. Эонару посмотрел наверх, в район петель, и увидел, что рыжими водопадами оттуда сыплется ржавчина. Земля задрожала. Ворота пришли в движение. Юноша остановился. Створки врат открывались наружу, к Эонару. Толщина их была не меньше пары сотен метров. Или километров? Когда на противоположной стороне засияла щель шириной в несколько метров, ворота с грохотом остановились.

Парень шёл, как в гипнозе, не веря своим глазам. Они должны быть закрыты навсегда! Механизм закрытия ворот был изнутри! Его нельзя открыть извне! Он не знал, что увидит по ту сторону. Щель была белого цвета и не пропускала ничего с противоположной части. Минут тридцать занял путь от момента открытия ворот до приближения к выходу из щели.

Остановившись в шаге от белой завесы, Эонару подумал, что может никогда не вернуться домой, и всё равно сделал шаг. Место за завесой было чем-то вроде балкона перед космической бездной.

Не успел Эонару осознать что-либо, как в него врезался световой луч. Крик не успел родиться в горле, зрачки расширились до границ радужки, сердце пропустило удар и остановилось, вздохнуть было невозможно, голова была готова взорваться, тело словно раскатывали катком, ломая каждую кость. Он желал потерять сознание, чтобы не чувствовать всего этого. Словно его услышали – и сознание на миг угасло.

Открыл глаза. Он понял. Все понял. Кто он. Что он. Что это за место. Как сюда попал. Как отсюда выбраться. Зачем он тут. Странное ощущение пришло в его сердце. Вначале это было просто неприятное покалывание, словно небольшой электрический ток проходил где-то в груди. Некомфортное чувство со огромной скоростью стало накатывать всепоглощающей болью, пока сознание не прострелило вспышкой на живую разорванного самое себя Эонару.

Горячая обжигающая кровь затопила разум, спазмы ходили по рваному краю юноши. Сквозь этот первозданный ужас боли начал сформировываться образ второй половины Эонару, способной закрыть эту страшную рану. Образ, что выжигался не только в пульсирующей плоти бьющегося сердца, но и в ткани самого Мироздания реальной Вселенной. Каждый рыжий волос, каждая родинка и морщинка на лице, морские неземные цветки глаз, потухшие перед лицом абсолютной пожирающей Тьмы. Биение в унисон, даже на огромных расстояниях. Удар в удар. Вспышка света и в раскаленном рассудке выплавился облик его истинной любви!

– Симона!!!

Красный туман рассеивался перед взором. Он все понял. Сердце отдавало болью с каждым толчком, она ушла за границы подсознания, но осталась ждать за углом удобного случая, чтобы напомнить о себе. Моя Симона! Счастье обретения смешивалось с ужасом, что ждало его половинку в совсем недалеком будущем, если ОН ничего не сделает. Обратный отсчет идет уже почти год. Где он все это время был?!

Тысячи, миллионы электрических импульсов прошивали тело и извивались внутри головы Эонару, создавая новые или давно забытые и утерянные связи. Связи со своей Душой. Со своей огромной Вселенной, населенной не только жизненным опытом, но и памятью предков и сотен поколений до. Галактика с ее мириадами звезд и живых миров, хранящие тайны самого Мироздания, преклонила голову в приветствии перед ее Носителем.

Смотрел на далекую мерцающую точку, едва различимую на безгранично-черном полотне. Руки и тело, минуя осознание, сами начали совершать странные, на первый взгляд движения: поворачивая Вселенную, свою Вселенную и приблизил далекую и бледную звездочку и пришел в ужас от увиденного…

Глава 9. Забытые

3801 год по местному летоисчислению.

День на Рассветных Сумерках клонился к закату. Голубое небо над головой уходило в синеву к горизонту. Прибой шептался с вечерним бризом о чём-то своём. Волны весело набегали на песчаный берег и с шумом уходили обратно в море. Ноги Аделии занесло песком по самую щиколотку, приносимым водной стихией. Подол платья полностью промок, но, похоже, её это не волновало. Жасмин сидела рядом, закатав платье до колен и глядя куда-то вдаль. Девушки молчали.

Прошло больше ста лет с момента возведения барьера. Война с демонами закончилась сравнительно недавно, около тридцати лет назад. После установки заслона энергия Ядра сильно уменьшилась, и граница противодействия Тьме сместилась к Внутренним мирам. Тогда была прорвана линия обороны по всему периметру. Рубеж Света ушёл далеко в тыл. Демоны, не сдерживаемые светлой магией Ядра Души, превратили всё в адскую бойню…

Сколько погибло в следующие десять лет, никто и не пытался подсчитать. Тысячи цивилизаций, миллиарды живых миров, четверть оставшегося жизненного пространства и многое другое было потеряно. Стражи не могли быть везде и сразу, им пришлось принимать много страшных и тяжёлых решений: отдать на растерзание скопление из двухсот звёздных систем, чтобы спасти несколько тысяч в других местах; превратить целую живую систему в огромную термоядерную бомбу, чтобы уничтожить прорвавшиеся орды мриц и демонов, или позволить закончиться эвакуации, но потерять в итоге несколько тыловых систем без какой-либо защиты.

Руки были не по локоть, а всё тело Стражей было в крови тех, кого они не могли больше защитить. Сила и возможности девушек уменьшились за это время вдвое и продолжали испаряться. Никто им ничего не говорил в упрёк, никто не проклинал за потери триллионов жизней, все понимали, что без них всё бы рухнуло за считанные годы.

Как только линия фронта докатилась до границы живой Вселенной, защитники смогли дать отпор демонам и уйти в глухую оборону. Фронт стабилизировался, все цивилизации встали под ружьё: женщины и дети, старики и калеки – все, кто мог держать оружие. Впервые за десять лет войны не была отдана и пядь земли. Несмотря на барьер, количество оставшихся демонов в сто раз превышало суммарное количество выживших, поэтому следующие несколько десятилетий прошли в окопах, пока не была уничтожена последняя тварь на границе живой Души. Стражи делали вылазки в тыл демонам, уничтожали их гнёзда, сжигали целые мёртвые системы, где они оказались заперты, если среди них не оказывались демоны-порталы.

Демоны-порталы – созданные исключительно для того, чтобы создавать переходы между звёздными системами. Крайне уязвимые к физическому воздействию адские создания, особенно когда держат портал открытым, но неуязвимые к магии. Другие демоны защищают их с особой яростью и не пожалеют любого количества себя, чтобы не дать убить демона-портала. Самая неприятная способность этого демона, помимо возможности перемещения между звёздными системами – невозможность использовать заклинания аннигиляции пространства, где находился портал, и в радиусе нескольких звёздных систем тоже. Из-за этого нельзя было уничтожить всех на расстоянии, только в рукопашном и ближнем магическом бою. За демонами-порталами в основном и охотились Стражи.

Когда убили последнего, девушки устроили геноцид всем тварям и сожгли все мёртвые звёздные системы за пределами живой Вселенной вместе со всеми адскими созданиями, превратив их в топливо для угасающего Ядра. Добавили около сорока лет, что примерно пять месяцев к жизни Симоны. Девушек устроил такой размен.

Следующие годы прошли не менее напряжённо. Энергия после появления барьера перестала приходить и извне, и все миры переключились на подпитку от Ядра Души. Аделии и Жасмин пришлось пойти на крайние меры, чтобы сократить расход энергии Ядра. Были потушены все малозаселённые звёздные системы, жители переселены во внутренние области. Яркость и температура всех звёзд была уменьшена до минимального уровня, чтобы поддерживать климат, пригодный для жизни. На вечно тропических планетах появились времена года. Где-то впервые увидели снег, а в системах, удалённых от Ядра, появились области вечной мерзлоты. Сколько флоры и фауны погибло от смены климата – девушки боялись представить.

Они несли это бремя, принимали непопулярные решения, нужно было протянуть как можно дольше. Нужно выжить. Даже если в конце останется одна живая планета, но Ядро будет перезапущено – всё было не зря. У них хватит сил всё восстановить. А сейчас… Тридцать лет Стражи носились по Вселенной и пережигали все пустые или бесполезные планеты, звёзды, астероиды, кометы – всё, что было не нужно для выживания, даже луны живых планет пошли на топливо Ядру. Неделю назад они сожгли последнюю тонну материи. Прибавили пятнадцать лет или месяц с небольшим. Не то, на что они рассчитывали, однако не роптали. Они сделали всё, что могли, и вернулись на свою родную планету – Рассветные Сумерки.

Рассветные Сумерки, или Рассум – материнская планета Стражей в звёздной системе Лилиан, которая обращается вокруг Ядра. Самые крупные объекты после него. Рассум, если поместить в Солнечную систему, был бы дальше орбиты Юпитера, а голубая звезда Лилиан – дальше орбиты Плутона.

Из-за обращения системы Лилиан-Рассум вокруг Ядра ночь на поверхности планеты практически не наступает, максимум – сумерки. Несмотря на огромные размеры, гравитация на Рассуме в среднем в десять раз выше земной, но есть места, где она умеренная и сравнима с гравитацией Земли. На таких участках были расселены беженцы из внешних миров. На остальной поверхности планеты могли нормально жить только Стражи. Впервые за полторы тысячи лет Жасмин и Аделия были дома.

Сёстры молчали.

– Аделия, мы сделали все, что могли? – ровным голосом спросила Жасмин, не отводя взора от прибоя.

– Все. И даже больше… – таким же тоном ответила Аделия. – Ты все еще веришь?

– Да, это единственное, что меня удерживает от желания впасть в отчаяние…

– Симона… Как она там? – подняв голову к небу, промолвила Аделия. – Думаешь она поняла, что умирает?..

– Мы стерли из памяти барьером все намеки на скорую смерть Симоны, – еле слышно произнесла Жасмин. – Физические признаки точно проявились, но придала ли им значение…Упрямая девка!

– Пока не свалит с ног, будет игнорировать до последнего, особенно сейчас, когда мы не можем никак повлиять и намекнуть… – последние слова уже захлебывались в рыданиях Аделии. Она закрыла лицо руками и уткнулась в коленки, её плечи содрогались в такт плача.

Жасмин смотрела вдаль стеклянными глазами. Внутри всё сжалось от боли, сердце надрывалось от скорби и печали, но слёз уже не было – она вылакала их все за это столетие и ей казалось, что она разучилась плакать. Картины погибающих миров, взрывающихся сверхновых со всеми живыми планетами для остановки демонов, проносились перед глазами. Крики и вопли, бросаемых в ад, людей многих цивилизаций. Реки крови. Пожары и глобальные разрушения. Пустота поселилась в сердце Жасмин. Она вспомнила последний день, когда Симона была частью их, когда они чувствовали ее. Больше ста двадцати лет назад. Целая вечность.

Жасмин пододвинулась к сестре и обняла её, положив голову на плечо. Слёзы капали с подбородка Аделии, она не могла остановиться. За все эти десятилетия Аделия не проронила ни слезинки, держалась как струна, даже когда было видно, что её распирают чувства. Она была сильной за них двоих, а Жасмин рыдала за двоих, Аделия всегда успокаивала её, говорила нужные слова, обнимала, шептала: «Всё будет хорошо», гладила по волосам. А потом – следующий день и новые кошмары войны, ещё страшнее предыдущих.

Аделия наконец смогла дать волю всему тому, что накопилось почти за полтора века. Плач перешёл в вой, она задыхалась, упала на колени Жасмин, Аделию били судороги, одной рукой сжимала пригоршню песка, а другой стискивала руку Жасмин. Спустились сумерки, шум прибоя нарушали рыдания Аделии.

– Мы не одиноки, Адель, – начала ласковым голосом Жасмин. – Симона всё ещё с нами, а мы с ней. Да, мы отрезаны от неё, но мы поддерживаем жизнь в её сердце. Разве это не прекрасно? Мы на родной планете, спустя пятнадцать веков отсутствия, наблюдаем изумительной красоты закат. Разве это не прекрасно? Мы забыты Симоной, но это наш выбор, ради того, чтобы она жила, чтобы у неё был шанс. Разве это не прекрасно? Каждая из нас отдала бы жизнь за возможность избавить Симу от этого ада, что тут происходит… Ведь так, Адель?

Рыдания Аделии практически стихли, лишь изредка её передёргивало, да глубоко и хрипло дышала. После долгого молчания:

– Да… Ж-ж-жас-с-мин-н… – Аделия поднялась на колени, её лицо было бледное и опухшее, на подбородке всё ещё висели, играя в закате цветными отблесками, капли слёз. – Он-н пр-при-прри-дет-т?

– Должен, должен, Адель, – твёрдо сказала Жасмин, наблюдая за медленно плывущими сиреневыми облаками бездонными глазами. – Я верю в это. Нам. Больше. Ничего. Не. Остаётся.

Жасмин крепко обняла Аделию, та ответила тем же, вцепившись руками в спину сестры. Ручьи слёз вновь потекли из глаз Аделии, но это уже были беззвучные слёзы. Слёзы радости, что они есть друг у друга.

Одинокая слезинка выкатилась из глаза Жасмин и покатилась по лицу. Надежда и они сами – всё, что осталось у них в этом умирающем мире.

Глава 10. Обещание

Что чувствует человек, когда сталкивается с неизведанным? Или с невозможным? Страх и смятение? Оцепенение и ужас? Панику и отчаяние? Что должен был чувствовать Эонару, когда столкнулся с тем, чего не может быть в реальном мире? Когда погрузился в собственную душу? Когда увидел развалины собственных миров, построенных им же и им же уничтоженных? А когда узрел свою Вселенную – огромную, яркую, но безжизненную? Эти и ещё тысячи других вопросов бродили на окраине сознания, человеческого сознания. Истинная сущность Эонару пробудилась, дала ответы на многие вопросы, но самое главное – он понял, что теперь является не совсем человеком. Не сказать, что его это сильно беспокоило, но, вернувшись во внешний мир, нужно было быть осторожным. Клеймо безумца ему было не нужно. Особенно сейчас.

С того самого балкона он рассматривал Вселенную Симоны, точнее, то, что от неё осталось. По сравнению со своей Вселенной, она была по яркости такой же, как если бы сравнивать мегаполис и деревню на три двора. Редкие тусклые звёзды бесцельно летали по своим орбитам, огромные области тьмы и пустоты рваными пятнами зияли на блеклом световом полотне. Пояс мёртвых миров медленно вращался вокруг Души Симоны. Чем дольше Эонару смотрел, тем больше воспоминаний, принесённых с лучом, выныривало из тени памяти.

Симона. Душа. Истинная природа Симоны. Стражи. Аделия. Мрицы. Самюэль. Сражение. Кровь на белом платье. Жасмин. Смерть сестёр. Обретение. Падение рубежа от Тёмных миров. Демоны. Заражение Ядра Души. Угасание и остановка. Сёстры. Отправка луча. Установка барьера. Потеря части памяти…

Словно в ускоренном воспроизведении проносились события последних ста двадцати двух лет в сознании Эонару. Он сжал кулаки в бессильной ярости, что костяшки пальцев побелели. Где он был эти сто с лишним лет? Сколько ещё есть времени? Симона?

Приблизив Ядро Души Симоны, он смотрел, стараясь как можно более адекватно оценить масштаб катастрофы. На Ядро можно было уже смотреть даже не щурясь. Вся поверхность была затянута раскалённой пеленой тёмного, медленно остывающего металла. Словно венами, Ядро было оплетено стыками сварившихся друг с другом пластов. Термоядерные реакции в душе остановились больше ста лет назад.

– Сто пятьдесят лет, минимум… – прошептал Эонару. – Год-полтора в реальном мире. Это максимум, на что я могу рассчитывать. Сёстры сделали всё, что могли…

Он отпустил изображение Души Симоны, и оно вновь стало блеклой звёздочкой за пределами его Вселенной. Мысленно открыл переход во внутренние миры своей Души, попал сразу в пункт управления. Свет зажёгся, как только он вышел из портала.

Помещение было полукруглой формы, радиусом метров двадцать. Всю изогнутую стену занимал экран, у плоской стены была вытянутая кафедра с различными кнопками, переключателями, маленькими экранами и индикаторами. Потолок уходил метров на десять вверх и был белым, как большая часть помещения. Светло-серые краски служили лишь контрастом на белоснежном фоне. Посередине кафедры стоял единственный стул со спинкой.

Эонару огляделся, прошёл вдоль кафедры, скользя правой рукой по краю столешницы. Она была тоже светлой и тёплой – то ли такая порода дерева, то ли камень. Дошёл до стула, отодвинул его, что-то набрал на клавиатуре и нажал «Ввод». На большом экране побежали цифры, графики, описания и расчёты. Юноша смотрел жадным, испытующим взглядом и переваривал полученные данные. Когда строки закончились, внизу появилась короткая очередь символов:

10001 : 10000

Эонару слабо улыбнулся. Огонёк заиграл в его глазах. Ни к кому не обращаясь:

– Не самый плохой расклад. Верно?

Он вышел из помещения – снаружи занимался рассвет. Пункт управления находился на плато высокой скалы на берегу моря с отвесными стенами. С противоположной стороны был густой вековой лес, сплошной грядой закрывавший горизонт. Подойдя к краю, Эонару смотрел на первые лучи восходящего солнца.

– Симона, я приду к тебе! Я вырву этот ничтожный шанс из лап самой смерти! – кричал Эонару твёрдым, как камень, голосом. – Я найду тебя! Слышишь, Симона! Найду! Даже если придётся разменять свою жизнь на твою, я пойду на эту жертву! Ради тебя! Обещаю!

Голос эхом разносился над морскими просторами, смешиваясь со звуками леса и рассыпающихся о прибрежные камни волн.

– Я люблю тебя, Симона… – шёпотом продолжил Эонару. – Ведь ты моя родная половинка, мы части одного целого… Я не могу позволить тебе уйти!

Глава 11

Пустота

Симона вышла из «аквариума» – так называли комнату для записи песен, и села на пуф, погружённая в свои мысли. Прошёл почти год с того момента, как она изменилась, как перестала радоваться жизни, как её перестало цеплять то, что когда-то было важно. Её упрекали, что её выступления, при идеальном исполнении, лишились «душевности», но никто не мог объяснить, что подразумевалось под этим словом. Теперь она старалась избегать друзей по группе, не ходила на совместные мероприятия и посиделки. Вечные отговорки: занята или нехорошо себя чувствует.

Последнее было почти правдой. Стала часто болеть голова, появлялась спонтанная слабость. Всё это она списывала на перегруженность работой. Несколько месяцев назад у неё, в месте чуть выше сердца, начали выступать вены, медленно ползущие от месяца к месяцу дальше по телу. Они проступали, как рельеф под кожей, без своей естественной синевы, словно из-под более глубоких слоёв пытались вылезти наружу. Чем дальше распространялись вены, тем толще они становились у своего «истока». Сейчас они достигли плеч, основания шеи и начали заворачиваться за спину.

Даже тут Симона не особо волновалась. Не болит же. Чувствует себя в целом прекрасно. Как что-то побеспокоит по-серьёзному – обратится к врачу. По этим причинам стала носить одежду с высоким воротником или горлом. Где-то далеко, на самом краю подсознания, иногда мелькала мимолётная мысль, что её дни сочтены, но ни разу она не материализовалась во что-то более осознанное. Разверзнувшаяся пропасть между Симоной и Душой была непреодолима.

Ещё год назад Симона была жизнерадостной и неунывающей девушкой, довольно прямолинейной, но не жестокой. Со своими причудами. Доброй и немного сентиментальной. Строгой к себе и другим, если речь шла о работе или обещаниях. Она спасла группу много лет назад, когда все были готовы рвать друг другу глотки. Её голос узнавали миллионы. Переболела «звёздной болезнью» и стала спокойной, даже кроткой, не выпячивая своё положение. Была.

Постепенно, в течение этих десяти месяцев, её перестали узнавать даже близкие. Внешне она не изменилась, но внутренне… Её действия, общение всё больше походили на машинное, неестественное.

Симона сидела, немного сгорбившись, и смотрела в одну точку где-то под полом. Она осталась вдвоём со звукорежиссёром Ником. Ник вышел из студии и подсел к девушке.

– Что с тобой происходит, Симона, ты сама на себя не похожа, – начал разговор Ник.

– Что вы все заладили: «Симона, Симона. Что с тобой?» – абсолютно ровным, ничего не выражающим голосом ответила девушка. – Со мной всё хорошо.

– Может, что-то случилось, о чём ты не можешь рассказать? Можешь не говорить, что именно, просто скажи, что так и есть… – горячо выпалил Ник. – Симона сейчас и Симона год назад – два разных человека. Порой мне кажется, что передо мной робот в обличье Симоны, а не живой чело…

Симона повернулась к Нику и посмотрела ему в глаза. Когда-то бирюзовые, живые очи Симоны посерели, ничего не выражали, не двигались и не моргали. За ними была бездонная равнодушная пустота, сдерживаемая только этими глазами. Ник отпрянул, заглянув в бездну, и опустил взгляд. Симона ничего не ответила и отвернула голову. Рыжие волнистые волосы спали с плеч, словно закрывая Симону огненным водопадом от Ника. После продолжительного неловкого молчания:

– Всё хорошо, Ник, не беспокойся за меня, – всё тем же серым голосом, со стальными нотками. Встала, взяла сумку, переобулась в уличную обувь. – До завтра, Ник.